Черные сказки железного века

Жиль Вильнев МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ

Пульсирующий рев раздался так неожиданно и прямо над их головами, что Джино невольно пригнулся.

— Попался! — расхохотался его новый приятель, корреспондент какой-то французской газеты. — Это Жиль со всеми здоровается.

Вертолет прошелся над паддоком, едва не задевая крыши грузовиков гоночных команд и линии электропередач, потом развернулся и через несколько секунд уже скрылся за высокими соснами. «"Агуста-A109C", — подумал Джино. — Двухмоторный, 740 лошадиных сил, девятьсот тысяч долларов». В автогонках он разбирался не слишком, зато в вертолетах был докой.

— А кто такой Жиль? — спросил он тут же.

— Классный парень. Наверное, лучший из пилотов «Формулы-1». Он гоняется на «Феррари». Я обязательно тебя с ним познакомлю.

Джино слушал француза без особого энтузиазма. На пятый этап чемпионата мира в бельгийский Цольдер его занесло случайно — заболел спортивный редактор их газеты, и выбор шефа почему-то пал на экономического обозревателя. «Как же, — подумал он, — будет парень, которому по карману такие игрушки, знакомиться со всяким встречным-поперечным. Он ведь должен получать не меньше трех миллионов».

— Наверное, поссорился с Жоан, — продолжал французский журналист. — Обычно они приезжают на гонки всей семьей в собственной даче на колесах. Такая девятиметровая штука с ванной, телевизором, кухней и прочими причиндалами. Американцы называют их «моторхоум». А вертушку Жиль купил зимой. Говорят, ему пришлось заложить дом в Монте-Карло. Жоан, наверное, до сих пор его пилит. Ты знаешь, он специально летает с полупустыми баками — чтобы машина была легче и скорость выше.

«Странный парень, ей-богу», — подумал Джино и поспешил распрощаться со словоохотливым коллегой, который явно был не прочь и дальше заливать ему про этого необыкновенного Жиля.

Начинал Жиль Вильнев с гонок на снегоходах.

Вечером он решил поужинать в ресторане небольшой гостиницы, что еще утром заприметил в окрестностях Цольдера. Зальчик был уютный, народу немного, за соседним столиком вполголоса разговаривали по-французски двое мужчин. Джино здорово проголодался и довольно долго не обращал на соседей внимания, но, заморив червячка и выпив полбокала вина, невольно прислушался к разговору.

— По-моему, ты совершенно напрасно так расстроился, мой мальчик, — приглушенно басил один, солидный, хорошо одетый господин, похожий на преуспевающего бизнесмена. — Плюнь ты на этого Пирони. Все прекрасно знают, что ты самый быстрый, самый талантливый гонщик на свете. А эта глупая история с обгоном на последнем круге пусть останется на его совести. Знаешь, как говорила моя бабушка? Кто нас обидит, тот трех дней не проживет!

— Как ты не понимаешь, Филипп? — Его собеседник, симпатичный молодой человек, которому можно было дать лет тридцать, никак не больше, явно был рассержен не на шутку. — Ладно бы только этот... этот Дидье мне в душу наплевал. Но ведь команда его не осудила! Ты вспомни, как я всегда неукоснительно соблюдал приказы из боксов. И никогда не сомневался в том, что мои товарищи будут на трассе столь же честными.

Жоан и Жиль Вильневы.

— Пожалуйста, Жиль, не волнуйся ты так. И вся команда за тебя, и сам Коммендаторе Феррари, и этот ваш чудо-конструктор мистер Пи — так, кажется, в паддоке зовут Постлтуэйта — и механики. Да все тебя боготворят, чуть только на руках не носят, в самом деле. Расскажи-ка мне лучше о своем новом вертолете, — попытался успокоить собеседника тот, что постарше. И Джино с любопытством взглянул на молодого человека. Наверное, это тот самый Жиль, о котором рассказывал ему утром француз. Вот он какой, оказывается — вице-чемпион мира 1979 года и, как полагают многие в пресс-центре, самый быстрый гонщик «Формулы-1», Жиль Вильнев. Действительно, располагает к себе. Умное, симпатичное лицо. Только сейчас он очень расстроен.

Перед стартом первого Гран-при в «Формуле-1», Сильверстоун, 1977 год.

