Беспросветный Тупик

Серьезное недоразумение

— Что нужно зарубить себе на носу, если хочешь сыграть кого-нибудь на сцене? — спросил мистер Памблснук, старательно заворачивая выбитый зуб в носовой платок.

Как вы помните, зуб выпал у него изо рта, когда Безумная Тетя Мод ударила его по лицу хвостом своего горностая примерно полмили тому назад.

Между тем Эдди тоже пришлось воспользоваться носовым платком, но с другой целью: чтобы остановить кровь, которая опять потекла у него из носа после того, как его двоюродная бабушка саданула его другим концом Малькольма (или Салли — кому как больше нравится). В душу Эдди закралось подозрение, что Безумная Тетя Мод способна нанести своим горностаем больший урон, чем средняя по величине армия со всем ее арсеналом и обозом.

— Что нужно зарубить себе на носу, если хочешь сыграть кого-нибудь на сцене? — повторил Эдди и крепко задумался. Через пару минут ответ был готов: — Не выходить из роли, что бы ни случилось.

— Это уже не лезет ни в какие ворота! — воскликнула Безумная Тетя Мод и, откинувшись на спинку сиденья, стала рыться в своей дорожной сумочке.

— Отлично! — воскликнул мистер Памблснук. — Золотые слова, мой мальчик! Однажды со мной произошел такой случай. Когда я играл роль большого лесного ореха в пьесе «Разделанный под орех», у меня был костюм из настоящих лесных орехов, изготовленный моей любимой женой.

— Ленивой женой? — встрепенулась Тетя Мод. — Вы должны были поколотить ее палкой так, чтобы на ней не осталось ни одного живого места! Ни дюйма живой кожи!

Как известно, в дюйме примерно два с половиной сантиметра, но дело происходило в те стародавние времена, когда нельзя было сказать: «чтобы на ней не осталось и двух с половиной сантиметров живой кожи».

— Моей любимой женой, — поправил ее мистер Памблснук. — На чем я остановился? Ах, да. Я играл роль большого лесного ореха, когда семья белок — должно быть, белки устроили себе гнездо на крыше амбара, который мы использовали в тот день в качестве театра, — выпрыгнула на нашу сцену…

Эдди хотелось, чтобы актер-импресарио поскорее перешел ближе к делу, но опыт общения с ним подсказывал, что бесполезно торопить человека, который привык употреблять семьсот двадцать три слова там, где можно обойтись одиннадцатью. (Между прочим, я не советую вам пересчитывать слова, произнесенные мистером Памблснуком. С моей стороны это была всего лишь фигура речи. Если вы еще не знаете, что такое фигура речи, я не вижу в этом ничего страшного. Я вот тоже не знал, что такое четырехколесная телега, груженная сеном, пока она не наехала на меня, когда я в двадцатитрехлетнем возрасте приехал в деревню навестить родственников, однако это не причинило мне особого вреда. То есть сама-то телега причинила мне вред, да еще какой, но вы поняли, что я имею в виду.)

— Приняв меня за гигантский лесной орех, белки облепили меня со всех сторон и принялись грызть мой костюм из орехов, — продолжал мистер Памблснук. — В такой ситуации простой смертный выскочил бы из костюма и убежал со сцены подобру-поздорову, но я поступил иначе. Потому что я актер! Трагический актер! Я играл роль лесного ореха перед публикой и поэтому должен был при любых обстоятельствах оставаться лесным орехом. И целая банда маленьких лесных разбойников не смогла бы заставить меня…

— Каких разбойников? — прервала его снова встрепенувшаяся Тетя Мод. — Морских? Значит, на вас напали пираты?

— Не пираты, мадам, — поправил ее мистер Памблснук с бесконечной кротостью. — Это были не морские, а лесные разбойники-белки.

Все еще прижимая к носу запачканный кровью платок, Эдди пытался понять, почему его двоюродная бабушка стала с некоторых пор плохо слышать. С чего бы это вдруг? Ведь у нее не было проблем со слухом в начале путешествия.

— Итак, представление продолжалось, — продолжил свой рассказ мистер Памблснук. — Я оставался в костюме и в роли и вел себя так, как стал бы вести себя на моем месте настоящий лесной орех, на который напали белки… Я остался в образе… Ключ к успеху спектакля — это актер, мой мальчик!

