Сквозь сон пробились голоса, заглушённые кухонной переборкой.
— А ты, грю, уже готов. Он так засмущался.
Колокольчик Ирины зазвенел на полную громкость. Ольга тоже добавила. Её низкий громкий смех не могли сдержать не то, что фанерная заборка, но, наверно, и брёвна стен не справились бы. Дальше ничего не разобрать, слишком тихо. Михаил полежал, решая — красться подслушивать или тут остаться. Потом решил не вставать. Главное, что в семье спокойствие, никто ему мозг не выносит. И даже более того. Мысли вернулись к прошедшей ночи. Никакого тройничка, как он фантазировал, не случилось. Да, случилось с обеими, но в комнате девушки появлялись по очереди.
Тут организм затребовал сводить его погулять. Михаилу пришлось всё-таки тащиться до туалета…
— А сама думаю: жаль. Если уже готов, то слишком быстро получится.
— Зря переживала. Я же слышала, что ты после меня ещё раз на Мишку забралась.
— Оль… — Голос Ирины с задорного сменился на просящий. — Что ты постоянно Мишу как… Как собаку.
— Ми-и-и-шу. Не «Михаилом» же звать, слишком официально.
— Но и не «Мишкой». Ему же обидно…
— Думаешь?
— Точно говорю. Меня, знаешь, как бесило, когда Андрей так называл…
— Мишкой? — Со смехом перебила подруга.
— Не-е-е! — Ира тоже рассмеялась. — Кхы… Иркой когда… Сначала не замечала, а потом: что он со мной, как с собачкой.
— А если это я? Я ведь тоже тебя иногда «Иркой» называю.
Девушка задумалась, прокручивая в уме разговоры.
— Странно… Не, от тебя нравится. Ты так… Как мама. Маме можно.
— Эй! Какая я тебе мама? А Миша что — папа?
— Да ну, скажешь тоже. Папа. Что у меня, Эдипов комплекс? Или как называется, если между дочерью и отцом?
— Инцест это называется.
— Да понятно. Эдипов комплекс — тоже инцест. И между братом и сестрой — тоже. Только между сыном и матерью своё название есть, а у остальных не слышала.
— Эдипов, насколько я помню, вообще тяга к родителю противоположного пола. То ли вариант инцеста, то ли нет. Но инцест, пожалуй, звучит как-то грубо. Так ты не сказала: если я — мама, то Мишк… Миша? — Исправилась она на ходу.
— Миша — муж. Что непонятного. И ты не мама. И вообще, не надо про маму.
Девушке взгрустнулось. Со вздохом она продолжила:
— Ты — жена, Оля. И, надеюсь, подруга.
— Думаешь, две жены могут оставаться подругами? — Хмыкнула Ольга. — Муж с женой перестают быть друзьями.
— У некоторых получается… Чшшш… Наш ползёт.
Стукнула дверь комнаты. Потом в неосвещённом тамбуре мелькнула тень и зажурчало в туалете.
— Интересно, он что-то слышал?
Девушки захихикали, склоняясь ближе друг к дружке.
— Доброе утро, жёнушки!
Михаил с подозрением смотрел, как они шепчут что-то одна другой в розовеющие ушки. Повернулся к умывальнику…
Почти хором в ответ:
— Доброе утро, муж мой.
Переглянулись и поправились:
— Наш!
И смех.
— Ваш, ваш… Чей же ещё? А завтрак готов?
— Так почти обед уже. — Это Ольга.
— Значит, поздний завтрак. А обеда не будет.
— То есть как? — Теперь Ира.
— А вот так.
Мужчина уселся во главе кухонного стола. Козырное место, ещё дед его занимал. Тут тебе и буфет со всяким (в том числе с бутылочкой), и стол, и батарея — зимой греться, и форточка, чтобы курить. Он сам не дымил, но место нравилось. Опять же, стул удобный. Всё ещё цел. Умели делать предки. Михаил откинулся на крепкую спинку.
— Бычка надо доконать. Вот вы шкуру обработали?
— Поскоблили и золой присыпали.
Ольга победно улыбнулась — не получилось их лентяйками выставить.
— А остальное?
— Мясо: и отваренное, и сырое, сложено в голбце в приямок. Отвар для желе тоже там. На улице уже не слишком жарко по ночам. Но там совсем прохлада. В яму, извини, не стали спускать.
— Это понятно. Без лестницы-то… Как смогу, сделаю новую лестницу. И загородки там тоже поломаны.
