Глава 25 Пражские художества: живописцы, скульпторы, архитекторы

Признаемся: эту тему мы оставили напоследок, поскольку, чтобы подступиться к ней, требуется изрядное мужество.

Дело в том, что хотя за тысячелетнюю историю было в Праге великое множество писателей и поэтов, музыкантов и ученых, всякого толка лицедеев, от базарных шутов и папаши Шпейбла с Гурвинеком до артистов мировой величины, однако, если собрать их вместе, добавить князей, королей и политиков, список все же будет поменьше, чем у искусников кисти, резца и линейки с циркулем. Посудите сами, литератор — редкий зверь, такие в большом числе не нужны, и в старину для королевского двора хватало пары-другой поэтов и одного летописца-прозаика. Музыкантов и актеров было больше, так как короли, дворяне, да и простой народ любят поразвлечься, посмеяться над проделками шутов, послушать песни и поглядеть на ножки балерин. Однако музыканты, композиторы и театр в нашем современном понимании появились в чешской столице лишь в XVIII веке, а кто до этого развлекал пражскую публику, мы практически не знаем (от силы наберется десяток имен). А вот строители были нужны всегда, даже в IX веке! Ибо они возводили для простого люда дома, для дворян — дворцы, для Господа — храмы, а для короля — крепости, замки и города. Так что строителей всегда должно быть много, и если своих не хватает, приходится ввозить из чужих земель. А рядом со строителем неизбежно появляются скульптор и художник, причем не двое их, а двадцать: стены в храмах и дворцах высокие, залы просторные, и все это необходимо расписать, украсить статуями и картинами. Надо ли удивляться, что архитекторов, ваятелей и живописцев всегда существовало значительно больше, чем актеров, музыкантов и писателей?.. Опять же, искусство сочинителей и лицедеев преходяще, и история хранит лишь самые великие имена, а художества, запечатленные в камне и красках, долговечны и зримы, а зачастую еще и подписаны. Они берут либо размером, либо количеством. Всякий собор или дворец — вечный памятник тем, кто построил эти монументальные прочные сооружения. А что до количества, так кто возьмется точно сказать, сколько всего работ у художника Альфонса Мухи? Сколько у него картин, эскизов, иллюстраций для книг, витражей и плакатов? Тысяч десять, по самой скромной оценке, и каждое его произведение стоит приличную сумму. Так что Александр Дюма, Жюль Верн и Айзек Азимов, у которых всего-то по три-четыре сотни книг, ни в какое сравнение с ним не идут. Как, впрочем, и любимая наша актриса пани Квета Фиалова, сыгравшая в шестидесяти пяти кинофильмах.

В общем, мысль вы поняли: архитектурно-живописной братии, что работала в Праге, несть числа, а творения их и вовсе сосчитать немыслимо. Говоря языком математики, это несчетное множество. Поэтому мы коснемся только самых известных имен и самых великих произведений, связанных с теми местами города, которые можно назвать культовыми. Это, в первую очередь, кафедральный собор святого Вита и королевский дворец в Граде, Карлов мост и архитектурный ансамбль Староместской площади; сюда следует добавить и более поздние объекты, ставшие символом чешского Возрождения, — Национальный театр и Общественный дом.

Над созданием собора святого Вита на протяжении нескольких столетий трудились многие архитекторы и художники. Первоначальный замысел принадлежал Матиасу из Арраса (1290–1352), который прибыл в Прагу из Франции по приглашению императора Карла IV. В 1344 году Матиас начал возводить на месте древней базилики в Граде восточную часть собора, но умер, не закончив работу. Его наследником стал Петр Парлерж из Швабии (1330–1399), и хотя оба мастера являлись приверженцами готики, представления француза и немца об этом стиле существенно различались.

Петр Парлерж (или Петер Парлер — так изначально звучали его немецкие имя и фамилия, переделанные впоследствии на чешский лад) происходил из семьи известных архитекторов; зодчими были его отец Генрих Парлер и два брата. Приехав в Прагу по приглашению Карла IV, он остался здесь навсегда: он был не только архитектором, но также выступал в качестве скульптора и градостроителя, со временем разбогател и после смерти упокоился рядом с королями и князьями в соборе святого Вита. Два его сына продолжили династию зодчих.