Парень долго молчал и наконец устало произнес:

— А знаешь, в чем дело? Наш менеджер Марко — Пиччинини, ты знаешь его — и мой бывший друг и товарищ по команде Дидье Пирони с недавних пор стали приятелями не разлей вода. Марко только что, месяца не прошло, был шафером на свадьбе Дидье... Впрочем, все это ерунда. Меньше всего я бы хотел походить на капризную барышню, которой не терпится поплакаться кому-нибудь в жилетку. Но как бы ты меня ни утешал, Филипп, я-то себя хорошо знаю. В каждой гонке, на каждой тренировке, на каждом круге я буду биться с этим французом не на жизнь, а на смерть. Пусть попробует хотя бы еще раз сказать, что Вильнев слишком медленно едет по трассе! Пусть попробует.

Случайно подслушанный разговор чрезвычайно заинтересовал Джино. Да, он писал об экономике, но журналистское чутье подсказывало, что судьба дарит ему интересный сюжет, пусть и из области, в которой он не слишком хорошо разбирался. Поэтому на следующий день, в субботу, еще до начала первой тренировки, разыскав в паддоке своего давешнего приятеля-француза, Джино сразу протянул ему сигарету:

— Слушай, расскажи мне об этом парне с вертолетом.

— Что, ты видел Жиля? Я знал, он не может не нравиться. Нужно быть полным идиотом или толстокожим, как носорог, чтобы не растаять от его улыбки. Началось это пять лет назад, летом семьдесят седьмого. Нет, даже еще чуть раньше, предыдущей осенью...

— В самом деле, Тедди, этот парень какой-то особенный. Ты знаешь, я не слишком склонен хвалить кого бы то ни было, но ведь он никого не боится! Ему абсолютно наплевать на то, что рядом с ним, никому не известным мальчишкой из канадской деревни, — асы «Формулы-1». Он сорвался с первой позиции, и только мы его и видели! А как он проходил повороты! С бешеным заносом, на сумасшедшей скорости и все же предельно точно. Помяни мое слово, из этого канадца выйдет толк, не будь я Джеймс Хант!

Менеджер «Мак-Ларена» Тедди Мейер слушал своего «первого номера», склонив голову на бок и недоверчиво сощурившись. На его лице не было написано особенного энтузиазма: Хант славился безапелляционностью суждений. И все же факты говорили сами за себя — этот Вильнев в «выставочной» гонке у себя в Канаде обставил и Ханта, и Джонса, и Депайе... И ведь все ехали на практически одинаковых машинах Формулы «Атлантик».

Боссы «Мак-Ларена» раздумывали чуть ли не год. И только 16 июля 1977 года на старт Гран-при Великобритании в Сильверстоуне под сороковым номером вышел новичок, имя которого практически ничего не говорило европейским болельщикам, — Жиль Вильнев.

На стареньком «Мак-Ларене-M23» Жиль Вильнев занял в своей первой гонке чемпионата мира 11 место.

Однако, чтобы сесть за руль в воскресенье, канадцу пришлось три дня изрядно попотеть. На гонку заявилось рекордное число пилотов — 36. И устроители соревнований из Британского королевского автоклуба, не желая рисковать, назначили заезды для новичков и частных гонщиков. Шестеро слабейших до субботней квалификации не допускались. Так что Жилю предстояло сразу же, с места в карьер, на незнакомой машине — на столь мощных и быстрых «формулах» он еще не ездил — показать приличный результат. Но и это еще не все. Самому младшему члену чемпионской конюшни «Мак-Ларен» — и по возрасту, и по чину, ведь он был пятым в списке команды в заявке на этот Большой приз — досталось, разумеется, самое старенькое шасси. Аккурат в эти дни машине исполнилось три года, с июля семьдесят четвертого она прошла три десятка гонок и успела побывать в семи авариях.

Энцо Феррари относился к Вильневу так, как ни к одному другому пилоту. «Коммендаторе» называл Жиля «сынок».

Тем не менее уже в четверг Жиль на голову превосходил остальных. Красно-белый ветеран «Мак-Ларен-M23/8» несся по трассе на пределе своих стариковских возможностей, проходя повороты с сумасшедшим заносом, из-под широченных покрышек то и дело взвивались облака сизого дыма. Как Жилю нравилась эта машина! Круг, еще один, попробуем побыстрее, еще, еще... Есть! Он восемь раз вылетал с трассы, заставляя недовольно морщиться Мейера. Но главный конструктор «Мак-Ларена» Гордон Коппак, скрупулезно занося в блокнот все экзерсисы новичка, задумчиво улыбался: он понимал, что Жиль все время ищет ту тончайшую грань, на которой он еще может контролировать машину. И подходит к ней все ближе и ближе.