Он встряхнулся.
— Ну, так как? Завтракаем и колбасу крутить?
— Мы уже всё. Поели, больше не хотим.
— Да я и сам не очень хочу. Так, больше по привычке. Может, рыбку принесёте?
Старшая моментально спустила по команде:
— Ира?
— Я сейчас!
— Не очень крупную! — Крикнул Михаил вдогонку. — Чтобы просушенная попалась.
— Ага! — Услышали они ответ уже сквозь пол.
Девушка успела спуститься по лестнице в прирубе и зайти в голбец, тянувшийся под кухней и большой комнатой. Ольга потянула люк возле печи и пояснила:
— Думаю, так лучше. Больше света.
И уже вниз:
— Так ведь? Хоть что-то видно там в потёмках.
— Спасибо! Я на ощупь. Такая пойдёт?
Девушка подала рыбину через люк.
— Пойдёт, — вынес вердикт муж.
— Слушай, достань сразу вчерашнее мясо.
Ира, уже шагнувшая на выход, вздохнула.
— Я же не подниму. Кастрюли ладно. А бак с костями — точно нет.
— Ох, ты ж твою через забор… Опять корячиться.
Женщина зашагала к лестнице, матерясь в полголоса. В подполье даже Ире приходилось беречь голову. А ей вообще в три погибели сгибаться. И копать глубже опасно — весной затопит.
Вдвоём девушки приволокли бак к выходу, а все кастрюли составили пол люком.
— Я буду подавать, а ты принимай. — Сказала старшая. — Потом через окно сразу во двор спустим. Так быстрее получится.
Ольге пол приходился на уровне груди и она легко выставляла посудины перед печью. Здесь их подхватывала Ира и таскала в комнату к окну во внешний двор. На землю спускали в обратном порядке: Ира внутри, а Оля снаружи — ей проще было снять кастрюли с подоконника, который находился чуть выше макушки. Низкорослой девушке пришлось бы хватать в прыжке. Или с табуретки работать, что тоже чревато.
Муж за это время раскидал рыбную тушку, выдрал хребет и основные кости. Пусть девушки побалуются чистым мясом. Чайник заново вскипятил. Газ, кстати, как там? Мужчина постучал по баллону и пожал плечами. Поднять его всё равно не сможет. А второй способ определения работает только зимой, когда замёрзший баллон заносят в тепло. Через десять минут уже видна граница сжиженного и испарившегося газа.
Завтраком сильно не нагружались. Копчёная солоноватая рыба и чуть сладкий травяной чай. Запыхавшиеся девушки быстро запили рыбу кипятком и занялись мясозаготовками. Начали с сырого. То есть нет. Начали с растопки печи, куда поставили бак с костями. Бульон за ночь застыл до состояния холодца. Теперь снова предстояло его растопить. Аккуратненько, пока печь ещё не сильно прогрелась. Как печь стала горячее, желе убрали и поставили пару кастрюль с водой. Когда закипит — надеялись уже первую партию колбас накрутить.
Вернулись к мясу. По очереди крутили мясорубку, куда кидали вперемешку мясо и сало. Сало от первого ещё зубра. Говядина слишком сухая штука. В свинину, и то добавляют. Поэтому сала решили не жалеть. А также лук и чеснок. Может, хоть этим компенсировать малое количество соли. Соль пока оставалась, не не более, чем для вкуса. Для консервирования уже жалко. Ещё надо яйца, но вот с этим облом. Возможно, удастся стабилизировать форму за счёт желатина и сала, которые пропитают фарш, растопятся, а потом обратно застынут. Ещё белок в мясе должен свернуться и склеить кусочки.
Перемешали, ещё раз прогнали через мясорубку. Михаилу пришлось трижды подтачивать ножи у мясорубки. Хорошо, что их в хозяйстве парочка за многие годы образовалась. Можно один точить, а другим пользоваться.
Наконец, торжественно приступили к набиванию. Михаил поставил подходящую по размеру насадку и попробовал натянуть на неё кусок кишки. Оказалось, что подходящая по диаметру не вмещает этот самый кусок. Пришлось разбирать инструмент и ставить более тонкую трубку. Теперь дело пошло: все полтора метра собрались гармошкой на относительно короткой насадке. Мужчина, завязав кончик красивым бантиком, крутанул ручку… И с ворчанием принялся резать нитку. В самом начале получился воздушный пузырь. Прогнали мясо до выхода, завязали по новой. Теперь дело пошло. Набить кишку примерно на четверть метра. Завязать дважды на небольшом расстоянии. Это чтобы палку колбасы можно было отрезать от общей гирлянды, не вскрывая соседнюю колбаску. Снова набить двадцать пять сантиметр. И так до конца. Шесть средних по длине и толщине колбасок. Готовую гроздь Иринка сразу уносила в подпол — пусть схватятся.
