…Паровоз не боится ни быстрой езды, ни высокой форсировки котла. Паровоз боится только невнимательного обращения, плохого ремонта и ухода…

Машинист Франц Яблонский.

Из «Инструкции по паровозовождению»

Тяжёлые стальные врата цеха медленно отворились. Паровоз утонул в свете солнца, ярко светящего с небосвода. Добрый знак. Ни тучки. Порывы ветра с севера очистили пространство над морем. Восточного ветра, гибельного и страшного, несущего на побережье радиацию и кислотные ливни, в этот день не было.

Господи, как мы давно не видели яркого солнца! Всё больше низкие серые тучи, серый мир, грязный, ядовитый снег. Но сейчас приборы показывали, что в кой-то веки можно подышать на поверхности полной грудью. Ребята на вышках с самого утра торчали без респираторов.

От солнца с непривычки защипало глаза, навернулись слёзы. Все защурились, прикрывая лица руками. На улице плюс два-три градуса. Конечно, совсем не та весна, что бывала раньше, но, по крайней мере, не придётся каждый сантиметр рельс ото льда освобождать. Народ расчистил нам пути до последних вышек, а дальше оттепель неплохо справляется с работой. Снег отступает, рельсы показали металлические шляпки, пусть пока и не видно шпал, но тоже ничего.

Несмотря на «невозможно» высокую в последнее время температуру, пограничники наши по привычке стояли в тулупах, валенках и зимних шапках.


Паровоз выдал порцию пара, и я поспешил к переднему входу в состав. Там пожилой машинист Амосов или Кузьмич, как для всех в анклаве привычнее, уже понукал помощника Тая, без устали орудующего с лопатой для поддержания жара в топке. Надо было к хламу подкинуть хоть немного угля, чтобы красиво тронуться с места. Люди должны были видеть, что ход мощный.

Я вскочил с перрона на поезд, ухватившись за руку машиниста без всякой ступеньки. Наш единственно опытный проводник был для своих лет — а был он ещё старше меня — крепок телом. На зависть многим Кузьмич держал себя в отличной форме. Усмехнувшись в бороду, он кивнул, как будто отвечая на незаданный вопрос, и дал гудок.

Крики одобрения прокатились по всему цеху. Я и сам ощутил, как от сердца немного отлегло — поезд едет. Уже неплохо. Теперь самое простое: доставить его из пункта «А» в пункт «Б». Как в школьной задачке для младших классов.

Колёса, ощутив тягу, медленно сдвинулись с места, и поезд неспешно тронулся.

Вывалившись с машинистом из дверного проёма, мы жадно вдыхали морозный воздух. Белый пар поднимался к небесам. От застоявшегося в цеху запаха краски немного кружилась голова, и вдохнуть кислорода было просто необходимо. К тому же видеть солнце — это такое редкое явление.

Кузьмич встал у окна, разглядывая рельсовый путь. Цех позади нас ещё стоял какое-то время с открытыми вратами, выветривая запахи масштабной постройки, но скоро их вновь закроют.

Поезд быстро преодолел расчищенную трассу и после последних сторожевых вышек Кузьмич с сожалением понизил скорость. Поезд принялся вгрызаться в наледь на рельсах, перемалывать с хрустом. Растаяло не везде.

— Тай, ну хватит там! Отдохни! — Крикнул машинист внуку, пробурчав под нос. — Ишь, разошёлся, работничек.

Я вернул голову из дверного проёма в поезд и закрыл бронированную дверь на засовы. Взгляд скользнул по датчику Гейгера, подвешенного в углу рядом с иконкой Богоматери машиниста Амосова.

Стандартные две трети до предельно допустимой нормы. В цеху была треть. На улице же радиационный фон, как правило, выше нормы, порой незначительно, порой кошмарно выше.

— Ладно, давай тихой сапой крадись, а я пойду с народом пообщаюсь. Буду на связи, — обронил я машинисту и тот снова важно кивнул.

