Белый Север. 1918

Глава 1 Конспирация, едрить ее налево

— Товарищ Ростиславцев, едрить твою налево! Пошто вылупился, как баран на новые ворота? — орал на Максима незнакомый коротышка. — Кого тут ждешь, чекистов? А они-то тебя как заждались! А ну, давай в дом! Пошевеливайся!

Коротышка выскочил из некрашенного двухэтажного дома, на который Максим действительно уже с минуту тупо смотрел, силясь сообразить, как же он попал на эту грязную деревенскую улицу. Последнее, что удавалось вспомнить — визг тормозов на парковке бизнес-центра… а теперь он здесь.

Суетливо оглянувшись по сторонам, коротышка схватил Максима за плечо и решительно втянул в калитку. Выглядел он перепуганным и совершенно безобидным, потому Максим счел за лучшее последовать за ним. На третьем шаге поскользнулся — обувь была чужая, сапоги совершенно не фиксировали голеностоп. Коротышка успел подхватить Максима под локоть, чем спас от позорного падения в покрывающую двор жирную грязь.

Под возмущенное кудахтанье кур и под презрительным взглядом свиньи они пересекли двор и поднялись на невысокое крыльцо с торца дома. Ржавые дверные петли противно скрипнули. Пришлось изрядно сгорбиться, чтобы не приложиться головой о притолоку. За дверью оказалась обшарпанная комнатушка с деревянной мебелью.

— Вот тут я и квартирую, — энергично жестикулируя, пояснил коротышка. — Обстановка дрянь, зато вход отдельный. Боялся, ты дом по адресу не сыщешь, тут ведь дома нумеровали еще при царе Горохе… А ты дом-то нашел, зато после встал перед ним как вкопанный, нет бы сразу войти… я извелся весь, на тебя глядючи. Ладно хоть товарищи карточку твою показывали, поэтому признал тебя, а так решил бы — баста, засекла Чрезвычайка нашу явку! Хорошо, сенокос в разгаре, соседи все в полях… Так будем знакомы, — коротышка улыбнулся щербатым ртом и протянул грязноватую ладонь. Максим машинально пожал ее и подавил желание вытереть руку о штаны. — Я Бечин, Михаил, можно просто Миха. Сам не местный, архангельский. А ты Максим Ростиславцев, так?

Максим растеряно кивнул. Он действительно всю жизнь был Ростиславцевым, вот только коротышку Миху видел впервые и ни по какому адресу этот дом не искал — просто оказался вдруг напротив него. Какая карточка, какие еще товарищи?

— Да ты сядь, в ногах правды нет!

Миха махнул на скамью и сам бухнулся на топчан, но тут же вскочил и возбужденно забегал по комнате. Максим, чуть поколебавшись, сел. Он и правда чувствовал себя усталым. Ноги гудели, голова шла кругом.

— Давай сразу к делу, а? — выпалил Миха. — Бумаги для консула при тебе? И золото?

Максим на всякий случай кивнул, хотя понятия не имел, о чем речь.

— Аллилуйя! — Миха комично воздел руки к низкому потолку. — Наконец-то Чаплин, Бонапарт наш губернского разлива, сможет легализоваться и в кои-то веки начать действовать! А то он уже сверг власть Советов по всей области и комиссаров на фонарях перевешал — правда, пока только мысленным путем. Потому как без документов ему кирдык, того-этого. От него царским офицером несет за версту, вот он носа на улицу и не кажет. Сам извелся уже от безделья и товарищей всех извел.

Максим глубоко вздохнул. Болтовня суетливого Михи начала изрядно утомлять. Да и одет он странно — молодой вроде мужик, а шмот дедовский какой-то… Наверно, сельский алкаш, словил белочку и бредит. Хотя перегаром не пахнет вроде. Может, шизофреник? Зря Максим вообще к нему зашел, как бы драться не полез, мало ли чего ему сейчас примерещится…

Вот только откуда этот псих знает его фамилию? И почему на самом Максиме почти такой же шмот? Кто-то его переодел и вывез в богом забытую деревню, пока он в отключке валялся? Максим хлопнул себя по левому нагрудному карману, где всегда носил смартфон. Смартфона там не оказалось, зато лежали какие-то бумаги… Ну допустим, ограбили, но еще и подбросили что-то? Пора валить из этой дыры, найти транспорт, или даже сразу полицию…

— Не обессудь, братец, мне на работу надо бежать, — продолжал тараторить Миха. — Я тут на лесопильный завод пристроился. Так пока тебя ждал, три дня там не появлялся. Изоврался весь, столько придуманных тетушек перехоронил, сколько у человека и не бывает. Если сегодня не появлюсь, точно кого другого примут на мое место. Свергнуть кровавых большевиков — оно, конечно, дивно и прелестно, ну да это еще когда, а жрать охота каждый божий день.