— А вода кипит и кипит… — Меланхолично заметила девушка, вернувшись в очередной раз.
Шев-повар поморщился.
— Снимайте. Не подумали мы про это. Колбасе всё равно надо отлежаться пару часов. Чего зря-то…
— Не подумаЛИ или не подумаЛЛЛ?
Сарказм из Ольги так и пёр.
— Окей! Да, я. Я не подумал. — Очень уж мужчине не хотелось портить настроение перепалкой. — Довольна?
— Канешн.
Женщина аж облизалась от удовольствия.
— Миш, Оль… Может не надо?
Ольга вздохнула.
— Ну, хорошо… Не буду. Так, что там дальше в рецепте? Ага… В холодильник на несколько часов.
— Это у нас подполье, — перебила Ирина.
— Да, в голбце. О! Надо было дырочки зубочисткой наколоть.
— Зачем? — Не поняла девушка.
— Наверно, чтобы не полопалось? — Высказал мысль вождь.
— Да, так и написано… Так, с сырым мясом закончили. Предлагаю то, что осталось в мясорубке, пожарить и съесть. Потом займёмся варёным фаршем.
Действительно, в желудках уже бурчало. Не заметили, как проработали несколько часов и солнце перевалило на последнюю четверть небосклона. Пока девушки готовили картошку с фаршем, Михаил спустился в подполье и потыкал в колбасу тонкой, как спичка, остро заточенной щепкой. С чувством исполненного долга сел за стол.
Ели из общей сковороды. А чего потом с посудой мучиться? И без этого все кастрюли перемывать. Мужчина аккуратно брал порции и лукаво поглядывал на обеих жён. Вспоминалась прошедшая ночь. Приятно всё-таки ничего не делать и получать удовольствие. Правда, эти скачки отдавались тупой болью в правом боку. Но всё это перекрывало непередаваемое ощущение того, как член, мокрый от соков одной девушки и его собственных выделений, погружается в рот другой. Воспоминание о пикантном моменте перебили общий фон усталости. Из груди вырвался сдавленный вздох.
Девушки переглянулись, моментально поняли подоплёку и одновременно замотали головой.
— Не-не-не. Мы уже сейчас устали, а что будет, когда закончим?
— Я на такое каждый день не согласна, — напомнила Ира о своём подвиге ротиком. — С охотки, когда башню сносит, можно. А постоянно — увольте.
— И не надо. — Категорично согласилась Ольга. — Вдруг привыкнет?
Она усмехнулась.
— А по праздникам можно?
Девушки переглянулись.
— По праздникам — можно!
— Тогда объявляю сегодня праздник колбасы!
Обе заржали в голос.
— Вчера праздника не было, но ты ведь получил «эксклюзив». — Сквозь смех сообщила Ольга. — Можешь считать, что за сегодняшний день.
— Эх, тяжко жить на свете пастушонку Пете.
Его кислый речитатив был встречен звонким смехом. Состроив обиженную мордашку и махнув рукой, Михаил подошёл к окну. Сзади раздались тихие шаги и его взяли за руки с двух сторон. Ирина прислонилась к плечу и заглянула снизу в глаза.
— Что, очень такое хочется?
— Конечно. Но я понимаю, что сладкого понемногу. Особенно, если другим это неприятно.
Он скосил глаза на Ольгу, которая положила голову на другое плечо.
— Чего? — Возмутилась та. — Ну, не выходит у меня. То есть, наоборот. Всё выходит. Наружу.
— Эх, Оля-Лёля.
Ему хотелось обнять девушку, потрепать по этой милой головке. Но одна рука не поднималась, а другую держала Ира. Пришлось просто обнадёживающе пожать пальчики.
— Я ж не заставляю. Только прошу. Нет — так нет.
— Эй! — Возмутилась мелкая. — Мне что, за двоих отдуваться?
Михаил точно также сжал её пальчики.
— Я никого не заставляю. Но мечтаю снова почувствовать такое. Это было великолепно.
— Ага, — хмыкнула Ольга. — Я уже заметила, насколько великолепно.
Ира тоже опустила взгляд и хихикнула. Потом потёрла висок:
— Как будем определять очерёдность?
