Глава шестнадцатая

Катя слышала, как стукнула в избе дверь, — мать ушла на работу. Вчера вечером она сказала:

— Ну и долго ты еще будешь, как запечный таракан, дома сидеть? От одного стада отбилась, так хоть к другому прибейся. Ребята-то ваши каждый день на поле бегут, кукурузу полют. Мальчики к школе пристрой рубят. А ты…

Мать огорченно махнула рукой.

— Отец-то пишет: «Как там наша утятница трудится?» А я не знаю, что отвечать…

Отец Кати, комбайнер, лечился на курорте. Долго отказывался он поехать — в самое-то горячее время! — но Сергей Семенович настоял:

— С таким трудом тебе нужную путевку достали, а ты хорохоришься. Езжай, лечи свою печенку. И на твою долю работы останется!

Мать не на шутку сердилась, да и у самой Кати тяжело было на душе. «Перетерпеть бы мне тогда несколько дней, а там дожди прошли, теплее стало, — думала она с тоской. — А сейчас и вовсе солнышко все прогрело…»

Мать вдруг села на койку, охватила плечи дочери, заглянула в глаза.

— Катенька, иди на утятник, родная! Повинись перед девочками. Они еще срок-то продлили, на озере остались. Вижу ведь — и сама ты вся извелась. Как потом с ними в школе встретишься, чем отчитаешься?

Катя уткнулась в колени матери, расплакалась.

— Ну, вот, так-то лучше, — сказала та. — Завтра встанешь и иди. В печке каша еще теплая будет, поешь с молоком хорошенько.

И вот наступило солнечное, свежее утро. Катя раскрыла окно, выглянула на улицу. Из ворот напротив выскочил Коля и крикнул:

— Товарищ Смолин!

Видно, только что зоотехник прошел. Скрывшись за занавеской, Катя слушала разговор.

— Матери моей плохо, — говорил Николай. — Можно, я за врачом съезжу?

— Конечно, поезжай. Корма-то есть на озере?

— На сегодня, думаю, хватит… И зелени я много намолол.

«Силосорезку, значит, поставили, — догадалась Катя и отошла от окна. — Приберусь в избе, в огородную кадушку воды натаскаю, поем и пойду», — решила девочка, всячески откладывая свою встречу с подругами.

Выбежала во двор, схватила ведро, висевшее на колу у забора, и направилась в огород.

Возле калитки буйно разрослась трава. На широких листьях лопуха бисеринками лежала утренняя роса. Подобрав подол платья и скинув тапки, Катя пошла по мокрой траве к колодцу.

«Картошка-то нынче какая! — оглядела она мощную свежую ботву. — Наверно, как куст — так полведра будет!»

Стараясь думать о чем-нибудь веселом, Катюша прицепила ведро к веревке и стала опускать его в колодец, заглядывая в холодную зеленую мглу. Колодец был старый, глубокий. Только-только хватало веревки дотянуться до воды. Одним боком сруб почти врос в землю.

Вот ведро шлепнулось на воду. Катя энергично подергала за веревку, чтобы оно наполнилось, и медленно закрутила колодезный вал…

Вода была холодная-холодная, на поверхности плавали травинки. Катя захватила пригоршню и плеснула в лицо… (Вот так же тогда, в первый день на утятнике, плескались они водой из умывальника…).

Не утираясь, Катя с ведром пробралась к кадушке, стоявшей возле огуречных грядок.

Но что это? Кадушка полна до краев. А вчера вечером, когда они с матерью полили огурцы и помидоры, в кадке ничего не оставалось. Видно, мама встала пораньше и запасла воды.

«Это она все из-за меня. Чтобы я поскорее на утятник ушла, не задерживалась», — догадалась Катя. Нащупала на грядке пару крепеньких молодых огурчиков, съела их, ополоснув в ведре.

Оказалось, что и дома никакой уборки не требовалось. Пол вчера вымыли, половики вытрясли. Даже во дворе мама прошлась метлой.

«А я ведь еще поесть должна», — с радостью вспомнила Катя наказ матери и неторопливо нарезала хлеб, будто на большую семью, поставила чашку, рядом положила ложку… Заметив, что в солонке мало соли, пошла в сени, достала с полки берестовый туесок, наполнила солонку.

«Молоко еще принести надо», — Катя хотела было пойти в погребок, но увидела на окне маленький горшочек с влажными блестящими боками — мама принесла.

Каша пахла так вкусно, что больше девочка уже не стала тянуть. Деревянной ложкой вмешала в кашу кусочек сливочного масла и принялась за еду…

Деревню Катя пробежала быстро, не хотелось ни с кем встречаться. Только возле клуба чуть приподняла голову, искоса взглянула на афишу, прочитала: «Судьба человека».

Давно она не была в кино! А вчера, говорят, девочки с озера на последний сеанс приезжали.

За деревней пошла медленнее. Часто останавливалась, пропуская грузовики. Можно, конечно, поднять руку. Посадят. Но лучше пешком. Иногда сходила с дороги, перебирала пальцами колоски зреющей пшеницы.