След, оставленный Парлержем в облике Праги, столь значителен, что, пожалуй, с ним не сравнится ни один другой архитектор. Он перебросил через Влтаву Каменный мост, который пятьсот лет спустя, в 1870 году, назовут Карловым, и построил Староместскую предмостную башню; он возвел костел Всех Святых в Граде и, вероятно, знаменитый Тынский храм на Староместской площади; он занимался планировкой и застройкой Нового Города; но, разумеется, главной его задачей, ради выполнения которой он и приехал в Чехию, было строительство собора святого Вита. Парлерж придал ему черты немецкой готики и уделил большое внимание внутренним украшениям — сводам, колоннам, скульптурам.

Собор, однако, оставался недостроенным: имелась восточная половина, но не было западной. В таком состоянии здание пребывало четыре с половиной столетия, ибо войны и другие невзгоды, что бушевали над чешской землей, не позволяли завершить начатое. Наконец в 1872 году, в эпоху Возрождения, строительство было продолжено, причем новый зодчий Йозеф Мокер придерживался плана, составленного Парлержем. В последующие десятилетия собор достраивался и реконструировался, а лучшие художники Чехии украшали его настенными и потолочными росписями, картинами, изваяниями и витражами.

Другим символом Праги, наряду с собором святого Вита, является знаменитый Карлов мост. В конце XVII века его начали украшать статуями. Помимо этого в изваяниях святых нуждались также многочисленные соборы и костелы в Праге и других городах. Спрос рождает предложение, а потому в Чехии возникли целые династии скульпторов, появились знаменитые мастерские, работавшие иногда целое столетие. Наиболее известны четыре из них; Брокофов, их конкурентов Браунов, а также Прахнеров и Платцеров. К примеру, последняя мастерская, возникшая в середине XVIII века, просуществовала вплоть до начала XX-го.

Однако пальма первенства безусловно принадлежит семейству Брокофов: именно они создали множество наиболее прославленных шедевров. Якоб Брокоф (1652–1718) родился в семье, исповедовавшей лютеранство, однако затем перешел в католичество, видимо, по чисто практическим, утилитарным соображениям. Напомним, в какие времена ему пришлось жить: после поражения в битве у Белой горы Габсбурги не очень-то жаловали протестантов. Обучившись в Праге резьбе и ваянию, Якоб несколько лет трудится в других чешских городах, затем, окончательно переселившись в столицу, он покупает дом на краю Угольного рынка и вместе со своими сыновьями Михалом Яном Йозефом (1686–1721) и Фердинандом Максимилианом (1688–1731) открывает семейную мастерскую. Еще до этого Якоб прославился изготовлением в 1683 году бронзовой статуи Яна Непомуцкого, установленной на Карловом мосту. Он был превосходным резчиком по дереву, однако в работе с камнем уступал своим сыновьям, особенно Фердинанду, ставшему талантливейшим пражским скульптором эпохи барокко. Фердинанд учился сначала в мастерской отца, а затем в Вене и по возвращении в Прагу создал ряд скульптурных изображений святых для Карлова моста. Есть у него и другие известные работы, в частности, скульптурный декор Морзинского дворца на Нерудовой улице. Многие произведения братьев Брокофов украшают замки и костелы в чешской провинции: в Дечине, Радиче, Коунице и других местах.

Матиас Браун (1684–1738), представитель, как мы бы теперь выразились, конкурирующей фирмы, родился в Тироле. Он тоже был даровитым скульптором, прошедшим школу ваяния в Италии. Он трудился в Праге, его работы можно видеть на Карловом мосту, в Клементинуме, в соборе святого Вита (надгробие графа Шлика), а также в костелах городов Пльзень, Стара-Болеслав, Челаковице, Лис-над-Лабем. Его племянник и ученик Антонин Браун тоже был знаменитым пражским ваятелем; он создал статуи у портала костела святого Микулаша на Староместской площади. Хотя мастерская Браунов была крупнее мастерской Брокофов, однако соревнование за Карлов мост они проиграли: Матиас создал всего две скульптуры, святого Иво и парное изображение святых Людмилы и Вацлава, тогда как Якоб Брокоф изготовил целых шесть статуй, а его сыновья Фердинанд и Михал — еще семь. Напомним, что всего на мосту тридцать статуй, так что можно сказать, что семья Брокофов увековечила себя в самом сердце Праги. К сожалению, век этих замечательных мастеров был недолгим — все трое умерли от туберкулеза, профессиональной болезни скульпторов и каменотесов.

Их современниками были выдающиеся чешские живописцы Карел Шкрета (1610–1674), Петр Брандл (1668–1735), Вацлав Райнер (1689–1743) и скульптор Ян Иржи Бендл (1620–1680). Работы последнего можно видеть на площади Крестоносцев: Бендл создал статуи святых на балюстраде и фронтоне костела святого Сальватора.

