Четверо в каменном веке. Том 2

Глава 4 Странные тучи

Бросив безголового зайца на лавку — пусть муж разбирается, Ира ушла помогать супруге со скотиной. Потом натаскали запас воды и дров для печи: сложили внутри и в закутке. Всё это утром пойдёт для готовки: холодильника нет, вот и приходится готовить каждый день понемногу. И только за ужином девушка вспомнила явление, что они сегодня обсуждали с подругой:

— Миш, небо на севере потемнело. Ольга говорит, что это тучи, но они не сдвинулись за целый день.

— Да, странные какие-то тучи, — подтвердила старшая.

Михаил в задумчивости пожевал губу.

— Тучи, говорите… Тучи… Сезон дождей, что ли?

— Возможно.

— Тогда снова придётся арбайтен… А ведь так хотелось отдохнуть! — Ржанул он.

— Кончился отдых. В срочном порядке убираем всё с поля. Что у нас осталось?

Ольга принялась перечислять:

— Картошка, морковка, свекла, редька. Лук мы уже сняли. Редиска с зеленью постоянно растёт, их можно не убирать.

— Только корнеплоды, значит.

— Почему же? Чеснок, например. Его позднее можно собирать, когда уже зимовать примется. Вроде всё. А! Капуста. Ну, ещё остатки огурцов и кабачков. Это которые за последнюю неделю выросли.

— Семена от помидор и огурцов и прочих кабачков уже сохнут. Это хорошо. — По памяти перечислял Михаил. — Надеюсь, семена у петрушки и укропа уже вызрели. Соберём.

— Вызрели давно. Тоже лежат по кулёчкам. С редиской мы профукали, — «обрадовала» старшая жена. — Всю собирали, пока ещё мягкая и недозрелая. А последние ростки уже не успеют дать стрелку до холодов.

— Свеклу, морковку и редьку надо оставить, не всю зимой съедать. — Подхватила Ирина. — Я помню, они двулетние. В следующем году дадут семена.

Ольга только кивнула: ей, выросшей на приусадебном хозяйстве, это было прекрасно известно. Девочку надо похвалить, конечно, но неохота.

Михаил рылся в ящике с семенами и черкал в блокноте:

— А что с капустой? Семена как-то можно получить? Часть магазинных семян мы оставили, чтобы засеять на следующий год. В том числе капусту, свеклу, морковку. В общем, всё, что посадили нынче. И… Оля, пляши — редиска. Но это будет последний запас. Надо заготавливать уже своё. Но как капусту размножать?

— Про капусту я знаю, — отмахнулась Ольга. — Там процесс муторный, но я с бабушкой и мамой так делала. Помню ещё.

— То есть, мы ничего не потеряем. Хорошо! — Подвёл итог мужчина.

На следующий же день вышли в поле. Первым делом перекрыли полив. Для этого достаточно было разобрать загородку в нижней части бочажка и наоборот — положить преграду в канаву наверху. Маленький бассейн быстро опустел наполовину. Теперь только подождать, когда вода уйдёт из грунта. Возможно, это следовало сделать ещё вчера. Сходить вечером. Ведь решение принято засветло, успели бы. Но Михаил сначала подумал о недоделанной подзорной трубе. Без неё он ничего на горизонте не увидит. Вот и принялся за неё. Проект давно подготовлен, оставалось вырезать и склеить. Вытащил пару коробок из плотного картона. Для крепления линз вырезал из картона круг чуть больше самой линзы, плюс лепестки, чтобы приклеить к корпусу трубы. Как сумел — отцентрировал положение и вырезал внутри круга отверстие. Саму линзу вместе с половинкой оправы залил по периметру плавленой пластмассой. Просто и надёжно. Ещё в детстве таким занимались. Берёшь мягкую пластмассу, типа куска толстого полиэтилена, поджигаешь. Пластик горит, плавит сам себя и начинает капать. Взял для этого расколовшееся полиэтиленовое ведро, нарезал кусочки и плавил над свечой.

Аналогично соорудил окуляр. Но так как для него взят объектив фотоаппарата, а он достаточно длинный и массивный, то вместо одного круга сделал два.

Скрутил из картона две трубы в несколько слоёв. Разница в размерах объектива и окуляра получились ощутимой, как бы ни пытался Михаил уменьшить трубу для первого и увеличить для второго. Палец можно засунуть между ними. Большой палец. Через час напряжённых размышлений и поиска материалов, мозг выдал решение. Склеить из картона кольцо ровно по внутреннему диаметру большой трубы. Чтобы впритирку ходил. Маленькую трубу нарезать на конце лепестками и наклеить их внутрь кольца. Всё, теперь маленькая труба плотно сидит по центру большой и в то же время свободно двигается. Осталось зачернить трубы внутри углём, вставить одну в другую и точно так же уменьшить диаметр большой трубы.