Вчера она побывала и первой и второй в очереди. Точнее — третьей. Так что не видела смысла рваться вперёд или обижаться из-за последнего места. Но справедливое распределение — дело принципа.
Ольга тоже потянулась поскрести затылок. Заметила дурацкий жест и отдёрнула руку.
— До этого мы договаривались о простой очерёдности, только в разные дни. А чтобы в один день — про такое не задумывались.
Ира пожала плечами.
— В чём разница-то? Точно так же кинем монетку.
— Разница в том, что для второй появится особая работёнка. А у меня, по известной причине, такое не получается.
— Охохонюшки! Чего только ни сделаешь ради семейного счастья. Я сама всё подготовлю. Довольна?
Михаил только и делал, что вертел головой от одного плеча к другому, всё больше охреневая с каждой фразой.
— Девочки, ведь вроде бы решили, что сегодня все устанем и ничего не будет. У нас ведь работа не доработана.
Жёны переглянулись.
— Ну, что? Помечтали? — Хохотнула Ольга и повернула к выходу. — Пошли работать.
Четырнадцать полутораметровых гирлянд по шесть колбасок с сырым фаршем и четыре гирлянды с варёным. Ещё две гирлянды ливерной. Мяса осталось тоже прилично. Немного варёного, но в основном — сырого, нарезанного кусками. Что с этим делать — не представляли.
— Допустим, готовое мясо мы съедим. За пару дней не испортится, успеем. А остальное куда?
Михаил пересчитывал запасы и обдумывал вслух.
— Колбасу мало того, что надо сварить, так ещё бы обкоптить. Это чтобы верхний слой не портился. — Пояснил он жёнам.
— Докторскую тоже?
Докторской обозвали колбасу из уже сваренного мяса и желатина. В оригинальном рецепте используется птица. А тут сплошная говядина. Хоть бы свинина была — всё помягче. Ну, как говорится: за неимением туалетной бумаги подтираемся наждачной. Ещё и приятный розовый цвет не получить. Где в этом захолустье найти нитрит натрия, который прописан в рецептуре? Придётся довольствоваться стрёмной серой биомассой.
— Докторскую тоже сварим. Не так долго, как простую, но чтобы прогрелась внутри не меньше десяти минут. Иначе она за пару дней испортится. Думаю, полчаса хватит, чтобы полностью до самой середины пробрало.
Заканчивали варить уже в сумерках. Сумерках следующего вечера. Ночью вкалывать не стали, сделали перерыв до утра. Что они, сами себе рабы, что ли? Отдохнули несколько часов — и снова в бой.
Работали конвейерным способом. Как только партия проварится, пихали её в дымовую камеру. Готовую уносили. А в кастрюли с бульоном для варки уже пихали сырые колбаски. Бульон самый обычный: соль, лаврушка, перец. Тут главное — не дать бульону закипеть, держать пару часов в таком подвешенном состоянии — почти закипел, но ещё не кипит. Вытащили, дали стечь — и в коптильню.
С псевдодокторской получилось сложнее. Её ведь долго не требуется варить, а копить всего полчаса опасались. В итоге, загружали новые партии, не вынимая предыдущие. Места, хоть и впритирку, но для трёх гирлянд хватило. А на четвёртой партии получалось, что первая уже полтора часа в дыму. Порешили, что нормально.
Очумело встретили последнюю ночь мясных заготовок. Не ожидали, что столько работы получится. И это ещё лошадок обихаживать дважды в день. Хорошо, запас сена лежал. И всю поляну во дворе скотина обкорнала.
— Вот теперь можно праздник справлять! — Улыбнулась Ира.
Все трое сидели в голбце и любовались петлями подвешенной колбасы.
— Да, вчера, это я погорячился. Сплошная работа, никакого праздничного настроения. Тогда, как вождь и глава семьи… И глава поселения тоже… Приказываю: праздник колбасы назначается…
— На завтра! — Поспешила вставить старшая жена. И пояснила: — Устали, шо капец! Вот, завтра отдохнувшие уйдём пасти Лизку с Гарей. Устроим пикник на природе.
— Хорошо, завтра — так завтра. Значит так… День…
Вождь заглянул в календарь.
— Девочки, а вы в курсе, что сейчас идёт неделя перед осенним равноденствием?
— Да?! И долго ещё?
— Сегодня третий день недели перед осенним равноденствием… А может, назвать праздником осеннего урожая?
— Согласны, нормально будет. — Обе жены закивали.