Вильнев был лучшим в отборочных заездах, в квалификации же показал девятое время, обойдя второго номера своей команды Йохена Масса. А ведь немец выступал на новейшей модели «Мак-Ларен-M26». Увы, в самой гонке уже на девятом круге Жилю пришлось заехать в боксы: стрелка указателя температуры охлаждающей жидкости прыгнула к красной черте. Механики осмотрели мотор, но ничего криминального не нашли. Вильнев выехал снова и вскоре опять отправился в ремзону. Так он отстал на целых два круга и финишировал одиннадцатым. Только после финиша выяснилось, что проклятый прибор просто сломался. И потому руководство «Мак-Ларена» вновь окунулось в размышления. К счастью, пока англичане думали, судьба Вильнева решилась самым чудесным образом. В августе, вскоре после гонки в Сильверстоуне, в его гостиничном номере раздался звонок: «Добрый вечер, молодой человек! Сколько вам лет?» «Двадцать... Двадцать пять!» — чуть поколебавшись, ответил Жиль. Звонил Энцо Феррари...

Почему он соврал? А зачем за три года до этого стянул замечательный комплект ключей у «Канадиэн Тайр»? Потому что страшно хотел сесть за руль гоночной «Формулы». А его машина сломалась. Тогда он был и пилотом, и механиком в одном лице, денег не хватало катастрофически. До сих пор его обжигал стыд при воспоминании об этом несчастном эпизоде. Хорошо, хоть никто ничего не заметил. Но Жиль дал себе слово: он обязательно возместит своим землякам из шинной фирмы украденный инструмент. С лихвой возместит.

Вот и сейчас он соврал, чтобы сесть за руль. «Если бы какой-то волшебник предложил мне исполнить три желания, — сказал как-то Жиль одному из журналистов, — то я ответил бы не задумываясь. Первое — гоняться. Второе — в «Формуле-1». Третье — за «Феррари».

Из первых пяти этапов чемпионата мира 1978 года три закончились для Жиля Вильнева авариями.

В конце семидесятых — начале восьмидесятых эти сведения можно было найти в любом автогоночном справочнике: Жиль Вильнев, Канада, родился 18 января 1952 года. Все правильно, 18 января. Да только не в пятьдесят втором, а на два года раньше. Когда-то мальчишки прибавляли себе года, чтобы попасть на войну. Жиль, уже взрослый дядя, скостил себе два года с той же целью — чтобы попасть «на войну». Он боялся, что двадцатисемилетнего, его сочтут бесперспективным. А в 25 еще есть надежда!

Как он теперь жалел о юности, бестолково потраченной в канадской провинции! Хотя, с другой стороны, чтобы очутиться среди пилотов «Формулы-1», сыну настройщика пианино из маленького городка Бертьевиль в Квебеке нужно было пройти большой путь.

Ему было пятнадцать, когда отец где-то по случаю и всего за сто долларов купил семилетнюю английскую «Эм-Джи-Эй»: «Попробуй поставить этот хлам на колеса и будешь ездить!» С того дня детское увлечение музыкой, — хотя, «увлечение», это, пожалуй, мягко сказано, ведь Жиль по пять-шесть часов в день отдавал игре на трубе — полностью растворилось в новом занятии. Целых полгода мальчишка разбирал автомобиль по винтику и снова его собирал, но в конце концов машина поехала. Да еще как! Жиль с приятелями устраивал после школы настоящие гонки на четверть мили, пусть и дворового масштаба, но скорости-то были отнюдь не детские.

Первая победа в «Формуле-1» пришла к Жилю Вильневу осенью 1978 года, в Канаде.

И на несколько лет полицейские тихого Бертьевиля получили работу. Первой остановкой на пути сорви-головы стала больница. Элегантную «Эм-Джи» ему удалось развалить вдребезги, пострадала и голова владельца. Но единственный урок, который извлек Жиль из пребывания на больничной койке, — вместо хлипкой «англичанки» нужно купить что-нибудь покрепче, «поамериканистей». Через год у младшего Вильнева было уже три автомобиля: еще один английский родстер «Эм-Джи-Эй» и новенький «Понтиак» его отца. Одну за другой он разбил их все и вскорости добавил на свой «боевой счет» мощный «Форд-Мустанг».