Получилось мутно. Как Михаил ни пытался оттереть линзы, но какой-то туман оставался. Вроде максимальная фокусировка, но немного расплывается. Особенно по краям изображения. Возможно, дело в центровке. А возможно — это отсвет от внутренней стороны трубы, плохо зачернил. Да и видно не очень много. И увеличение так себе. По расчётам должно получиться х250, то есть гораздо круче заводской 20-кратной, которая была. Но… Что-то пошло не так. Вышло чуть крупнее, может х25. А если пытаться переставить фокусировку окуляра, то получалось резко не в фокусе. Охват совсем небольшой — видно немного. А ещё дымка по краям мешает. Но что больше всего бесило — это перевёрнутое изображение. В заводской трубе есть призма, которая эту перевёрнутую картинку возвращает в нормальное положение. У него такой хорошей штучки не было. Михаил долго дёргался, пытаясь следить за животными. Мамонт идёт влево, мужчина автоматом двигает туда же трубу… И теряет объект. Надо помнить, что двигать следует в противоположную сторону. Ещё одно свойство подзорной трубы, которого следовало опасаться — это чрезмерная боязнь влаги. Что поделать — материал такой. Этот экземпляр изготовлен на скорую руку, но уж следующий он сделает из толстой кожи, отлакирует (чем — пока сам не знает), и линзы попробует обточить, чтобы круглые были. Конфетка будет, вах!

Михаил в очередной раз опустил трубу: вроде лёгкая, а руку тянет, на весу держать муторно.

— Плохо видно. Если это тучи, то очень низкие. Мы как будто выше, или почти выше, этих туч. А может, это потоки воды льют. Но тогда бы мы облака увидели. Непонятно. А где они были вчера?

— Я гляну?

Ольга протянула руку и дождалась, когда муж отдаст трубу. Долго рассматривала горизонт.

— Вроде ближе, но совсем немного. Вон та скала вчера торчала на чёрном фоне, а сейчас видна только вершина.

— Будем надеяться, что у нас есть неделя. Ну, что? Вниз?

— А я? — Возмутилась Ира. — Я ещё не смотрела.

— Ой, извини. Держи, конечно.

Девушке много времени не потребовалось. Поводила с грозным видом объективом по горизонту и отдала инструмент.

— Очень плохо видно. Жаль, что этому отдали хорошую трубу.

Называть Андрея по имени она не желала.

— Не будем жалеть, может, в следующий раз получится лучше.

Михаил аккуратно сложил трубу и завернул в пакет — следовало беречь от влаги.

Кстати, вода с грядок уходила плохо. Всё-таки следовало не полениться и прийти вечером. Но мозги устроены странно. О том, как рассмотреть горизонт, Михаил подумал, а о том, что воду следует спустить, дотумкал только когда увидел грядки. Подождали до обеда — очень уж не хотелось ковыряться в грязи. Не сказать, что воды стало на много меньше. Но если начать от скалы, где земля выше и уже немного просохла на солнышке, то копать несколько легче.

Сбор последнего урожая растянулся на четыре дня. Самочувствие всех троих не позволяло особо напрягаться. И вообще семейство решило не спешить. Пусть они не успеют до дождей, зато это будет работа, которая не напрягает. Понятие «вкалывать» решили оставить в прошлом.

— Вот чья жизнь лучше — охотников-собирателей или земледельцев?

— Конечно, земледельцев! — Не задумываясь, ответила младшая.

— Ты уверена, Ира?

— Конечно! У них постоянно есть еда, они живут с удобствами. А охотник может поймать добычу, а может и не поймать. И вообще, у земледельцев — более высокий строй. Так в школе учили.

— Учили, учили… Давай разберёмся. Начнём с того, что до самого последнего времени охотники жили на хороших землях. У них было гораздо больше живности вокруг. Я уже не говорю про каменный век, когда одна заваленная туша позволяла прокормиться всему племени. При этом пасти скотину не надо, на зиму сено косить не надо. Пошёл и подстрелил. Или на копьё взял. Вот ты, тренируясь около месяца, уже каждый день с добычей.

Ирина покачала головой:

— Ну, не каждый день.

— Так и сидите вы почти на одном месте. Всех распугали. А бродила бы, тренировалась в выслеживании — регулярно кого-нибудь стреляла. В степи, кроме зайцев, козы и бараны бегают. Их выследить проще. Правда, догнать труднее. Но реально. Всякие австралийские и африканские дикари живут в полупустынях — и то умудряются за день хоть что-нибудь найти. Не сидят впроголодь. А у нас здесь — вообще раздолье. Сибиряки ведь до сих пор охотой живут. Чем мы хуже?

— Ты копать-то собираешься, философ? — Прервала его Ольга. — Стоит, разглагольствует.

— А-а-а… Да, конечно!

Дыхалки мужчине хватило на несколько кустов, и он снова встал передохнуть.

— Фух! Жара какая-то ненормальная. Вроде осень, а солнце жарит. Хоть бы ветерок какой.

— Так есть ветер, только нам не повезло.

Ольга показала на верхушки деревьев:

— С севера дует, нас скала прикрывает.

— Теперь понятно… Подождите, это ведь не первый день уже с севера?

Девушки задумались.

— Вроде за неделю до появления этих странных туч.

— Да, за неделю.

Теперь уже нахмурился Михаил, высчитывая дату.

— Это на осеннее равноденствие, — подсказала Ира.

— Надо записать… О чём я говорил? Ну, до ветра.

