Дело одинокой канарейки

6

Анна задумчиво рассматривала кнопки на пульте. В видеомагнитофоне с тихим шуршанием продолжала крутиться пленка. Наконец Петрова нажала «стоп» и отбросила пульт в сторону.

– Рыжая, прости, у тебя в детстве дислексию не диагностировали?

– Кого? – недоуменно переспросила Даша.

– Дислексию. Научный эвфемизм для легкой степени тупости. – И, не дожидаясь ответной реплики, продолжила: – Я уже настолько обалдела от твоих идей и открытий, что просто не могу понять – когда ты близка к истине, а когда к помешательству. Действительно, дислектик воспринимает произносимые фразы в несколько трансформированном виде, но с этим нужно родиться. А ты, наверное, единственный человек в мире, который приобрел эту способность в процессе развития.

Даша покраснела.

– Да? А ты шибко умная, как я погляжу. Интересно, чтобы ты услышала в тот момент, когда вокруг стреляют, а на руках умирает близкий друг!

Петрова вздохнула. Заправив волосы за уши, она примирительно кивнула.

– Ладно, прости. Возможно, ты и права. Только это все равно не делает ситуацию более ясной. В «Альма матер» мы провели значительную часть драгоценного студенческого времени, но как это может быть связано с... – Она замолчала, увидев внезапно вспыхнувшие глаза подруги. – Что еще?

– А ведь Кока хотел свистнуть, – тихо проговорила Даша. – Он определенно хотел свистнуть после того, как я спросила, зачем ему мои дневники.

Анна в немом удивлении уставилась на Дашу:

– Продолжай...

– Макеев упомянул «Альма матер», когда понял, что свистнуть у него не получится. – Даша тихонько застонала. – Боже, ведь он хотел напомнить мне этот вечер.

Петрова приподняла брови. Было видно, что она не очень понимает, о чем идет речь. Даша заметила ее недоумение:

– Господи, какая же ты бестолковая! Вспомни! Однажды, в самом начале второго курса, вы сидели в «Альма матер». Там был Кока, была Элеонора, был еще кто-то, сейчас уже не вспомню... А я в тот вечер познакомилась с одним парнем, который из МГИМО перевелся к нам на юрфак – Гера Лозенко. Помнишь? Он еще целый вечер хвастался своим дипломатическим происхождением и доставал всех рассказами о шпионах, помнишь?

Петрова ненадолго задумалась, потом неуверенно пожала плечами:

– Ну так, смутно. Лозу я, конечно, помню, но уже в более позднее время. Он своей каталожной внешностью расстраивал мою нервную систему.

Даша обрадовалась:

– Правильно! Я помню, что тогда прокляла все на свете. Мне он сначала показался вполне нормальным и приличным человеком, поэтому я и привела его в кафе. А этот ублюдок вместо того чтобы вести себя как нормальный человек, сидел и с какой-то плейбойской снисходительной ухмылочкой рассказывал истории из своего тяжелого заграничного детства. – Она помолчала. – Потому что про современность ему рассказывать не очень хотелось. Если помнишь, Лозу выперли из МГИМО, и он страшно комплексовал по этому поводу. Все пытался нам доказать, что звезды раком встали, когда его оттуда отчислили. В тот вечер он с таинственным видом намекал, что чуть ли не помогал брать всех вражеских шпионов, ну вроде как Тимур, только без команды. Потом он завел какую-то бодягу по поводу того, что нельзя придумать шифра, который не поддавался бы расшифровке. Помнишь?

– Я поняла, к чему ты. – Анино лицо стало чуть напряженным.

– И именно ты, как всегда, поставила его на место, рассказав, что во время войны американцы использовали для шифровки своих данных язык племени чероки. Фокус заключался в том, что, даже зная этот язык, нельзя было догадаться, о чем идет речь, потому что... Не помню почему, но короче нельзя. Так?

– Так. – Петрова прищурилась. – Ну и что?

Даша выдернула пуфик из-под стола и пересела на него, скрестив ноги.

– Ну смотри. Там точно была я, потому что я его туда привела. Там точно была ты, потому что именно ты ему про шифр объясняла. Там точно была Элеонора, потому что его отчислили из МГИМО...

Анна потрясла головой, на секунду задумалась и поправила:

– Только наоборот. А так правильно.

– Что значит наоборот? – не поняла Даша.

– Его отчислили безотносительно того, что там была Элеонора. Но она там действительно была: Лоза не стал вдаваться в детали своего отчисления, узнав, что Элеонора учится именно в МГИМО.

– Господи, какая разница! Главное, что она была в тот вечер в «Альма матер». Дальше. Помнишь, как Лоза, выслушав твою лекцию, заявил, что во время войны такой способ шифровки, вероятно, и был возможен, но сейчас уже все грамотные стали. И что при современной тотальной грамотности невозможно найти язык, который бы никто не знал, значит, пришлось бы придумывать абсолютно новый язык, а это глупость полнейшая... И так далее и тому подобное. Помнишь?

– Так, смутно. В тот вечер собрались в основном гуманитарии, и вас слушать было довольно тошно. Давным-давно существуют замечательные и простые методы кодирования и...

Даша разозлилась и буквально завопила на всю комнату:

– Иди ты к лешему со своими методами! Я сейчас не о них говорю. Я хочу, чтобы ты вспомнила этот вечер!

Петрова вздрогнула от ее крика и покосилась на дверь:

– Ты что, с ума сошла? Хочешь, чтобы соседи милицию вызвали?

– Аня, Анечка, – умоляюще складывая руки, пропела Даша, – какая милиция? Нас скоро Интерпол за жопу на солнышко повесит, если мы не вспомним.

Петрова поняла, что подруга не отстанет от нее, и тяжело вздохнула:

– Ладно, продолжай.