Эдди так и подмывало спросить, как ведет себя настоящий лесной орех, когда его грызут белки (по-видимому, он стойко переносит лишения, не издавая ни звука), но мальчик не успел этого сделать, так как ему пришлось переключить внимание на Безумную Тетю Мод, которая вела себя как-то странно.

Едва слышно напевая себе под нос какую-то нежную мелодию (она делала это так тихо, что правильнее было бы назвать ее пение мурлыканьем), его двоюродная бабушка выстригала волоски из ноздрей горностая Малькольма при помощи маленьких золотых ножниц для ногтей. Вы скажете, что в этом нет ничего плохого. Возможно, вам приходят на память некоторые школьные учителя, которым не мешало бы выстричь волоски из ноздрей и из ушей (что касается меня, то я всегда вспоминаю по этому поводу мисс Боурис, учительницу рисования), но внимание Эдди было привлечено тем, что́ Безумная Тетя Мод делала с выстриженными волосками потом. Она засовывала их в собственные уши.

Все мысли о лесных орехах словно ветром сдуло; они, можно сказать, вылетели в окно (как часы тети в одном из предыдущих эпизодов). Пожалуй, я выразился не совсем точно. В окно вылетели все мысли Эдди о мистере Памблснуке в роли лесного ореха. Мальчик стал думать о других овощах и фруктах. Например, его двоюродная бабушка, сидевшая рядом с ним с волосками из носа горностая в ушах, — это тот еще фрукт! Да и дедушка Джек тоже не подарок. Беда в том, что ему придется жить с этими людьми в Беспросветном Тупике, пока не выздоровеют его родители. А кто знает, сколько времени продлится Курс лечения?

При мысли об этом Эдди содрогнулся.

— Ты действительно готов принять вызов судьбы, мой мальчик? — спросил у него мистер Памблснук. — Ты готов войти в образ мальчика-сироты и оставаться в этой роли до конца нашего путешествия? Иными словами, готов ли ты войти в роль и оставаться в ней до тех пор, пока я не дам отбой?

— Думаю, да, — сказал Эдди.

«Во всяком случае, — подумал он, — это поможет отвлечься от мыслей о том, что ждет меня впереди». По правде говоря, его очень пугала перспектива жить под одной крышей с этими странными родственниками, которые вели себя как форменные безумцы. Да и название их дома — Беспросветный Тупик — не настраивало на оптимистический лад.

— Ты обещаешь оставаться в роли, что бы ни случилось? — допытывался мистер Памблснук, перегибаясь через Безумную Тетю Мод, которая, сделав свое дело, укладывала ножницы для ногтей обратно в сумочку, оставив на время в покое лежавшего у нее на коленях Малькольма. Актер-импресарио воспользовался этим моментом, чтобы посмотреть Эдди прямо в глаза, не опасаясь того, что горностай ударит его хвостом, носом или лапой. — Ты готов поклясться честью своей семьи, что останешься в роли, пока я не дам отбой?

— Да, — твердо произнес Эдди, выдержав взгляд мистера Памблснука.

Надо сказать, что «честь семьи» играла в те времена большую роль в жизни человека. Допустим, вы сваляли дурака и ограбили монахиню, собиравшую деньги на благотворительность. Из-за этого неосмотрительного поступка позор падал не только на вас, но и на всю вашу семью.

Люди могли сказать: «Это миссис Харрис, чей сын съел выставленную в художественной галерее скульптуру из бараньих котлет», — и этого было достаточно, чтобы они ни за что не сели рядом с ней на скамью в церкви. Приведу еще пример. Люди могли перейти на другую сторону улицы при встрече с любым из членов семьи Монро только из-за того, что Мери Монро пририсовала углем усики миссис Томпсон, когда та заночевала у них в доме. Нет, что ни говори, а честь семьи очень много значила для людей того времени. Поэтому человек брал на себя большую ответственность, когда клялся честью своей семьи.

И Эдди Диккенс поклялся честью семьи Диккенсов, что сыграет роль мальчика-сироты и не выйдет из этой роли, пока мистер Памблснук не даст отбой.

