Чужестранцы

ХХVII.

Прошел год.

Зима была снежная, весна дождливая, многоводная... Разлившаяся Волга затопила луговую сторону на целые десятки верст и шумела громадою своих вод, мутных и сердитых, у подножия города. Здесь кипела уже обычная приволжская жизнь: клубились дымом пароходные трубы, скрипели от ветра гигантские рули покачивающихся на волнах баржей, раздавались то и дело свистки, и шумели, выпуская пары, пароходы. По набережной копошились люди; ломовые извозчики везли тюки, мешки и бочки; на легковых -- тряслись приезжающие и отъезжающие, обложенные чемоданами, узлами, картонками и корзиночками... Здесь было шумно, суетливо и весело.

Суетился и Силин, бывший в числе отъезжающих.

Пароход уже дал два свистка, а Силин забыл купить на дорогу колбасы, чаю и сахару и летал по скрипучим сходням большими шагами с дорожною сумкою через плечо, желая выгадать две-три лишних минуты, чтобы перекинуться прощальным словом с Промотовыми и Евгением Алексеевичем, которые пришли проводить его в далекое путешествие...

Силин выхлопотал себе разрешение поехать для поправления своего здоровья за границу, на воды. Евгений Алексеевич тоже уезжал, но на другом пароходе и в другую сторону: он поступил в труппу и ехал с ней кочевать по захолустным уездным городкам.

Пароход дрожал под парами, готовый к отходу. Крючники торопились закончить нагрузку и, один за другим, ныряли под верхнюю палубу, с тюками и мешками на спинах. Капитан уже показался на мостике и орлиным взором обозрел свое судно. Раздался последний свисток, заглушивший шум на пристани, визг торговок, брань рабочих и стук подъезжающих пролеток... Началось торопливое прощание: одни грустили, другие смеялись, целовались, крестили друг друга и отирали платками глаза и носы, жали друг другу руки и просили и обещали писать...

Силин появился на трапе. Перекинувшись через перила, он, довольный и улыбающийся, переговаривался с друзьями, стоявшими у самого борта конторки.

-- Ну как же? Куда? -- спрашивали друзья.

-- Не решил еще... Вероятно, -- в Париж.

-- Вернетесь?

Силин подозрительно огляделся вокруг и, приложив руку ко рту, осторожно ответил:

-- Нет. Мерси! Нечего делать.

-- Прими сходни!

-- Есть!

-- Как мне досадно! -- со слезами на глазах выкрикнула Силину Зинаида Петровна и печально улыбнулась.

-- Вам, Евгений Алексеевич, всяких успехов! Советую докончить "Крючника"! -- крикнул с парохода Силин, -- а вам, господа, перебраться в Питер.

-- Спасибо, спасибо, -- ответила Зинаида Петровна.

-- Отдай кормовую! -- сердито крикнул капитан.

Тяжелый канат, с петлею на конце, упал в воду, зашумело внизу, под кожухом, гигантское колесо парохода, и он отделился от конторки.

Словно цепь какая-то порвалась вдруг, и Силин глубоко вздохнул и улыбнулся... Сняв свою широкополую шляпу, он потряс ею в воздухе и послал друзьям воздушный поцелуй.

-- Напишите нам! -- крикнула Зинаида Петровна, часто-часто кивая головой и помахивая зонтом.

Силин что-то ответил, но шум колес и последний свисток, прощальный свисток, заглушили его голос. А когда свисток перестал реветь и лишь эхо его отскочило от разбросанного по горе города, -- то их разделяло уже недоступное для разговоров расстояние. Силин опять снял шляпу и махал ею до тех пор, пока конторка не сделалась маленькой, и пока провожающие не слились в одну сплошную пеструю кучку людей, над которой белели платочки... Потянулись мимо пароходы, дома набережной, баржи, плоты с новыми сосновыми избушками, лодки, ныряющие в волнах; все это скоро перемешалось, отодвинулось и быстро затерялось в печальных сумерках надвигающегося пасмурного вечера...

Пароход двинулся полным ходом вверх по течению и скоро очутился в безбрежном пространстве водяной стихии.

Встречные волны, рассекаемые острым носом парохода, лезли вверх, ленились и, разбиваясь вдребезги, упадали вниз каскадами брызг и мелкой водяной пыли; за разбитыми лезли другие и, подвергаясь той же участи, уступали место новым и опять новым. Крепкие колеса равномерно хлопали своими массивными красными плицами; веревки мачты тряслись и стучали о древко; рулевые цепи визгливо скрипели; кормовой флаг извивался, хлопал полотнищем и рвался на волю; прорывающийся в свисток пар производил несмолкаемое монотонное гудение. Корпус парохода трясся и вздрагивал.

Приближающийся шторм заставил пассажиров спрятаться под крышу. Верхняя палуба опустела, на трапе остался один только Силин. Он сидел, облокотившись обеими руками на перила, в носовой части трапа, и смотрел вперед; фалды его пальто отдувались и топырились, выбившиеся из-под шляпы волосы трепались по ветру, и казалось, что он летит вперед, навстречу ветру и катящимся волнам с белыми гребнями... По временам появлялась на трапе еще и другая человеческая фигура: из рубки выбегал плотный бородатый капитан, беспокойно смотрел в большой морской бинокль и, быстро повертываясь, исчезал снова за дверью рубки. Ветер крепчал и злился. С севера ползли и ширились мрачные грозовые тучи. Небеса потемнели еще более. Высокие валы поднимались все выше; белые гребни их, достигнув максимальной высоты, перегибались дугой вперед и с шумом рушились в водяную бездну. Вдали перекатывались продолжительные громовые раскаты.

Черная ночь опускалась все ниже...

