Если завтра случится

Глава 34

Данила

Итак, пацаны, вроде как, окончательно приняли меня в свою компанию. Надеюсь, после сегодняшнего даже сварливый «дед» Кирилл смягчится и изменит своё отношение ко мне в лучшую сторону.

Вот он, с озабоченным выражением лица стоит надо мной.

— Где херов лекарь? — обеспокоенно осматривает моё плечо, истекающее тёмно-алой жидкостью.

— На подходе, — нахмурившись, сообщает Паровоз. — Ты как себя чувствуешь, Дань?

— Нормально.

Получить пулю больно и неприятно, но в моём случае вполне себе терпимо.

— Нормально, — ворчит Дымницкий. — Там артерия находится, между прочим.

— Знаю.

— Мне кажется, артерия не задета, — выдвигает свою версию Череп. — Иначе Данька бы уже того, отправился к праотцам на небеса.

— Так ещё не вечер.

— Ну спасибо.

Трель дверного звонка свидетельствует о том, что пришёл Айболит. Илья тут же резко поднимается с дивана и идёт открывать ему дверь.

— Климов-Климов… Ты на хрена пошёл за нами? Русским языком было сказано ждать в машине, — Дымницкий качает головой, явно осуждая мои действия.

— Вас долго не было. Я решил проверить, всё ли в порядке, — чуть меняю позу и сильнее прижимаю к ране испачканное кровью полотенце.

— Проверил?

— Кир, если б не Даня, неизвестно, чем бы вообще дело кончилось.

— Согласен. Клим — молоток, не растерялся. Появился из ниоткуда, как хренов Марвэловский супермэн. Вырубил Жорика и вернул нам возможность контролировать ситуацию. Отвлекающий манёвр ёпта, — смеётся Калашников, хлопая меня по здоровому плечу.

Да уж. Заварушка вышла та ещё.

— Я очканул конкретно, — честно признаётся Черепанов. — Думал, там и закопают нас в этом лесу. Навечно.

— Обломятся, — подаёт голос Динамит, вальяжно развалившийся в кресле.

— Ладно это, но на кой икс ты закрыл меня собой у машины? — продолжает наезжать на меня Дымницкий.

— Рефлекс.

— Кто просил? — его глаза горят недовольством и… тревогой?

По ходу, Дым всерьёз переживает за мою шкуру, хоть и не испытывал ко мне раньше особой симпатии.

— Наш подстрелыш здесь, — слышим Паровозова, и уже в следующую секунду перед нами появляется доктор.

— Освободите место рядом с пострадавшим, — командует этот неприятный на вид старикан.

Дымницкий и Черепанов тут же от меня отходят. Калаш тоже отступает на шаг, чтобы не мешать.

— Что от нас нужно, док?

— Горячая вода, остальное у меня с собой, — ставит на передвижной столик кейс внушительного размера и наклоняется ко мне, чтобы оценить урон.

— Сейчас организуем.

— Дай взглянуть, — внимательно осматривает рану, после чего выносит вердикт. — Жить будет.

— Слава Богу.

— Бог тут ни причём, чистое везение. Бабло налом заранее готовьте, — командует Светило медицины.

Паровозов просит Калаша принести кэш.

— Ещё ниче не сделал, а уже требует гонорар… — недовольно хмыкает Динамит, — глядя на происходящее.

— Чё ж без меня не справились, умники? Сюда ставь, — указывает старикан Черепанову. (Тот притащил с кухни чайник и миску). — И пусть все выметаются вон. Здесь вам не развлекательное шоу.

— Да мы ж тихо, не жужжим даже, — возникает Антон.

— Парни… — Илюха взглядом просит пацанов удалиться, но вот сам, кстати, остаётся. Контролировать процесс.

— Щас будет больно, — предупреждает лекарь, поливая руки спиртом.

— Дать ему выпить?

— Уже не спасёт, — зажимает пальцами щипцы.

— Ори, Дань, если что, — разрешает Паровозов, сочувствующе на меня глядя.

Орать не собираюсь. Я ему девка, что ли?

Стиснув челюсти, молча терплю манипуляции врачишки и всё же мысленно благодарю Всевышнего за то, что, выражаясь словами Черепанова, не отправился к праотцам на небеса.