Хотя Эйнштейн еще не родился, когда происходили описываемые события, и уже умер, когда вы о них читаете, не надо быть Эйнштейном, чтобы оценить последствия клятвы Эдди. Словом, вы можете представить себе в общих чертах, что произошло дальше, особенно если у вас хорошая память. Ведь еще в первом эпизоде высказывалось опасение, что Эдди может попасть в Приют для Благодарных Сирот имени святого Вурдалака, а сейчас мы уже добрались до девятого эпизода, так что удивляться особенно нечему. Не такая уж это и новость. Тем не менее именно сейчас наступит момент, когда события начнут стремительно развиваться в указанном направлении.

Безумный Дядя Джек натянул поводья и сказал:

— Тпр-р-р-у-ууууу!

Лошадь, не привыкшая к тому, чтобы хозяин давал ей вполне осмысленные распоряжения, была так поражена, что мгновенно встала как вкопанная, чего Безумный Дядя Джек, собственно, и добивался. Он решил остановиться, потому что увидел посреди дороги человека в очень высокой шляпе. Если бы Безумный Дядя Джек не сказал своей лошади «Тпр-р-р-у-ууууу!» и та не замерла бы на месте от изумления, шляпа этого человека, возможно, была бы теперь сплющена в лепешку, равно как и сам этот человек. Безумный Дядя Джек решил избежать такого поворота событий, потому что даже при скудном вечернем освещении заметил, что стоявший посреди дороги человек был пилером.

Скорее всего вы не знаете, что такое «пилер», но это не беда: вы всегда можете спросить у меня, и я не оставлю вас в неведении. Слово «пилер» образовано от фамилии человека, которого звали сэром Робертом Пилем. Если у вас промелькнуло в голове, что вы слышали эту фамилию на уроках истории, то вы не ошиблись; поэтому я буду предельно краток. Хотя Роберт Пиль известен преимущественно тем, что был в свое время премьер-министром Британии, но он остался в памяти еще и потому, что первым организовал в Британии регулярные силы охраны порядка, отчего полицейских стали называть пилерами. Если бы его звали сэром Робертом Бунком, полицейских стали бы называть бункерами, поэтому будем считать, что им еще повезло.

Надеюсь, теперь вы понимаете, почему двоюродный дедушка Эдди не решился сбить этого человека своим экипажем и предпочел сказать своей лошади «Тпр-р-р-у-ууууу!». Думаю, это было правильное решение: полицейские не любят, когда их сбивают; они не любили этого в давние времена, не любят и теперь, поэтому можно смело сказать, что в этом отношении ничего не изменилось. Разница лишь в том, что полицейский, перегородивший путь экипажу Безумного Дяди Джека, рисковал своей высокой шляпой.

Шляпа этого пилера — как и все пилерские шляпы — была необычайно высокой и узкой. Чтобы представить себе ее высоту, надо поставить три обычные высокие шляпы одна на другую. Данная рекомендация не поможет тому, кто никогда не видел обычной высокой шляпы. Это все равно что сказать кому-нибудь: «Когда твоя мама поет в ванной, это напоминает мне вой шакала Дронго в Большом Каньоне» — при том, что человек, к которому вы обращаетесь, никогда не слышал ни о Дронго, ни о Большом Каньоне. Я уже не говорю о том, что он никогда не слышал воя шакала. Иными словами, если вы не знаете, как выглядит обычная высокая шляпа, значит, вам не повезло. Тем не менее на полицейском была шляпа высотой в три обычные высокие шляпы, поставленные одна на другую, и с этим уж ничего не поделаешь — независимо от того, видели вы когда-нибудь высокие шляпы или нет.

— Добрый вечер, сэр, — обратился пилер к Безумному Дяде Джеку. — Не окажете ли вы мне любезность? Я попросил бы вас слезть с козел, если вы не возражаете.

Заметьте, он не попросил Безумного Дядю Джека, чтобы тот показал ему свое водительское удостоверение и регистрационные документы на транспортное средство, потому что в то время еще не додумались до таких вещей. И не потребовал, чтобы Безумный Дядя Джек и его лошадь прошли тест на содержание алкоголя в крови, потому что полицейского совершенно не интересовало, пьяны они, как сапожники, или трезвы, как стеклышко.

— Я ищу беглого сироту, — объяснил он. — Того стервеца, что сбежал из Приюта для Благодарных Сирот имени святого Вурдалака.

