Биография вечного дня

33

Елена кидается навстречу Николаю, как фурия:

— Оставил меня здесь одну!

— А что случилось?

— Ничего, если не считать того, что я просидела все это время взаперти… Сама заперлась изнутри.

Николай смеется — он только сейчас оценил ее неспособность видеть во вчерашних «блюстителях порядка» союзников Отечественного фронта.

— Мы должны проявлять гибкость, — наставляет он ее.

Елена сердито хмурится.

— Но не в ущерб себе. Я и без того хлебнула!.. Как прошел митинг?

— Отлично.

— Тогда я должна сбегать домой. У меня такое чувство, будто с мамой моей неладно. Может, она что-то от меня скрывает. Ты понимаешь, мои родители как будто не особенно радуются переменам. Сейчас, правда, нет времени для откровенного разговора, я всегда думала, что они не любят друг друга. Бывало, обедаем молча, и до того у нас за столом тихо, что мне хочется вскочить и убежать. И больше не вернуться. Точно, кроме нас, жил в доме кто-то чужой и сеял вражду… А в сущности, он добрый, очень добрый человек!

— Кто?

— Отец… Он очень болен и, чует мое сердце, долго не протянет. — Елена добавляет, словно извиняясь: — Не таким я себе представляла первый день свободы!

Она идет к двери, но возвращается и спрашивает:

— Кто он такой, этот Калудов?

— Я назначил его своим помощником. А что?

— Он ждет тебя. Хочет сообщить что-то важное.

Ефрейтор уже стоит на пороге, опасливо озираясь.

— Можно? — Ему явно не терпится что-то рассказать, но он мнется, потирает руки и наконец спрашивает: — При барышне?

— У нас нет секретов.

— Говорят, вы Крачунова ищете? — приступает он к делу.

— Днем с огнем!.. — говорит Елена.

— Страшно, если этот господин объявится. Особенно нам, после того как мы отреклись от старой власти…

— Глупости, Калудов, глупости, революция уже победила. — Николай испытующе смотрит на ефрейтора. — Тебе что-нибудь известно о нем?

— Нет. Хотя я знаю, кто мог бы навести на его след… Если прижать как следует!

— Кто?

— Его любовница. Краля доктора Енчева… — Ефрейтор успокаивается, и его речь течет более связно. — Начальник участка — этот, который повесился, — как-то раз говорит мне: «Наш Крачунов спит с самой красивой в городе бабой. Не думай, что я вру, господин Сребров мне рассказывал…» А как-то раз я сам их видел — свиданничали в ее винограднике. Там у доктора летняя вилла. Докторша прикатила на фаэтоне, а Крачунов, дожидаясь ее, разгуливал в лесочке напротив, якобы охотился…

Николай слушает, вспоминая ночную сцену перед домом доктора Енчева. «Вполне возможно, вполне возможно…» — приходит он к выводу.

— Мы с Еленой уходим, — говорит он. — Калудов, имей в виду: никаких самовольных отлучек! Под твою личную ответственность!

Кузман воспринимает их сообщение совершенно спокойно, пожалуй даже безучастно, хотя то, как он перекладывает пистолеты из одних карманов в другие, позволяет думать иначе.

— Этот, как бишь его… Калудов… Он не врет? — спрашивает Кузман, пока они спускаются по лестнице.

— Не думаю.

— Да не посмеет, — иронически замечает Елена.

— Если она действительно любовница Крачунова, — рассуждает Кузман (слов его почти не слышно), — то с его стороны было бы неразумно искать у нее убежища…

Разболтанный «опель» потихоньку трогается с места, по мере приближения к набережной он заметно ускоряет ход. Все трое вдруг обращают внимание на то, как велика разница между центром и этим уголком, отведенным для городской знати. Здесь словно все вымерло. Дома кажутся пустыми, их обитатели отгорожены от мира тяжелыми шторами и спущенными жалюзи. Хранят глубокое молчание богатые особняки с их нарядными балконами и причудливыми эркерами, дверями в металлической оковке, с мраморными статуэтками в нишах; за чугунной оградой виднеются уютные садики, дорожки посыпаны белым песком, утопают в зелени ажурные беседки. На фасадах можно прочесть имена владельцев, выдолбленные в камне или, наоборот, выступающие в виде барельефов, а также годы возведения построек. Эти кварталы выказывают свою неприязнь ко всему, что сейчас разыгрывается там, в обезумевшей Софии, да и здесь, в этом достославном и верноподданническом городе, солидном и благоустроенном, чем-то напоминающем Бухарест или Вену.

