Дети Антарктиды. Захваченные земли

Глава 11 Пора выходить

Кирпичные дома, огороженные заборами, стали сменяться на высокие многоэтажки, плотно прижимающиеся друг к другу. Большинство из них стояло так, словно и не было никакого Вторжения, когда как некоторые превратились в огромную кучу кирпича и железобетона.

С каждой минутой многоэтажек становилось все больше, а вместе с ними и десятки тысяч окон: черные, пустые, холодные, с каждым километром они появлялись и исчезали позади, напоминая безымянные склепы некогда живших там людей.

Следы прежде бурлящей здесь жизни будоражили воображение, заставляя рисовать в мыслях картину о людях, которые выгуливали своих псов вон в той лесной чаще; детей, радостно играющих на игровых площадках, теперь скрытых под обломками; влюбленных пар, нежно обнимающихся на берегу того едва заметного пруда, шепчущих друг другу ласковые слова.

Москва была все ближе, а с ней и тяжелое осознание того, что некогда этот огромный город с ее окрестностями являлся домом для двадцати миллионов жителей. Двадцати миллионов! В голове не укладывалось…

Именно с такими мыслями Матвей разглядывал окружающий их мрачный пейзаж и, — он был в этом уверен, — остальные разделяли его размышления.

Проезжая мимо Зеленограда, дорога становилась все менее проходимой. Казалось, брошенным на дороге машинам нет числа.

Голова Матвея закружилась от внезапно посетившей его догадки. А не этой ли дорогой тридцать три года назад отец вывозил его вместе с матерью из города, на север?

Он помнил лишь ее теплый запах, когда она прижимала его к груди; ее руки крепко, почти до боли держали его за свитер, прижимая к себе, а грудь быстро поднималась и опускалась от частого дыхания.

— Все хорошо, сыночка, все хорошо… — шепчет она ему на ухо, еще сильнее прижимая к себе.

Титан остановился, заставив Матвея вновь вернуться из пучины воспоминаний.

Дорогу загораживал военный блокпост. С блоками из бетонных стен соседствовали пулеметные гнезда, сооруженные из песчаных мешков. Вдоль дороги были установлены крепкие шумозащитные экраны.

Единственный широкий выезд из блокпоста загораживали два перевернутых танка, у одного из которых отсутствовал башня. Здесь же стояли грузовики с ящиками боеприпасов и оружия — еще одно сокровище для собирателей.

— Может, получится сдвинуть эти танки? — предположил Вадим Георгиевич, обращаясь к Домкрату, напрочь позабыв, что тот его не слышит. — Закрепим буксировочный трос и…

— В этом нет необходимости, — перебил его Матвей. — Дальше придется идти пешком.

— Пешком? Да разве…

Прекрасно зная, что лучше всего будет показать, нежели рассказывать, Матвей вытянул складную лестницу с потолка и залез на крышу вездехода.

— Идите сюда, — окликнул он остальных, окончательно убедившись в своих словах.

Поднявшиеся Вадим Георгиевич, Миша и Надя следующие несколько минут смотрели за целой свалкой перевернутых и искореженных машин и военной техники по ту сторону блокпоста, лежащих в куче дорожных сумок и чемоданов.

От увиденного невольно сжималось сердце. Все эти люди попросту не успели выехать из города и стали жертвами мерзляков. Трудно было вообразить, что творилось здесь в те годы.

Проехать через эту свалку не представлялось возможным, даже если бы они сдвинули эти танки.

А чуть дальше виднелись очертания города, они были совсем близко.

— Что же это, даже объезда не найти? — не унимался старик.

— Этими блокпостами наверняка все дороги с южной стороны Москвы перекрыли. А если с дороги съезжать, так вокруг сплошной лес, не проедем. — Собиратель обернулся к старику. — Я предупреждал вас, что рано или поздно придется идти на своих двоих.

— Ну быть этого не может… — не сдавался Вадим Георгиевич. — Должен же быть выход!

— Нет никакого выхода, — настаивал Матвей. — А если и есть, времени на его поиски у нас нет. Надо идти.

— Гадство… — прошипел Вадим Георгиевич вглядываясь в идущий до горизонта ковер автомобилей. — Миша, проверь рацию. Может, поймаем их сигнал?

— Я проверял пять минут назад, эфир чист.

— Так проверь сейчас! — гаркнул старик. — И держи его включенным постоянно на нужной частоте, понял?

Сержант молча подчинился.