— Неблагодарная свинья! — возмутился Безумный Дядя Джек.

— Я сказал то же самое, — поддержал его пилер. — Услышав о побеге, я предложил переименовать это учреждение: пускай оно называется отныне Приютом для Неблагодарных Сирот.

— Мы должны приступить к сбору средств, чтобы переименовать приют как можно скорее! — воскликнул Безумный Дядя Джек, который настолько загорелся этой идеей, что ощутил потребность действовать немедленно и как можно более энергично. — Уверяю вас, что переименование не потребует больших затрат. Нужно будет найти местного художника и попросить его пририсовать буквы «Н» и «е» перед словом «благодарных» на вывеске над воротами. Я полагаю, над воротами приюта есть вывеска?

— О да, безусловно, сэр, — подтвердил пилер.

— Очень хорошо. Смею предположить, что это обойдется не слишком дорого, — размышлял вслух двоюродный дедушка Эдди. — Помнится, несколько лет назад я решил подарить часы своей драгоценной супруге и попросил выгравировать надпись на внутренней стороне корпуса, и что вы думаете: с меня взяли всего по фартингу за букву! Да, вот еще что: я полагаю, у этого святого Вурдалака должны быть свои фирменные бланки, не так ли, сэр?

Пилер с уважением кивнул головой. Он понял, что этот кучер — не какой-нибудь мужлан, а культурный человек. Всегда приятно иметь дело с джентльменом.

— Итак, придется вдобавок изменить надпись на фирменных бланках, то есть переделать слово «Благодарных» в слово «Неблагодарных», — заметил Безумный Дядя Джек. — Думаю, это не составит большого труда. Пририсовать недостающие буквы могли бы сами неблагодарные сироты. Пускай встают в пять утра и прибавляют слог «Не» к слову «Благодарных» на всех фирменных бланках, прежде чем отправиться чистить трубы на крышах или добывать уголь на шахтах — словом, заняться тем, чем обычно занимаются неблагодарные сироты до позднего вечера, чтобы заработать деньги на свое содержание.

— Мудрое решение, сэр, — с благожелательной улыбкой поддержал его пилер. В конце концов, это была его идея — переименовать приют; поэтому пилеру было приятно, что ее с таким энтузиазмом поддержал этот достойный джентльмен.

— Позвольте мне сделать свой скромный взнос в Фонд по проведению кампании по переименованию приюта, — торжественно произнес Безумный Дядя Джек.

— Хорошо, сэр, — сказал пилер с некоторым сомнением в голосе.

Как и все полисмены, он должен был соблюдать большую осторожность, беря взятки. То, что может показаться кому-то бескорыстным вкладом в важное и благородное дело, другие — например, работники отдела внутренних расследований — могут счесть за взятку. Но, как бы то ни было, пилеру не хотелось огорчать этого благородного джентльмена отказом, тем более что тот уже полез в карман за взносом. Интересно, сколько денег он предложит? Десять шиллингов? Фунт стерлингов?

Джентльмен предложил вяленого электрического угря.

Вяленого электрического угря?

— Извините, но сейчас у меня нет при себе палтуса, — пояснил Безумный Дядя Джек. — Дело в том, что я истратил последнюю рыбину этого вида, расплатившись за ночлег в придорожной гостинице «Придорожная гостиница».

Полисмен окинул собеседника тем особым взглядом, который характерен для всех офицеров полиции, будь то мужчина или женщина. Этот взгляд говорит примерно следующее: «Я не знаю, какую игру вы со мной затеяли, но будьте уверены: рано или поздно я выясню, что у вас на уме». Пилер почувствовал себя уязвленным. За всю жизнь никто не наносил ему такого тяжкого оскорбления. Предложить ему вяленого электрического угря? Да как он посмел?! Однажды ему предложили надкусанное яблоко — что правда, то правда, — но он мог, по крайней мере, кинуть его собаке, которая жила во дворе полицейского участка. Но что прикажете делать с вяленым электрическим угрем? И — подумать только! — он принял этого скользкого типа за джентльмена!

Отношение пилера к Безумному Дяде Джеку резко изменилось.

— Мне придется осмотреть ваш экипаж, — сухо объявил он, опуская слово «сэр». — Вы не возражаете, если я произведу обыск?

