Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 19

Они вернулись со множеством покупок уже ближе к ужину. Лакеи бежали вниз, ко входу, а поднимались по лестнице уже с тюками и свёртками. Клара Кёршнер была значительно старше баронессы. Может, потому относилась к покупкам спокойнее, а Элеонора Августа, давненько не выезжавшая из Эшбахта, была возбуждена и радостна. Первым делом кинулась к мужу делиться своей радостью, а заодно целовать его. И, расцеловав так, как будто он только что вернулся с войны, она стала щебетать:

— Ах, столько всего пришлось купить; хорошо, что Клара поехала со мной, я и половины тех хороших лавок не видела, которые она мне показала, — она была счастлива и вся светилась. — Пойдёмте в наши покои, я покажу вам, что купила.

И хоть генерала сейчас больше интересовал ужин, он согласился.

А там, усевшись в кресло возле кровати, смотрел, как горничная торопливо помогает его жене раздеться, чтобы та потом смогла начать показ нового платья. И Элеоноре Августе не пришлось его даже надевать, едва служанка развязала ленты свёртка, а генералу было уже всё ясно.

«Эх, надо было поехать с нею».

Впрочем, он вовсе не был уверен в том, что нашёл бы тут, в Малене, в далёкой от всех столиц провинции, что-то достойное жены известного в округе человека и боевого генерала.

«Нужно было её свозить в Вильбург, а лучше, конечно, в Ланн».

То, что купила себе на бал баронесса, не было похоже ни на то фривольное и очаровательное, что носят красотки при дворе, ни на то серьёзное и роскошное, что носила сейчас Брунхильда.

То было тяжёлое платье из хорошего сукна горчичного цвета, расшитое и отороченное чёрными кружевами. Яркое и провинциальное. Как раз для провинциалки, которой раз в год удаётся выбраться на бал.

«Впрочем, не многого ли я от них хочу? Разве госпожа медвежьего угла и купчиха могли купить что-то лучше?».

И вот это почти жёлтое платье было водружено на неказистую, коротковатую и широковатую фигурку его супруги… И тогда барон заволновался. Не на шутку. Женщина улыбалась и спрашивала его:

— Ну, дорогой супруг. Как вам?

А платье не сидело на ней… никак…

«Какая там Брунхильда? Какая там ещё София фон Аленберг? Моей коровёнке перещеголять хотя бы торговку потрохами с маленского рынка! Уж лучше бы она обернулась в конскую попону!».

— Ну, душа моя… — требует ответа Элеонора Августа, вертясь перед супругом и так, и этак. — Что скажете?

Волков ёрзает на своем кресле и потом произносит:

— Дражайшая супруга, а не кажется ли вам, что оно вам не по фигуре?

— А, это я знаю, — отвечает баронесса, крутясь то в одну сторону, то в другую. — Оно мне велико… — она глядит в зеркало, что поднесла ей горничная, — Клара уже послала за портным и белошвейками, уж за ночь они управятся, и оно сядет как надо.

— Ну что ж… — генерал вздыхает. — Хорошо, — и тут же спрашивает: — А вы с собой из дома никаких других платьев не взяли?

— Взяла, так оно старее того, в котором я приехала, — отвечает супруга. — Я, как узнала, что вы в Малене, так стала собираться, чтобы успеть в город до того, как ворота закроют. Торопилась.

Генерал уже начал смиряться с тем, что жена завтра на городском балу будет выглядеть ужасно. Что ж тут поделаешь, деньги-то уже потрачены. Да и времени ехать покупать новое платье уже нет.

Про себя, в душе́, генерал машет рукой.

«Ну и во славу Господа. Ей этот страх Божий нравится, и пусть. Не буду её разочаровывать. Вон как радуется. Ну а завтра на балу как-нибудь перетерплю».

— А вот смотрите, какое я нижнее купила, — жена уже сняла страшное платье и, разоблачившись перед мужем до естества, надела платье нижнее. И эта одежда была куда лучше верхней. Отличная ткань, расшитый узором подол, удачный покрой.

— Жаль, что на бал нельзя идти в этом, — говорит генерал с сожалением.

— Вам нравится, да? — жена кидается к нему и обнимает, она так рада, что у него нет сил сказать ей правду об этом её новом платье. А она уже из какого-то мешочка достаёт чулки, их две пары, пара шёлковых чёрных и пара светлых, почти белых. — А вот смотрите, что я ещё купила.

А потом она ещё что-то показывала ему, и туфельки бальные, и башмачки, и берет, и лёгкую фату с замысловатой шапочкой, и ленты, и платки, и перчатки.

Он удивляется тому, как много она всего купила. И тут одна мысль приходит барону в голову:

— Сердце моё, а сколько же вы за сегодня потратили?

— Ох, — она садится на кровать напротив него, подбирает подол и начинает надевать чёрные чулки, а служанка ей помогает. — Даже и не знаю, я и не считала серебра…

Её ножки в чёрном шёлке выглядят более стройными, и она говорит служанке:

— Туфли подай.

И пока служанка надевает ей на ноги туфли, барон опять её спрашивает:

— Так сколько вы сегодня потратили, душа моя?

— Ой, говорю же вам, я и не считала, — отвечает баронесса, пританцовывая на паркете, выделывая всякие па, словно готовилась к завтрашним танцам. — Что-то у меня было, а что-то я у Ёгана взяла перед дорогой.

Но всё это не кажется барону убедительным.

— Взяли у Ёгана? И сколько же он вам дал?

— Я уже и не помню, он вам сам скажет, — она не хочет об этом говорить, женщина счастлива, ей сейчас не до этих глупостей.

— А у госпожи Кёршнер вы деньги сегодня просили?