На сбор вещей понадобилось около часа. За это время Матвей успел запустить зонд и собрал прогноз с метеодатчика, закрепив его на крыше Титана — конечные данные не обещали стопроцентной точности из-за небольшой высоты, но другого выхода не нашлось, — и перед самым отходом получил результаты двух профилей атмосфер, сравнил их и не увидел ничего критичного. Более того, температура на территории Москвы стала еще ниже на пару градусов!

— Думаешь, эти пару градусов сыграют роли? — поинтересовался Вадим Георгиевич, подтягивая тяжеленный рюкзак с припасами на спине.

— Раньше и полградуса могли сыграть роль, — Матвей осторожно упаковывал оборудование в чехол, — но после того, с чем мы столкнулись, ожидать можно чего угодно. И все же,

Собиратель заметил, как Надя помогает Йовану выйти из вездехода, придерживая того за плечо, хоть в этом и не было нужды. Следом вышла Арина с рюкзаком здоровяка на плече.

Йован поблагодарил Арину, рукой подхватил лямку рюкзака и накинул на правое плечо.

— Как ты, старина? — спросил у него Матвей, зацепившись взглядом на слегка окровавленную повязку.

Лицо друга выглядело крайне помятым, редкие волосы взъерошены, а цвет кожи неотличим от многолетнего асфальта под ногами.

Но вдруг здоровяк хоть и натужно, но улыбнулся, и его лицо сразу ожило.

— Сойдет, Матюш.

— Уверен, что хочешь понести рюкзак? — Надя слегка пихнул его в спину. — Я могла бы помочь.

— Не стоит, — резко ответил здоровяк.

Лейгур вышел следующим. Из вещей он имел при себе лишь небольшой вещмешок и винтовку.

— Кто разрешил тебе брать в руки оружие? — строго обратился к исландцу сержант.

— Обстоятельства, — коротко ответил Лейгур и осмотрелся по сторонам.

Миша презрительно фыркнул:

— Плевать я хотел. Положи там, где взял.

Лейгур развел плечами и подчинился.

Последним Титан покинул Домкрат. Помимо собственного рюкзака в руках он держал отдельный, небольшой металлический ящик, в который положил несколько батарей.

— Даже не знаю, правильно ли будет оставлять почти весь имеющийся запас батарей здесь, в вездеходе? — засомневался Вадим Георгиевич. — Как никак, они наш единственный билет домой.

— Не понесем же мы с собой лишние килограммов пятьдесят, начальник, — произнесла Надя.

— С батареями ничего не произойдет, — попытался успокоить Матвей старика. — Вероятность с кражей отпадает, поскольку других собирателей здесь нет. А мерзляки, пускай и пройдут мимо, на Титан обратят ровно столько же внимания, сколько и на ту груду автомобилей. Не так уж они умны, чтобы понимать, что такое литий-полимерные батареи. К тому же мы куда больше рискуем потерять этот ящик в пути, нежели оставить его здесь. Да и тащить его на каждый отважиться. Поэтому предлагаю взять только парочку, на всякий случай. Кто знает, с чем нам предстоит столкнуться? А на остальные, будем надеяться, мы поскорее уберемся отсюда прямиком до Ломоносовской гавани.

Возражений не последовало. Разве только сержант будто хотел вставить словцо, но сдержался.

Вскоре вооруженный до зубов отряд уже стоял в полном составе снаружи.

— Ну все, — с нетерпением произнес Вадим Георгиевич, — пора в путь.

Все направились в сторону блокпоста.

Все, кроме Домкрата.

Прогрессист поглаживал колесо Титана, поглядывая на махину как преданный муж, вынужденный отправиться от возлюбленной в длительную командировку.

Отчасти Матвей разделял чувства Домкрата. Их путешествие началось в Титане и продолжилось целый месяц. Его тесный, но уютный салон успел стать домом и крепостью. Даже его прежде показавшаяся неприятной «морда» похожая на орлиный клюв теперь виделась собирателю симпатичной и родной.

Покидать вездеход, казалось, сравни вступлению в бой полностью голышом, хоть они и имели при себе оружие.

Теперь они стали крайне уязвимы: не удрать, нажав на газ; не отстреляться, вытащив дула из щелей; не согреться от работы аккумулятора.

Увы, но другого выхода не было.

Домкрат еще минуту постоял возле своей возлюбленной, погладил напоследок по корпусу и нагнал остальных.

Матвей вел группу за собой, держа револьвер наготове. Сержант и Надя шли позади.

Они обошли искореженные танки и под гусеницами одного из них нашли позеленевший от плесени скелет в остатках разодранной в клочья военной униформе. Возле обглоданного локтевого сустава лежал автомат Калашникова с погнутым дулом.