Очередное лето пролетает, не успеваю моргнуть и глазом. За ним приходит осень: серая, холодная и дождливая.

Если говорить о переменах, случившихся в моей жизни за этот период времени, то стоит выделить следующее.

Пункт первый. С пацанами Паровоза удаётся сдружиться намертво. Дым. Череп. Калаш. Мы с ними не только мутим совместные дела, но ещё и проводим большую часть свободного времени.

Пункт второй. У меня появляются деньги. Отсюда вытекает пункт третий: мне наконец-то удаётся снять собственную квартиру, в которой я проживаю самостоятельно. Один.

Невыгодно, да, с точки зрения ежемесячного платежа, но зато какой кайф в плане комфорта и удобства! Детдомовцы меня однозначно поймут. Красота… Полная свобода. Хочешь, иди ночью опустошай холодильник. Хочешь, смотри телек до утра, спи до обеда и валяйся в ванной битый час. Никто не потревожит.

Помню, первое время даже как-то не по себе было. Потом привык и стал ценить это своё уединение, поскольку раньше совершенно не имел представления о том, что это такое.

— На следующую субботу ничего не планируйте, — Паровозов подходит к окну и щёлкает зажигалкой.

— Чё, куда едем? — Черепанов играется с цветной пружинкой. Где достал — непонятно. Сидит, как придурок, на неё залипает.

— К Дягилеву отправимся на дачу. Там его и щеманём.

— Это тот тип, который автомастерскую Эмиля отжать хочет? — уточняет Калашников.

— Да.

— Что по людям?

— Охранник в доме, водитель. Итого двое.

— Всего-то?

— Жадный. Экономит на всём.

— Глупо. Безопасность превыше всего, — хмыкает Дымницкий, отбирая у Черепанова пружинистую хренотень.

— Нам такой расклад только на руку.

— А по поводу семьи что? Жена, дети? — спрашиваю я.

Обычно мы стараемся не впутывать в наши разборки посторонних.

— Предполагается, что на даче он будет с любовницей.

— Как предсказуемо.

— Действовать будем по плану. Чуть позже вас сориентирую, — Илья поднимает голову и выпускает вверх кольца дыма.

— Оукей.

— А Дягилева никто не крышует случаем? — предусмотрительно интересуется Кирилл.

— Нет. Говорю же, жадный. Сами знаете, крыше надо регулярно платить, а он не из тех, кто станет это делать.

— Ну и дебил. Позарился на чужое, лишится по итогу своего, — оскаливается Динамит.

— Не перестарайтесь в плане физических увечий. Жмурики нам не нужны. Цель — припугнуть.

— Без Б. Посадим на очко.

— Что по Рябову?

— Малевич нарисует карту объекта и обмозгуем.

— Лады.

— Вот бабло от Рашида за прошлый месяц, он доволен нашей работой, — Паровозов кладёт на стол пачку денег.

Черепанов присвистывает и откладывает в сторону свою дурацкую игрушку.

— Разделите поровну.

— Гуляем! — Тоха радостно стягивает резинку с купюр.

— Отложи на что-нибудь полезное.

— Не откладывай на завтра то, чем можешь воспользоваться сегодня.

— В клуб-то едем?

— Надо отметить первый серьёзный куш.

— Поехали! Тёлочки, бухло, — воодушевляются пацаны. — Илюх, ты как?

— Я занят сегодня, — коротко бросает Паровозов и тушит окурок о пепельницу.

— Опять ментяру свою выгуливаешь? — недовольно цокает языком Динамит, имея ввиду Сашку, его девчонку. Ментяру — потому что она учится в университете МВД.

— Базар фильтруй свой, — Илья пригвождает его взглядом к полу и, попрощавшись с нами, уходит.

— Как будто мало других баб кругом.

— Саша — хорошая девчонка, Дим. А погоны… Так это батино желание.

— Хорошая, Череп, обвинила тебя в краже, если ты забыл, — цедит сквозь зубы.

— У неё были причины думать на нас.

— Не было причин.

— Она извинилась.

— Мне насрать.

— Завязывайте, — вмешиваюсь, дабы прекратить зарождающуюся ссору.

— Едем в клуб?

— Погнали, оторвёмся.

Начинают собираться. Я тоже встаю.

— Клим, ты с нами?

— Нет.

— Ещё один сливается.

