Глава II Враг всего

Я — враг всего,

Моя жизнь не продается,

Мое сердце всегда будет бороться.

Что еще ты можешь у меня забрать,

Если не было ни одного дня,

Чтобы я не сражался за жизнь?

Motionless In White — Devil's Night (rewriting)

Всю ночь Джей провёл в бреду, не двигаясь и едва дыша: тело, в отличие от буйствующего разума, оставалось мертвецки спокойно, пока он, будучи жадным до крови психопатом, расправлялся с очередной троицей неугодных людей.

Несмотря на то, что проспал он приблизительно часов двенадцать, неформал не чувствовал себя отдохнувшим — напротив, он подавлен и разбит, а от навязчивых видений тянет как следует проблеваться. Сев на кровати, юноша раз за разом прокручивал ночной бред, всё больше и больше веря в то, что это происходило на самом деле. Каждый такой сон на шаг приближал его к сумасшествию, и если бы не работа, подразумевающая какие-никакие коммуникации с внешним миром, то сидел бы он, на радость папочке, в мягкой комнате какой-нибудь задрипанной психушки.

Жив или мёртв? Волков судорожно нащупал пульс на левом запястье и облегчённо вздохнул. Жив. Живее всех живых.

Встав с кровати, Джей открыл окно, надеясь, что холодный воздух пасмурного октябрьского утра приведёт его в чувство. Руки предательски дрожали — перед глазами всё ещё стоял вывороченный труп, он отчётливо помнил, как вот этими пальцами…

Всего лишь сон. Последствие совмещения триллеров с наркотой. Шутки подсознания, решившего наполнить жизнь хозяина если не смыслом, то хотя бы кошмаром. И с каждым разом ему это удаётся всё лучше, каждый последующий бред забыть сложнее предыдущего, наркотики же только обостряют восприятие ситуации.

Ледяной ветер пронизывал случайного прохожего до мозга костей, но ему не холодно — только гадко и мерзко, и даже не от ночных образов, мутнеющих в тусклом свете утра, а от самого себя, от того, насколько низко он пал и как бесполезно его существование.

Семья отвернулась от него как раз тогда, когда ещё можно было что-то исправить банальным разговором «по душам» и применением силы к нужному месту, но, увы, его переходный возраст, пик формирования личности пришёлся на период рождения младшенького и заботы о нём же, этом маленьком ублюдке. Они посвящали тупому куску плоти всё свободное время, махнув рукой на все проблемы старшего и заменяя родительскую любовь деньгами.

Что станет делать шестнадцатилетний парень, заполучив неограниченную свободу и кучу денег? Верно, захочет играть во «взрослые» игры, бросаясь из крайности в крайность и, в общем-то, весело проводя время.

Сначала безобидное внешнее самовыражение: тяжёлый рок, бритые виски, цепи, черепа, шутки, сдобренные сарказмом и чёрным юмором; всё в нём говорило: «Смотрите, я особенный, а вы просто толпа!»; люди же имеют обыкновение отворачиваться от личностей, действующих в противовес их шаблонным стереотипам, привитым родителями, друзьями, телеком и интернетиком. У него не было и нет друзей. Всем, кто ошивался неподалёку, нужны были только деньги и оргии с дорогими шлюхами, наркотиками и соответствующей музыкой.

Время неумолимо шло, внешние изменения перешли во внутренние, дойдя до пика в студенческую пору. Он выражал протест всем светлым установкам человечества: любви, богу, морали, пропагандируя ненависть, веря в Дьявола, издеваясь над людьми и животными, причём не видя между ними особенной разницы. Его ненавидели, боялись, презирали, но неукоснительно делали всё, что он скажет, небезосновательно опасаясь за собственную шкуру, зная, что с его деньгами ему сойдёт с рук даже убийство. В грязную эпоху двадцать первого века не существует ничего, что нельзя было бы купить или продать.

Ему нравилось видеть, как пачка денег ломает все их драгоценные принципы, заставляет предать мечту, что же до него самого — он ничего не хочет, ни к чему не стремится, в его руках все пороки мира…

Вот только и они приелись.

Изо дня в день он подвергал свою жизнь опасности, ему нравилось бороться за существование, выживать, и в моменты, когда по крови гулял адреналин, он чувствовал себя по-настоящему живым. Игры со смертью доставляли ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

Но потом… опостылело и это. Из-за злоупотребления всякой дрянью вроде наркотиков и алкоголя он постепенно слабел, скорость реакции уменьшалась, силы сходили на нет, а сам он часто выпадал из реальности — яд уже добрался до мозга. Жить же, чёрт побери, хотелось.

Ему двадцать семь, у него неоконченное медицинское высшее, работает он барменом в клубе неформалов, день ото дня бессмысленно прожигая жизнь и ненавидя себя много больше, чем всех этих лицемеров вокруг. Отец давно перекрыл ему доступ к счетам и запретил когда-либо появляться на пороге собственного дома — когда Джей был ребёнком, тому было просто насрать, теперь же он считает его позором всего рода и предпринимает попытки избавиться чужими руками. Конечно, лишение денег стало сильным ударом по яйцам, но, шантажируя младшего, в котором воплотился типичный образцовый ботаник — гордость папочки, Джей решил эту проблему. А киллеры придают его прогнившей жизни какую-то особенную остроту, вынуждая воспринимать каждый день как последний.