— Разумеется, нет. Рад вам помочь, — сиял улыбкой двоюродный дедушка Эдди, которому и в голову не приходило, что он нанес пилеру оскорбление, предложив ему прекрасного вяленого угря. Безумный Дядя Джек ни секунды не сомневался, что они с пилером как были, так и останутся «закадычными друзьями».

— Осмелюсь спросить, кто находится внутри? — осмелился спросить пилер, направляясь к одной из дверец экипажа.

— Моя жена Мод, знаменитый актер-импресарио мистер Памблснук и сын моего племянника Эдмунд, — отрапортовал Безумный Дядя Джек.

— Понимаю, — сказал пилер. — И больше никого?

— Там есть еще Салли, — добавил Безумный Дядя Джек.

— Это служанка? — спросил пилер.

— Нет, это неподвижный горностай, — пояснил Безумный Дядя Джек.

— Понимаю… — повторил пилер.

Он заглянул внутрь через открытое окно и обнаружил, что одна сторона экипажа абсолютно пуста, в то время как на другой теснятся три фигуры (не считая горностая), вплотную прижавшиеся друг к другу. Пилер пристально посмотрел на горностая, лежавшего на коленях у Безумной Тети Мод.

— Полагаю, это Салли, — обратился он к Безумной Тете Мод.

— Мод, — сказала Мод.

— Прошу прощения, — отозвался пилер. — Я имею в виду вашего горностая.

— Его зовут Малькольм, — сказала Безумная Тетя Мод.

Эдди заметил, что пилер приподнял бровь, словно бы говоря себе: «Эти люди явно что-то скрывают. Видимо, они замышляют что-то недоброе. Иначе зачем они стали бы прибегать ко лжи?» Конечно, полисмену и в голову не приходило, что Безумный Дядя Джек называл Малькольма Салли по той простой причине, что он действительно был безумцем. А может быть, дело обстояло как раз наоборот. Не исключено, что Безумная Тетя Мод называла Салли Малькольмом по той простой причине, что сумасшедшей была она. Но наиболее убедительной представляется мне версия, что они оба были сумасшедшими; в таком случае я не особенно удивлюсь, если выяснится, что горностая звали не Малькольмом и не Салли, а, скажем, Корнелиусом или Эдной.

— Понимаю, — медленно проговорил пилер, переводя взгляд на мистера Памблснука. — А вы кем будете, сэр? — спросил он у актера-импресарио.

Мистер Памблснук выпятил грудь, надул щеки и, подбоченившись, ответил:

— Я китайская императрица.

Должно быть, вы уже догадались, что произошло в экипаже незадолго до этого. Пока мы описывали разговор между Безумным Дядей Джеком и пилером, происходивший на улице, Эдди, мистер Памблснук и Безумная Тетя Мод не теряли времени даром. Не могли же они молча сидеть в экипаже в ожидании того, когда автору заблагорассудится вывести их на сцену. В жизни так не бывает. Они продолжали разговаривать, и как только Эдди поклялся честью своей семьи ни при каких обстоятельствах не выходить из образа мальчика-сироты, актер-импресарио согласился сыграть роль китайской императрицы, которая ему, безусловно, удалась.

Мистер Памблснук не собирался выходить из образа, даже когда на его пути встретился офицер полиции. Он и не подумал нарушить слово и стать тем, кем был в реальной жизни. Раз уж он пообещал сыграть роль китайской императрицы, значит, он ее сыграет, а там хоть трава не расти.

Вся его аудитория состояла из пилера, Безумного Дяди Джека, заглядывавшего через плечо полисмена, Безумной Тети Мод и ее горностая, а также Эдди, мальчика-сироты. Но, какая-никакая, это была публика, а потрепанное сиденье экипажа служило ему сценой.

— Я китайская императрица, — повторил мистер Памблснук.

Возможно, здесь стоит отметить, что, хотя расстояние от Англии до Китая осталось прежним, в прошлом Китай находился гораздо дальше от Англии, чем сейчас, — по времени, если не по количеству разделяющих их миль.