— Об охотниках-собирателях, — напомнила девушка.

— Да, точно. Теперь посмотрим, как живут земледельцы. При всей прогрессивности такого общества, они вынуждены селиться толпой. Охотникам хватает малой группы. А пахари, чтобы обеспечить себя, должны в короткий промежуток провести большой объём работ. Посевная идёт неделю, уборка урожая — тоже. Для каких-то культур нужна прополка, окучивание. Потом переработка — сортировка урожая, помол зерна. Чтобы всё это сделать вовремя, а также, чтобы обеспечить самих себя инструментом, нужна большая толпа.

Михаил выкопал те гнёзда, на которые отстал от остальных, и снова опёрся на лопату.

— Сторонники земледелия говорят, что выращивать полезные растения лучше. Лучше тем, что на единицу площади получается больше еды. Да, больше. Но какая это еда? Основная масса — зерно. В нашем случае — картошка. То есть — углеводы. Масса углеводов. Но мы эту картошку разбавляем мясом, то есть высокоэнергетическим белком. Причём, основательно так разбавляем. А крестьяне ничего подобного не могли себе позволить. Да и сама картошка появилась не так давно. Зачастую рацион состоял только из хлеба. Но хлеб в чистом виде не есть хорошо. Вы и сами помните рекламу разных диет без мучных изделий. А ещё углеводы при нагреве распадаются на сахара. Что такое сахар во рту? И вообще в организме.

Девушки кратко пожали плечами: мол, ты знаешь ответ, так говори, нам самим недосуг.

— Сахар — это кариес. А кариес приводит к дуплу и разрушению зубов. При переходе на выращивание зерна у населения резко возрастает количество больных зубов. Не говоря уже о диабете и ожирении.

— Так ты что? Предлагаешь отказаться от огорода?

Эта мысль явно не понравилась Ольге.

— Не-не-не! Пусть огород будет. Да я и сам всё это люблю употребить. Тут важен баланс. Чрезмерное количество углеводов вредно. Но и стопроцентно употреблять мясо — тоже не есть гут. Вон как запорами страдали, пока не появились овощи.

— А как же скотоводы? — Ирина вспомнила о ещё одном способе ведения хозяйства.

— А что о них сказать? Классические кочевники-скотоводы — это вариант охотников. Они живут только за счёт стада. Стадо — это мясо, кожа, шерсть, молоко. С питанием у них разнообразнее. Но только потому что в рационе кисломолочные продукты. А если взять современных скотоводов, то они наоборот — не отличаются от земледельцев. Они пашут землю и сеют корма для скотины. Из-за чего переходят к осёдлому образу жизни. А тут сразу огород. Опять же, распахав поле для корма, можно кое-где пшеничку посадить.

— Так какой план?

Ольге надоело слушать разглагольствования, ей нужен был конкретный ответ.

— Нет у меня плана! Нет!

Михаила неожиданно переклинило. Он тут пытается думать о будущем всего человечества, а его спускают на землю. Понемногу успокоился, настроение так же пришло в норму. Уже без нервов продолжил:

— Так… У пока меня только намётки. Я только начал рассуждать. Чтобы хорошо жить, человечество должно дорасти до определённого количества. Научный прогресс невозможен без массовости. Чем больше людей, тем больше изобретений. Ведь процент гениев примерно одинаков во все времена. Но одна и та же доля от тысячи людей и от миллиона (а тем более — от миллиарда) — это две большие разницы, как говорят в Одессе. Или скажут. А может, уже никогда не скажут. Может, Одессы не будет, а будет другой город с другим населением и другой историей.

— За Одэссу ми поняли. Дальше-то что?

— Что за выкрики из зала? Ша! Все молчат… Так, о чём это я? А! Наращивая «массу» человечества, мы неизбежно приходим к земледелию. Просто чтобы прокормить такую толпу. Сначала ручное, мотыжное земледелие, а потом распашное. Охотой не прокормить такую ораву. Но и древнее земледелие — это полный отстой. Современная технология многополья — самая продуктивная. Кроме гидропоники. Но гидропоника — это высокие технологии. А вот заложить понятие севооборота прямо сейчас — наша задача. Надо исключить из развития цивилизации всякое непотребство, разрушающее природу. Никакого подсечно-огневого земледелия. Или когда урожай зависит от разлива рек, как на Ниле. Двуполье и трёхполье — тоже прошлый век. Земледелие исторически необходимо, человечество к нему придёт. Но пусть пройдёт этот путь без проблем…

Михаил помолчал.

— Всё! Лектор Сапегин доклад закончил.

— Эт чо? Это всё, что ли?

— А что — мало?

— Так какие цэ-у? Каков путь?

— Короче, моя мысль такая: сейчас, на первом этапе, живём за счёт охоты и огорода. Именно огорода. Пахотой вот ни разу неохота заниматься. Потом надо постепенно переходить к осёдлому скотоводству. Наверно, это вернее называть животноводством. Потому что оно разнообразнее. Там и коровы, и лошади, и овцы, и птица. Каждый из видов одомашненных животных особенный, каждый нужен. Хотя, как вариант, можно вместо коров для молока разводить коз. Или вообще только лошадьми заниматься. И мясо от них будет, и молоко, и кожа. Даже шерсть. Вон, смотрите, как к зиме зарастает.