Максим открыл было рот, чтобы сказать, что большевиков уже благополучно свергли в девяносто первом. Закрыл рот. Дурное это дело — спорить с психом. Хорошо, тот вроде сам уходить собрался…

Миха извлек из древнего шкафа щетку и принялся очищать засаленный пиджак — готовился, видать, к выходу. Нести взахлеб свою бредятину он при этом не переставал:

— А к нашему, того-этого, военному вождю, уже какой ни есть, в ночи выдвинемся. Конспирация, едрить ее налево… Хорошо, тут на Вологодчине темно ночами, у нас-то в Архангельске сейчас не темнеет толком, так, хмарь одна. А ты отдохни пока с дороги. Вот, поспать можно на моем топчанчике, ежели не побрезгуешь. Хлеба с колбасой я для тебя припас, — Миха махнул в сторону полки. — Можешь самовар взбодрить, вода вон в ведре… Только со двора не выходи, неровен час кто стуканет в Чеку, мало ли… Нужник, того-этого, за домом справа, звиняй, водопровода с электричеством нету тут. Все, побёг я. Бывай, товарищ Ростиславцев!

Когда за добродушным психом закрылась дверь, Максим выдохнул с облегчением. Подумал было сразу покинуть халупу, но пересекаться с Михой на улице не хотелось. И еще накатила усталость, словно после дневного перехода по горам. Зверски хотелось есть, а ведь вроде обедал в офисной столовой сегодня… да вот, не похоже, что это было сегодня. Сколько же прошло времени? Ногти словно обгрызены, под ними черные полоски грязи. Да и волосы отросли до шеи… Так, а сколько приемов таблеток он пропустил? Только синдрома отмены еще не хватало…

Объедать явно нищего и при том, похоже, все-таки безобидного Миху было неловко, и Максим обещал себе, что найдет способ перевести ему денег. С дровяным ретро-самоваром возиться не стал, просто попил воды. Хлеб и колбаса с голодухи показались невероятно вкусными, вот только купили их явно не в сельпо… Бывшая жена Максима была помешана на здоровом питании, она постоянно заказывала за бешеные деньги натуральные продукты — и снедь сельского дурачка Михи оказалась на удивление на них похожа.

Из единственного маленького окна открывался вид на долгий ряд бревенчатых домиков, окруженных куцыми огородами. Не такая уж маленькая деревня. По улице проковылял бородатый старик в ватнике, за ним — статная женщина в длинной юбке и с ведрами на, господи, настоящем коромысле. И ни одной машины, да что там — ни единой антенны. Староверы или еще какие сектанты? Час от часу не легче…

Пора было выбираться в цивилизацию, но Максим решил сперва проверить, что такое ему напихали в карманы, а то вдруг придется объясняться с полицией… Расстегнул длинное, ниже колен, легкое пальто с крупными пуговицами — они шли не по центру, а от левого плеча. В памяти всплыло слово «поддёвка». Не сразу нашел внутренний карман, набитый бумагой. Солидная пачка красных купюр… номинал — «сорокъ рублей». Даже для шуточной подделки из ларька как-то слишком уж грубо отпечатано. Конверт из серой бумаги. Максим торопливо вскрыл его и достал письмо, написанное от руки на чистейшем английском языке. Всмотрелся в бумагу, привыкая к четкому и изящному, но несколько выпендрежному, «под старину», почерку, и перевел:

Далее сложная подпись и алая гербовая печать. Дата… 12 июня 1918 года.

Максим проморгался. Для деревенской гопоты это было уже чересчур. Оверкилл, как говаривали младшие коллеги. Одно дело — грабануть невесть как оказавшегося здесь московского менеджера и по приколу переодеть его в дедово шмотье. И совсем другое — такие артефакты… Документ, конечно же, не мог быть подлинником — слишком новая бумага. Но стилизация выполнена качественно, явно поработал человек знающий и увлеченный.

Последней Максим извлек синюю книжечку — вроде бы паспорт, хотя больше нормального раза в полтора. Под надписью ПАСПОРТНАЯ КНИЖКА — черный прямоугольник, сверху от руки вписано «Безсрочная»… надо же, орфографические ошибки, ну точно простенькая подделка.