Он стал тем, кем сделала его жизнь. Думал, что плывёт против течения — на деле же просто стоял на месте. Без амбиций, развития и будущего, разрываемый внутренними противоречиями, он сошёл с ума.

Джей задумчиво смотрел на полуденную суету мира, от пронизывающего ветра глаза слезились, но холода он по-прежнему не чувствовал. Впрочем, как и всего остального. Кто бы мог подумать, что из милого мальчика вырастет такая циничная сволочь? Самый простой выход из никчёмной жизни — бросить всё и тихо сдохнуть, но Джей не искал и не ищет лёгких путей, продолжая жить. Назло врагам и самому себе.

Волков закрыл окно, медленно, как будто в полусне, дошёл до ванной, сполоснул лицо горячей водой, посмотрев по привычке на стену, где ещё два дня назад висело зеркало. Его постигла та же участь, что и все остальные: покрылось трещинами, не стесняясь взгляда хозяина квартиры, после чего так же невозмутимо мелкими осколками обрушилось в раковину и на пол. Он чудом успел отскочить, и всё же левое плечо рассёк случайный обломок крупнее предыдущих. Останься он на месте — его бы проткнуло в нескольких местах. И теперь, когда зеркала его невзлюбили, Волков попросту забил на них. Тем более ему и самому не нравился тот мрачный тип, от одного вида которого и без того поганое настроение стремилось к абсолютному нулю по Кельвину.

Джей едва успел надеть джинсы, как в дверь настойчиво позвонили. Хмыкнул, невозмутимо застегнув ширинку, гадая, на что в этот раз пришли жаловаться соседи снизу — если ты не жилец этого дома, то попасть в подъезд, минуя видеофон, невозможно, — больше соседям неоткуда взяться, так как его скромное пристанище занимает весь последний этаж.

Позвонили ещё раз.

— Дьявола ради, кого там принесло? — простонал Джей, чувствуя, как головная боль нарастает с новой силой.

— Кто? — с нескрываемым раздражением в голосе спросил он, дойдя до двери.

— Полиция, — ответил ему ровный мужской голос. Джей включил изображение с камеры и придирчиво осмотрел копов: всего двое, один щуплый дрищ в очках с лихорадочным блеском в глазах, второй походил скорее на его клиента, нежели сотрудника полиции — чёрные волосы длиной чуть ниже плеч стянуты в хвост, из-под расстёгнутого плаща видна цепь со странным черепообразным медальоном. Интересные ребята, но ничего серьёзного.

— Иди к чёрту, полиция, я не затапливал тех ублюдков.

— Андрей Волков, Вы находитесь под подозрением в тринадцати убийствах, и если сейчас же не откроете дверь, то я буду вынужден выломать её.

— А силёнок хватит? — саркастически осведомился Джей.

— Можешь не беспокоиться, — холодно ответил мужчина в плаще, вперив недобрый взгляд в скрытую камеру, так что Волкову осталось только позавидовать такому хорошему зрению.

— Мы ещё не пили, а уже на «ты»? Иметь дело с полицией Российской Империи — одно удовольствие. Убивал бы и убивал, — с этими словами неформал всё-таки открыл дверь. — Ваши документы, ребята, а то что-то вы не особо смахиваете на полисмэнов. Особенно ты, в плаще.

— Александр Клэй, генерал полиции двенадцатого отделения города Москвы, — перед носом Волкова появилось соответствующее удостоверение. Убедившись в истинности сказанного, Джей кивнул, несколько обалдело: нечасто его скромную обитель посещали генералы. Что же он, по их мнению, совершил? Рассудив, что обвинение не заставит себя ждать, он перевёл взгляд на второго, что в реальности выглядел несколько лучше, чем на экране — не таким доходягой.

— Что насчёт тебя, очкарик?

— Штраф за оскорбление государственного служащего! — праведно возмутился Паша, поправляя очки, придающие ему умный вид, да и вообще смахивал он больше на учёного… Таких щупленьких ребят не берут в имперскую полицию. Строгий фэйс-бицепс-контроль, чтобы оправдывать статус сверхдержавы даже в таких мелочах.

— Не увлекайся, — шикнул Клэй на подчинённого, тщетно примеряющего на себя роль полицейского. — Отклоняется.

— Павел Анатольевич Шульгин, младший лейтенант… — он начал судорожно рыться по многочисленным карманам в поисках документа, и от грозного взгляда шефа зашевелил руками с прямо-таки космической скоростью. — Босс, глубоко вдохните, выдохните, сосчитайте до десяти… — Паша медленно отходил, стремясь оказаться как можно дальше от сурового начальника.