Все дружно повернулись к пони, у которой короткая летняя шерсть уже встопорщилась, и под ней начала клочками проглядывать мягкая зимняя шубка.

— В дальних перспективах стоит развитие металлургии. Никак без неё. Причём всё это будут поднимать дети и внуки. Мы уже не успеем. Поэтому надо не просто передать им знания. Знания без научного мышления превращаются в обычаи и традиции. Их никто не понимает, но слепо им следуют. Это не то. А как привить научный, исследовательский склад ума — я не знаю.

— Будем пробовать.

Ольга нахмурилась, будто прямо сейчас пытается составить план учёбы для детей.

Ирина дополнила:

— Надо, чтобы не перешли в другую крайность. Научный склад ума, исследования — это хорошо. Но ядерная бомба, отравляющие вещества и разрушение биосферы — это преступление.

— Да, согласен, научный прогресс изначально должен быть направлен на сохранение природы. Безотходные производства, очистка воздуха и сливов. Плохо, что сейчас мы этого не можем сделать. Мы уже сейчас сжигаем лес, который рос сотни лет. Выбрасываем в атмосферу кучу дыма. Гадим сливами. И всё просто так. КПД от наших действий мизерный. Всё это будут разгребать наши потомки. А как они приучатся к бережливому отношению, если мы не можем им показать нашим примером? Тупик какой-то. Ведь это только мы помним о разрушенном мире. А уже наши дети будут думать совсем по-другому. Перед ними новый чистый мир. Нагадив здесь, можно перебраться в другое место и гадить там. А здесь пусть природа уничтожает следы человеческой деятельности. Сейчас это не важно, но с развитием технологий такое наплевательское отношение может привести к экологической катастрофе. Что-то надо вложить в головы детей, чтобы и через тысячу поколений, через тысячу пересказов, не потерялись ни смысл, ни стремления.

— Во ты загнул. Без поллитры не разберёшь. — Хмыкнула Ольга.

Потом оглядела остальных и внезапно заорала:

— А чего встали? Картошка сама себя не выкопает. Давай! Арбайтен! Арбайтен!

Михаил с Ирой переглянулись и возобновили работу.

— И кто у нас здесь вождь? Непонятно.

Сказал шёпотом, но Ольга расслышала.

— Я тебе уже сказала. Нас больше, значит, у нас матриархат.

— Так я же один, меня холить и лелеять надо.

— Обойдёшься! Равноправие у нас.

— Так равноправие или матриархат? — Ухмыльнулся муж.

— Сапегин! Не беси меня!

Постепенно урожай переселялся в дом. Картошку и другие корнеплоды сушили прямо на полу. Рассыпали её везде: в комнатах, на мосту, под сарайкой, оставив небольшие дорожки для прохода. Обычно урожай раскидывали прямо на грядках, подложив плёнку. Но сейчас боялись внезапного ливня, поэтому спрятали под крышей.

Капуста отправилась в голбец. К сожалению, вариант с квашением не получался. Придётся хранить в сыром виде. Возможно, зимой получится добыть соль — тогда разберутся с заготовками. Аналогично с кабачками, огурцами, перцем и помидорами. Два-три месяца в прохладном подполе смогут пережить. Тем более, что помидоры и перцы уже второго урожая — сплошь зелёные. Их наоборот, оставили в ящиках в комнате — постепенно дозреют. Первый, самый массовый урожай уже переработан — кабачки, перцы и помидоры перекручены, потушены и закатаны. Пастеризованная овощная икра — единственный вариант заготовок без использования соли, сахара или кислоты, кроме естественных. А ещё наелись от пуза. Даже можно сказать, что больше съели, чем закатали: не так уж много банок в хозяйстве. Огурцы с кабачками тоже уложили в подполье. Ну, получилось так, что неизвестны никому из поселенцев рецепты без соли и уксуса. Сколько получится — будут лежать, а потом — как выйдет.

— Это не комната. Это склад какой-то! — Ирина зашла с последним ящиком и поставила его на стопку таких же.

— Не какой-то, а овощной. — Поправила старшая жена. — Не боись, всё в яму и в подполье уйдёт. Дай только высохнуть. У всех каждый год подобное.

— Ну, тебе виднее. Я же городская.

— Вот и учись. Всё равно придётся в деревне жить. До первых городов ещё далеко. Да и были они такой же деревней, только побольше.

— Не-е-е. В таком городе мне жить неохота. Мне «камфорту» подавай!

Михаил припарковывал тачку и зашёл как раз к последним словам жены.

— «Камфорты» пока не будет. По крайней мере, пока не наладим электричество.

— А что мешает?

— Ну-у-у… Мы же говорили: надо спирт и растительное масло. Без этого не получить замену бензину. Спирт понятно откуда. А вот с растительным маслом затык. Нет здесь подсолнухов. Сумею найти замену — будет эрзац-бензин. Тогда на основе бензопилы и какого-нибудь из электродвигателей сооружу генератор. Есть от стиралки, от электродрели, от перфоратора. Вот его, наверно, и возьму. Самый бесполезный в нынешние времена инструмент.