«Скоро заходят по полю комбайны, птицы подбирать зернышки слетятся. Упадет на землю желтая пшеница, поляжет рядом с ней и недозрелая, а потом дойдет в валках. Это и называется убирать хлеба раздельным способом…»

Катя старалась думать о чем угодно, только не о предстоящей встрече с подругами.

Когда вошла в березовую рощицу, села отдохнуть на зеленую полянку. Сорвала несколько подсохших земляничинок, съела.

И снова пошла. Вон уже и утятник виднеется. Сердце заколотилось, дрогнуло. На загонах вроде нет никого. Второй-то раз кормить уток еще рано.

Озеро тихое-тихое, так и сверкает на солнышке.

Катя круто свернула с дороги к густым зарослям черемухи. Если идти вдоль них, можно неприметно оказаться возле овражка, где на костре варила когда-то Катюша завтраки, обеды и ужины…

Зашла в кустарник и удивилась: черемуха-то какая крупная! Нагнула ветку, стала торопливо собирать ягоды. Они были уже сладкие, только немного вязали во рту.

«Скоро совсем созреют… Много-то как!»

Оттягивая время и волнуясь все больше, Катя приближалась к утятнику. Скрывшись за последним кустом, стала наблюдать, что там делается.

В овражке сидит и чистит картошку Алька. Дежурит сегодня. Рядом лежат приготовленные сухие прутья, в ведре поблескивает вода. Вот перемыла картошку, крупно нарезала ее, залила водой и поставила кастрюлю на кирпичи. Подсунула и подожгла прутья. Они сразу затрещали, кастрюлю охватил яркий огонь, и до Кати донесся запах дыма. Из вагончика выскочила Стружка. Подойдя к Альке, спросила:

— Ты пюре сегодня готовишь?

— Ага…

— Сейчас девчонки с водорослями приедут, они уже недалеко от берега. Уток кормить надо.

Стружка побежала к причалу.

Катя не решалась выйти из своей засады.

«Лучше все-таки сейчас, пока Алька одна». Поборов волнение, Катя вышла на полянку.

Алька, увидев ее, растерялась, быстро взглянула в сторону озера, будто боялась встретиться с Катей без подруг.

— Обед готовишь? — ненужно спросила Катюша, подойдя к костру.

Алька кивнула, усиленно вороша костер: она не знала, как себя вести. Вчера только девчонки говорили о Кате и очень осуждали ее.

Катя присела к костру и тихонько призналась:

— Мне мама велела прийти и повиниться…

Алька усмехнулась и, открыв кастрюлю, подлила в нее воды. Кипение стихло.

— А у самой-то не варит? — спросила Алька и выразительно покрутила пальцем у виска.

— И сама я тоже надумала, — еле слышно проговорила Катя. — Очень к вам хочу…

На дальнем загоне послышались голоса, Алька вскочила и замахала руками.

Девочки, заметив ее сигнал, направились к костру. Увидев Катю, остановились.

А та обмерла, виновато опустив голову.

Люся подсела к костру и стала подбрасывать в огонь сухие веточки, хотя он и так ярко горел.

— Чего тебе? — наконец спросила Нюра.

Катя кашлянула тихонько, но не смогла ответить.

— «Повиниться» пришла, — сказала Алька.

— На небе солнышко увидела и «повиниться» пришла? — усмехнулась Нюра. — Долго же ты думала! Слыхала, как у нас утки судорогой болели?

— Сказывали мне… — прошептала Катюша.

— Сказывали, так почему ты тогда не пришла, когда у нас рук не хватало выхаживать их? Тогда бы и повинилась. А теперь, когда солнышко с неба не сходит, когда на загонах сухо, да силосорезка у нас заработала, — ты тут как тут?

— Наверно, услыхала по радио, что погода хорошая будет, — вставила Стружка и присела к Альке. — Ну, как пюре-то? — спросила так, будто и не было тут Кати.

Из вагончика вышла Светлана Ивановна и направилась в сторожевую избу. Нюра поспешно встала так, чтобы учительница не заметила Катю. Светлана Ивановна добрая, пожалеет. А Катерину проучить надо.

— Кончен разговор, — закруглила Нюра. — Сейчас мы и без тебя управимся. Пришла на готовенькое…

— Может, еще холода будут, — проронила Люся, усиленно теребя свою челочку!

— И в холода управимся!

— Кажется, Николай с кормами едет, — проговорила Стружка.

Девочки посмотрели на тракт, но повозка проехала мимо, не свернув к озеру. Катя хотела сказать, что не приедет Коля, мама у него заболела, но губы будто ссохлись…

— Ну, пойдемте уток кормить, а после обеда репетицию проводить станем, — скомандовала Нюра. Отойдя несколько шагов от овражка, вдруг повернулась и проговорила тихо:

— Уходи, Катерина. Слышишь? Без тебя управимся.

Катя, сдерживая подступившие слезы, побежала к черемуховым зарослям…

Загрузка...