Дама из Амстердама

29

Лара крепко спала, когда Лука вернулся от Гусева. Звонок Митрофанова поставил Луку в тупик: с одной стороны, он понимал, что обыск в квартире – дело серьезное, и присутствие хозяйки там необходимо, но, с другой стороны, ему было так жаль будить Лару! Однако надо было срочно что-то предпринимать, хотя бы выработать тактику, как себя вести, что говорить. Кто бы мог подумать – в прокуратуре откуда-то стало известно о том, что Дражников жил у Лары. Или же все отрицать?

– Ларочка, радость моя… просыпайся.

Он нежно тронул ее за плечо, и она сразу же проснулась. Открыла глаза и, увидев его, улыбнулась.

– Мне позвонил Митрофанов, помнишь, тот самый парень, следователь из отдела убийств, с которым ты беседовала?

– И что? – Ей сразу стало холодно, и она взяла руку Луки в свою. – Что он тебе сказал?

– Нашлась свидетельница, которая утверждает, что она сама лично сдала твою квартиру Чемберлену…

– Тебе это рассказал Митрофанов?

– Нет, конечно, нет, я потом перезвонил одному человеку…

– Кому?

– Прокурору, – скромно ответил Лука. – Понимаешь, ему позвонил следователь Мыльников и попросил у него санкцию на обыск в твоей квартире. Но откуда прокурору знать, что твой адрес каким-то образом связан со мной? Вот он и дал «добро»… И теперь нам с тобой надо срочно поехать к тебе и выдержать эту неприятную процедуру…

– И во всем сознаться? В том, что я обнаружила в своей квартире труп и не позвонила в милицию и что я перетащила тело Чемберлена к Кате? И даже то, что, пытаясь убедить экспертов в том, что труп с самого начала был там, в прихожей у Кати, плеснула Чемберлену на куртку воду, чтобы на паркете получилось кровяное пятно? Да меня же посадят!

– Нет, ничего такого ты рассказывать не будешь. Я послушал тебя и понял: нам надо все отрицать. Абсолютно все. Отпечатки его пальцев мы стерли. Ты никого на квартиру не пускала, да и вообще, зачем тебе кого-то пускать, у тебя что, денег нет? Ты – моя невеста, а это уже кое-что… Кто знал о том, что Чемберлен жил у тебя?

– Кирилл.

– Он теперь не скоро объявится. Если это не он, конечно, убил Чемберлена из ревности…

– Лука, не смеши меня.

– Кто еще?

– Мама.

– Мама твоя путешествует по Франции.

– Ни слова о драконах.

– Почему ты так не любишь свою мать?

– Потом как-нибудь расскажу.

– Ну так что, поехали?

На лестнице их поджидали Митрофанов и Мыльников. Лука повел себя с ними сдержанно, даже несколько грубовато, как непростой человек – его, мол, потревожили поздним вечером и теперь заставляют оправдываться в преступлении, которого он не совершал. Ларе, глядя на то, как непривычно для нее ведет себя Лука, стало даже как-то не по себе.

– Лариса, – начал Мыльников, когда они расположились в гостиной. На этот раз Лара решила никого не угощать кофе. Она должна была вести себя соответственно ситуации, исключающей даже намек на гостеприимство. Да и о каком гостеприимстве может идти речь, если эти двое пришли обыскать ее квартиру! Вот разве что еще понятых не пригласили! – Лариса, вы когда-нибудь слышали о том, что у вашей соседки, Кати Цыркун, есть старшая сестра?

– Да, слышала, конечно. Она значительно старше ее, она ей чуть ли не в матери годится по возрасту… Кажется, они родные по отцу… Она живет в Днепропетровске.

– Вы когда-нибудь видели ее?

– Нет.

– Но она приезжала в Москву?

– Да, приезжала, но ненадолго. Моталась по рынкам и обратно к себе, в Днепропетровск. А почему вас это интересует?

– Дело в том, Лариса, что Галина, так зовут сестру вашей соседки, утверждает, что, пока вы отдыхали за границей, она сдала вашу квартиру тому самому Игорю Дражникову, которого убили вместе с Катей. Что вы можете об этом сказать?

Вместо ответа Лара посмотрела на Луку, который смотрел на Мыльникова ледяным, непроницаемым взглядом. Лара продолжала молчать, и тогда Лука тихо произнес:

– Вы хотите сказать, что за время отсутствия Ларисы какая-то тетка сдала ее квартиру, а Катя ничего об этом не знала? Катя, которая хотя бы через день приходила сюда, чтобы полить цветы, да и вообще присматривала за квартирой и была дружна с Ларой?! Вы посмотрите на цветы, по-моему, они ухожены, это доказывает, что их регулярно поливали, так? Причем вот эти тропические растения не могут обойтись без воды…

– Дражников мог их поливать…

– Начнем с того, что мужчины вообще не замечают цветов в доме, как говорят психологи. Но это детали… Итак, вы утверждаете, что Дражников жил не у своей подружки, Кати, а здесь, у Лары, так?