Тут-то, к великому облегчению канадской полиции, внимание Жиля привлекли снегоходы. Гонки на снежных мотоциклах, к счастью для всех будущих болельщиков «Формулы-1», ему страшно понравились. Почему к счастью? Потому как они навсегда определили стиль Вильнева-пилота. Именно благодаря необычной ледовой тренировке он так уверенно чувствовал себя на мокрой дороге, именно на снежных трассах Канады следует искать истоки покорившей Ханта манеры прохождения поворотов. «На голом льду невозможно управлять этой штукой без заноса, вот почему на льду я научился очень прилично контролировать машину. А видимость была просто ужасной. Если ты не лидер, то перед собой вообще ничего не видишь — сплошное клубящееся снежное облако. Очень помогало при отработке реакции. С тех пор я научился совершенно не бояться дождевых гонок», — так Жиль вспоминал свои зимние университеты. Он и раньше был не из пугливых, а теперь стал совершенно бесстрашным. «Три-четыре хор-р-ро-ших, на ста пятидесяти, «полета» каждую зиму — после этого, знаете, как-то уже ничего не боишься», — говорил он годы спустя.

Двух месяцев не прошло с того памятного телефонного звонка Коммендаторе, как в субботу, восьмого октября семьдесят седьмого Вильнев расколотил первый гоночный «Феррари» в квалификации Гран-при Канады, перед своими зрителями. Через две недели, в Японии, уже на пятом круге гонки, догоняя Ронни Петерсона, наехал правым передним колесом на левое заднее «Тиррелла» шведа. Алый «Феррари» подпрыгнул и, кувыркаясь, полетел прямо на зрителей, которые стояли рядом с трассой. Откуда они там взялись — уму не постижимо... Двадцать пять человек были ранены, двое убиты.

В конце января, на втором этапе следующего сезона, в Бразилии, Жиль уже вскоре после старта снова сцепился с Петерсоном и сломал подвеску его «Лотоса». Через двадцать кругов не удержал «Феррари» и вылетел с трассы в заградительную сетку в конце стартовой прямой. Прошло чуть больше месяца, и в Гран-при Южной Африки новый с иголочки «Феррари-312T3» поскользнулся на масле, вытекающем из собственного мотора, — авария на 55-м из 78-ми кругов. Потом была еще одна, в Штатах. А в начале мая он проколол шину в Монако. «Феррари» вылетел из тоннеля на трех колесах и заскакал по бордюрным камням, теряя детали антикрыльев...

Самому же Вильневу — хоть бы что! Ни одной царапины и ни малейших сомнений в том, что его стиль вождения не слишком хорош. «Страшно? — улыбался он тогда в своих первых телеинтервью. — Да нет. Я не боюсь аварии. Совсем. Конечно, когда захожу в поворот на пятой передаче, а рядом, на наружной стороне виража — проволочный забор, вылететь с трассы я не хочу. Я же не сумасшедший! Но если, скажем, это случается в конце квалификации и я сражаюсь за первое место на старте... В этом случае нужно просто заставить свой страх замолчать».

Сам-то он, может, и не считал себя сумасшедшим. Зато как только Вильнев появился в «Формуле-1», раздался хор возмущенных голосов: «За рулем "Феррари" — настоящий умалишенный!» Даже более спокойные наблюдатели говорили, что парень он хоть и очень перспективный, но «просто еще не дорос до уровня пилота мирового класса».

Сражение Жиля Вильнева с Рене Арну на Гран-при Франции 1979 года вошло в историю.

Только вот ведь что удивительно: голоса недовольных очень скоро потонули в море едва ли не всеобщего восхищения. Первыми были покорены механики «Феррари». Живой и веселый, словно настоящий итальянец, Жиль оказался отличным товарищем, он никогда не заносился, не делил людей на «пилотов и механеров», никогда не боялся «измазать руки». Короче, уже после первой зимы любой механик в Маранелло готов был жизнь отдать за новичка.

Когда Жиль стал пилотом «Феррари» и получал хорошие деньги, Вильневы поселились в Монако.

Вскоре признали канадца зрители и журналисты. Поначалу они удивлялись: «Как, этот застенчивый малыш и есть тот герой, который только что устроил на трассе настоящую корриду?!» Никто ни разу не слышал от него: «Прошу извинить, мне некогда». Никогда не отказывался он дать автограф или сфотографироваться на память с болельщиком. «А как же иначе, ведь совсем недавно я сам был одним из них», — говорил он, улыбаясь. О гонках, автомобилях Вильнев готов был беседовать часами с любым, кому это было интересно. И при этом — обаятельнейшая улыбка, неизменная вежливость, живой, умный взгляд. «Жиль» — иначе никто его уже не называл.

Впрочем, все это эмоции. Но может быть, гораздо важнее было уважение профессионалов, тех, кто видел «Формулу-1» изнутри, а не только на экранах телевизоров и ярких страницах журналов. Потому как довольно скоро стало ясно, что при всей внешней бесшабашности новичок водит автомобиль виртуозно. Просто сама машина далека от совершенства.