Карел Шкрета считается выдающимся представителем чешского барокко. Он родился в Праге, в семье дворян-протестантов, рано потерял отца и вкусил всю горечь скитаний на чужбине. Когда после Белогорской битвы начались гонения на протестантов, семья потеряла все свое состояние, и юный Карел был вынужден бежать вместе с матерью в Саксонию. Затем они перебрались в Италию, жили в Венеции, Флоренции, Риме, где Шкрета обучался у итальянских мастеров и получил известность как портретист. Ради того, чтобы вернуться в Прагу, и, очевидно, надеясь получить обратно конфискованные у их семьи владений, он принял католичество и в 1638 году перебрался в родной город, где прожил до самой смерти. Шкрета стал маститым живописцем, главой гильдии художников, творцом множества картин на религиозные темы, украшающих пражские церкви и, в частности, костел Девы Марии перед Тыном. Полотна Шкреты, Брандла и других мастеров этого периода можно увидеть в собраниях Национальной галереи.

Целое столетие, с середины XVII по середину XVIII века, в Праге трудились две знаменитые и тесно связанные друг с другом семейными узами династии зодчих: Лураго и Динценгоферы. Карло Лураго (1615–1684) родился в Северной Италии, переехал в Прагу еще в молодости, в 1638 году, и, благодаря своему таланту и потрясающей работоспособности, вскоре стал весьма состоятельным человеком. Более тридцати лет он выполнял заказы Церкви (прежде всего — ордена иезуитов) и чешской знати, а также занимался фортификационными работами. В 1670 году Лураго перебрался в Баварию, где и прошли его последние годы, но регулярно навещал Чехию, проверяя состояние дел на стройках, на которых возводились объекты по его проектам. Продолжателем трудов фамилии в Праге стал Ансельмо Лураго (1701–1765), даровитый архитектор и внучатый племянник Карло.

Кристоф Динценгофер (1655–1722) был родом из Баварии. В юности он приехал вместе со своими братьями в Прагу, чтобы учиться мастерству зодчего у Карло Лураго. Братья впоследствии вернулись домой, а Кристоф остался в Чехии на всю жизнь, и его сын Килиан Игнац Динценгофер (1689–1751) появился на свет в Праге. Кстати, Килиана Игнаца считают еще более одаренным архитектором, чем Кристофа; к тому же их семья породнилась с семьей Лураго — Ансельмо стал зятем Килиана Игнаца и продолжателем его проектов.

Объединившись, семейство Лураго-Динценгоферов совместными усилиями столько всего построило в Праге и Чехии, что полный список занял бы страницы три-четыре, никак не меньше. Объекты были самыми разнообразными: от пражских фортеций и водонапорной башни до великолепных храмов и дворянских усадеб. Из особо выдающихся пражских творений Карло Лураго нужно отметить костел святого Сальватора, костел святого Игнатия на Карловой площади, Леопольдовы ворота в Вышеграде; кроме того, он спроектировал церкви в десятке чешских городов.

Кристоф Динценгофер тоже возвел в Праге несколько церквей, но самые его значительные работы были выполнены в соавторстве с сыном Килианом, который впоследствии также трудился вместе со своим зятем Ансельмо Лураго. На их счету дворец Кинских и костел святого Микулаша на Староместской площади, дворец Сильва-Тарукки на улице На Пршикопе, костел святого Яна Непомуцкого близ Лореты и фронтон самой Лореты, костел святых Кирилла и Мефодия неподалеку от Карловой площади, «Вилла Америка» (дворец графа Михны) и еще ряд церковных построек; кроме того, Ансельмо Лураго реставрировал первый двор королевского дворца в Граде. Но подлинным шедевром этой династии зодчих стал огромный собор святого Микулаша на Малостранской площади. Спроектировал собор и начал его строительство Кристоф Динценгофер, затем над возведением храма трудился его сын Килиан Игнац, но оба они умерли, так и не увидев свое творение полностью завершенным. Работу закончил Ансельмо Лураго, и он же пристроил к собору колокольню.

Большие статуи святых для костела святого Микулаша, включая установленное на главном алтаре огромное позолоченное изваяние самого святого, в честь которого назван храм, выполнены в мастерской Платцеров, основатель которой, Игнац Франтишек Платцер (1717–1787), был незаурядным скульптором. Дело отца продолжил его наследник, сын Игнац Михал Платцер (1757–1826). Как уже говорилось, их мастерская просуществовала добрых полтора века и, в частности, специализировалась на изваяниях святого Яна Непомуцкого (их Платцеры изготовили не одну сотню).