На весь состав у нас было четыре рации. Одна у меня, вторая у машиниста и по одной на жилой вагон у связистов.

Поезд действительно стал красться. Едва ли двадцать километров в час. Не ощущалось ни качки, ни вибрации. Только слабый перестук колёс. Хорошо, что внутри салонов ничего не красили — не придётся мириться с тошнотворным запахом.

Я прошёл рядом с Таем. Парень вновь натягивал майку, поостыв после работы с лопатой. От печки потянуло жаром, та постепенно раскалялась от жара угля.

Никто не пожалел потраченного времени конструкторов, что сделали две двери. Одна отгораживала основной состав от внутренней кочегарни, вторая отгораживала её же от главного машиниста. При желании вагоны могли греться от печки, в ином же случае, от неё отдыхали. Пока все были тепло одеты, и нужды в высокой температуре не было, но ближе к ночи будет холодно и необходимо дать тепло по всем жилым вагонам.

Прикрыв дверь с кочегаром, я прошёл по бронированному переходу, засыпанному углём к вагону. Сам вагон так же был по обе стороны засыпан углём, и лишь доски оставляли проход для одного человека с грузом посредине, отгородив надёжным «забором» проход от угля. И хлама, что лежал поверх него.

— Ну как, все устроились? — Я прошёл по купе, рассматривая, всё ли в порядке. — В тесноте, но не в обиде? Да?

— Всё в полном порядке, шеф, — донеслось из купе бравых служительниц от лучшего стрелка — капитанши Елены Смирновой.

— Лучше только на курорте, — добавила повариха Алиса, выглядывая из соседнего купе.

Откуда они слова то такие знают? «Курорт». Никак родители рассказывали?

— Да тут мягче, чем в бараках анклава, — крикнула оттуда же Анжела, развалившись на своём спальном месте. — Одеяла из спецхранилищ достали? Я таких чистых никогда не видела.

— Капраз свои отдал, — хихикнула Смирнова.

— С него не убудет, — согласилась Жанна, щупая рукав куртки. — Но мне больше спецовки нравятся. Новенькие, чистые. Эти точно только со склада.

Настроение у девушек приподнятое. Все шутят, смеются. Хорошо, что конструктора не стали ломать хоть жилые вагоны изнутри. Пусть у каждого члена экспедиции будет хоть немного личного пространства. Вон и бурчание учёных не так слышно. Или это доктор шушукается с ассистенткой? Мне с одним из ботаников спать в их купе, ещё узнаю, кто к кому привязан.

— Личному составу обживаться, — велел я, застыв перед купе капитанши. — Лена, через десять минут на вышку и лицезреть округу в оба глаза. Инструктаж ты прошла, научишь каждого. Через каждые полчаса дежурства смена. Сама назначишь необходимых людей.

— Будет сделано, Василь Саныч, — расплылась в добродушной улыбке Елена, отдавая честь. В голосе слышалась небольшая ирония. Ещё вчера я был никем, пожалуй, кое-что значил только для неё, теперь же был поставлен над всеми.


Нам обоим было непривычно.

Я сделал вид, что не заметил, прошёл дальше в своё купе. Не обращая внимания на суету медиков — а жить мне не только с ботаником, но и с доктором Брусовым и медсестрой Викой в своём купе — сел на нижнюю полку. На ней уже покоились мой бронежилет с рожками на автомат по всем карманам, лёгкая каска-сфера и верный, потёртый от долгого использования АКМ. Под нижней полкой покоилась сумка с личными вещами и несколько персональных сухпаев, выданных каждому в группе индивидуально.

— Василь Саныч, скоро станция «Первая речка», — пискнула рация. — Путь как по маслу. Проскочим без остановок?

— И «Вторую речку»… До «Угольной» можешь не останавливаться. Притормозишь, по возможности, за километр-другой… Мы собираемся, Кузьмич, — ответил я и быстро натянул на себя бронник, нацепил каску. Калашников повис через плечо.

Остановившись в конце вагона, всё же крикнул:

— Ленка, пятиминутная готовность!