— Тогда так: девять дней праздник осеннего урожая, на десятый — само осеннее равноденствие. Конкретно четвёртый день — день колбасы. В прочие дни тоже придумаем. Например, день картошки.
Ольга пыталась сообразить, вспоминая новый календарь.
— Что значит «девять дней перед осенним равноденствием»? Какой сейчас месяц?
Михаил ухмыльнулся:
— Никакой.
— Как «никакой»? Что за межвременье? Ну-ка! Признавайся!
— Оль, ты уже забыла? — Ира тоже вступила в разговор. — Каждый сезон начинается с солнцестояния или равноденствия. Четыре сезона. Каждый сезон — это три месяца. В каждом месяце по четыре недели. В неделе — семь дней. Всё ровно и аккуратно.
— Интересно. Как-то вылетело у меня из головы. Столько забот…
Ольга внезапно встрепенулась:
— А ведь теперь детская загадка становится особенно правильной.
Михаил повернулся к ней:
— Это которая?
— Ну, там: летели четыре птицы. У каждой птицы по три крыла… Ой, нет! Летели четыре стаи птиц: красная, жёлтая, синяя и зелёная. В каждой стае по три птицы. У каждой птицы по четыре крыла. В каждом крыле…
— Семь перьев. У пера одна сторона белая, а другая чёрная! — Подхватила Ирина. — Помню такую загадку. Только там просто двенадцать птиц.
— Как? Я же помню картинку. Там четыре тройки месяцев, то есть птиц.
Михаил подхватил:
— Я тоже помню такую книжку в детстве.
Ира отмахнулась:
— Понятно. Вы же одни и те же книжки читали. Это, наверно, художник так нарисовал, чтобы детям проще было.
— Наверно, — согласился мужчина. — А что насчёт межсезонья? Вон сколько дней пропадает. Не стыкуется загадка.
— Может, у вожака перья в хвосте? По количеству дней. — Предложила старшая.
Ира тоже не отставала:
— Или пусть за ними птенцы летят.
— Тоже интересно. Значит, у нас уже свой фольклор зарождается. — Подвёл итог Михаил.
И продолжил:
— Как все поняли, между сезонами оставшиеся дни будут праздниками. Четыре больших праздника. Сейчас праздник осеннего урожая.
— А Новый год? — Спросила Ольга.
— На день зимнего солнцестояния. Всё ясно и понятно: с этого дня ночи становятся короче, а дни длиннее. Жизнь возрождается.
— Фух! Тогда ладно. Я уж испугалась, что вы меня без Нового года оставите.
— Ой, знаете. Тут такая мысль пришла! — Ира трясла рукой, как ученица на уроке.
— Говори. — Михаил произнёс кратно, как Малышу Карлсон.
— Я про ту загадку. А если у каждого пера по двадцать четыре усика?
— Ага, и на каждом усике по шестьдесят крючочков. Ну, если уж продолжить аналогию. Перья так устроены. Между усиками мелкие крючки, как на липучке для одежды.
— Давайте не будем множить сущности, — остановила Ольга полёт фантазии супругов. — А то вы на крючочках ещё и заусенцы придумаете, по шестьдесят штук на каждом. Лучше вот что скажите… Значит, мы пропустили три дня праздника?
— Ещё не пропустили, — возразил муж. — Завтра четвёртый — день колбасы. Потом пусть будет день картошки… Нет! День картошки хочу сегодня. Согласны?
— Согласны, согласны. Сегодня картошка. И куда ты без неё? — Фыркнула Ольга. — Завтра колбаса.
Михаил почесал отрастающую бородку.
— Что ещё? У нас девять дней праздника. И как бы каждый день все блюда будут только из этого продукта.
Девушки молчали недолго. Посыпались предложения.
— День капусты!
— День свеклы.
— День морковки.
— День лука.
— Фу-у-у! — Ира сморщила носик.
— День помидор.
— Не, день томата красивее звучит.
— Ну, пусть «день томата». Сколько получилось?
— Шесть! — Тут же выдала Ира. — Это без лука.
— Ещё три… Миш, чего молчим?
— Я и так два назвал.
— Ну, и что? — Ольга наклонила головуи упёрла руку в бок. — Давай быстро, называй.
— Эмммм… День сурка?
— День сурка у нас зимой будет, когда делать нечего.
— Рыбный день.
Ира сразу воспряла, ассоциации заработали:
— А ещё можно птицу и… И…
— Кабачки! — Припечатала Ольга.