Над убранством костела святого Микулаша немало потрудились художники Карел Шкрета, Игнац Рааб и Франческо Солимена (последний был по происхождению итальянцем), а также семейство ваятелей Прахнеров: Петр, Рихард и, самый из них знаменитый, Вацлав (1784–1832). В 1762–1766 годах они создали несколько статуй и уникальную резную кафедру для проповедника. Одна из работ Вацлава Прахнера особенно популярна — аллегорическое изображение реки Влтавы в виде обнаженной красавицы с кувшином, из которого льется вода (1812). Оригинал хранится в Национальной галерее, а копия, любовно прозванная пражанами Терезкой, установлена в парке дворца Клам-Галласов. Если верить легенде, некий житель Старого Города так страстно полюбил красавицу-Терезку, что завещал ей все свои богатства, так что она весьма состоятельная статуя.

Девятнадцатый век даровал Праге несколько выдающихся талантов, знаковых фигур в искусстве живописи, и первым из таких художников был Йозеф Манес (1820–1871). Мы уже убедились, сколь часто в Праге секреты мастерства передавались от отца к сыну или переходили по наследству к другим родственникам: вспомним Брокофов, Браунов, Прахнеров и прочих. Это связано не столько даже с семейными отношениями, сколько с цеховой традицией, принятой в Германии и Чехии, где цех считался основой любого ремесла и искусства. В этом смысле Йозеф Манес не стал исключением: его отец Антонин Манес (1784–1843) тоже был художником, как и его брат Гвидо и сестра Амалия, а дядя Венцель Манес возглавлял Пражскую художественную академию. При таком родстве судьба Йозефа была предрешена: в 1835–1844 году он учится в Праге, в Художественной академии, а затем завершает образование в Баварии, в Мюнхене. Вернувшись в Чехию, Манес на долгое время обосновался в поместье мецената графа Сильва-Тарукки: живя там, он совершал поездки по Богемии, Моравии, Словакии, посетил Польшу, Германию, Австрию, Италию, а в 1857 году — Россию. Из путешествий по Чехии Манес привозит множество зарисовок: на них запечатлены предметы крестьянского быта, одежда, жилища, праздники, сельские пейзажи, различные растения. Изображение сельской Чехии в романтической, опоэтизированной манере стало основным направлением творчества художника, что не до конца поняли и не оценили должным образом его современники. В то же время работы Манеса очень разнообразны, и в 1850–1862 годах, находясь в расцвете творческих сил, он пишет портреты, жанровые сцены, панорамные пейзажи Чехии, иллюстрирует Краледворскую рукопись и сборник народных песен. Хотя этот художник и не создал масштабных патриотических полотен, но его творчество было глубоко народным, созвучным идеям времени, Возрождению Чехии и ее языка. Он просто и достоверно представил сельскую жизнь родной страны, совершив в живописи то, что сделали в музыке Сметана (опера «Проданная невеста»), а в литературе — Божена Немцова (повесть «Бабушка»). Одно из самых известных его произведений — медальоны для курантов Староместской ратуши с изображениями различных видов сельскохозяйственных работ и праздников (их двенадцать, по одному на каждый месяц года) — ныне хранится в Пражском городском музее. Творчество Йозефа Манеса в полной мере оценили только после его смерти; в 1887 году его имя было присвоено Содружеству чешских художников. В Праге память о нем увековечена в названиях Манесова моста и Галереи Манеса — здании в стиле модерн, возведенном архитектором Отакаром Новотным в 1930 году. Это весьма примечательное сооружение нависает над протокой, отделяющей конец Славянского острова от набережной Масарика.

Крупными чешскими художниками XIX века являлись современники Манеса Йозеф Навратил (1798–1865) и Карел Пуркине (1834–1868), на смену которым пришло более молодое поколение: Франтишек Женишек (1849–1916), Микулаш Алеш (1852–1913) и, наконец, обретший мировую славу Альфонс Муха (1860–1939), который принадлежит в большей степени уже XX столетию. Женишек и Алеш известны своими монументальными полотнами на историко-патриотические темы, снискавшими им большую популярность среди зажиточных пражских горожан; оба они, несмотря на различные жизненные перипетии, пользовались огромным уважением и достигли высоких званий: Алеш был советником по изобразительному искусству и почетным гражданином Праги, Женишек — профессором Художественной академии. Оба они также иллюстрировали книги и журналы, писали портреты, выполняли эскизы для мозаик и витражей. Два таких мозаичных панно по картонам Алеша — «Княжна Либуша пророчит славу Праге» и «Слава славянству» — украшают вход в ратушу на Староместской площади. На долю этих художников выпало немало славы, однако их звездным часом стал 1879 год, когда они выиграли конкурс на оформление Национального театра. Театр, возведенный по проекту Йозефа Зитека, являлся, как мы уже говорили, одним из символов чешского Возрождения, и его фойе и зрительный зал полагалось украсить росписями в патриотическом духе, что и было с блеском выполнено Алешем и Женишеком. В театре представлена их настенная живопись, около тридцати монументальных произведений.

