Дорога в Рождество

-2-

Алексей вошел в зал ожидания, глянул на табло. До отправления оставалось полчаса, значит, посадка вот-вот начнется. Он подошел к буфетной стойке, купил несколько пирожков. Медленно двигающаяся буфетчица уже не казалась интересной, а лишь искусственно-манерной. Алексей вышел на платформу, предъявил билет молоденькой проводнице. Та с удивлением и страхом перевела взгляд с документов на него. Алексей опустил глаза. Прошел в почти пустой вагон, устало опустился на полку. День, которого он ждал так долго, заканчивался невесело… А ведь недавно казалось, что главное — выйти на свободу, а там все обязательно будет хорошо. Оказывается, еще нужно доказать всему миру, что ты — человек, что ты достоин просто жить. Нужно что-то решать, чего-то добиваться.

Решать и добиваться он не привык. В колонии все шло по распорядку, по команде да по приказу.

А раньше? Алексей в который раз прокручивал, как кинопленку, свою жизнь. Решал ли он что-то раньше?..

О самом раннем детстве он помнил мало. Обрывистые яркие картинки: вот улыбающаяся и такая красивая мама в голубом шелковом платье. А вот папа сажает его к себе на плечи, и мир кажется огромным, а все предметы становятся ниже. А вот они втроем в лесу, и трава кругом мягкая, яркая, а в ней — спелая сладкая земляника, и столько вокруг солнца, света, счастья… Слово «счастье» у него всегда ассоциировалось со вкусом лесной земляники. Этот чудный мир рухнул как-то вдруг. Просто папа стал приходить поздно, когда Алеша уже спал. Просто мама перестала шутить, и в доме чувствовалась какая-то тревога.

Родители никогда не ссорились при нем. А вот день, когда папа уходил, Алексей помнил хорошо. Отец небрежно побросал какие-то вещи в старый рюкзак, огляделся по сторонам. С чужой улыбкой посмотрел на него, Алешу. Попытался усмехнуться, хлопнул его по ладошке: «Давай пять, солдат!». Вздохнул и сказал:

— Не поминайте лихом. Так уж вышло… Нужна будет помощь — звоните.

— Спасибо, нам ничего не нужно. Проживем, — ответила мама, и за отцом захлопнулась дверь…

Только после этого она опустилась на табурет и заплакала. Алеша тоже плакал, забравшись к ней на колени. «У нас все будет хорошо», — шептала мама, убеждая то ли сына, то ли саму себя.

«У нас все будет хорошо», — всю остальную жизнь доказывала она. Себе, окружающим и бывшему мужу, который периодически звонил и спрашивал: «Как дела?»

Мама изменилась, стала редко улыбаться. Она много работала, боролась за что-то — и побеждала, ставила перед собой какие-то цели — и добивалась. Ее служебная карьера развивалась стремительно. Вот она уже заведовала отделом, а вот институтом, а вот заняла важный пост в горисполкоме. И чем выше она поднималась, тем меньше вокруг было друзей, тем больше оказывалось рядом чужих людей, старавшихся чем-то угождать. У Алеши было все: хорошая квартира с самой современной мебелью, лучшие игрушки. У него первого среди ровесников появился компьютер… В доме был идеальный порядок, который наводила домработница, и он не знал, что такое домашние хлопоты. В школу его возил шофер, и он не понимал, что значит «давка в транспорте»… Он учился в лучшей гимназии и был одним из лучших учеников. Не потому что ему этого хотелось — просто сын такой матери не мог плохо учиться… Когда в девятом классе вдруг возникли проблемы с английским, тут же появился репетитор, и проблемы были решены… Он не знал слов «очередь», «дефицит», «нет денег». Ему завидовали. Алеша воспринимал все это как само собой разумеющееся, был спокойным, послушным, рассудительным.