На мачте парохода блеснул огонек сигнального фонаря и бросил дрожащий свет свой на бушующую стихию. На кожухах тоже загорелись, как глаза чудовища, два цветных фонаря: красный и зеленый. Небосклон то и дело прорезывался ослепительно яркими голубыми стрелами молний...

Силин, все еще сидевший на том же месте, вздрогнул: крупная холодная капля с силою хлопнула ему в лицо и, разбившись, побежала тонкими холодными струйками... Он вопросительно посмотрел вверх, потом обтерся рукавом и встал. Стукнуло о палубу еще несколько капель, и черные тучи заплакали дружным шумливым ливнем... Силин спустился по крутой винтовой лесенке на нижнюю палубу... Здесь было так уютно, тепло и людно. Палуба кишмя-кишела пассажирами; слышался говор, возгласы, порой смех и детский плач; пили чай, закусывали, шныряли по палубе и толкались около буфета; некоторые крепко спали в замысловатых позах, другие только еще укладывались.

Силин бродил по палубе, приглядывался и вслушивался в разговоры. Около парового котла вповалку лежало несколько семей переселенцев.

Силин подошел к ним и стал разговаривать.

-- Куда едете?

-- На Амур!.. счастья пытать... А ты далеко ли бежишь?

-- Я?.. Не знаю, братец, и сам не знаю... Тоже счастья пытать!..

-- Али плохо и вам, господам, живется? -- насмешливо спросила баба с ребенком на руках, а мужичок, не дав ответить Силину, прибавил:

-- Хорошо, да еще лучше хочется!.. Рыба ищет -- где глубже, человек -- где лучше... А чем ты займашься?

-- Ничем, братец... -- ответил Силин.

-- Да что им делать-то?.. -- пискнула баба, -- хлеба -- сколь хочешь, сладко едят и сладко пьют...

Силин ухмыльнулся.

-- Да, братцы, нечего нам делать... -- сказал он и пошел дальше... Проходя мимо иллюминатора, он заглянул под стеклянные приподнятые рамы его: там что-то стукало, пыхтело, двигалось и вертелось; его обдало теплом, насыщенным запахом масла и перегретого пара. Силин остановился, облокотился на медные перила и стал пристально смотреть в трюм.

Машина пыхтела, заставляя с каждым вздохом вздрагивать весь корпус парохода; массивные стержни поршней попеременно то выдвигались, то прятались; эллипсоидальные эксцентрики плавно скользили и терлись друг о друга; прочные шатуны, вытягиваясь, вертели блестящий стальной вал; пар с визгом и шипением вырывался наружу; слышался металлический отзвук, побрякивание и вздохи...

Силин стоял и смотрел, смотрел долго и пристально. И ему казалось, что он видит какое-то живое существо, одаренное жизнью и разумом; стальные стержни -- это две руки великана, вертящие без устали вал: этому великану тяжело, но он преодолевает все препятствия и несет всех их вперед... Какая сила, мощь, непреложная, неодолимая!..

И Сплин стал думать об этой машине, во власть которой переходило человечество... "Неужели же эта бездушная вещь, созданная самим человеком, способна покорить своего творца? Неужели нет выхода из этого ужасного и непонятного рабства? Неужели это -- тот идол, создавши который, человек должен пасть перед ним ниц?"

Взгляд Силина упал на мелькнувшую в глубине машины человеческую фигуру. Маленький, тщедушный и грязный человек стоял, освещенный красным отблеском раскаленных топок, в выжидательной позе, с широко расставленными ногами; по временам он почесывал в затылке и сплевывал в сторону. Вот он подошел ближе к машине, выждал момент, когда один из шатунов поднялся вверх, и, проворно нырнув под него, очутился среди двигающихся, вертящихся и постукивающих частей машины. Страшно делалось за этого маленького и грязного человечка. Сверху казалось, что вот-вот какая-нибудь часть движущегося великана подхватит его, поднимет и расшибет вдребезги... Однако грязненький человек стоял, как ни в чем не бывало, пригибался, когда тяжелый стержень опускался вниз, привставал, когда он поднимался, и, дотрагиваясь до шатунов, любовно поглаживал их своей грязной ладонью. Вот внизу дрогнул колокольчик. Маленький человек встрепенулся и, быстро отбежав в глубь машины, что-то схватил рукою... И могучий великан разом притих и перестал пыхтеть... Опять звякнул колокольчик, опять маленький человек повел рукою, -- и великан снова задвигался, запыхтел и застукал...

"Ведь может же этот хиленький человек остановить машину! Ведь распоряжается же он этим могучим великаном, повелевает им?.." -- думал Силин и стоял, опустив голову... -- Да, где найти разрешение этой чертовской загадки?.. А надо найти во что бы то ни стало, потому что иначе весь остаток жизни будет нечего делать... Надо учиться, снова пересмотреть и разрешить, так или иначе, вопрос: один ли этот грязный человечек, стоящий рядом с могучим великаном, обратит его в рабство, или и они, бездомные и безродные интеллигенты, могут найти наконец свою точку в этой войне с идолом современного человечества?..

А за бортом бесновалась непогода. Восток беспрерывно загорался фосфорическим заревом молнии; гром грозно перекатывался с одного края небес до другого; высокие волны с яростью бились о борт; неистовый ветер налетал все с возрастающей силою. Враждебная стихия, казалось, напрягала все усилия, чтобы одержать победу над человеком. Но усилия ее были напрасны: могучий великан в союзе с маленьким грязным человечком работали без устали, -- и пароход двигался вперед во мраке черной бушующей ночи...

----------------------------------------------------------

Источник текста: Чириков Евгений Николаевич. "Рассказы". Том 2. Издание товарищества "Знание". 1903 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.