В почетной работе по оформлению Национального театра также принял участие выдающийся ваятель Йозеф Вацлав Мысльбек (1848–1922). Он родился в Праге, в бедной семье, и потому был вынужден бросить школу и вместо этого обучаться ремеслу печатника. Но его художественное дарование оказалось столь значительным, что привлекло к юноше внимание известного пражского скульптора Вацлава Левы. Мысльбек стал его учеником, овладел искусством ваяния, начал работать в Праге и в Вене, в 1873 году открыл собственную мастерскую и со временем удостоился звания профессора Пражской художественной академии, где преподавал более двадцати лет. Его мастерская прославилась, в частности, скульптурными портретами выдающихся современников; кстати, как раз такую галерею изображений чешских музыкантов и театральных деятелей Мысльбек создал для Национального театра, в фойе которого находится также его аллегорическая скульптура «Музыка». Наиболее знаменитые работы Мысльбека — конная статуя святого Вацлава на Вацлавской площади и статуи Либуши и Пршемысла в Вышеграде. Именно там, на мемориальном кладбище, его и похоронили с почетом.

Косвенным образом Мысльбек причастен и к созданию самой последней из украсивших Карлов мост статуй. В 1890 году сильное наводнение смыло скульптурную группу работы Фердинанда Брокофа, прославлявшую основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолу. Ненависть чехов, особенно пражан, к иезуитам общеизвестна, и потому было решено статую не восстанавливать, а заменить ее изображением славянских святых Кирилла и Мефодия. Заказ на его изготовление получил в 1928 году Карел Дворжак, ученик Мысльбека, трудившийся над созданием скульптуры целых десять лет. Ее установили в роковой для Чехии 1938 год, как раз накануне немецкой оккупации.

Жизнь Альфонса Мухи (1860–1939), всемирно известного чешского живописца, иллюстратора книг, создателя плакатов и театрального художника, была бурной и полной событий. Он родился в небольшом моравском городке неподалеку от Брно в многодетной семье небогатого чиновника. Талант его обнаружился рано, но, однако, он не сумел выдержать экзамен в Пражскую художественную академию. Муха продолжал рисовать, работал театральным художником в Вене, пока богатый австрийский меценат не отправил его учиться в Мюнхен, а затем, в 1887 году, в Париж. Поскольку на том помощь мецената и закончилась, Муха, оказавшись в стесненных обстоятельствах, берется за любую работу: рисует плакаты, афиши, обложки для книг и журналов. Знакомство с великой актрисой Сарой Бернар помогло молодому художнику получить место декоратора в театре. Его известность в Париже растет, Муха вырабатывает собственный стиль, очень любит рисовать женщин, роскошных чувственных красавиц; вскоре он становится одним из самых ярких и плодовитых парижских художников эпохи модерна. Его приглашают с лекциями в Америку — там, за океаном, издаются его книги; он посещает Россию и другие страны и наконец, вернувшись в Прагу в 1910 году уже именитым художником и семейным человеком, приступает к выполнению главной творческой задачи своей жизни: созданию цикла монументальных полотен «Славянского эпоса» и картин на темы славянской истории.

Эта метаморфоза, случившаяся с мастером, ранее рисовавшим изящные орнаменты, томных дам и девиц и рекламные плакаты с позолотой, поражает, но тем не менее она произошла, и в последующие тридцать лет Муха уже не парижский, а пражский художник. Двадцать огромных картин из цикла «Славянский эпос», над которыми он трудится более десятилетия, изображают ключевые моменты чешской, русской, сербской, болгарской истории. Но это лишь часть его работы. В 1912 году архитекторы Освальд Поливка и Антонин Бальшанек завершают строительство Общественного дома, еще одного символа чешского Возрождения. В его убранство внесли вклад крупнейшие деятели искусства — Мысльбек, Шалоун, Швабинский, Алеш и, разумеется, Альфонс Муха: он создает огромную фреску «Славянское согласие» (роспись потолка в салоне мэра). В 1918 году именно Муха, как самый выдающийся чешский художник, выполняет заказ правительства Первой республики: разрабатывает дизайн денежных знаков нового государства. В 1928–1931 годах он работает над витражами для собора святого Вита, создает великолепную «Аллегорию на тему славянских народов», в которой представлена история крещения славян.