— Ничего я у неё не просила, — сразу, и теперь уже серьёзно, заявляет Элеонора Августа и добавляет: — но, кажется, она за меня где-то что-то доплачивала.

Новые долги. Генерал вздыхает; в общем-то, он так и предполагал.

Ругать он её не стал, последние несколько лет стройка выжимала из него всё серебро, которое он только мог добыть, а те деньги, что перепадали семье, баронесса в первую очередь тратила на сыновей. Пусть хоть теперь немного порадуется. Всё равно сотня или две талеров для него мало что решали.

А после ужина она долго не приходила в спальню, они с Кларой уединились на женской стороне дома, так как приехал портной Кёршнеров, и теперь он занимался платьем баронессы.

«Господь всемилостивый, пусть у него хоть что-нибудь получится».

А портной Кёршнеров оказался кудесником и за ночь сотворил чудо. Он при помощи иголок и ниток умело превратил баронессу из безвкусной и неказистой в просто провинциальную, только лишь подогнав наряд по её фигуре. Теперь и цвет платья уже не казался Волкову ужасным. И чёрные кружева на нём не выглядели дешёвыми. Даже берет и перчатки… Ну, вроде…подходили к этому её наряду. Сама же Элеонора Августа фон Мален госпожа фон Эшбахт баронесса фон Рабенбург просто цвела от счастья. Женщина не отходила от мужа, вертелась перед ним и уже полдюжины раз спросила у него что-то типа:

— Дорогой супруг, а носят ли такое при дворе? — или: — Ну и как вам я в этом наряде? А чёрные кружева не слишком ли?

И он её как мог успокаивал, дескать, кто-то да и носит такое при дворе, и что это платье безусловно её стройнит, и цвет у него хорош, и что многие носят чёрные кружева при дворе.

Она была не в силах расстаться со своим платьем и даже к завтраку вышла в новом своём наряде.

«Пусть тешится… Лишь бы только не заляпала его до бала, она же такая неловкая».

А потом женщины, Элеонора Августа и Клара, позвали своих служанок и стали собираться на бал, а мужчины, уже одетые, уселись в гостиной и попивали разбавленное вино, чтобы скоротать время; там же дети, очаровательная, как ангел, Урсула Вильгельмина и младший сын барона Хайнц Альберт, играли с красивым щенком, скармливая тому кусочки сыров и вяленых окороков из тарелки с закусками.

— Хайнц, — замечал отец, — не давайте ему много сыра.

— Батюшка, но отчего же? Он же голоден, — замечал мальчик. — Смотрите, как он жадно ест.

— Он не голоден, — отвечал барон — и тут же польстил хозяину дворца и родственнику: — в доме господина Кёршнера не бывает голодных, а щенок ваш просто обжора и любитель лакомств. И если вы его перекормите сыром, то у него разболится живот, — он сделал паузу, — и это закончится печально…

— Он умрёт? — ужаснулся Хайнц Альберт.

— Нет! Не умрёт! — крикнула Урсула Вильгельмина, хватая собачку в охапку и прижимая её к себе. — Он просто перепачкает ковры! Немножко!

Мужчины засмеялись. И тут как раз в дверях появилась нянька детей барона, а из-за её подола выглядывал его старший сын.

— Что вам угодно, барон? — сухо и даже холодно спросил отец у ребёнка. — Кто дозволил вам покинуть ваши покои?

— Мне позволила матушка, — выходя из-за няньки, отвечает суровому отцу Карл Георг.

— Да? И зачем же вы сюда пришли? — всё так же холодно интересуется генерал.

— Я пришёл сюда просить у вас прощения, — объясняет мальчишка. — Я дурно себя вёл. И за то прошу меня простить.

— Нет-нет, — барон покачал головой. — Вы не просто дурно себя вели, вы были дерзки. И дерзость — это не просто шалость! Вы набрались смелости перечить мне.

— Так вы меня не прощаете? — воскликнул мальчик с немалым удивлением, он явно к отказу отца был не готов.

— Я не привык отменять принятых решений, — назидательно замечает генерал. — Вы останетесь в своих покоях до завтра. До отъезда. А по приезду домой вас ждут неприятные для вас новшества.

— А-а, — мальчишка как будто ждал отказа, он сразу кинулся в крики и слёзы. — Вы злы, батюшка!

Но барон лишь поморщился от шума и сделал нетерпеливый знак няньке: прочь отсюда.

И нянька почти потащила Карла Георга из гостиной под испуганными взглядами его родного брата Хайнца Альберта и кузины Урсулы Вильгельмины, которая всё ещё прижимала щенка-обжору к себе.

Конечно, в этот день в доме Кёршнеров обед подавать никто не планировал. Ведь к обеду все господа были приглашены в городскую ратушу, на бал, что давала графиня фон Мален. И едва на ближайшей колокольне храма святого Андрея колокола пробили полдень, как все господа стали выходить во двор, где их уже поджидали кареты.

Решено было ехать на двух каретах. Не новая уже карета барона была вычищена, и его герб на её дверях был подновлён. Баронесса и госпожа Кёршнер, выходя из дверей дворца, источали необыкновенные ароматы. Да и выглядели они… Ну, точно не хуже прочих жительниц города и графства Мален. В принципе, Волков был доволен видом своей жены. И то, что платье её такого нелепого цвета, уже не так волновало генерала. Теперь в баронессе ничто его не огорчало.

«Среди купчих да горожанок, среди местных жён сеньоров, она точно не будет худшей. И если кому уступит, так лишь графине. А та и при дворе в Вильбурге не терялась, да и при дворе в Ланне была бы одной из первых. Так что…».