— Будем как по часам, шеф! — ответила задорно капитанша.

Я прошёл до второго жилого вагона в мужское логово, прикрикнул:

— Мужики, боевая готовность.

— Мы слышали, — прогудел басовито за всех рослый стрелок — старший лейтенант Богдан Бессмертных, намекая на рацию, что лежала в купе майора Сергеева — «старшего вагона», а заодно и всех военспецов.

Майор Сергеев, как Ленка в своём вагоне, распоряжался дежурством на вышке и следил за боевой готовностью отряда. И порядком по совместительству. Он и отдал первым приказ к выходу. Автономность, обеспеченная капразом. Когда в вагон зашёл я, ребята уже разложили вещи и были готовы ко всему.

Сергеев замер напротив счётчика Гейгера, раздумывая, давать ли приказ на облачение в химзащиту? Стрелка показывали лишь чуть более двух третей нормы. До тревожного хруста счётчика было далеко, «Угольная», насколько мы знали, не заражена. Но всегда могут подуть восточные ветры, и есть шанс хватануть хорошую дозу.

— Не думай, майор. Облачайтесь. С неё не убудет… чертова радиация.

— Группа готова к выходу, генерал… эээ… адмирал, — по-военному чётко попытался отчитаться Сергеев, повернувшись и без тени усмешки отдав честь, приложив пальцы к виску под потёртой каской.

Словно компенсируя более старую каску, чем у меня, его бронник был из последних образцов. Нечета моему. А вот калаш в руках был образца сорок седьмого года, в отличие от моего более позднего АКМ.

А вот слова… оговорился он вполне сознательно.

— Пошли, ребят. Рацию оставить техникам и рабочим. Последним быть готовым к выходу. — Спокойно обронил я, первым продолжая путь вдоль состава.

Не то, чтобы мы надеялись найти на Угольной угля, ведь его там не было с советских времён, но разведку за пределами земель влияния анклава провести следовало раньше, чем бросаться в омут с головой.

* * *

Солнце выглядывало совсем ненадолго. Поиздевалось немного и мир вновь окутали серые низкие облака. Чёртовы сумерки, обернувшие день в вечер. Даже настроение всё пропало. Видно и впрямь человек не может без солнца. Тут тебе сразу и авитаминоз и весенняя слабость. И прочая психическая составляющая.

Самое гнусное, что тучи принесли не нужный снег. Температура не опускалась ниже нуля, он тут же таял, смешиваясь с месивом, что осталось от утрешней оттепели. Весна как-то сразу затормозилась и руки на прикладе АКМ остро сожалели, что перчатки — безпальцовки. Мир превратился в грязь и лужи. Мрачная, холодная картина.

Угольная, как и предполагали, оказалась пустой, мёртвой, приемлемо «фонящей». Следующая остановка «Варяга» была перед железнодорожной развилкой у посёлка «Угловое». Справа оставалась линия к бывшему городу-порту Находке, слева к Хабаровску. Надо было проверить путь, чтобы уехать туда, куда надо.

Чёрт с ней с погодой. У людей, ни разу не покидавших пределы анклава, едва ли паника не началась, когда первый раз покинули состав. Пришлось тратить немало времени, пока стояли, держась друг за друга, и глазели на открывшиеся просторы. Особенно молодые, родившиеся под землей. Выход из состава на открытую поверхность, когда за плечами нет ворот цеха, был для них откровением. Я и сам ощутил, как немного не по себе на открытой поверхности после привычной замкнутости подземелья, небо давит на плечи. Но ничего, адаптировались. Человек ко всему привыкает. К тому же у всех было время переходного периода, когда ныкались по цехам на поверхности, довольно обширным. Исключения составляли лишь рейдеры, бывавшие за пределами анклава. С этими проблем не было вовсе.

Поезд последний раз чухнул и я отворил дверь, вновь первым спрыгивая армейскими ботинками на припорошенные мокрым снегом пути. Ветер сдувал снежинки с рельс, Варягу было за что зацепиться. Не надо ломами долбить обледенелые кучи вдоль рельс.