Один из эпизодов сезона-79: в Голландии на «Феррари-312T4» лопнула шина. Может быть потерянных в Зандфоорте очков Жилю и не хватило до звания чемпиона мира.

Когда в октябре 1977 года Жиль впервые сел за руль «Феррари-312T2», то был неприятно поражен — управлять ею, в отличие от простых и послушных машин формул «Форд» и «Атлантик», было невероятно трудно. Не только из-за мощнейшего мотора и устаревшего шасси. Пилотов постоянно мучили проблемы с диагональными шинами «Гудьир» — они никак не хотели разогреваться до нужной температуры. Когда же зимой поставили радиальные французские «мишлены», выяснилось, что такая резина очень капризна и реагирует на малейшие изменения погоды или состояния полотна. Порой приходилось менять в ходе гонки по пять-шесть комплектов.

Так что на эти пять его аварий в семи гонках можно взглянуть и по-другому. Ведь уже в шестой из них новичок был в шаге от победы, когда, лидируя тридцать девять кругов Гран-при США в калифорнийском Лонг-Бич, столкнулся с отставшим на круг автомобилем и вылетел в барьер из шин в медленном повороте. «Сейчас он еще иногда ошибается, порой неверно просчитывает сложные, с доворотами, виражи, слишком сильно заезжает на ограждающие трассу поребрики и слишком широко выходит из поворотов, — говорил тогда трехкратный чемпион мира Джеки Стюарт. — Но с каждой гонкой он становится все лучше и лучше. А уровень природной одаренности этого парня просто феноменален. С точки зрения контроля над машиной, Жиль — настоящий гений».

Прошло всего полгода, и, к удивлению всего автогоночного мира, сам Энцо Феррари, холодно-беспристрастный Старый хозяин, назвал Вильнева «моим маленьким канадцем». Коммендаторе, который всегда переживал каждую аварию своего автомобиля как личную трагедию — ведь машина погибла! — осадил одного из подчиненных, обратившего внимание босса на неосторожную езду Вильнева: «Разбивает машины? Так делайте их крепче, черт возьми!»

Впрочем, Феррари был далеко не первым бизнесменом, кто поддался очарованию Жиля. Еще дома, в Канаде, попробовав сначала местные гонки в окрестностях Монреаля, потом испытав популярнейшие в Америке трековые состязания легковых машин, так называемых «сток-каров» и найдя их «скучноватыми», Вильнев решил заняться «формулами» — то есть, настоящими гоночными автомобилями с открытыми колесами. Однако дело это дорогое. Сначала гоночная школа на канадском автодроме в Мон-Тремблане, затем формула «Форд» и, наконец, формула «Атлантик» требовали больших денег. А у Жиля уже была семья. С женой Жоан и двумя детьми они жили в домике на колесах, купленном на одолженные деньги. И однажды отец семейства осчастливил домочадцев тем, что продал их «моторхоум» и купил новую гоночную машину. «О! — говорила Жоан. — С ним невозможно соскучиться!». И еще полгода Вильневы жили то в фургоне гоночной команды, то у родственников. А потом появилась возможность выступить в «выставочной» гонке в Труа-Ривьер. Устроители всемирной «Экспо-76» в Монреале пригласили лучших европейских пилотов. Но чтобы принять участие в этих состязаниях, нужно было много денег. А кроме долгов, у Вильнева ничего не было.

Жиль Вильнев у себя дома.

Жиль попросил денег у монреальского предпринимателя Гастона Парена, с которым у него было шапочное знакомство. «Я обгоню их всех, вот увидите!» — улыбался Вильнев. И «акула капитализма», посмотрев в смеющиеся глаза 26-летнего мальчишки, заплатила его долги. Парен стал личным другом и менеджером Вильнева.

Гран-при Сан-Марино, 1982 год. Вильнев впереди, Дидье Пирони пока сзади.

Первую тренировку перед Большим призом США в Уоткинс-Глен заливало осенним дождем. Чемпионат мира подходил к концу, перед стартом последнего этапа все уже было ясно — и чемпион мира известен, и команда-победительница в зачете Кубка конструкторов. Кому охота лишний раз рисковать на залитой водой трассе? Поэтому только восемь машин выехали из боксов. Второе время показал свежеиспеченный чемпион мира Йоди Шехтер. Дождь и не думал униматься, но через несколько минут Вильнев проехал круг под дождем на одиннадцать секунд быстрее. Время было настолько фантастическим, что хронометристы подумали было — сломался секундомер. У табло, пораженные невероятным результатом канадца, столпились гонщики, когда мимо них по стартовой прямой со скоростью в 260 км/ч пронеслось облако водяной пыли, внутри которого с трудом угадывался силуэт алого «Феррари». «И чего ради мы суетимся? — задумчиво поглядев на своих товарищей, произнес наконец Жак Лаффит, который шел пока в чемпионате третьим. — Он же на голову выше всех нас. Будто с другой планеты...»