Обойдя труп — все проходившие мимо осторожно перешагивали останки, будто боясь прикосновением оживить мертвеца — они прошли через блокпост и продолжили путь через

Оказавшись в гуще автомобильной свалки, они стали натыкаться на множество изувеченных человеческих останков. Целиком скелеты не встречались, только оторванные мерзляками части, разбросанные по всему шоссе.

Тихон поравнялся с Матвеем, обменялся с ним обеспокоенным взглядом — челюсть мальчишки слегка подрагивала — и едва слышно спросил:

— Это жуки сделали, да?

— Да.

— Гады, — пробурчал он в ответ.

Они шли по узким проходам между автомобилями, то и дело перешагивая, а порой и перепрыгивая дорожные чемоданы и сумки, из-за чего путь к Москве казался еще дольше. Порой перелизали по крышам машин, если не удавалось отыскать прохода.

За время, проведенное на судне и вездеходе, ноги Матвея успели отвыкнуть от долгой ходьбы. Они ныли, затекали, а при каждом неосторожном шаге подкашивались. Еще и небольшая одышка мучила, невидимой хваткой стиснув горло.

Тоже мне, собиратель, ругал себя Матвей, раскис ты, старина, разнежился, совсем хватку потерял.

Еще час назад он уверенно шел впереди, ведя за собой отряд. Но теперь его опередил сержант, предварительно упрекнув в медлительности.

— Я вот чего не пойму, — обратился к нему внезапно сержант. — На том корабле, Дьяволе, мы трупов не нашли, только кровь. Ты сказал, что мерзляки тел не оставляют. — Он слегка коснулся ногой черепа, встреченного у него на пути. — А это что тогда?

— Летуны не оставляют тел, — стал объяснять Матвей, — а это все работа ищеек и потрошителей.

— Потрошители?

— Да. Основная армия мерзляков, они встречались чаще всего во время Вторжения. Сами не жрут, а в основном убивают, разрывают на части и оставляют ищейкам обгладывать кости.

В разговор вступил Вадим Георгиевич, все это время идущий позади:

— Это они напали тогда, в Архангельске, перед эвакуацией. Визжат так противно, и быстрые еще гады…

— Самые опасный вид, — дополнил собиратель. — В них всего понемногу: быстрота ищеек и непробиваемость щелкунов. Встретиться хотя бы с одним таким будет проблемой. — Он обернулся через плечо в сторону старика: — Короче, молитесь, чтобы они нам не повстречались.

При упоминании потрошителей у Матвея засосало под ложечкой. К ним он питал особую неприязнь, поскольку именно эти твари убили его учеников, и не только. Один такой потрошитель обезглавил его мать много лет назад.

Потрошители…Одно только имя, данное им собирателями, вызывало в Матвее приступ ужаса и ненависти одновременно.

Вадим Георгиевич и Миша ушли вперед.

Рядом с Матвеем оказался Ясир, осторожно ступающий через останки.

Собиратель вдруг осознал, что за все время путешествия ему так и не удалось получше узнать врача. Да и сам Ясир, по всей видимости, не жаловал собеседников, предпочитая оставаться наедине с самим собой. По крайне мере за него это говорило постоянное одиночество, в котором он пребывал еще на судне.

— Отличная повязка, — осторожно, стараясь не навязываться, заговорил с ним Матвей. Он посмотрел на плетущегося позади Йована и Надю, вторая не отходила от него ни на метр с тех пор, как он лишился кисти. Оба о чем-то тихо и смущенно разговаривали.

Ясир последовал взгляду Матвея и улыбнулся уголком рта.

— Благодарю. Накладывание повязок было первым, чему меня научил отец.

— Он тоже был врачом?

— Да. — Его ответ прозвучал жестко, и Матвей подумал, что их небольшая беседа закончилась, но вдруг Ясир продолжил: — Откровенно говоря, вся моя семья по линии отца давала клятву Гиппократа. Вот и я не стал исключением.

Собиратель почувствовал неловкость от незнания как бы продолжить разговор и поэтому ни нашел ничего лучше, кроме как сказать:

— Я тоже всегда хотел быть врачом.

— Вот как?

— Да, лет с семи. Сразу после того, как отец прочитал мне какую-то сказку про доктора, лечащего зверят. Сейчас уже и не припомню название.

Матвей не лукавил. Будучи ребенком, он и правда некоторое время грезил спасать жизни, орудуя скальпелем и бинтами.