– Так утверждает Галина, – развел руками Мыльников, которому сейчас меньше, чем тогда, когда он разговаривал с Митрофановым, верилось в эту нескладную историю.

– Дражников жил здесь, и Катя его ни разу не видела? Даже когда заходила сюда, чтобы полить цветы? Она что, слепая, Катя? А Лара?.. Вот она приехала домой, с чемоданами, открыла двери своими ключами, вошла в квартиру, грохнула этими чемоданами… Вы хотите сказать, что она, обнаружив, что в ее квартире поселился чужой человек, не вызвала бы милицию, не позвонила бы матери, мне, наконец?! Зачем? Пусть себе живет мужчина и дальше, так? Посторонний в доме, а она не забила бы в колокола? Или не попросила бы у меня помощи, мол, приезжай, Лука, здесь какой-то мужик; говорит, что он снял эту квартиру за пару тысяч баксов…

– За восемьсот, – поправил его Мыльников.

– Да я вытряхнул бы его в два счета! А как иначе?!

– Да мы сейчас пригласим ее… – И Митрофанов отправился за Галиной.

При виде этой женщины, внешне не имеющей ничего общего с Катей, Лариса испытала легкий шок.

– Вы хотите сказать, что это – родная сестра Кати?

– По документам все совпадает, – ответил ей Митрофанов.

– А ты, надо полагать, та самая Лара, соседка моей Кати? Ну и объясни, как же так получилось, что в квартире моей сестры оказалась даже зубная щетка этого парня?! Как, если я сама лично поселила его в твоей квартире…

В комнате стало очень тихо. Лука смотрел перед собой и мысленно, как показалось Ларе, был очень далеко. Но это было не так. Она знала, что он думал только о ней, переживал, нервничал, злился. Он казался ей в эту минуту таким сильным и надежным, что страх ее перед этими следователями исчез, уступив место уверенности и решительности.

– Я не знаю, кто вы, но вы только что здесь, при всех, признались в совершенном вами преступлении… Значит, это вы сдали мою квартиру, так? Значит, вы вторглись в чужое жилище, да еще и сдали его!!! – воскликнула Лара, искренне возмущаясь тем, как эта тетка посмела выдать ее квартиру за свою, и это, скорее всего, за спиной ничего не подозревавшей Кати. Вот свинья! Так подставить сестру! – И что было потом?

– Откуда мне знать?

– Но вы же сейчас рассказали нам о том, что в квартире вашей сестры оказалась зубная щетка Дражникова. Откуда вам известно об этой щетке? Вы что, знали, как выглядит его щетка?

– Да что ты прицепилась со своей щеткой! – вскричала Галина, чувствуя, что из всей ее затеи ничего не получится и что вместо того, чтобы вызвать у Мыльникова сострадание, она только разозлит его. – Я не знаю, какая у него щетка…

– А может, это вы жили здесь… вместе с Дражниковым? – вдруг предположил Лука. – Может, это и не он вовсе убивал кассирш, а вы, Галина? Убийцей не обязательно должен быть мужчина. Вы же сами только что признались, что вам были нужны деньги и что вы сдавали эту квартиру исключительно из-за денег… Так, может, и кассы тоже брали вы?

Галина смотрела на Луку округлившимися глазами. О каких кассах он говорит? Что здесь вообще происходит?

– Егор Сергеевич, да скажите же вы им что-нибудь? Почему вы допускаете, что меня обвиняют в каких-то убийствах, когда я призналась лишь в том, что сдала ее квартиру?

– Но вы ведь действительно совершили преступление, когда вошла в чужое, неприкосновенное жилище, да еще и сдали его постороннему и взяли с него за это деньги! Знаете, сколько за это можно схлопотать? – Мыльников не задумываясь кинул Галину Цыркун, понимая, что если он и дальше позволит ей говорить, то он сам, а заодно и Митрофанов будут выглядеть перед Тумановым и его невестой полными идиотами.

– Ладно, я все поняла. – Галина встала. Она была неглупой женщиной. – Ладно, я все выдумала. У меня не было выхода… Катя – моя единственная сестра, а я была ее единственной родственницей. Понятное дело, что я, как и каждый нормальный человек, хотела, чтобы эта квартира в которой жила моя сестра, досталась мне по наследству… Не поверю, чтобы кто-нибудь из вас на моем месте совершенно не думал бы о вещах вполне реальных, земных… Мою сестру все равно не вернуть… В кафе, на поминках, ко мне подошел ее бывший муж, мой зять, и стал угрожать мне, что проломит мне голову, если я попробую только заикнуться о наследстве… Мне стало страшно, и я придумала эту историю, чтобы заинтересовать вас, Егор Сергеевич, познакомиться с вами поближе и чтобы попросить у вас помощи. Я виновата перед вами, виновата… Конечно, ничего я не сдавала, да и парня-то этого видела у Кати… Это правда. Он жил с ней… Может, мой зять его и убил… А теперь позвольте мне уйти. Прошу вас, отпустите меня без последствий… Я еще раз прошу прощения, что отняла у вас время и чуть было не повела следствие по ложному следу… Вы отпускаете меня?