— Миша, ты только не обижайся… — Тихо начала Ира.

Мужчина нахмурился:

— Что такое?

Не каждому понравится, когда указывают на его ошибки. А, похоже, что девушка так и хотела сделать.

— Зачем мучиться с генератором на ДВС, если на Скале всегда дует ветер?

Михаил ненадолго завис, потом врубился:

— Ты предлагаешь сделать ветрогенератор?

— Ну, да.

— Не зна-а-ю. — Протянул мужчина. — Он не такой уж мощный. И сколько провода надо, чтобы со скалы досюда дотянуть. У меня есть запас, но не для ЛЭПа же.

— Миша! — Ольга сказала тоном строгой учительницы.

— Что, Ольга Евгеньевна? — В шутку поддержал тот её тон.

— Признай, что ты не додумался о таком и теперь пытаешься выкрутиться.

Признавать свою вину, как любому мужчине, очень не хотелось. Михаил попытался отмолчаться.

— Михаил!

— Ну, да, да. Признаю. Забыл я.

— Не забыл, а не подумал.

— Оля, каждый может забыть. — Вступилась Ирина за любимого.

— Да, каждый. — Обрадовался Михаил поддержке.

— Молчи уж, склерозник!

— Уже молчу!

— И двоеженец, — усмехнулась Ольга.

— Молчу, молчу! — Мужчина поднял перед собой ладони.

«Буря, вроде, как миновала», — подумал он.

Наверно, Ире тоже пришла мысль о буре, потому что девушка встала и потащила всех на выход.

— Ещё светло, давайте посмотрим, где тучи.

— И чего смотреть? Вчера только смотрели. — Проворчала старшая. — Впрочем, ладно, пошли.

— Не похоже это на тучи, — покачала Ольга головой.

— И на дождь тоже, — согласилась Ира.

— Я бы сказал, что это напоминает чёрный туман… Или дым.

— Думаешь, степь горит?

— От дерева или травы дым не бывает таким чёрным. Может быть густым, но белым или серым. А вот нефть или уголь коптят чёрными клубами. Или когда извержение вулкана. Больше вариантов вспомнить не могу.

— А у вас есть вулканы? — Удивилась Ирина.

— У нас — это на Урале? — Уточнил глава семейства.

— Да.

— Когда-то были. Но мы точно не в те времена попали. Это было настолько давно, что тогда мамонтов ещё не было. Вариант с вулканом не подходит. Уральские горы очень старые, их активность давно завершилась.

— А вариант с нефтью или углём?

— Пожалуй… Нефть у нас добывают, как и уголь. Месторождения небольшие, но есть. Правда, говорят, что нефть глубоко. Её же долго не добывали, пока не появились относительно дёшевые способы глубинного бурения. Короче, в нефть тоже не очень верится. Чтобы в Прикамье нефть текла рекой… Не знаю.

Мужчина покачал головой.

— Это если мы действительно в том же месте, — возразила Ольга, чисто из чувства противоречия.

— Широта та же самая. Это я проверил. А долгота… Да кто ж его знает! Я склонен считать, что мы всё там же — на Урале, к западу от Камы. Бритва Оккама, чтоб её.

— Подожди, подожди! А сколько до Камы? Если мы всё там же.

— Километров двести-триста.

— Так может облачко, которое видно на востоке — это от Камского водохранилища? Оно же большое, его ещё Камским морем называют.

Михаилу, как он ни любил жену, пришлось осаживать её энтузиазм:

— Всё бы хорошо. Но оно потому и называется «водохранилище», потому что оно рукотворное. Это просто большой пруд с электростанцией в дамбе. Нет сейчас никакого Камского моря. Извини.

Михаил развёл руками. И добавил, чтобы Ольга не расстраивалась:

— Но в принципе, Кама достаточно большая, чтобы образовать немного облаков… Наверно…

— А если мы не на Урале?

— Тогда можно только гадать. Но давайте о другом подумаем. Если это дым, то он может доставить нам неприятности. И достаточно большие. Потравимся ещё. Предлагаю переждать здесь, наверху. Судя по всему, высота этого дыма достигает полсотни метров. Здесь, на вершине скалы, нас если и достанет, то самым краешком.

Пока супруги обсуждали своё местонахождение, Ирина продолжала осматривать округу в трубу. Что-то её тревожило, какая-то мысль не давала покоя. Наконец, сообразила.

— А вы заметили, что в округе нет ни одного стада?

— Как ни одного?

Теперь уже все пытались найти хоть кого-то в сгущающихся сумерках.

— Трудно судить — уже плохо видно, но мне кажется, что Ира права. Это подтверждает, что идёт дым. Поэтому животные решили уйти — они же боятся огня. Кочевать вслед за ними я не предлагаю, а вот забраться сюда с палаткой и припасами — вполне. Кто за?.. Единогласно.

— Подожди! Я не согласна!

— Ира… — Вздохнула подруга. — Ну, что у тебя?

— А как же лошадки?

Михаил сел, где стоял.

— Это фиаско…

— Что? — Не поняли девушки.

— Я говорю, с лошадьми у нас не получится.