— Задача простая: убедиться в том, что рельсы на развилке ведут нас дальше на Хабаровск, а не на Находку. Попутно стоит убрать любые препятствия для поезда, если таковые будут. — Кратко обрисовал я ситуацию ребятам.

Чем короче и понятнее, тем проще выполняется. Но как глупо чувствуешь себя, говоря очевидные вещи.

Военотряд дослушал инструктаж и рассыпался вдоль путей, занимая позиции вдоль рейсовых путей и прилегающей автомобильной дороги трассы М-60. Последняя так же вела в Хабаровск, но бензина у анклава было едва ли не меньше, чем угля. И вряд ли трасса с сахарно-конфетным асфальтом, который чудесным образом «таял» после каждого дождя ещё до Войны на радость дорожным строителям, уцелела в более полной мере, чем железнодорожные пути.

К самому посёлку Угловое, что оставался немного в стороне от путей, я заслал рейдеров и разведку. Пусть принесут свежей информации, обойдут посёлок по дуге и зайдут противнику в спину, если сопротивление будет достойным. Сам же пошёл к пулемётам на крыше. Выглядят эффектно, но как поведут себя в бою? Обстреливать времени не было. Дали пробный залп по стенам цеха и все тут — одобрено.

— Лена, что видно?

Капитанша привстала с сидушки перед пулемётом и подняла снайперскую винтовку Драгунова с коленок. Приклад упёрся в плечо, и снайперша не спеша посмотрела в прицел, готовая метко выпустить пулю в любую цель.

— Забор какой-то километрах в трёх на север. Прямо на рельсовых путях. В рост человека. — Ответила она по-военному строго, посуровев.

Я невольно засмотрелся на неё сверху вниз — длинная, подтянутая, лицо сосредоточенное. Дело своё знает. Не зря же получила капитана в столь раннем возрасте. Боец-баба.

В анклаве была особая служебная лестница, смешивая сухопутные и морские силы в одну линейку, но в экспедицию решили отправить всех под званиями сухопутных сил. Исключение, пожалуй, составлял только я — адмирал. Ну, если «Варяг» можно было считать кораблем, то да, я — адмирал. Это сложно оспорить.

— Мощный забор-то?

— Отсюда видно только доски, шеф. Нехилые такие штакеты. Плотно подогнанные, без зазоров. Видимости за ними никакой.

— Понятно. Больше никакой информации?

— Никак нет, шеф.


Я пробежался до последнего вагона, запрыгнул внутрь и так же быстро оказался в фиолетовом вагоне, где хранилось наше тяжёлое оружие.

Так, где-то он здесь был. Ящики, ящики… Ага, вот он!

Калаш повесил через плечо и ракетно-противотанковый гранатомёт седьмой модели лёг в обе руки. Вот теперь можно и на баррикады! Где этот грёбаный забор?

Неспешно вернулся по вагонам на улицу и пошёл вдоль состава с РПГ на плече.

— Сергеев, перестроить отряд в боевые порядки! Прикрываем друг друга и готовимся к штурму! Снести к чертям все баррикады!

Майор проводил недоумевающим взглядом, усмехнулся, про себя, видимо, покручивая пальцем у виска.

— Ну, чего застыли? Слышали, что сказал адмирал? В атаку на редуты! Расчистим проход от маньячного нищеброда! — Обронил он насмешливо. — И чтобы каждый не забыл отдать жизнь под пулями! — Чуть тише добавил он, сплюнув под ноги.

Народ, посмеиваясь над моим приказом и иронией маойра, растянулся в линию. Крайние чуть оттянулись назад так, что получился «клин». Я с гранатомётом на плече получился на вершине этого клина, и каждый шаг упрямо приближал к редутам первым.

«Вот дадут сейчас по головам хорошей пулемётной очередью, и поляжем все. Вот же поспешил. Прав майор», — крутиться в голове: «Сколько до забора? Километр… восемьсот… семьсот… всё! Пора!».