Шехтер заехал в боксы, выбрался из машины и стал просматривать результаты. Но через минуту увидел время своего товарища по команде и буквально остолбенел. «Мне в этот день было страшно. Очень страшно. Я думал, что быстрее проехать просто невозможно, — говорил он главному конструктору «Феррари» Мауро Форгьери. — А потом я увидел время Жиля и... Я до сих пор не понимаю, как он это сделал. Одиннадцать секунд!..»

Совсем немного времени — всего-то два года — прошло с тех пор, как Вильневы за ради Христа снимали угол у родных Жоан. Теперь же бедняк канадец превратился в одного из самых высокооплачиваемых пилотов мира. Семья его жила на фешенебельной вилле в Каннах. Жиль купил дорогой джип, вертолет, океанскую яхту и самозабвенно игрался новыми игрушками. Но получал он все это отнюдь не за красивые глаза. Появившись в «Феррари» на двух последних этапах сезона-77 (заменил он, кстати, не кого-нибудь, а самого Лауду, двукратного к тому времени чемпиона мира), Вильнев уже к концу следующего года оказался среди мировой элиты, попробовав и бремя лидерства, и старт из первого ряда, установив «лучший круг», а в последней гонке сезона, к радости земляков, вкусив победного шампанского на пьедестале в Монреале.

В 1979 году Жиль стал вице-чемпионом мира. Всего четыре очка отделило канадца от Йоди Шехтера. Вильнев сражался отчаянно, лидируя в семи из пятнадцати этапов и установив семь рекордов крута. Но на финише решающего Гран-при Италии он уступил Шехтеру сорок шесть сотых секунды.

Он не проиграл, нет. Жиль преследовал своего товарища по команде по пятам почти сорок кругов, неотступно, словно рок, нависая над задним антикрылом «Феррари» лидера. И зная: чтобы завоевать титул чемпиона мира, ему нужно всего лишь обойти Йоди. Сотня с лишним тысяч болельщиков, наводнивших Королевский парк Монцы, с замиранием сердца следили за этой дуэлью — а ну как в пылу борьбы пилоты их любимой «Скудерии» вышибут друг друга с трассы?! Но никакой дуэли на самом деле не было. Еще перед стартом Вильнев получил ясные инструкции от Коммендаторе: если Шехтер будет впереди — не обгонять, не рисковать. И Жиль заверил Старого хозяина — нет проблем, в следующий раз Йоди прикроет мой тыл, а я стану чемпионом.

— Но следующего раза, дорогой синьор, увы, так и не было. А что, если мы выкурим еще по сигарете?

Джино с готовностью протянул французу наполовину опустевшую пачку и закурил сам. Все было бы хорошо, только уж очень ему не нравилась эта манера коллеги-газетчика вставлять к месту и не к месту подобные нарочито эффектные фразы. Важны были факты. Остальное, всю эту трогательную мишуру, «слезы и бантики», как говаривал их шеф, он добавит и сам. Через пару дней, когда засядет за очерк о маленьком сумасшедшем канадце с обаятельной улыбкой.

— Почему не было?

— Сезон восьмидесятого года превратился для «Феррари» в настоящий кошмар, — француз наслаждался своей ролью знатока, каждое слово которого собеседник ловит на лету. — Они все силы бросили на постройку мотора с турбонаддувом и совсем запустили работу над шасси... Кстати, ты знаешь, в прошлом году личный менеджер Жиля, мсье Парен, застраховал его на два с половиной миллиона «зеленых». Представляешь! Ежегодный взнос составляет тридцать тысяч долларов. Если с Жилем что-то случится, Жоан станет очень богатой женщиной. Так вот...

Шел шестой круг Гран-при Италии 1980 года, когда «Феррари» под номером два на скорости под 290 км/ч подлетел к левому повороту Тоза. В этот момент сквозь рев12-цилиндрового мотора Жиль отчетливо услышал резкий хлопок — лопнула правая задняя шина. Машину занесло и со страшной силой левым боком ударило о бетонную стену. Вдребезги разбитый алюминиевый остов «Феррари» взмыл в воздух, оторвавшееся переднее колесо ударило пилота по голове, и несколько секунд Вильнев больше ничего не видел.