— О, нет! — Михаил выдал facepalm.
— А что? Тебе любимые блюда можно выбирать, а мне нельзя?
— Ладно, ладно! — Мужчина решил не нагнетать. — Пусть будет. Только выделять отдельно птиц не вижу смысла.
Он повернулся к Ирине:
— Сама посуди. Колбаса из любого мяса. В том числе и птичьего. Да и вообще, пусть будет любое консервированное мясо. А вот рыба — это немного другое. Согласна?
Девушка немного расстроилась, но тут же предложила новый вариант:
— Тогда день молока. Я имею в виду все молочные продукты.
— Тоже норм. Только поставим на первый или второй день. В этом году нам всё равно не праздновать…
— Думаешь, успеем к следующей осени? — Засомневалась старшая.
— А вдруг?
Он перечитал получившийся список:
— День молока, день морковки, день картошки, день колбасы, день свеклы, день кабачков, день рыбы, день помидор, день капусты. Всё распределено так, чтобы мясные и разгрузочные дни чередовались.
— По-моему, нормально. — Кивнула Ира.
— Да, пойдёт… Ну что, Ира, пошли чистить картошку для нашего «господина».
Девушка ухмыльнулась на такие слова.
— «Господина», говоришь? Мой господин… Такие странные ощущения. Что-то восточное, возбуждающее.
Она закрутилась.
— Эй, эй! Девушки! Вы же сами сказали, что сегодня уставшие. Что всё завтра.
— А ты фантазируй пока!
И Ольга, смеясь, убежала на кухню. Ира выскочила вслед за ней.
Михаил растеряно проворчал под нос:
— А я только хотел сказать, что остатки мяса протухли. Надо его Машке скинуть. Только в чём? Надо же, чтобы не разлетелось после падения. Шкуру жалко… Слышьте! В чём мясо скинуть медведям? В шкурах жалко.
— Чего жалеть? — Отмахнулась Ольга. — Вон, бери свежую. Нам меньше мороки. Мы ж её ещё сильно не обрабатывали, не жалко. К тому же, там ещё лошадиные лежат. Материала не счесть.
И вот он — день колбасы. Или, по-другому — день мяса и мясных изделий. Но это звучит как-то не очень. Перечислять все виды консервирования мяса — тоже так себе идея. Поэтому остановились на колбасе.
Первым делом… Правильно! Основательно проспались. Очень уж вымотала заготовка этих чёртовых колбас. По хозяйству тоже можно не спешить: вода пока есть, температура тоже терпимая. А Лизку вчера пристегнули во дворе, где достаточно травы. Плюс накидали сена и налили воды. Животина дикая, молоко у ней есть кому подоить — без особых ухаживаний обойдётся.
Михаил проснулся от кашля. Кашля Ольги. Первым порывом было постучать жену по спине, но тут же ему вспомнилось приятное ощущение в паху, которое он только что испытывал. Он чуть приоткрыл глаза, пытаясь не показать, что уже не спит. Девушка действительно сидела у него в ногах и пыталась продышаться. Вот она разогнулась, посмотрела в сторону закрытой двери, начала оборачиваться… Мужчина притворился спящим. Когда ещё у него такое будет?
Снова накатило приятное ощущение и тут же прекратилось. Опять кашель. Михаил приоткрыл глаза. Жена выглядела очень огорченной. Кажется, она пробует уже не первый раз. И уже не будет пытаться. Потому что взялась действовать руками.
«Эй! Мы так не договаривались!» Конечно, они никак не договаривались, но фантазия уже начала работать в эту сторону. «Что ж, придётся остаться без особого обслуживания».
— Доброе утро, родная.
Голос хриплый спросонья. Ольга аж вздрогнула.
— Ой! Давно ты не спишь?
— Да нет, только что проснулся.
— Тогда ладно, — облегчённо выдохнула девушка.
— Что ладно?
— Да так… Продолжим? Я смотрю, ты готов.
— Чур, я снизу!
Ольга аж глаза вытаращила.
— Блин! Думаешь, я не помню? — Ольга села сверху. — Лежи, наслаждайся.
Бездельничать он тоже не стал. Хоть одна рука, но работала, гуляя по телу жены.
Медленно приоткрылась дверь, появилось тёмное пятно. И без очков стало понятно, что это Ира подсматривает. Ольга уже прикрыла глаза, наслаждаясь каждым движением, и не замечала, что происходит вокруг. А Михаил разрывался между желанием надеть очки и увидеть всё и опасением встревожить жену, убрав руку. Наконец, он решился: протянул руку к подоконнику и нащупал костыли для зрения.