В самом деле, сегодня вы можете сесть на самолет и долететь до Китая за несколько часов. Или увидеть Китай и его обитателей по телевизору. А в те времена лишь немногим людям довелось побывать в Китае или повстречаться с живым китайцем. И все же пилер знал, что этот человек был кем угодно, но только не китайской императрицей. Ему было ясно одно: этот человек был лжецом.

— Понимаю, — сказал пилер.

К этому времени полицейский мог сделать кое-какие предварительные заключения. Итак, он имел дело, во-первых, с кучером, который попытался сделать из него дурака, всучив ему вяленого электрического угря; во-вторых, с горностаихой по имени Салли, выдававшей себя за Малькольма; в-третьих, с подозрительной женщиной, называвшей себя Мод; в-четвертых, с рослым мужчиной, выдававшим себя за китаянку. Кроме того — и это уже в-пятых, — в экипаже находился прикрывавшийся носовым платком мальчик с кровью на лице.

Пилер достал из верхнего кармана мундира записную книжку и прочитал запись, которую сделал собственноручно в приюте святого Вурдалака всего несколько часов назад.

«Пропал сирота, мерский мальчишка збежал черес разбитое окно. На стекле осталис следы крови, наверно, он порезался»

Кровь на стекле… И кровь на лице у этого мальчика, пытающегося спрятаться, забившись между двумя взрослыми…

— А кто ты, мальчик? — обратился пилер к Эдди. — Император Всея Руси? Или царица Савская?

Эдди сглотнул слюну.

— Нет, сэр, — ответил он, стараясь говорить как можно более сиротливым тоном. — Я бедный маленький мальчик-сирота.

Пилер перегнулся через дверцу экипажа и, не говоря ни слова, схватил Эдди за шиворот, вытащил его наружу и с глухим стуком опустил на землю.

— Попался! — воскликнул пилер, и его лицо озарилось торжествующей улыбкой.

Для офицера полиции нет большего удовольствия, чем схватить злодея за шиворот. В своей записной книжке он называл сирот не иначе как «злодеями»; боюсь, он писал это слово через «а» — «зладеи». Но в такие роковые минуты, как эта, орфография большой роли не играет.

— Тебя ждет приятная теплая камера в полицейском участке, — злорадствовал пилер. — А после нее — не менее приятная холодная комната в приюте святого Вурдалака, из которой ты сбежал.

— Но это мой внучатый племянник, — вступил в разговор Безумный Дядя Джек, до сих пор следивший за развитием событий с интересом стороннего наблюдателя.

Эдди ухитрился повернуть голову и посмотреть назад. Он поймал взгляд мистера Памблснука в безумной надежде, что тот даст отбой и разрешит ему выйти из роли и объяснить полицейскому, что он вовсе не сирота.

Но не тут-то было.

Китайская императрица удостоила его имперским кивком, но не произнесла ни слова.

— Я просто бедный маленький мальчик-сирота, — пролепетал Эдди на тот же, по его представлению, сиротский лад. Ведь на карту была поставлена честь его семьи.

— Значит, я ошибся, — заключил его двоюродный дедушка, теряя интерес к происходящему. — Ты очень похож на Эдмунда, мальчик; кроме того, ты находился в моем экипаже, вот я и принял тебя за своего внучатого племянника. — Повернувшись к пилеру, он сказал: — Можете заковать этого парня в кандалы.

— Но… Но… — затрепетал Эдди.

Тут китайская императрица громко кашлянула, и мальчик вспомнил о своем обещании.

Пилер не очень-то представлял себе, что такое кандалы. Он помнил из курса начальной школы, что в кандалах ходили рабы, и поэтому всегда думал, что под ними подразумеваются лохмотья, которые носят вместо нормальной одежды. Пилер мысленно представил, как он приводит парня в полицейский участок в лохмотьях; это, безусловно, вызвало бы косые взгляды, а то и насмешки со стороны сослуживцев. Поэтому полисмен счел за благо надеть на мальчика обычные наручники.

— Я вижу, ты вдосталь нагулялся, парень, — сказал пилер. — Мистер Жестокосердый будет рад твоему возвращению. Он с удовольствием снова посадит тебя под замок.

Как ни странно, мистер Жестокосердый — возможно, благодаря своей фамилии — с самого начала не вызвал у Эдди большого доверия. И заведующий приютом не обманул самых худших ожиданий мальчика.