Собиратель хотел разузнать побольше об отце Ясира, но сбоку раздался жуткий шепот. Лейгур, идущий в паре метрах от них, стал бормотать на родном языке, напоминая помешенного. Следующий за исландцем Тихон замер на мгновение, посмотрел в сторону Матвея и осторожно проскользнул между двумя автомобилями, поравнявшись с Матвеем.

— Я догадывался, что у него с башкой непорядок, — тихо произнес мальчишка.

Капитан продолжал бормотать, не замечая остальных.

— Он шайтан, дьявол по-вашему, — повторил вот уже который раз Ясир. — Таким как он нельзя доверять.

— Да он вроде ничего, хотя бы в роли капитана, — вставил словцо Тихон.

— Дело не в этом, парень. В его глазах зло, я сразу это увидел, как только повстречался с ним. Еще за день до совершенного им убийства.

— О каком зле ты говоришь? — С недоверием спросил Матвей. Вся эта околомистическая чушь всегда задевала его, заставляя вступать в спор.

— Животное зло, — вполне серьезным тоном ответил Ясир и, сглотнув слюну, стал быстро рассказывать: — Приблизительно семь лет назад меня попросили отправиться на французскую станцию Конкордия, обучать местных оказанию первой помощи. Платили хорошо, расстояние небольшое, вот я и согласился. Это частая практика, когда станцию обмениваются специалистами в областях, которые им нужно улучшить.

Путь им преградил минивэн, который пришлось обойти левее.

— На время моего пребывания в Конкордии, помимо наставника, я также практиковал и свою основную деятельность. Ко мне приходили разные пациенты, я им помогал, а заодно подтягивал французский.

На лице Ясира образовалась ухмылка, которая немедленно сменилась серьезным выражением.

— И вот однажды, за пару дней до моего отъезда обратно на Тахадди, ко мне пришел мужчина по имени Альфред. Страшно худой, лет под сорок, несколько пальцев на руке отсутствовало — результат работы ледоруба, добытчика воды. Ко мне он обратился из-за колотой раны на правой ключице, из которой кровь так и хлестала. Он сказал, что во время рубки льда один из товарищей так сильно замахнулся киркой, что обухом ненароком задел его. В те времена еще не на всех станциях были электропилы, поэтому обходились топорами и кирками, лишь бы добыть воды.

Ясир вздохнул. Этот рассказ явно давался ему с трудом, но он решительно продолжил его:

— Я слабо верил в его слова, да и рана была мелковата для широкого обуха кирки. Но в тот день я так устал и так грезил скорее отправиться обратно домой, что не стал донимать его расспросами, молча обработав, зашив и перевязав рану. — Ясир посмотрел на Матвея и, перейдя на полушепот пробормотал: — Вот именно тогда я и увидел в этом Альфреде тот самый взгляд, один в один, что у нашего капитана — хищный, едва уловимый блеск. Я запомнил его навсегда.

— И ты отпустил его? — спросил завороженный рассказом Тихон.

— Да, и это было моего самой большой ошибкой в жизни, — выдохнул Ясир. — Внутренний голос подсказывал мне задержать его на минуту, расспросить как следует, возможно даже позвать охранников. Но я отпустил его. А уже тем же вечером он зарезал свою жену, нанес ей пятьдесят три ножевых ранения в отместку за то, что она, в попытке защититься, накануне порезала его тем же ножом. Как выяснилось позже, у этого Альфреда просто крышу снесло, он стал страшно ревновать жену, пока день ото дня колол лед. Все эти мысли, придуманные картинки в голове для него по итогу превратились в неоспоримую правду, заставив взяться за нож. Шайтан овладел его разумом.

Ясир коснулся рукава куртки Матвея и прошептал:

— Можешь не верить мне, Беляев, но именно в исландце я видел взгляд как и у Альфреда, прежде чем он убил ту девочку с отцом. Но это не главное. Главное то, что этот взгляд я вижу в нем до сих пор! Шайтан давно овладел им и что-то затевает, я в этом уверен. За ним нужно глядеть в оба и ни в коем случае не доверять, помяните мое слово.

Матвею нечего было возразить Ясиру, кроме только шайтана и прочей мистической чепухи. Ну отказывался он верить в эту чушь! И все же зерно сомнения Ясира медленно стало прорастать и внутри Матвея. Может, исландец и правда что-то затевает? Да и это требование развернуться обратно, якобы для «спасения наших жизней». Разве Лейгуру есть дело до их жизней? Возможно, за этой ширмой «спасения» он и правда скрывает свои умыслы, но какие?

Размышления Матвея прервались как только возглавляющий команду впереди сержант резко замер и поднял сжатую в кулак руку.

В стоящем поперек дороги автобусе что-то зашевелилось и издало протяжный писк…