Теперь он видел всё. И это всё ему понравилось. Ира, хитро поглядывая, повторяла движения мужа. Он помял грудь Ольги — Ирина взялась за свою. Он провёл по спине старшей жены и чуть шлёпнул — она, возбуждённо прогнувшись, шлёпнула себя. Получилось слишком звонко — Ольга очнулась и повернула голову.
— Спешишь, мелочь.
Тихо, в полголоса.
— Нет, наслаждаюсь.
Тоже тихо, шёпотом.
Ситуация сложилась настолько пикантная, что организм Михаила бурно среагировал. Ольга немного подвигалась, получая последние капли наслаждения, и замерла. Не открывая глаз, вскинула руку навстречу младшей, которая уже двинулась вперёд.
— Нет, я… Я сама попробую прибрать за собой…
Тяжело вздохнув, она соскочила и наклонилась над животом мужчины. Вот уже обхватила губами, но тут же побледнела и бросилась вон, чуть не сбив Ирину. Из кухни послышались звуки высвобождаемого желудка.
Ира выглянула и вернулась обратно.
— Ну, что ж. Кажется, она не вернётся к продолжению. Но мы ведь уже такое пробовали? Думаю, не стоит ждать, пока засохнет.
От первого же прикосновения мужчина почувствовал, что силы восстанавливаются… Восстанавливаются…
— Эй! Это что? Уже всё?
Вопль старшей жены развеял туман. Михаил открыл глаза. Ольга стояла перед ним и с отвращением оттирала руки. Потом бросила угол пододеяльника на живот, вытирая там.
— Я на такое не согласна!
— А что ты хотела? — В двери показалась улыбающаяся голова Иры.
Та заскочила на вопли.
— Я хотела немного удовольствия получить. А он взял и выстрелил.
«Сон. Это был сон». — Дошло до него. — «Жаль…»
А Ира продолжила подшучивать.
— Говорила же — учись получать удовольствие ртом… И давать тоже.
— Да ну тебя! Всё! Подъём. Раз уж ничего не получилось, идём на пикник.
— Ну, вот хочу так. Посидим у костра. Поедим жареные колбаски. У тебя ведь НЗ остался для праздников?
— Может, оставим на следующий раз?
— Нет! Оля расстроилась. Оля хочет выпить!
Когда старшая жена выскочила собирать всё для пикника, Михаил поманил Иру.
— Тут такое приснилось, — сказал в полголоса, когда та наклонилась. — Тебе понравится.
Девушка оценивающе посмотрела на мужа.
— Думаешь, получится?
Мужчина только пожал левым плечом.
— Ну, расскажешь по дороге. Вдруг что-то выйдет.
Пережив праздничный пикник и последующие постельные баталии, Михаил приступил к изготовлению третьего уже самострела. Пока девушки пасли лошадей, он день за днём точил деревянное ложе, вываривал рога и пилил железки. На вечер оставлял лишь то, что невозможно без грубой силы. Например, тетиву они натягивали втроём. Или разметка по силе натяжения — тоже без самого стрелка невозможно. Через восемь дней Ирина могла похвастаться своим личным оружием. Делали конкретно под неё, немного уменьшив длину приклада. Сами девушки, чтобы не терять времени, готовили стрелы. Одна-две в день — и к моменту, когда стал готов арбалет, каждая имела полтора десятка снарядов. Могли бы и по два, но старые стрелы они истратили: что-то поломалось, а что-то утеряно без возврата. Например, как та стрела, что улетела в брюхе гагары. Не смертельное ранение получилось, и чёрная птица с испуга умотала куда-то за горизонт.
Неделя прошла без эксцессов. Как-то по-тихому отметили и остальные дни осеннего праздника, и само равноденствие. Поспали вдосталь, покувыркались в постели. По одному разу — не секс-машина, чай. Девушки ежедневно тренировались на пастбище в стрельбе. Несколько раз приносили мелкую добычу: зайца или утку. Вот и сегодня Ира тащила за спиной грызуна, привязанного задними лапами к палке. Голова у жертвы эмансипации отсутствовала.
Принеся добычу в первый раз, девушки получили наставление, что кровь лучше сливать сразу. Так мясо вкуснее. Теперь они могли действовать только в паре. Если Ира гораздо лучше стреляла, то пустить кровь могла только Оля. Получался тандем: молодая девушка целилась в заросли травы по одной ей видимым признакам и умудрялась иногда попадать, а старшая без видимых проблем резала голову.