— Ишь как затаились!.. — цедит сквозь зубы шофер и останавливает машину прямо перед гранитными палатами доктора Енчева.

Все трое немного озадачены — как им сейчас действовать?

— Я остаюсь у входа, на всякий случай, — говорит Кузман. — Ты, Елена, идешь с Николаем. Если удастся, с женой доктора лучше поговорить наедине. Нам ни к чему вмешиваться в их супружеские взаимоотношения…

— Излишняя деликатность! — бросает Елена, и в ее глазах вспыхивает знакомый огонек озлобления и нетерпимости.

— Деликатность вреда не приносит, помни. А в общем, действуйте по обстоятельствам. Ну, ни пуха ни пера!

Николай пинает ногой низенькую калитку. В тот же миг в доме слышен звонок, кроткий и мелодичный, как жужжание детской юлы. Однако парадная дверь долго не открывается. Елена уже нервничает, она с ожесточением жмет на кнопку. Наконец дверь распахивается, и в проеме показывается лоснящаяся нахальная физиономия служанки.

— Кто тут? — Она с раздражением оглядывает их с головы до ног. — Господа ушли.

— Дома они! — говорит Николай и для страховки сует ботинок в дверной проем, а Елена, воспользовавшись заминкой, проскальзывает внутрь.

Вверху, на мраморной лестнице, по которой тянется узкая ковровая дорожка, стоит и со страхом смотрит на них хозяин — весьма солидный господин с припухшим носом и мешками под глазами, говорящими о его пристрастии к алкоголю. Если бы не это, доктор Енчев мог бы показаться даже красивым, хотя фигура у него несколько рыхлая и расслабленная.

— Поздно, господа, поздно! — цедит он сквозь ровные перламутровые зубы. — Тут уже был кое-кто раньше вас…

— Кто именно? — спрашивает Николай, поднимаясь к нему.

— Незадолго до вас сюда ворвалась другая какая-то банда. Двадцать тысяч из меня вытрясли…

Николай с Еленой переглядываются.

— Грабители! — причитает низким, грубым голосом служанка. — Паразиты!.. Ночами шляются по кабакам, а потом обирают честных граждан, чтобы покрыть долги… Разве это власть?

— Никаких банд власти к вам не присылали! — с неприязнью обрывает ее Елена. — Это клевета.

— Да узнала я одного! Мясника Филиппа последыш. Нацепил на рукав ОФ и воображает! Коммунист, как же!

Доктор Енчев делает служанке знак, чтоб она замолчала, и говорит заискивающе:

— Так что у меня нет ни гроша…

— Да мы не за деньгами к вам пришли.

— Но у меня ни золота, ни драгоценностей.

— И это нам ни к чему.

Хозяин разводит руками, распахнувшийся халат открывает яркую оранжевую пижаму.

— Чем же могу быть полезен?

— Нам надо поговорить с вашей супругой.

— С супругой? Она наверху… Только о чем?

Николай чувствует, как лоб его покрывается потом. «Нельзя говорить ему правду!» — думает он. И отвечает наудачу:

— Относительно ее брата…

Доктор Енчев хмурится, его испуг переходит в недоумение.

— Но моя жена… У нее нет брата! У нее сестра, она замужем в Пазарджике.

— Вот оно в чем дело! — Николай вытирает лоб. — А по нашим сведениям, у нее есть брат, служил в полиции, был начальником в… Елена, откуда пришла телеграмма? Ах да, из Бургаса. Нам сообщили, что он сбежал, желая замести следы…

— Это какое-то недоразумение, господа, у нее сестра! А муж сестры — адвокат, политикой не занимается.

— Все-таки могли бы мы поговорить лично с госпожой?

— Пожалуйста. Мы лояльны к любой официальной инстанции…

Николай и Елена поднимаются по винтовой лестнице (здесь мрамор розовый). Елена не может прийти в себя, она смотрит на Николая с таким восхищением, словно сейчас скажет: «Ну, ты просто гений!»

— Я слышала, господа, слышала, — встречает их супруга доктора Енчева. — Только у меня действительно нет брата.

Николай входит в ее будуар и сдержанно кланяется.