Творческое наследие Альфонса Мухи велико и поразительно разнообразно — от монументальных полотен на исторические сюжеты, огромных фресок и витражей до почтовых марок, чехословацких банкнот и ювелирных изделий, выполненных по его эскизам. Это наследие могло бы стать еще больше, но после оккупации престарелого художника-патриота (ему к тому времени уже исполнилось семьдесят восемь лет) не раз вызывали на допросы в гестапо. Нервное потрясение вкупе с простудой привели к воспалению легких, от которого Муха вскоре и скончался. Он также похоронен на мемориальном кладбище в Вышеграде.

Раз уж речь зашла об оккупации, отметим, что из блестящей плеяды чешских скульпторов, архитекторов и живописцев, современников Альфонса Мухи, людей уже немолодых, многие не пережили войну. Умер Франтишек Билек (1872–1941), которого считают лучшим чешским ваятелем XX века. Билек похоронен около своего дома у горы Табор, а собрание его удивительных работ в камне и дереве можно увидеть на его пражской вилле, что находится к северу от комплекса Града. Умер Йозеф Гочар (1880–1945), зодчий удивительного таланта: сотворенные им шедевры — дом «У черной Мадонны» на улице Целетной (1912), здание Банка чехословацких легионеров на улице На Поржичи (1923), костел святого Вацлава на площади Сватоплука Чеха (1933) — украсили Прагу. Умер живописец, дизайнер, театральный художник Франтишек Кисела (1881–1941), работавший в содружестве с Гочаром: он выполнял художественное оформление внутренних помещений в различных зданиях, в частности, в Банке чехословацких легионеров, а также разработал дизайн герба Первой республики. Композицию Киселы «Сеющие со слезами пожнут посеянное в радости» (1927–1929) можно увидеть в кафедральном соборе Святого Вита. Не пережил войну скульптор Богумил Кафка (1878–1942), автор памятника Йозефу Манесу и огромного бронзового монумента гуситского полководца Яна Жижки, установленного на Жижкове. Ладислав Шалоун (1870–1946) умер сразу после войны. Он был мастером скульптурного портрета, продолжателем традиций Мысльбека. Шалоун оформил интерьер Пражского городского музея, но главное его творение, над которым он работал целых пятнадцать лет — грандиозный памятник Яну Гусу на Староместской площади. Большинство упомянутых выше выдающихся художников похоронено на мемориальном кладбище в Вышеграде.

К этому же поколению принадлежат такие замечательные живописцы и графики, как Макс Швабинский (1873–1962), Ян Прейслер (1872–1918), Антонин Славичек (1870–1910), Богуслав Дворжак (1867–1951), Франтишек Каван (1866–1941) и ряд других, — все они по праву считаются основоположниками современного чешского художественного искусства. Они отнюдь не чуждались импрессионизма и символизма, но работали также и в реалистической манере: писали полотна на исторические сюжеты и пейзажи. Их достижения и их судьбы были очень разными. Пожалуй, больше прочих известен Макс Швабинский, чья композиция «Страшный суд», на которой представлены все знаменитые правители Чехии начиная с Вацлава IV, украшает кафедральный собор Святого Вита. Для Общественного дома Швабинский написал портреты великих чешских художников, литераторов и музыкантов. Он был профессором Художественной академии, прожил долгую жизнь и удостоился многих наград. Яну Прейслеру, также профессору Художественной академии и члену группы модернистов «Восемь», была уготована менее завидная участь: он умер от пневмонии, не дожив до пятидесяти. С очень талантливым пейзажистом Славичеком в 1909 году случился инсульт, в результате чего его правая рука была парализована, и художник покончил жизнь самоубийством. Умер в войну Франтишек Каван, еще один замечательный мастер пейзажа, увлекавшийся также символизмом. А вот Дворжак, друг Кавана и Славичека, прожил целых восемьдесят четыре года. Он оформлял здание Национального музея, что стало самой значительной его работой, а также писал картины исторической тематики.

