Декабрист

Глава 7 Лайбах [7]

Тщетно старался полковник Пестель в своих донесениях дежурному генералу Главного штаба Арсению Андреевичу Закревскому убедить его в необходимости ввести в княжества русские войска.

…«По Божию вдохновению поднимаются греки свергнуть с себя четырехвековое иго… — читал Александр. — Более 200 адресов, подписанных более чем 600 000 имен лучших людей Греции, призвали меня стать в челе восстания. <…> Государь! Неужели вы предоставите греков их собственной участи, когда одним словом можете освободить их от самого чудовищного тиранства и спасти их от ужасов долгой и страшной борьбы? <…> Не презрите мольбы 10 000 000 христиан, которые возбуждают ненависть тиранов своей верностью нашему Божественному Искупителю. Спасите нас, государь!..» Это письмо было отправлено Ипсиланти из Ясс. Александр задумался. Слишком рано. Нельзя было выбрать худший момент, нежели этот… Русский царь еще находился в Австрии, в городе Лайбахе, который на славянском наречии звался Любляной. Только-только завершился конгресс держав Священного союза, посвященный борьбе с европейскими революциями. …Александр трезво оценивал ситуацию: британская борьба с континентальным противником, представленным теперь русско-французской симфонией, продолжается. Испанская революция — один из шагов в этом направлении. Восстание в Неаполе, где столь велико влияние британцев, также не могло быть случайностью — это был намек австрийскому императору. Намек на то, что случится с его империей, если он слишком серьезно отнесется к гарантиям Священного союза, вдохновленного русским императором, — и это укрепило позиции антирусской партии Меттерниха. Английский посланник Стюарт, который так удачно произвел во Франции замену прорусского правительства Ришелье на либеральный кабинет Деказа, был теперь в Вене — чтобы поддержать антирусскую линию Меттерниха. Если теперь выступить за греков открыто, — его обвинят в отказе от собственных принципов…

Когда бы чужой человек мог проникнуть в мозг императора, он увидел бы следующую комбинацию: Александр подвигнул восстание в Молдавии и Валахии, чтобы подтолкнуть события в Греции, создать себе возможность вмешательства на Балканах. Но сейчас оно играло роль отвлекающего маневра. А главный удар готовился совсем в другом месте: во Франции, где были подготовлены позиции для победы ультрароялистского кабинета. В поддержке ультрароялистской партии немалую роль играли католические религиозные деятели, в кругах которых действовали надежнейшие агенты. Укрепясь, этот кабинет должен был привести к власти нового короля, лояльного России, в отличие от неверного Людовика… Это была бы политическая победа, достойная того, кто одержал верх в Битве народов под Лейпцигом [8] и кто стремился определять и определял судьбы Европы… Одновременно он пересмотрел свою давнюю точку зрения на второстепенность флота, прежде находившую такую горячую поддержку у его английских друзей. И на архангельской и санкт-петербургской верфях были заложены новые суда, чтобы срочно пополнить боевой состав флота… Они могут в ближайшие годы потребоваться для действий на Средиземном море.

…Александр не ошибся в своих предположениях. Хитромудрый австрийский канцлер Меттерних, давний недоброжелатель России, стремился сколь возможно обуздать ее. Узнав о событиях в дунайских княжествах, высказал Александру свои соображения:

— Государь! Устроители этого мятежа хотят рассорить Россию с Австрией, которая стоит за сохранение в целостности Порты. Нет нужды, что речь заводят об освобождении христианского народа. С точки зрения политической без разницы, кто управляет, турки или греки, лишь бы только не господствовала революция и пропаганда!

Меттерних был не одинок. С той же позицией — о невозможности вмешательства в греческие дела — выступил и английский министр иностранных дел Кэстлери, известный меломан и танцор. Тот самый, что категорически возражал и против вторжения французской армии в революционную Испанию. Он делал ставку на Турцию как противовес России.

Единственным возможным союзником в греческом вопросе могла быть Франция, о чем император не замедлил переговорить с французским посланником Ле Фероннэ. Однако пока, после отставки сторонника России герцога Ришелье, рассчитывать было не на что. К власти пришел кабинет, ищущий интересов не в Греции, а в Египте, фактически независимом от турецкого султана. Выхода не оставалось, в шахматной игре приходилось жертвовать фигуру.