— Ты же не оставил его на месте преступления?

— Вы как всегда правы, генерал!

— Кретин… — Александр провёл ладонью по лицу, словно бы извиняясь за подчинённого.

Джей молча забавлялся происходящим — такие беспорядки в госструктурах встречаются редко, поэтому, созерцая их, внесистемщик-неформал испытывал особое садистское удовольствие.

— Приношу свои извинения…

— Да ничего, продолжайте, я только за попкорном сбегаю.

— Если куда-то и «сбегаешь», то за одеждой, после чего мы отправимся в отделение и продолжим беседу там, — Александр вошёл в квартиру, Паша тенью последовал за ним, Джею же осталось только хмыкнуть и поджать губы от такой наглости, хотя в голову проникла совершенно безумная идея…

— Закрываешь дверь и отдаёшь ключи мне. При попытке бегства буду стрелять на поражение, — Джей почувствовал, как ему в затылок упёрлось что-то холодное, и он отлично понимал, что: сам неоднократно приставлял дуло пистолета, если какой-нибудь идиот отказывался действовать добровольно.

— Блять, мент, ты меня раскрыл, — Джей рассмеялся, закрыл дверь и, не оборачиваясь, передал ключи полицейскому. — Кстати, отчество где забыл?

— Отродясь не было, двигай давай.

— Хах, очередной приезжий, — Джей презрительно усмехнулся, возвращаясь в спальню. При виде собственной кровати он вздрогнул, вспоминая ночные кошмары, поспешно отвёл глаза, и тут до него дошло…

— Убийств было десять, — холодно заметил он. Интернет в изобилии пестрел жуткими кадрами каждой вывороченной жертвы, всю Империю сковало напряжение, в некоторых районах Москвы введён комендантский час, и каждый в городе как на иголках. С одной стороны думает, что это его не коснётся, но с другой… всё может быть.

— До сегодняшней ночи, — Павел поправил очки, заинтересованно оглядывая комнату, выполненную в бело-чёрных тонах.

Волков замер.

— Жанна Лукьянова, Михаил и Ирина Калинины? — хрипло спросил он, наплевав на то, как всё это выглядит со стороны. Пусть обвиняют его в чём хотят — ему важно, нет, он должен знать!

— Ага, вспомнил! Я же говорил, это он! — торжествующе воскликнул Паша, на что Александр только укоризненно покачал головой. Если бы всё было так просто…

— Да. Умерли именно в таком порядке.

Джей побледнел, закрыл глаза и облокотился о шкаф, не чувствуя твёрдости в ногах.

Не сон.

— Я помню их смерти… до последней мелочи… — прошептал он, тяжело дыша. Александр кивнул в ответ на вопросительный взгляд Паши, положил руку на плечо обвиняемого, норовя привести того в чувство, но Джей яростно скинул её. — Но я не убивал, слышите вы, не убивал! — заорал он, схватившись за голову. Сон, ставший таким далёким и призрачным, проявился с ещё большей ясностью, чем после пробуждения. Он помнил… и не только то, что происходило, но и собственные мысли, полные маниакальной жажды убийства. Помнил мягкие прикосновения смерти, снимающие агонию и усталость, помнил потоки энергии, помнил, как разрывал зубами плоть…

Он упал на колени, его рвало.

…помнил, как сжимал в руке ещё тёплое сердце, и как по руке змеилась чужая кровь…

Кто-то придерживал его за голову и плечо, не давая упасть в собственную блевотину, кто-то что-то кричал, но слов не разобрать: разум Джея, охваченный реалистичными кошмарами, воспринимал действительность будто сквозь толщу воды, и действительно, реки сознания уносили его всё дальше.

…помнил, как прятал свои трофеи в местах силы…

Какой?

…помнил, как проверял сохранность каждого из них, и с каждым новым ларцом вспоминал процесс умерщвления очередной жертвы, тот экстаз, что кроет сильнее всех наркотиков мира, почти райское блаженство…

Моя Госпожа, верный слуга твой, обретший жизнь после смерти, взывает к тебе.

…помнил материнскую заботу женщины, сокрытой в ночи. Нет, она и сама ночь…

Почему я лишён того, что у них в избытке?! Почему ты заставляешь меня добывать это и оставлять себе? Одно твоё слово, и моё жалкое существование прахом осыпется у твоих ног.

— Кто я? — еле слышно прохрипел Волков, держась за чью-то руку на своём плече. — Кто… я? Кто, кто, кто! — в исступлении повторял он, стремясь разглядеть того, за кого вцепился с таким отчаянием, будто это его единственный шанс спастись.

— Ты — Андрей Волков, подданный Российской Империи. Борись.

Знакомое имя… Неформал мысленно ухватился за него, повторяя как молитву, убеждая в этом сознание, ушедшее так далеко. Он не психопат, всю жизнь и смерть жаждущий крови, он просто человек, не самый лучший, откровенно говоря, полное говно, но всё же человек.

Человек, который просто хочет жить.

Загрузка...