Между тем то, что осталось от автомобиля, грохнулось на траву и, продолжая вращаться, вылетело на трассу прямо перед мчавшимися по пятам канадца машинами соперников. «Я ничего не видел секунд тридцать и только слышал, как вокруг меня ревут моторы и воют тормоза проносившихся мимо "формул". Я понял, что нахожусь в самой гуще этого кошмара и очень боялся, что кто-нибудь из них все-таки врежется в меня. Тогда я поднял руки и замахал ими над головой, чтобы меня можно было увидеть...» В больнице Болоньи, где Жилю сделали рентген и не обнаружили никаких травм, он выглядел необыкновенно спокойным. Врачи только на сутки запретили ему садиться за штурвал вертолета.

Сезон выдался, наверное, худшим в его карьере. За все четырнадцать этапов вице-чемпион мира набрал жалкие шесть очков, ни разу не поднявшись выше пятого места.

Обычно такие ситуации рождают в командах нервозность и склоки. Вильнев ни разу за много лет не пожаловался ни на свой автомобиль, ни на одного из коллег-пилотов. Зато собственные ошибки признавал сразу. Что, понятное дело, принесло ему необыкновенную любовь товарищей. Трудно было в те годы найти гонщика, который бы вел себя на трассе так агрессивно. Но не было никого, кто пользовался бы таким уважением, как Вильнев. Не зная этого парня лично, невозможно было сказать, почему так происходит. Взять, к примеру, хоть ту настоящую битву, которую они с Рене Арну устроили в семьдесят девятом на Гран-при Франции в Дижоне. Несколько раз сталкиваясь и вылетая с трассы, «Рено» и «Феррари» вновь возвращались на асфальт и вновь сцеплялись в смертельной схватке. Сенна и Манселл после такой гонки сорвали бы голос от крика. У горячих американских парней, что на сток-карах утюжат штатовские треки, дело бы до драки дошло. А Вильнев на пьедестале обнимался с Арну, которого опередил-таки на двадцать четыре сотых секунды. Так и Шехтер благодарил Жиля за помощь в завоевании титула и считал одним из лучших своих друзей.

Это не было позой или снисхождением, а лишь уважением к сильному.

— Если существовал выбор выиграть на полном газу, рискуя загнать насмерть машину, или же ехать спокойно и финишировать «в очках», — вспоминал англичанин Харви Постлтуэйт, который стал конструктором «Феррари» в начале восьмидсятых, — Йоди мог выбрать второе. И стал в итоге чемпионом мира. Жиль всегда выбирал только первое.

— Но, — добавлял еще один инженер из Маранелло, Мауро Форгьери, — не было на земле гонщика, который бы желал победы так яростно. И был бы так ее достоин.

Победы пришли. Уже в середине сезона-81 Вильнев на новом «Феррари-126CK» с турбомотором выиграл Большие призы Монако и Испании. В Имоле, на Гран-при Сан-Марино показал лучшее время в квалификации и гонке, лидировал... Но какой ценой давались те самые победы!

— Вы серьезно утверждаете, что на этом хламе он выиграл две гонки? — недоумевал экс-пилот «Формулы-1» Дейвид Хоббз на тренировке накануне французского этапа чемпионата. Только что на его глазах "Феррари" пронесся в повороте Курб де Пуэ, который соперники проходили, как по рельсам, боком, в страшном заносе, газ в пол, целых сто метров. — Тогда это просто гений!

В том же сезоне у Жиля появился новый напарник — молодой, подающий большие надежды француз Дидье Пирони. Правда, с самого начала на фоне всеобщего любимца Вильнева новичок совсем потерялся — три пятых, одно четвертое место за весь сезон, настоящий провал. Жиль, однако, постоянно поддерживал товарища, и Дидье не скрывал своей признательности: «Когда я пришел в «Феррари», вся команда боготворила Жиля. Он был не просто гонщиком экстра-класса, он значил для них гораздо больше. Это была его семья. Я ожидал, что меня моментально поставят на место — ведь он был первым, а я всего лишь вторым номером. Ничуть не бывало. Жиль с самого начала обращался со мной как с равным и сделал так, что в первый же день я почувствовал себя в Маранелло как дома».