С застекленной веранды виден далекий румынский берег — густые вербы и камыш, фарфоровая лазурь неба, маленький белый пароход, скользящий по Дунаю. «Прямо-таки райская обитель, — думает он не без зависти. — И это здесь наслаждался подонок Крачунов!..»

— Ваш брат нас не интересует, — говорит Елена, заметив, с каким восхищением Николай оглядывает комнату и веранду. — Так же как и ваша сестра.

У Енчевой удивленные глаза, тонкие ноздри нервно вздрагивают.

— Тогда зачем вы пришли?

— За Крачуновым.

— За кем?

— За Крачуновым! — настойчиво повторяет Николай.

— Но я… я не знаю никакого Крачунова!

— И даже не слышали о таком, верно?

— Слышать-то слышала…

— Вчера вечером он был под окном вашей спальни, но вы не впустили его. Ваше окно засветилось, вы его открыли и, дознавшись, кто к вам пришел, снова закрыли и погасили свет. Или я ошибаюсь?

Супруга доктора Енчева садится на диван и со страхом смотрит на Николая.

— Вы его любовница, — добавляет Николай, но уже более тихо, чтоб она оценила его готовность не разглашать тайну. — Мы не собираемся предавать это огласке… Естественно, все будет зависеть от вас. Где Крачунов?

Енчева молчит, бледная и подавленная.

— Где Крачунов?

Она испускает стон, отбрасывает назад распустившиеся волосы. Сжав пальцы — длинные, тонкие, с вишневым маникюром на ногтях, — Енчева тихо отвечает:

— Не знаю…

— Ваше упорство ни к чему хорошему не приведет.

— Но я в самом деле не знаю.

— Чего не знаете?

— Знаю, что… да, он просил предоставить ему убежище… Но, как вам известно, поскольку вы за ним следили, я ему отказала.

— Почему?

— Потому что я уважаю своего мужа и не желаю причинять ему неприятности.

— Как вы докажете, что говорите правду?

— Как докажу? — Енчева пожимает плечами. — Никак!

— Вы должны найти доказательства, если не хотите… — угрожающе говорит Елена.

Женщины смотрят друг другу в глаза, после чего старшая опускает голову.

— Как я могу найти его, где? Барышня, клянусь вам, я не знаю, где он находится. Если он вообще в городе…

— Не надейтесь, ему не удалось ускользнуть, — язвительно замечает Николай. — В этом мы не сомневаемся. Когда он впервые попросил спрятать его?

— Только вчера вечером…

— Почему только?

— Потому что я давно его предупреждала, что у немцев дела плохи… Да, раз уж вы настаиваете на моей искренности, я ему советовала бежать в Турцию…

— Бежать от возмездия?

— Разве вы бы его простили?

— Нет! — тяжело дыша, говорит Елена. — Ни за что на свете!

Хозяйка дома ходит по комнате, ее холеное тело оживает под переливающимся шелком пеньюара.

— Барышня, я понятия не имею, что именно вас интересует… Да и он не делился со мной служебными секретами, мне это было противно. Но если, к примеру, полицейские архивы представляют для вас какую-то ценность…

— Представляют! — подтверждает Николай.

— Как-то раз Крачунов сказал мне — это было в конце июля, — что пять ящиков с важными документами перетащили к какому-то учителю и спрятали у него в подвале.

— Фамилия учителя?

— Он не назвал.

— Может, он случайно упомянул, что учитель хромой?

Она снова смотрит на него со страхом.

— Да, упомянул…

— И о том, что он преподает историю в мужской гимназии?

Енчева начинает плакать. Слезы размывают пудру, ровным слоем покрывающую ее гладкие щеки.

Николай кивает Елене, и они быстро уходят.

На лестнице их дожидается доктор Енчев.

— Говорил я вам — нет у нее брата!

— Нет, нет, — соглашается Николай небрежно, слыша позади шаги Елены.

А у выхода, словно часовой, стоит служанка и сверлит их желтоватыми глазами.

— Скатертью дорога!

— Кипра, не надо!.. — шепчет доктор Енчев.

Елена, проходя, дает служанке подзатыльник.

— Лизоблюдка!

Все в прихожей замирают.

— Елена! — строго зовет Николай.

Во дворе, опершись на ограду, их ждет Кузман.

— Полезные сведения! — оживляется он, выслушав их доклад.

Все трое садятся в машину.

Николая до крайности удивляет эта игра судьбы: дом хромого учителя, преподающего историю в мужской гимназии, находится всего в сотне метров от его собственного дома!