— Но… Как же… Они же задохнутся.

У девушки захлюпало в носу, на щеках проступили мокрые дорожки.

— Не реви. Дай подумать… Остаётся только запечатать дом и переждать эту волну дыма. Огня до сих пор не видно. Возможно, пожар мимо идёт, а нас немного гарью задевает.

Прихода пожара ждали ещё два дня: запечатали все окна и двери, натаскали сена, завалили отопление дровами, заполнили водой все ёмкости. И, наконец, дождались.

Михаил сидел у края скалы и медитировал на полог странного дыма. Вчера вечером чернота закрыла Рыбачье озеро, сегодня дошла до Медвежьего. Теперь движение дыма стало заметнее. А ещё мелькало что-то в верхней части тучи — такое же чёрное. Но разглядеть пока не получалось.

От костра подошли девушки и присели рядом.

— Странно, гарью почему-то не пахнет. — Заметила Ольга.

Ирина тоже принюхалась, завертела головой.

— А вы слышите этот шум?

— Какой шум? — Михаил отмахнулся от мошкары.

— Ну-у-у, не знаю, как описать. Знаешь, как дребезжит музыкальная тарелка?

— Угу… Вот зараза, в глаза лезет. — Он отмахнулся от мошки.

— Так будто куча тарелочек дребезжат. Ай! А откуда эта мошкара?

Михаил вскочил, подброшенный догадкой.

— Какой, на хер, дым!

Михаил раскидал костёр и посмотрел, не остаётся ли чего нужного.

— Бегом домой. Бросайте всё, ничего особо важного здесь нет.

Дежуря каждый вечер, они успели натаскать на вершину скалы посуду и другие вещи.

— Почему домой? Тьфу! В рот лезут.

— Вот поэтому! Нас скоро здесь съедят!

Скрутив несколько палок и охапку сена, которое взяли для растопки, Михаил запалил факел.

— Не знаю, на сколько времени хватит такой дымовой завесы. Надо успеть добежать до дома.

Михаил бросил последний взгляд на север. Край чёрного полога уже достиг их леса. Скоро доберётся до жилья. А он-то гадал, почему так и не видно зарева пожара. Теперь уже можно рассмотреть странные чёрные всполохи: это сотни мелких птах стремительно чиркали сквозь тучи мошкары.

Факел пришлось несколько раз обновлять. Бежали просекой, поэтому могли подбирать еловые ветки. Хоть они уже подсохли, но дым давали. Правда, сгорали слишком уж быстро. На подходе их встретило испуганное ржание Лизки и Гари. Лошади носилась на привязи во дворе, пытаясь спрятаться от вездесущей мошкары. А из-под сарайки доносился скулёж. За воротами хозяев встретили в два голоса потеряшки: Мишка и Гек. Пёс и волчонок засунули морды в сапоги Михаила и скулили, выставив на дорогу прикрытые хвостами задницы.

— А куда эту суку девали? — Удивился глава семьи. — Впрочем, не до этого. Давайте, девочки, загоняем всех внутрь, разжигайте печь. Как растопится — немного прикроем, напустим дыма.

Кашляя и сгибаясь от тошноты, он пытался продымить подвал. Животным дым тоже не очень нравился. Все хором принялись чихать. Зато быстро успокоились, когда мошкара перестала лезть во все дырки. Наконец, решив, что все твари передохли, Михаил затоптал факел и поднялся в дом. Здесь дыма оказалось не меньше — из подвала поднялся.

— Кхе-кхе. Девчонки, отставить печку! И без этого дыма полно.

— А я и не стала, — донёсся из комнаты голос Ольги. — Ты так раскочегарился, на весь дом хватило.

— Окна, двери закрыли?

— Всё закрыто ведь. И двери в том числе. Уходили из подвала, пришли тоже через него. А ты в голбце отдушины закрывал?

— Вот чёрт!

Михаил скатился по лестнице. Возле земли с каждой стороны дома имелись небольшие окна. На зиму их закрывали. А летом они стояли открытыми, чтобы было не так влажно. Запечатывая окна и дверь наверху, совсем забыли о нижней вентиляции. Мужчина принялся затыкать отдушины старыми фуфайками, которыми эти отверстия утепляли зимой. Рамы ставить недосуг, да и не так это важно. Надо просто заткнуть.

Резко потемнело. Даже такие крохотные отверстия давали хоть какой-то свет. Теперь в подполье стало практически темно. Возвращался Михаил уже на ощупь, натыкаясь на вещи, переставленные не им, и потому неожиданные. Только через окно в подвале попадало немного света. Здесь делать ничего не надо — небольшая форточка уже закрыта и заклеена полосками газет. Всё! Запечатались.

Михаил прислушался — вроде никто не жужжит и не звенит. Но его уши уже не те, не слышат высокую частоту. Нужны молодые. Он прошёл в комнату, чуть не запнувшись за собак. На диване под одеялом, спасаясь от дыма, лежали девушки.

— Ира, тебе партийное задание.

— Чего? Это как? Пчхи!