И тут Мыльников подумал о том, что Галина не лгала. Он почувствовал это. Ну не могла она придумать такое. Стало быть, она сейчас идет на попятную, потому что боится последствий своего мошенничества. Что за черт?! И что же теперь делать? С другой стороны, Лука тоже прав: разве оставила бы Стрешнева в своей квартире незнакомого парня? Да Лука бы из него всю душу вытряс… Не обошлось бы и без милиции.

– Идите. – Он махнул рукой, и Галина стремительно вышла из комнаты. – Господин Туманов, вы должны нас извинить… У нас работа такая – мы все проверяем.

– Да нет проблем. – Лука поднялся, и мужчины пожали друг другу руки.

Лара с Лукой остались дома – полить цветы, как они сказали. Мыльников же с Митрофановым спустились на лифте вниз, и тут к ним подошла женщина. Митрофанов ее узнал, это она обнаружила трупы и вызвала милицию. Он даже вспомнил, как ее зовут: Мария Овсянникова. Ну да, писательница, детективы пишет. Тоже, наверное, решила встрять в расследование, придумала что-нибудь… Интересно, сегодняшний день когда-нибудь кончится или нет?

– Мне надо с вами поговорить, – сказала Овсянникова, и по ее тону Митрофанов понял, что тогда, при первой встрече, она рассказала им, вероятно, не все.

– Они ругались, – сразу же выдала писательница. – Мужчина и женщина. Моя квартира расположена через стенку… Вернее, две квартиры – Катина и Стрешневой Ларисы – примыкают к моей, здесь сложная планировка; эта пара, вероятно, кричала так громко, что было слышно и у нас… Моя дочь была как раз дома и все слышала. Я-то тут редко бываю, мне хорошо пишется в Переделкине, у меня там дача… Так вот, моя дочь, Римма, приехала ко мне сама не своя… Вы не подумайте, она взрослая женщина, и у нее с нервами все в порядке. Я просто хочу сказать, что она не из впечатлительных, она – парикмахер, женщина без особой фантазии… Я не случайно вам это говорю, чтобы вы поняли, что если даже мою толстокожую, извините, дочь разговор этих людей довел до такого состояния, что она поехала не к себе домой, к мужу и детям, а ко мне, к маме, под крылышко, как она сама мне призналась, то можете себе представить, какая бурная и некрасивая сцена разыгралась здесь перед тем, как смерть прервала эту ссору…

– А вы не спросили свою дочь, о чем именно шел разговор? В чем причина ссоры? Кто кого и в чем обвинял?

– Нет, но я могу спросить… Прямо сейчас. Понимаете, я не делала этого, чтобы не травмировать Римму. Дочь не знает еще, что она действительно услышала два выстрела, что призошло двойное убийство.

– Так позвоните! – сказал Мыльников. Они, Митрофанов, Мыльников и Овсянникова, стояли на крыльце и все трое курили.

Писательница достала телефон и позвонила.

– Риммочка, это мама… Ты только не волнуйся, но наших соседей действительно убили… Ты не могла бы сказать мне, о чем шла речь, кто кого оскорблял?..

Овсянникова, послушав буквально пару минут, при этом лицо ее не менялось и сохраняло презрительно-осуждающее выражение, отключила телефон и положила его в карман. Это был хороший, дорогой телефон, и она обращалась с ним бережно. Быть может, даже бережнее, чем с собственной «толстокожей» дочерью, подумалось вдруг Мыльникову. Надо же, позвонить ей и задать такой вопрос… Ночью! А может, дочь уже спала? Ничего себе «толстокожая», примчалась к матери в Переделкино под впечатлением от услышанного…

– Значит, так. В двух словах. Женщина обвиняла мужчину в том, что он живет за ее счет, что он неблагодарный, что она из-за него испортила себе жизнь, а мужчина называл ее старой обезьяной и всячески унижал… Он обзывал ее такими словами, что его, как выразилась моя дочь, невозможно было не убить…

– Спасибо вам большое, вы нам очень помогли, – произнес Митрофанов, понимая, что они еще больше отдалились от разгадки этого дела.

– Да, вы нам очень помогли, – поддакнул ему Мыльников, и мужчины переглянулись.

– Она старше его, намного… Но не могли же они убить друг друга, ведь так? На месте преступления не обнаружено оружия… Значит, во время ссоры присутствовал кто-то третий, кто был на стороне одного из ссорящихся, либо существует какая-то другая причина убийства, которая нам пока неизвестна… Но то, что был третий, я думаю, не вызывает у вас сомнения.

Овсянникова, красивая хрупкая женщина с умными глазами, понимая, что лишь смущает следователей своим присутствием, пожала плечами и, пробормотав: «Надо бросать курить», запахнула поплотнее свою меховую курточку и легко сбежала с крыльца.