Я присел на колено и положил гранатомёт на плечо. Целиться долго не пришлось. Палец ровно спустил курок, и снаряд помчался к препятствию. Отбросив гранатомёт, я взял автомат из-за плеча и первым побежал к дыре в заборе. Народ тут же поспешил следом. Без оглядки на Сергеева.

С каким-то диким восторгом отозвалось сердце, когда снаряд угодил аккурат в редут, разнося всё по щепочкам. Если там и готовили засаду, то теперь лежат оглушенные.

На бегу рука сорвала с бронника гранату и перед тем, как сигануть в дырку в заборе, метнул в проход. Осколочная должна расчистить проход в случае чего.

Взрыв гранаты совпал с первым выстрелом, раздавшимся за редутом. Он же оказался единственным. За забор мы уже влетели без страха получить немедленную пулю в горло.

Увиденная картина подбросила адреналина в кровь: трое «вольников», как сами себя называли головорезы, с самодельными обрезами лежали возле забора. Их так или иначе зацепило выстрелом с гранатомёта, а вот гранатой раскидало двоих. Одного мужика с охотничьим ружьём просто отшвырнуло, оглушив, а вот парня помоложе зацепило осколками по животу. Кровь быстро пропитывала тающий снег. Вывод прост — не жилец.

Засмотревшись на кровь, я не успел среагировать на движение на периферии зрения и кто-то из группы справа от меня первым открыл огонь на поражение. У дальнего сугроба вскрикнуло и затихло. Группа рассыпалась вдоль редутов, без приказа добивая раненых. Своим ограждением они сами объявили нам войну, и пленных нам кормить нечем. Кто идёт против анклава — враги. Чёткая формула, помогающая выживать.

От рельсов, что уводили в сторону от необходимого нам пути, донеслись выстрелы, крики. Мы поспешили на звук. Там должны были обойти посёлок рейдеры с разведчиками.

Вступили в бой?

Вражеская пуля чиркнула по моей каске, больно отдав в шею. Я пригнулся, временно остановившись. В глазах замельтешило. Майор Сергеев продолжил бег. Каждый его солдат бежал вприсядку, короткими перебежками. Когда же раздалась очередь — все попадали в снег и поползли. Лучше ползком, но живыми. Верная тактика, когда в любой момент можешь получить шальную пулю.

Со стороны посёлка от ближайших домов послышался взрыв гранаты. Затем короткая очередь и всё стихло.

Я встал во весь рост, разминая шею. Группа поднялась от снега и поспешила к посёлку с автоматами наперевес.

На связь вышли рейдеры.

— Командир, приём. Тёма ранен, — пискнула рация.

Я отцепил от кармана рацию, надавил клавишу.

— Что случилось? Где вы?

— Мы на просёлочной трассе в центре посёлка. Тут двое автоматчиков окопались. Тёма высунулся, уничтожив обоих гранатой, но его в руку зацепило очередью. Прикройте, что ли. Мало ли кто ещё в посёлке окопался.

— Ребята выдвинулись к вам, ждите, — ответил я и добавил уже для других людей (все рации были настроены на одну частоту). — Смирнова, Кузьмич, вы на связи?

— Да, шеф, — первой отозвалась суровая снайперша на дежурстве.

— Куда ж нам деться? — Донеслось от пожилого машиниста, готового в любой момент бросить поезд в бой, «лбом» протаранив все преграды.

— Капитан, бери рабочих, и идите на расчистку путей. Рельсы вроде смотрят на запад, как нам и надо. Так что как расчистят путь, Кузьмич, прогоняй состав дальше. Мы с группой пройдёмся по посёлку. И доктора прихвати, Лена. Сейчас раненого на редуты доставят.

— Я не раненый, я жутко сожалеющий, — хмыкнула рация, донося голос рейдера Артёма. То ли герой, то ли балбес, раз высунулся против автоматчиков с гранатой. Надо будет к нему присмотреться поближе.