Почти угадали, всего-то на сто лет и 13 дней ошиблись — Максим родился в 1987 году, второго августа — в день ВДВ, всю жизнь два праздника в одном, хотя второй не имел к нему никакого отношения, да и первый отмечать с каждым прожитым годом хотелось все меньше. Или подождите… тринадцать дней… двадцать первое июля — это же и есть второе августа, только по новому стилю.

Максим вытер со лба выступивший пот и привалился к бревенчатой стене. Именно эта деталь убедила, что происходящее — не розыгрыш, не квест-рум какой-нибудь, заказанный друзьями шутки ради. Да и нет у него друзей, которые могли бы отправить его в такой дорогой и изощренный квест-рум. Впрочем, в последние годы контакт с друзьями как-то потерялся, времени на общение не хватало из-за работы… Ладно, допустим, письмо якобы консула могло попасть сюда случайно с какой-нибудь ролевой игры, или его сперли из краеведческого музея. Но паспортная книжка с его, Максима, данными с ошибкой в сто лет…

Максим поерзал, пытаясь удобнее усесться на скамье, и тут что-то чувствительно впилось ему в бедро — не острое, но чертовски жесткое. Машинально вскочил и осмотрел деревянную поверхность: на ней ничего не было. Ну не могло же ему померещиться? И этот звук… будто от резкого движения в одежде что-то звякнуло. Максим стянул поддёвку и ощупал ее. Между сукном и подкладкой было зашито что-то круглое, да не одно — десяток… нет, больше. Максим нашел на полке с посудой ножик, насколько смог аккуратно взрезал подкладку и вытащил крупную монету. На одной стороне — сложный четырехчастный герб, на другой — женский профиль. Британский соверен. Золото.

Это уже точно не было ограблением, да и на розыгрыш походило мало. Воспоминание маячило на самой грани восприятия, ускользающее от осознания, как сон, когда пытаешься вспомнить его за завтраком. Что-то же произошло между визгом тормозов на парковке и этим невзрачным домом, на который он таращился… Максим глубоко вздохнул и заставил себя сосредоточиться на воспоминании, как на неприятной рабочей задаче.

Визг тормозов… Удар. Боль. Темнота. Вот оно как, Максим Сергеевич…

Максим нашел глазами мятый жестяной умывальник и мутное зеркало над ним. Подошел на внезапно ослабевших ногах. Увидел собственную скучную физиономию, и родинка на шее на месте… да ничего не поменялось, все как обычно. И вот именно это «как обычно» и было необычно. Он по-прежнему чувствовал себя усталым, разбитым даже… но ничего сверх того. Никаких травм, переломов, гематом. Провел рукой по затылку — ни раны, ни хотя бы шишки. А ведь было бы ясно-понятно — авария, сотрясение мозга, потеря памяти… нет, не складывается.

Максим на несколько секунд прикрыл глаза. Потом снова схватил паспорт и принялся листать в поисках сведений… что же это выходит, о себе? О здешнем Максиме Ростиславцеве. Фиолетовые чернила изрядно выцвели, почерк у отечественного чиновника был куда небрежнее, чем у британского консула, и твердые знаки эти дурацкие еще… Но с грехом пополам разобрать можно. Звание — «мещанинъ», ну допустим. Вероисповедание — «православное», да и бог с ним. Отношение к воинской повинности — «не военнообязанный», слава макаронному монстру. Род занятий — «конторскiй служащiй», хоть тут ничего не поменялось. Состоит или состоял ли в браке — «состоитъ», вот еще новости. Максим из двадцать первого века давно развелся, но в Империи с этим, очевидно, было посложнее.

Так куда же ты, Максим Сергеевич, попал? Миха упоминал Архангельск, это, кажется, на Каспийском море? Нет, Астрахань на Каспийском море, а Архангельск — это севера… но сейчас они вроде где-то еще, не вспомнить теперь. И есть, похоже, более актуальный вопрос, хоть он и с трудом укладывается в голове — в когда ты попал? Письмо консула от 1918 года, и вряд ли оно старое, раз его ждали… Максим огляделся и приметил среди пыльного хлама на полке газету — мятую, но не древнюю. «Извѣстiя Вологодскаго Губернскаго Совѣта Рабочихъ, Солдатскихъ и Крестьянскихъ Депутатовъ»… Пятница, 2 июля 1918 года.

Гражданская война.

Колени подогнулись, Максим опустился на Михин топчан. Сонливость навалилась, как обморок, защищая психику от избытка впечатлений. Едва стянув сапоги, Максим заснул.