— Будь здорова… Партийное задание, говорю. То есть, очень важное и ответственное. Раньше присказка такая была. В общем так. Ты ведь слышишь, как эта мошкара шумит. Поэтому пройди по дому и послушай. Если что — ещё немного подымим.

— А почему я? Пчхи!

— Потому что эти прелестные ушки, — он легонько щёлкнул по кончику уха, — слышат более высокие по частоте звуки. А мы — старики, мы уже не слышим.

— Вот что ты за человек, Сапегин! Тебе не стыдно?

— Чего, Оль? Ты чего взъелась?

— Он ещё не понял! Если уж сказал комплимент одной жене, то скажи другой. А ты взял и обосрал.

— Когда это я комплимент говорил, и когда я обосрал?

— А кто меня старухой назвал?

— Я не… Ой-ё-о-о!

Мужчина схватился за голову.

— Всё, милый, это залёт. Исправляйся.

— А как?

— Хотя бы тоже комплимент скажи.

— Ну, у тебя тоже прелестные ушки.

— Не прокатит. Уже было.

— Для тебя ведь не было!

— Ну, и что! Для каждой индивидуально.

Ничего в голову не приходило. Мужчина решил, что наедине с женой, без свидетелей, у него получится эффективнее. Хотя бы в виде поцелуев.

— Эммм… Ирочка, твои розовые ушки действительно красивые, но пусть они послушают не нас, а насекомых.

Девушка расцвела от редких из его уст восхвалений, аж заалела вся. Она только и смогла, что кивнуть. И побежала выполнять поручение.

— Она сейчас горы способна свернуть ради тебя.

— Так уж и горы?!

— А ты как думал? Комплименты окрыляют девушек.

— Надо попробовать… Лапонька.

— Не, ерунда какая-то.

— Золотце.

— Шо ты как ста'рый ев'рей: золотце. Пять пудов золота. Ага…

— Счастье моё! Любимая!

— О! Всё лучше и лучше!

— Куда уж лучше?!

— Ладно, не старайся, не выжимай из себя. Давай в следующий раз, но чтоб приятно.

И Михаил заткнулся. Как раз вернулась Ира, плюхнулась к ним на диван. Не успела она открыть рот, как её перебил муж:

— Ну, как? Все горы на месте?

— К-ка-кие горы?

Девушка пыталась сообразить, о чём речь, но странная фраза совершенно выбила её из колеи.

— Не грузись, — пришла на помощь Ольга. — Нехороший дяденька шутит. Так что с мошкарой?

— Нет никого. Или я не слышу. Лошадь слишком уж громко фыркает. И в стёкла тонюсенько щёлкают — тоже отвлекает. А почему Миша стал нехорошим?

— Потому что он не хвалит меня. Тебя хвалит, говорит комплименты. А мне — нет.

— Хочешь, я скажу. Ну, вместо Миши.

— Ты? Ну, попробуй.

Ира немного задумалась, потом наклонилась к Ольге и зашептала ей на ухо.

— О… Ого… Хм… О… Фух… Это уже слишком… Ты уверена?

Ира кивнула. Так продолжалось минут пять. В конце Ольга с гордым видом повернулась к мужу:

— Учись, как надо девушке комплименты дарить!

Тот попытался воззвать к справедливости:

— Как я научусь, если ничего не услышал?

— Твоё горе. От тебя ничего подобного я за всю жизнь ни разу не услышала. А вот Ирочка меня понимает.

Михаил, очумевший от женского коварства, таращился в потолок. Наконец, преодолел гордость и попросил:

— Ирочка, а ты не можешь повторить…

— То, что сказала Оле?

— Да.

— Не могу. Каждый выпутывается сам. — И прыснула в кулачёк мелким смехом.

Действительно, не могла же она признаться, что единственным комплиментом было то, что Ольга мудрая и красивая женщина. А потом Ира попросила разыграть мужа. Женская солидарность против мужчины иногда сильнее обид и зависти. И Ольга согласилась.

Утро встретило головной болью. За ночь пришлось ещё два раза обновлять дымовую завесу. Так что отравление было на лицо. Хорошо хоть не на полу в виде блевотины.

— М-м-м-м… Оля… У нас цитромон остался?

— Не кричи так… Сам посмотри… И мне принеси…

— И мне… Пожалуйста… — Попросила Ирина.

За окном всё ещё было темно. Мужчина зажёг свечу, чтобы не рыскать в потёмках. Надел очки…

— Твою же ж мать! — И сразу же: — Ой-ё-о-о… Моя голова…

— Не надо орать. Что там у тебя? — Раздались голоса.

— Трудно описать, чтобы прониклись. Просто посмотрите в окно.

Через минуту из прелестных ротиков полилась площадная брань. Такого никто из них за всю жизнь не видел. Вся, абсолютно вся поверхность стекла выглядела чёрным бархатом от сотен тысяч маленьких чёрных ножек. Армады насекомых сидели на стекле и ползали по нему. Они перекрывали всё окно в несколько слоёв, не пропуская свет. Другие окна показывали то же самое.

— Дамы, хватит уже ругаться! — Михаил строго посмотрел на них.

Девушки повернулись, чтобы высказать всё, что думают…

— Твою мать!