Однажды, подстрелив добычу с самого утра, девушки не стали нести зайца домой — он к вечеру и протухнуть может, а приготовили его на обед. Теперь Ольге пришлось полностью потрошить добычу. Ну, как потрошить… Распорола и сняла шкуру, как кожу с курицы, и отрезала уже голые ляжки. На передних лапах тоже что-то было, но в походных условиях это не стоило приложенных усилий. Мясо получилось не ахти: горелое снаружи, немного сырое внутри. И без соли. Немного помогла зола. Но главная приправа — чувство собственноручно добытого пропитания.
Ира обгрызла ногу, сколько смогла, и сунула обратно в угли.
— Блин, Оля, всё запорола. Вон, снаружи сгорело. А стоит откусить — кровь.
— Так не надо было хватать раньше времени. Я жду, терплю. А ты сунула в самое горячее место. Вот у тебя так и получилось. Ты шашлыки не готовила, что ли?
— Не-а. Мне сказали, что это чисто мужское занятие.
— Ага, знаю я этот рецепт.
Ольга процитировала, пародируя кавказский акцент:
— Бэрёщь маладой жирьний баращька. Бэрёщь прыправа. И нэ пускаещь с агню женьщина.
В конце снова перешла на нормальную речь:
— Ничего сложного нет. Надо, чтобы на уровне мяса жар ощущался, как будто стягивает кожу. Вот дай руку.
— Ай! Ты офигела? Больно же!
— Не придумывай. Горячо, но не больно.
Ольга спокойно провела ладонью над углями. Ирина тоже попробовала, потом сунулась к своему куску. Нашла высоту с такой же температурой и приподняла на вичке полуобгоревшую заячью лапу. Ольга продолжила урок:
— Обязательно надо следить, чтобы не погасло, но и открытого огня не должно быть.
Как будто для наглядности на одной из головёшек взметнулся язык пламени, который женщина тут же спрыснула водой из фляжки.
— Опять же — регулярно вертим мясо и смачиваем его.
Ольга набрала на ладонь воды и спустила её вдоль пальцев тонким ручейком. Жидкость тут же зашипела, попав на румяную корочку и на угли.
— А как узнать, что готово?
— Только опыт. Другого способа нет. Есть, конечно, примерное время. Оцениваешь по толщине и жёсткости мяса. Например, рыба быстрее всего готовится, потом птица. Ещё дольше — свинина, говядина самая жёсткая. Молодое мясо быстрее. Поэтому для шашлыков берут ягнёнка, а не взрослого барана. И мясо мягче, и специфического запаха нет.
— А у нас сколько?
— У нас… Пожалуй, уже готово.
Ольга сняла с огня вичку, из которой сделан шампур. Осторожно надкусила.
— Вот ты думаешь, я только край попробовала? Нет. Отрывая мясо, я ощутила, как оно ведёт себя в глубине. К сожалению, это не объяснить. Только опыт. Кстати, у тебя тоньше, тоже должно быть готово.
Девушка тут же схватила свою порцию. Едва дождавшись, когда остынет край, откусила.
— Жаль, соли нет. — Заметила она, дирижируя палочкой.
Так мясо быстрее остывало, пока рот занят и она не может дуть. Ольга на её слова молча ткнула куском мяса в золу с края костра. Попробовала.
— Странный вкус. Но гораздо вкуснее. Попробуй. Немного горчит и щиплет. Это, наверно, из-за целой кучи солей и щелочей, которые остаются от сгоревшего дерева.
Ира тоже оценила рецепт.
— Как думаешь, солить золой полезнее или вреднее? С одной стороны, мы получаем кучу микроэлементов в растворимом виде. Как помню из химии, там кроме натрия, как в обычной соли, есть калий, кальций, фосфор, сера. С другой стороны, полезны ли всякие нитраты, нитриды и прочие остатки?
— Наверно, по-своему полезны. В малых количествах. У кого там было? «Всё есть яд и всё — лекарство. Дело лишь в дозе».
— Вроде, Ломоносов сказал. А может, Парацельс. Не могу вспомнить.
В этот день им больше ничего не попалось. Трава не шуршала под лапами зайцев. И утки с гагарами плавали слишком далеко: выстрелить, конечно, можно, но придётся лезть в ледяную воду. Купаться не хотелось. Пусть ещё тепло, но солнышко уже не жарит, как летом.