Докладчица не заставила себя уговаривать:

– Так вот, когда споры накалились до предела, Макеев засмеялся и сказал, что в МГИМО, видимо, только how do you do* учат говорить и что самый последний завалящий студент Университета знает – всякие там индейские диалекты ерунда по сравнению со свистом гуанчей, которым при желании можно зашифровать все что угодно, особенно если заранее заменить понятия. Ну, как сделали американцы: самолеты на орлов, пушки на ракушки... Именно Кока и упомянул в тот вечер о свисте гуанчей, а на следующий день притащил того красавца испанца! Следовательно, Кока имел в виду именно этот вечер, когда сказал, что хочет видеть мои дневники. Скорее всего, он хотел узнать имена всех, кто был участником того спора.

Аня похлопала ее по плечу:

– Гениальный ребенок.

– Отстань! – смущенно отмахнулась Даша.

Анна вытащила подушку из-под спины и облокотилась на нее.

– А теперь объясни, как это все связано с Пилюгиной, Атлантидой и твоим подполковником?

Даша на секунду замялась. Родившиеся только что идеи укладывались в ее голову постепенно, слоями. Однако через минуту она продолжила, может, чуть медленнее:

– Например, Пилюгина является главой некой организации... Не перебивай, пусть не вождей Атлантиды, а более реальной. Возможно, это международный преступный синдикат и она руководит им отсюда. Ты же сама сказала, что за границу Пилюгина не выезжает.

Анна слушала подругу с таким видом, словно не могла поверить, что кто-то, находясь в здравом уме, вообще способен произносить такие вещи.

– Пилюгина руководит преступным синдикатом? Ну, ну... И как же, по-твоему, она это делает?

Но для Даши уже все встало на свои места. Положив ногу на ногу, она снисходительно ответила:

– Как, как. Разумеется, с помощью свиста. Нет, ты только посмотри, какая бестия: дешево и просто – набрал номер, насвистел, и все! И действительно никто никогда в жизни не догадается. Полная безопасность.

Аня глубоко задумалась. Глаза ее бесцельно перебегали с одного предмета на другой, наконец, она остановила свой взгляд на подруге.

– Ты хочешь сказать, что Кока...

– ...Что Кока нашел не клад. Ему случайно попала в руки кассета со свистом. Не сомневаюсь, что, едва услышав ее, Макеев сразу же вспомнил тот вечер в «Альма матер» и начал расследование. Он расшифровывает запись и решает с помощью шантажа заработать денег для своих экспедиций. Знаешь, о какой сумме он говорил перед смертью? О миллионе долларов!

– Но ведь его убили в Праге, – попыталась возразить Анна. – А Пилюгина за границу не ездит. Как она, по-твоему, могла его убить или выследить?

– В том-то и дело! Именно об этом я тебе и говорю – она сама ничего не делает, только руководит: подняла трубку, свистнула, и все – нет человека. Зато вспомни, – Даша подняла палец, – Максимова убили через несколько минут после того, как Элеонора узнала, что он хочет заплатить мне за расшифровку некой кассеты...

Однако предлагаемая рыжим детективом версия не убедила Петрову.

– Как-то все это не состыковывается. Я одного не пойму: зачем такие сложности. Почему Кока, если уж он все равно решился на шантаж, сразу не пошел к Пилюгиной? Зачем было ехать к тебе?

– Возможно, он хотел иметь список всех, кто тогда был в кафе. И проверить их по очереди. Может, просто не мог поверить, что Пилюгина с этим как-то связана.

– А ты-то почему думаешь, что это она?

Даша снисходительно улыбнулась:

– Все очень просто: украсть кассету из разбитого диктофона могла только Элеонора, следовательно, она знала о ее существовании.

– Допустим. Объясни мне тогда, зачем ей понадобились еще и дневники? Почему Пилюгина хотела выложить за них такие деньги? Ей не нужно было знать, кто присутствовал в тот вечер.

Даша снова улыбнулась:

– Заметала следы: то есть выкупить у меня дневники, чтобы я никогда об этом не вспомнила, и украсть кассету...

– Опять наоборот, – бесцеремонно перебила ее Аня. – Сначала украсть кассету, а потом выкупить дневники. Но и это ерунда. Будь Пилюгина хоть гуанчой, хоть саранчой, все равно она не могла заранее знать, какая именно кассета вставлена в разбитый диктофон. Украсть она ее безусловно могла, но вот слышать перед этим – нет. Когда Элеонора пришла, диктофон был уже сломан. Каким образом она узнала, что это именно та кассета, которая ей нужна? Клептомании за ней до этого не наблюдалось... И еще один вопрос: кто же тогда украл твои дневники?

Даша задумалась.

– В самом деле: кто их украл и зачем? Ты, кстати, не помнишь, было у меня вообще описание того вечера в «Альма матер»?

Аня качнула головой.

– Не помню. Я только отметила места, в которых ты побывала. «Альма матер» там действительно упоминалась. Должна сказать, что твоя привычка описывать всех, кто приходил на вечеринки, и перемывать им кости, весьма неприятна. Все это нудно и однообразно.

Даша оставила колкость без внимания.

– А не было какого-нибудь замечания, что вот этот свист можно использовать там-то и там-то?

– Я похожа на человека, который стал бы запоминать твои сплетни? – возмутилась Анна.

Даша совсем упала духом.

– Да, но кто-то ведь украл и кассету, и записные книжки! А кроме нас с тобой и Элеоноры, здесь никого не было... – едва слышно проговорила она.

Аня тяжело вздохнула и похлопала ее по плечу:

– Пони бегала по кругу... Рыжая, иди, отдохни. У меня от тебя уже голова кружится.

___________

*Как поживаете (англ.)