От дружного вопля все присели там, где стояли. Семейка напоминала Мумми-троллей, как их нарисовали в старом мультике: большие круглые носы, мясистые уши, щелочки глаз. Всё лицо представляло собой сплошную опухоль. Вчера при бегстве сквозь тучу мошкары их знатно покусали. Доставалось в основном открытым местам: голове и рукам. Вечером ещё ничего не замечали, а сейчас пошла реакция. А он-то думал, что это у него спросонья глаза не открываются.

Придавленные наглядной мощью насекомых, люди собрались на кухне.

— Нужен успокоительный отвар, — предложил Михаил. — Иначе мы тут с ума сойдём. И противоаллергенный.

Он посмотрел на чёрное месиво с той стороны стекла и отказался от любимого места. Передвинул стул подальше от окна. Сел, отвернувшись.

— Эти лапки. Они скребутся, щёлкают. Я не могу! Мне страшно. — Ирина зажмурилась и зажала уши.

— А травы все на улице, — «обрадовала» старшая жена.

— Хоть что-нибудь в доме есть? — Спросил Михаил.

— Есть НЗ. Шесть пакетиков чая. Настоящего, чёрного.

— Доставай! — Разрешил мужчина. — Но только один. Если хорошенько заварить, то на троих хватит.

Отмерили в кастрюльку ровно три стакана кипятка и положили пакетик. Через десять минут подогрели остывший чай на слабом огне. Аккуратно, чтобы не испортить вкус и не превратить в чифирь. Ещё пять минут — и разлили по кружкам. Каждый непроизвольно втянул позабытый запах и с улыбкой отхлебнул.

— Как думаете, эти укусы опасны? — Ирина хмуро рассматривала себя в зеркале.

Ольга пожала плечами:

— Поживём — увидим. По крайней мере, можно утверждать, что особой реакции на них ни у кого нет. Мы с Мишей до этого аллергией не страдали. Ты, вероятно, тоже?

— Нет, вроде.

— И реакция одинаковая. Думаю, к этому моменту особо чувствительные уже скопытились бы, задыхаясь.

— Ну, спасибо. Обнадёжила… — Проворчала Ира. — Это сарказм был, если кто не понял.

— Мы заметили. А от укусов я всё-таки дам кое-что.

Женщина ушла и долго рылась в аптечке. Наконец, принесла три таблетки.

— Держите, это сосать надо.

— И что это? — Спросил Михаил.

— Антигистаминное, — непонятно пояснила жена.

— Чего?

Та только закатила глаза на «серость» мужа.

— Противоаллергическое, — расшифровала Ира.

— И немного успокоительное, — соизволила хоть что-то пояснить Ольга.

Михаил положил на язык. Через минуту нахмурился, прислушался к себе. Ира сразу отреагировала:

— Что случилось?

— У меня яжык немного анэмелъ.

— Так и должно быть.

Ольга только отмахнулась — пристают со всякой мелочью.

Все замолчали, переваривая таблетки. Недолгое молчание прервал глава семейства:

— Кто-то есть хочет?

— Пока ещё нет. А что? Ты захотел?

— Нет, не я. Лизка.

— А вот это вопрос. — Озадачилась старшая жена. — Мы сена мало притащили. Может, дня на два только и хватит.

— Думаешь, придётся так долго сидеть? — Испугалась Ира.

— Долго-недолго. Надо готовиться к худшему. Чем кормить будем?

— А что лошади едят, кроме травы? — Вернул вопрос Михаил.

Видя, что его готовы завалить правильными, но невыполнимыми ответами, уточнил:

— Что можно скормить из того, что у нас есть?

— Морковку? — Предположила Ира.

— Капусту, наверно. — Добавила Ольга.

— А другие овощи как — можно?

— Думаю, что можно. — Согласилась жена. — Пожалуй, если распарить, то можно картошку, морковку, свеклу. В остывшем виде, конечно. Кабачки, наверно, и сырыми можно, они мягкие. Что точно знаю, так это то, что зерно давят или немного распаривают и дают в таком виде. Но у нас зерна нет.

— Значит ставим париться овощи. Надо только сразу чем-то накормить, пока не готово.

Затопили печь, поставили вариться корм для лошади. Заодно и себе с собаками приготовили. Вообще, при отсутствии холодильника, готовить приходилось только на один день. Иначе испортится. Утром печь растопили, нажарили, напарили, и это на весь день. До утра вчерашняя еда практически не доживала.

Для затравки аппетита кинули Лизке разрубленный кочан капусты, который та с удовольствием уничтожила. Потом второй.

— Третьего не дам! — Ольга закрыла собой залежи вкуснятины. — Если будем кормить до отвала, то не хватит ни ей, ни нам. Ничего, не совсем же голодать придётся. Немного подкормим. А улетят эти твари — наестся травы.

Лизка грустно отошла от двери в голбец, откуда ей сначала дали такую вкусную вещь, а потом обломали.

— И не смотри так на меня! — Ольга всё ещё оставалась в заведённом состоянии.

Так и повелось: с утра лошадь получала пару кочанов, в обед — ведро полуварёных овощей, а вечером — разведённый мясной бульон, для выработки молока. В остальное время — заедала сеном и запивала простой водой.