Прошел год, и в середине апреля восемьдесят второго этот скромный, полный признательности к своему товарищу француз обошел Вильнева за полкрута до финиша Гран-при Сан-Марино. Обошел, прекрасно зная о предстартовой установке «не рисковать, сбросить темп, беречь топливо, сохранять существующее положение, если соперников сзади нет». Жиль спокойно доезжал гонку, входил в ту самую, памятную ему по аварии двухлетней давности Тозу, когда мимо, дымя заблокированными колесами, пронесся «Феррари» Пирони. «Наверное, что-то с тормозами, — подумал Вильнев. — Сейчас он меня пропустит». Пирони финишировал первым.

К соблазнительнейшему запаху пирога из кухни вдруг, как ей показалось, примешался предательский дымок. «Неужели сгорел?!» — Жоан так и не привыкла к роли жены миллионера. Да, они жили, будто в сказке. И когда четыре года назад купили виллу в Каннах, и когда через два года переехали сюда, в Монако. Но разве можно называть Жиля миллионером? Этого мальчишку... Тринадцать лет прошло с тех пор, как они познакомились. Даже сейчас Жоан смущенно улыбнулась. Подумать только — познакомились по объявлению... Она никогда не забудет этого дня, их встречи в маленьком кафе в Бертьевиле. «Меня зовут Жиль, а вы Жоан?..» Это было как сон, и ей не хотелось просыпаться. Самый красивый, самый смелый, самый умный, самый добрый и нежный на земле мужчина — что он нашел в ней, маленькой и ничуть внешне не интересной? Она не понимала ни тогда, ни сейчас. В какой-то момент ей надоело спрашивать себя об этом. И она просто любила его. Не пропускала ни одной его гонки, жила с ним в тесных автофургонах и комнатушках у родственников. И знала, что она самая счастливая на Земле.

Жоан Вильнев.

А сегодня у девятилетней дочки Мелани первое причастие. Сейчас вернется старший, одиннадцатилетний Жак... Неужели пирог подгорел? Не может быть!

В это самое время у входной двери раздался звонок. На пороге стоял Шехтер, бледный как полотно.

— Йоди? Зачем ты встал с постели? Ведь после операции тебе еще рано...

— Послушай, Жоан... Только что звонили из Цольдера. Жиль попал в аварию. Он в больнице. Он еще жив...

Джино видел все это на мониторе в пресс-центре. Видел, что до конца квалификации осталось восемь минут. Видел время Пирони: 1 минута, 16,501 секунды. Только что Вильнев проехал свой третий подряд быстрый круг и проиграл французу 15 тысячных. Он увидел, как кто-то в форме «Феррари», высунувшись из-за бетонного ограждения на финишной прямой, показал своему пилоту доску с двумя всего буквами: IN. «Они приказывают ему вернуться в боксы», — догадался Джино.

После финиша Большого приза Сан-Марино 1982 года. «Ты ехал слишком медленно», — сказал Пирони (слева).

«Феррари», пронзительно ревя турбокомпрессором, пошел уже на второй свой сумасшедший круг, когда в левом вираже перед ним внезапно возник задний фонарь медленно входившего в поворот «Марча». Йохен Масс, увидев в зеркале догоняющий его красный ураган, попытался освободить дорогу и принял вправо. Жиль этого не предвидел, он всегда рассчитывал только на собственное мастерство. И тоже слегка тронул руль вправо. Несколько бесконечно долгих секунд «Феррари», в немыслимом прыжке перескочив через «Марч», кувыркался по земле, окутанный тучей пыли и обломков, постепенно превращаясь в страшный клубок останков человека и машины.

«Привет, Жиль! Я не могу поверить, что тебя не будет больше среди наших пилотов. Я не знала Нуволари, но когда-нибудь с гордостью расскажу о тебе своей дочери. Я расскажу ей, как ты потряс меня когда-то и как я плачу о тебе сейчас. Я чувствую огромную пустоту в моем сердце и не знаю, чем ee заполнить. Я смотрю на небо и вижу тебя самой яркой из звезд. Верю, что даже там, наверху, едва лишь зажжется зеленый, ты вновь будешь первым...» Это письмо пришло в Бертьевиль от одной двадцатилетней итальянки спустя полгода после похорон. Жоан Вильнев вел под руку премьер-министр Канады Трюдо, а Йоди Шехтер сказал в последнем слове: «Это был самый настоящий человек из всех, кого я знал...»

Пьедестал Гран-при Сан-Марино в июле. С этого момента Жиль Вильнев не сказал Пирони ни слова.

«...И когда ты утешишься, — сказал маленький принц на прощание, — ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом».

Жиль Вильнев и его сын Жак, будущий чемпион мира.