Братья

ГЛАВА 67

Если бы мне пришлось изобразить картину собственной смерти, я бы заполнил пустое полотно таким пейзажем: горы Балана в туманной дымке, в синем небе парит одинокий орел, неумирающий дух моей матери, родившей и покинувшей меня. Склоны вершин покрыты многцветьем трав и бутонов, распустившихся цветов. Мягкие лучи восходящего солнца ласкают землю. Воздух наполнен рожками молодых пастухов, выгоняющих стада яков и овец. Проступают тени моих дорогих и любимых людей, которые так часто появлялись в моих снах.

Но в реальности часто происходит совсем не так.

Я брел в одиночестве по склону горы Балан, только собственная тень сопровождала меня. Ко мне навстречу спешил мой батюшка, постаревший доктор, глухой и наполовину ослепший. Дрожащими ладонями, на которых не хватало трех пальцев, он ощупывал пространство перед собой.

— Шенто, мой мальчик Шенто. — Слезы катились по морщинистым щекам старика.

— Я подвел тебя, Папа.

— Это не ты. Это судьба. — Он поцеловал меня в лоб и надел мне на шею талисман.

— Мой талисман, заветный дар Дин Лона, он пропал на том проклятом баркасе. Откуда он взялся? — Моему удивлению не было предела.

— Его сохранил тот человек, что спас тебя от казни.

— Кто этот человек?

— Тот, кто вручил мне этот конверт, — ответил Папа, отдавая мне запечатанный конверт, — это был пожилой человек, он называл себя Лон и разыскал меня, когда в газетах написали о моей голодовке у твоей резиденции в Пекине.

В нетерпении я вскрыл пакет и с удивлением обнаружил чек на мое имя на двадцать миллионов долларов США, выпущенный банком Моргана в Нью-Йорке. Был только один человек, кто мог совершить оба эти поступка, — банкир. Я побледнел, щеки запылали. Руки тряслись, словно я прикоснулся к языкам пламени, которые обожгли самую беззащитную часть моей души.

— Нет, это невозможно.

— Не плачь о прошлом, — утешал меня батюшка, — смотри с улыбкой в будущее. Этот амулет из твоего прошлого, а деньги принадлежат новой странице твоей жизни. Ты ничего не сделал, чтобы получить подарки. Но это символы любви. По традициям Балана, прими из рук дающего с благодарностью его дары. Ты не можешь опозорить его отказом. Храни их вечно, иначе благодать будет осквернена, а любовь потеряна.

— Меня никто не ждет? — спросил я, едва владея собой.

— Никто, кроме меня и письма, отправленного из Фуцзяни.

В отчаянии я распечатал его:

Шенто!

Твои намерения порадовали меня. Каждому, кто ищет прощения, дается искупление. Бог улыбается тем, кто готов узреть свет добра. Любовь невозможно забыть. Ненависть уйдет навсегда. Балан — твоя колыбель, твое начало. Его дух исцелит и напитает тебя, залечит все раны и переломы, восстановит силы, возродит к новой жизни. Не ищи меня. Не надо. Я там, где пребывают покой и безмолвие.

Суми

Только после долгого молчания я смог посмотреть в даль… синюю, бесконечную даль неба, на землю гор, землю желтой пыли, землю всех начал, что не знает конца.