В начале XX века и в период Первой республики началось великое брожение умов: пражские поборники новых течений в искусстве то объединялись в творческие союзы, то вновь разбегались каждый в свою сторону. Одну из таких групп, «Деветсил», мы уже упоминали, рассказывая о театре, но было и множество других: «Восемь» (существовала в 1907–1908 годах), «Сурсум» (1910), «Группа мастеров изящных искусств» (1911–1916), «Упрямцы» (1918–1920), «Левый фронт» (1929–1932). «Деветсил», существовавший с 1920 по 1931 год, оказался наиболее долговечным объединением художников, литераторов и деятелей театра. К его «живописному крылу» принадлежали такие самобытные художники, как Йозеф Шима (1891–1971), Индржих Штирски (1899–1942) и Мария Черминова (1902–1980), известная под псевдонимом Туайен. Собственно, они являлись пражскими и одновременно парижскими живописцами: так, Шима отправился в столицу Франции в 1921 году и прожил там до конца своих дней, а Штирски и его спутница жизни Черминова неоднократно бывали в Париже (после смерти возлюбленного Черминова и вовсе туда переселилась). Штирски известен как книжный график и создатель эротических рисунков, но более всего — как замечательный фотограф. Мария Черминова была очень талантливой художницей, она увлекалась абстракционизмом и любила фантасмагории: по ее картинам бродят скелеты, лемуры и другие порождения болезненного воображения, но у нее есть и очень известные серии рисунков антивоенной тематики.

Рассказывая о художниках Праги, мы хотим особо отметить их труды по украшению культовых мест, о которых уже упоминалось выше. Так, убранство Общественного дома создавалось виднейшими живописцами и скульпторами — Алешем, Мухой (фреска «Славянское согласие»), Швабинским (портреты деятелей культуры), Мысльбеком, Шалоуном (аллегорические скульптурные группы «Моя Родина» и «Чешский танец»); участие в этом святом деле принимали и другие художники. Еще более характерным примером является собор святого Вита, который строился веками и стал, особенно в начале XIX столетия, настоящей копилкой национальных художественных сокровищ. Его великолепные витражи создавались целый век: с 1866 по 1966 год; собор украшают статуи и полотна лучших художников Чехии и Чехословакии: Мухи, Швабинского, Киселы, Покорны, Билека и других. Многие из этих произведений были созданы в годы Первой республики на средства пражских финансистов. Так, работу Мухи «Аллегория на тему славянских народов» оплатил банк «Славия», «Страшный суд» Швабинского спонсировала «Пражская муниципальная страховая компания», а композицию Киселы «Сеющие со слезами» — «Первая богемская страховая компания». Можно лишь удивляться и радоваться такому подъему национальных чувств у банкиров и страховщиков былых времен; нынешние, в отличие от них, не очень-то щедры.

Что касается замка на Пражском Граде, то в эпоху Габсбургов он не раз подвергался переделкам, самой серьезной из которых стала реставрация, проведенная в конце XVIII века итальянским зодчим Николо Пакасси. С возникновением Первой республики замок, к тому времени уже сильно обветшавший, сделался резиденцией чехословацкого президента. Томаш Масарик, поселившийся здесь, пригласил из Югославии гениального зодчего Иосипа Плечника (1872–1957), который славился как большой оригинал, и поручил ему руководство очередной реставрацией. Плечник даром времени не терял и успел также воздвигнуть в 1930 году собор Пресвятого сердца Господня на площади Иржи Подебрадского в Виноградах.

А теперь расскажем о нескольких пражских ваятелях и художниках, которые успели потрудиться в эпоху социализма — кто десять, а кто двадцать и более лет. Время было непростое, и иной раз разыгрывались настоящие трагедии.

Карел Покорны (1891–1962) был одним из последних учеников Мысльбека, работал в его мастерской и оставался со своим учителем до конца его жизни. В годы Первой республики и во время немецкой оккупации он создал ряд работ, которые стали наглядным свидетельством его таланта: «Памятник павшим» (памятник чехословацким легионерам в кафедральном соборе Святого Вита, 1920 г.), рельефы для Национального памятника в Праге (1936–1938) и другие произведения. После войны направление его творчества изменилось: Покорны возвел мемориал в Жижкове (могила Неизвестного солдата), создал скульптурную композицию в память погибших во время Пражского восстания в мае 1945 года, памятники Алоису Ирасеку и Божене Немцовой, а также прославлял в своих работах завоевания народной демократии.