Тем не менее, по голосу выходило, что раненый рейдер чувствовал себя неплохо. Или просто состояние шока. В первые минуты можно вовсе не замечать ранения. А вот когда выветриться адреналин, то ощутит, как с болью приходит расплата.

В посёлке никого больше не оказалось. Лишь пара более-менее уцелевших домов, в которых, видимо и обитали диверсанты. Все прочие то ли разбежались, почуяв жаренное, то ли семеро мужиков бандюкового вида это и был весь «мозговой центр», который решил взять в плен поезд.

Подумать только — поезд! Он должен был внушать молодым отморозкам суеверный страх! Хотя… может и внушал, раз попрятались за баррикадами.

Странная ситуация, над которой и не хочется особо задумываться. Разве что вздумай мы таранить редут с ходу, поезд сошёл бы с рельс — на рельсах сразу за забором лежали металлические «бонусы». При разбеге, с которым и надо таранить препятствия, они скинули бы паровоз на землю. И возьмись мы хоть во все пятьдесят пять рук, не смогли бы вернуть его назад. А если бы ещё и весь состав на бок завалился, то полный провал Задания.

Значит, их могли предупредить о нашей экспедиции. Кто? Кто контактировал с бандитами? Рейдеры? Свои вряд ли сдали бы без причинны. Сталкеры-торговцы? Зашибись! Самое время врагов искать.

Трофеями нам достались два старых АК-74, охотничья двустволка и четыре обреза, один из которых, впрочем, сразу развалился в руках — задело осколком гранаты. Ко всему этому было немного патронов. В основном картечь. Респираторы и противогазы были слишком старыми, чтобы использовать. Простейший счётчик Гейгера был с треснутым стеклом и погнутой стрелкой. Так же нашёлся целый ящик тушёнки. Счётчик не показал радиационного заражения и его отряд Сергеева притащил к поезду с особой гордостью, как добытчики тушку оленя в пещеру к голодающей семье.

Они улыбались, а я понимал, что это наша тушёнка. Анклав менял её с месяц назад на пойманного рейдера. Выходит, эти голодранцы были «охотниками за головами». Правильно, что всех в расход пустили.

Захваченный рейдер! Он-то точно мог сдать наши намеренья отправляться в экспедицию. Кто был тем рейдером, которого меняли на тушенку? Седых, твою мать. Постоянно в секрете держишь. Неужели эта сука сейчас со мной в группе? Я же лучших рейдеров взял.

Артём доковылял до доктора сам. Рана его оказалась несерьёзной. Пуля прошла по касательной, фактически только чиркнув по плечу. Небольшая перевязка, пару швов и рейдер через пару дней снова готов был встать в строй на полную боевую готовность. Лодырей не держим.

Рабочие быстро снесли остатки забора, расчистили рельсы и мы готовы были продолжить путь, но за всей суетой уже вечерело, дело шло к темноте и не хотелось продвигаться дальше, рискуя наткнуться на нечто подобное редутам в дальнейшем. Возможно, это был лишь первый редут. Да и снег, что шёл и таял весь день, ночью возьмёт льдом. Боязно пускать Варяг по такой трассе дальше в ночь. Не хватало ещё с рельс сойти в спешке.

Отъехав на пару километров по чистым путям, состав остановился невдалеке от местечка под названием «Прохладное». Пробежав по нему скорой разведкой, ребята не нашли ничего подозрительного, кроме остовов давно порушенных домов. Ветер сменился на северо-восточный. Я приказал законсервировать весь состав и до утра не выказывать носа наружу никому, кроме облачённых в броню и полные комплекты химзащиты двух сторожей-пулемётчиков. Одного ранения за день хватило и не хотелось бы ночного продолжения.

Пришло чувство какой-то завершённости. Как после хорошего трудового дня. На сегодня, вроде как, хватит.