Но иногда во сне он видел земляничную поляну, и большого сильного папу, и маму в голубом шелковом платье… Во сне мама улыбалась. А наяву она будила его в школу — всегда собранная, подтянутая, в безукоризненном деловом костюме — и бесстрастным голосом перечисляла, что он должен сделать сегодня…

Детство пролетело, и вот уже мама решила, в какой институт он должен пойти учиться. Кому-то позвонила, что-то передала, и Алексей стал студентом престижного вуза. Вольная студенческая жизнь — дружеские посиделки с гитарой, общение с красивыми веселыми девушками, уютные бары и шумные вечеринки — увлекала, казалась замечательной. Впрочем, и в институте он учился старательно и хорошо. Иначе не мог — подсознательно чувствовал, что «должен соответствовать».

Проблемы и волнения при распределении на работу его тоже не коснулись. Мама все решила наилучшим образом, и Алексей стал работать в перспективном конструкторском бюро. Только сейчас она дала ему понять, что он уже взрослый, ослабила контроль и признала его право на личную жизнь. Впрочем, он и раньше не видел повода бунтовать. «Взрослая» жизнь оказалась еще заманчивее. Дружеские вечеринки теперь проходили «на высшем уровне» — с коньячком и лучшими винами. Неизменным атрибутом подобных вечеров были девушки — все как на подбор, будто только что с подиума. Первое время у Леши даже голова кружилась от их взглядов и прикосновений. Но постепенно он привык и понял, что их улыбки — заученные, движения — профессиональные. С этими девушками приятно было проводить время, но не более того. И хотя многие из красавиц мечтали о чем-то большем, глядя на умного и красивого парня, одетого в шикарные вещи и разъезжающего на лучших машинах, он их кандидатуры всерьез не рассматривал. Отношения с друзьями, такими же «благополучно упакованными», казались ему более важной частью жизни.

Все текло по раз и навсегда установленному распорядку, до того страшного дня… Ему позвонила мамина секретарша и попросила срочно приехать. Такого никогда раньше не случалось. Алексей немедленно сорвался с работы и помчался в центр, к знаменитому зданию, которое теперь называлось «мэрия». Вбежав в приемную, он увидел каких-то растерянных людей. Алексей распахнул дверь в кабинет… Мама, ужасно бледная, полулежала в кресле, вокруг нее суетились медики в белых халатах. Молоденькая девушка со шприцем в руке кричала, что невозможно найти вену. Пожилой врач включал какие-то приборы, щупал мамин пульс, что-то еще делал. Сколько он простоял в дверях, Алексей не знал. И вдруг врач беспомощно развел руками: «Бесполезно. Уже ничем помочь нельзя». Медсестра опустила руку со шприцем. Алексей закричал, наверное, впервые в жизни…

Его пропустили, он подбежал к матери, взял ее за руку и… понял. Молча, ни о чем не думая, опустился на колени у ее кресла…

Потом были похороны. В доме толклись незнакомые люди, повсюду стояли цветы, суетились какие-то женщины. На ужасном мероприятии, называемом гражданской панихидой, все говорили казенные слова о том, что «она горела на работе, и сердце не выдержало».

«Чего не выдержало ее сердце?» — беспрестанно думал Алексей. Может быть, она устала носить маску благополучия и уверенности, устала от одиночества, может быть, он, Алеша, что-то делал не так? Ведь он никогда не задумывался о том, что чувствовала мама, успешно шагая по жизни…

И вот квартира опустела, телефон перестал разрываться от звонков. Надо было жить дальше, и Алексей попробовал — он вовремя вставал, вовремя ходил на работу, прилежно трудился, что-то ел. Ему казалось, что это сон и что все должно наладиться и стать, как прежде. Но ничего не налаживалось. Друзья попробовали вытянуть его на пару вечеринок. Ему было тошно и от пошленькой музыки, и от холеных красавиц, пытавшихся изо всех сил утешить «милого Лешеньку». Впрочем, коньяк успокаивал. И вот уже Алексей стал выпивать и дома, в одиночестве… Иногда думал: отчего теперь все так плохо, неужели он так сильно любил мать? И понимал, что мать была той опорой, на которой строилась его жизнь. Теперь опоры под ногами не было, и он куда-то падал.