Ян Лауда (1898–1960), мастер скульптурного портрета, известный такими работами, как «Гончар», «Голова старика» (1922–1925) и аллегорическими бронзовыми фигурами «Весна», «Лето», «Осень», «Зима» (1935), тоже был вынужден с приходом к власти коммунистов изменить тематику своего творчества. Так, в 1952 году он создал бюст Ленина, установленный в Подебрадах; всего же в чехословацких городах воздвигли около двух десятков памятников вождю мирового пролетариата. Были даже некоторые скульпторы, которые на этом, что называется, специализировались.

Однако ни один из памятников Ленину не может сравниться с гигантским гранитным колоссом — двадцатисемиметровой статуей Сталина, которая была установлена на холме в парке Летна, откуда вождь всех народов бдительно озирал Прагу. Этот монумент сотворили скульптор Отакар Швец и архитектор Иржи Штурса. Памятник был торжественно открыт в 1955 году, заслужил насмешки и ненависть пражан и, несмотря на то, что всего лишь год спустя XX съезд КПСС разоблачил культ личности, простоял целых семь лет. Правда, в 1962 году его наконец взорвали, но еще задолго до этого произошла трагедия — Швец и его жена покончили с собой.

Но даже в условиях несвободы отнюдь не все было так мрачно и страшно. Продолжал трудиться замечательный художник-иллюстратор и писатель Йозеф Лада (1887–1957), мировую известность которому принесли рисунки к «Похождениям бравого солдата Швейка». Именно Лада придумал тот визульный образ Швейка, который мы знаем и который копируется во множестве статуй бравого солдата, установленных в разных городах планеты. Еще один известный художник и деятель театра, Иржи Трнка (1912–1969), стал основателем чехословацкой мультипликации, творцом кукольных фильмов; в основе некоторых его лент лежит мировая классика: бессмертный роман Ярослава Гашека о Швейке, а также «Старинные чешские сказания» Алоиса Ирасека и «Сон в летнюю ночь» Уильяма Шекспира. Наконец, вспомним Иржи Коларжа (1914–2002), выдающегося мастера коллажа. Забавно, что фамилия этого художника созвучна предмету его занятий. Однако жизнь Коларжа была не слишком веселой: он испытал гонения со стороны властей, сидел в тюрьме, подписал знаменитую «Хартию-77» и был вынужден эмигрировать. Но в 1999 году он окончательно вернулся в Прагу и покоится в родной чешской земле.

Бо́льшая часть художественных сокровищ Праги хранится в Национальной галерее, открытой в 1949 году. И к сокровищам этим относятся не только картины и статуи, но также предметы прикладного искусства, мебель и интерьеры тех церквей и дворцов, в которых размещены экспонаты. Галерея занимает несколько исторических зданий и Дворец выставок (Велетржни палац), который является ее самым крупным отделом.

В Национальную галерею входят:

картинная галерея Пражского Града — собрание средневекового искусства Европы и Чехии;

монастырь святого Иржи в Пражском Граде — собрание европейской живописи периода барокко, XVII–XVIII веков;

дворец Кинских на Староместской площади — собрание графики, чешского пейзажа XVII–XX веков;

Штернбергский дворец на Градчанской площади — европейское искусство от античных времен до эпохи барокко;

дом «У черной Мадонны» на улице Целетной — собрание картин, скульптур и мебели в стиле кубизма;

Дворец выставок (Велетржни палац) — изобразительное искусство с начала XIX века до наших дней;

замок Збраслав — коллекция восточного искусства (Китай, Япония, Индия, Ближний Восток).

В Галерее Манеса около Славянского острова регулярно проводятся выставки.

В Тройском замке экспонируются картины чешских художников XX века.

Вряд ли хоть у кого-нибудь из наших читателей хватит времени на подробный осмотр всех этих художественных богатств. Да и к тому же у каждого, как известно, свои предпочтения в искусстве. Поэтому Михаил Ахманов, избалованный Эрмитажем и Русским музеем, за рубежом обычно действует так: просит гида сразу сказать, где находятся его любимые художники. Ахманов поклонник Врубеля, Карла Брюллова, Рериха, Рокуэлла Кента, Гойи и особенно Эль Греко, а вот к Рубенсу и Рембрандту он относится сдержанно. Поэтому в Дрезденской галерее Ахманов первым делом попросил отвести его к Эль Греко, и был очень удивлен, увидев одну-единственную маленькую картину, но честно любовался ею пятнадцать минут. Советуем и вам использовать этот метод, чтобы избежать головокружения от слишком обильных впечатлений.

Загрузка...