Ещё внутри состава после всех приключений помимо тепла от печки нас ждала ещё одна достойная награда. Наш повар Алиса, предчувствуя зверский аппетит после перестрелки и прочих физических упражнений на улице, потушила на всю компанию картофельное пюре из сухих порошков с тушёнкой.

Через какие-то минуты ложки уже стучали о дно тарелок и котелков.

Запив ужин слабо-заваренным чаем (чёрный чай был в дефиците в анклаве ещё в большем, чем картофельное пюре), а по сути лишь тёплой очищенной водой со сгущёнкой, спать все свалились усталые и довольные. Лишь Ленка с Богданом не разделяли всеобщего умиротворения — им первым выпало дежурство.

Состав после недолгих разговоров погрузился в сон. Тепло от печки разошлось по салонам, приятно.

Лишь моё и соседнее купе бормотало дольше всех. Доктор Алексей Брусов упорно доказывал молодому Артёму, что его ранение не повод переселяться к доктору в купе, поменявшись местами с учёным с нашего купе, на что рейдер отвечал, что тот как мужик должен его понять, ведь другой возможности попасть в «женский» вагон у него может и не быть.

Тай, лежащий после небольшой рокировки теперь на верхней полке надо мной откровенно хохотал. Кузьмич за стенкой посмеивался. Рыжая медсестричка Виктория Кай, перешедшая в соседнее купе к тучной поварихе Алисе, машинисту и второму учёному, имя которого всё же надо будет узнать хоть для приличия, обещала через стенку поставить кому-то горчичники за симулянтство.

Видимо Руслан Тимофеевич нарочно не давал списков, полагая, что с каждым из подопечных я должен познакомиться лично, раз уж за годы в анклаве не пришлось столкнуться лицом к лицу.

* * *

Зов!

Большие мощные прыжки быстро приближали мощное тело к тому месту, которое пахло кровью. Его вели инстинкты и страсть к охоте, его манили ощущения и осознанность своих действий. Именно сознательность привела его к рельсам. Он понимал, что хочет найти ЭТО.

Найти и уничтожить!

Сначала странный шум привлёк внимание Зверя, и он пошёл к его источнику, выйдя к удивительно ровной насыпи. Прямые тёмные штуки, торчащие из грязного снега, настораживали. Зверь принюхался и заинтересованно пошёл вдоль неё, ощущая тревогу. Никогда не ощутимую прежде тревогу. Новые ощущения поражали Зверя, хотелось докопаться до их причины. Но не только любопытство повело его, нечто никогда ранее не ощутимое завладело разумом Зверя.

ЗОВ!

Вместе с новыми ощущениями, он почувствовал привычную кровь. Люди вновь уничтожили людей и оставили истекающие кровью тела ему на съедение. Ему. Кому же ещё? Всё двуногое мясо — его. Сосуды сладкой крови…

Остывающие тела людей пожирались зверем большими мощными челюстями. Хищник ел быстро, торопливо, не понимая, что ещё ведёт его вперёд, торопит, подстёгивает.

Он насытился двумя людьми, и ещё два съел лишь выборочно, предпочитая внутренние органы. Самые лакомые кусочки для Зверя. С ощущением утоления голода странная поспешность не покидала его. Он точно должен был идти к источнику ЗОВА.

Но зачем? Почему?

Многотонной туше размером с сарай было чем поживиться в лесах. В последнее время уцелевшие звери расплодились и даже позволяли выходить себе на открытые пространства, когда не было смертоносного восточного ветра. Но человек… его мясо было другое. Оно не содержало привкуса, которое содержали туши зверей. Человека есть гораздо приятнее.

Возможно, ещё и ощущения охоты погнали Зверя вперёд, к тому странному шуму и запаху вдоль насыпи.

Запах человека и дыма со странной незнакомой примесью бесил Зверя. Глаза хищника наливались кровью и, несмотря на возникшую сытость, Зверь спешил к источнику шума. Эти странные длинные штуки на невозможно ровной поверхности гудели от него, издавали его. Источник запаха, шума и тревоги был где-то рядом.

Он найдёт его!

Загрузка...