— Я домой. Башка трещит.

— Так надо бахнуть виски — и мигрень ушуршит, — советует Черепанов.

— Спать лягу, — говорю, уже обуваясь в прихожей.

— Ясно. Минус один, — подытоживает он расстроенно.

На улицу высыпаем толпой. Там с пацанами я прощаюсь и через дворы пешочком добираюсь до своей пятиэтажки.

Поднимаюсь в квартиру. Закинувшись таблеткой от головной боли, скидываю шмотки и забираюсь в постель, чтобы поспать, как планировал. Да только ни черта не выходит. Пульсирует в висках так, что уснуть попросту не представляется возможным.

Промаявшись час или два, врубаю телек и беру в руки телефон. Там горит уведомление о непрочитанных сообщениях. Тоха шлёт голосовые и фотки со стриптизёршами. Видимо, чтобы показать, как много я потерял, не поехав с ними.

Закрываю мессенджер. Блокирую экран. Дотягиваюсь, чтобы взять яблоко с тарелки.

Снова снимаю блок, захожу в браузер. Зачем-то забиваю в поисковик «Анастасия Зарецкая, балерина».

Исправляю на «Анастасия Джугели, балерина» и тут же давлюсь вышеупомянутым яблоком.

Да ну на фиг?

Аж привстаю на локтях.

Настя в Москве.

Открываю ссылку и да, вижу её фотку среди солисток Большого.

Билет куплен.

Глупая затея, но с тех самых пор, как я узнал о том, что Настя в Москве, ни о чём другом думать не могу.

Этим вечером я стою на Театральной площади. Любуюсь воочию величественным зданием самого знаменитого в России театра.

— Вот, собственно, и Большой.

Ян Абрамов, знакомый Илюхи, работающий художником в автомастерской Эмиля, — москвич и бывал здесь не единожды, но я вижу, что даже он заинтересован данным памятником архитектуры.

Могу понять. Масштабно, чёрт возьми. Не поспоришь.

— Что над фасадом?

— Квадрига Апполона, — парень поднимает голову вверх. — Покровитель искусства. Древние греки в своих мифах рассказывали про четырёх коней бога Солнца, Гелиоса. Гелиосова колесница позже стала упоминаться вкупе с солнечным богом Аполлоном. Каждый из коней имеет своё символическое значение.

— Ясно. Где-то я уже видел эту скульптуру, — усердно напрягаю память.

— Сторублёвая купюра.

— Точняк!

— Из-за изображения на ней обнажённого Апполона случился самый настоящий скандал, — хмыкает он.

— Что за скандал?

— Кто-то из депутатов пытался требовать у Центробанка изменение… детализации.

— В смысле?

— Нагота Апполона вызвала горячие споры. В особенности одна пикантная часть его тела.

— И что в итоге? Перерисовали?

— Нет. Всё осталось прежним. Как было изначально задумано Клодтом, скульптором. Но там наверху да, вроде как фиговый листок с недавних пор имеется. Идём, — Кучерявый вальяжной походкой шагает в сторону колонн, и я нагоняю его у ступеней. — Надеюсь, хватило ума не притащить с собой пушку или нож? — спрашивает у входа.

— Я чист как младенец.

— Билеты распечатал?

— А надо было? — виновато на него таращусь.

— Климов-Климов, — вздыхает, залезая в карман, откуда секундой позже достаёт всё необходимое.

— Спасибо.

— Не благодари, — проходит через рамку первым. Я соответственно следом.

Так-то без Яна я бы точно не справился. Этот парень помог мне подобрать прикид для театра и выбрать нормальные билеты, ибо сам я ни фига не шарю. Партер, амфитеатр, бельэтаж, — для меня все эти слова подобны заклинаниям.

— Как давно он существует? — разглядываю широкие лестницы, ведущие наверх и потрясающий интерьер.

— Большой театр изначально именовали Императорским. Тот вариант здания, который мы видим сегодня, относится к тысяча восемьсот пятьдесят шестому году. До него несколько его предшественников пострадали при пожаре. Самый разрушительный случился в пятьдесят третьем. Театр горел три дня и по сути от него остались лишь каменные стены и колонны. В общем, здание реставрировали и не раз. Последняя реставрация длилась лет шесть.

— Долго…

— Ты хоть представляешь, сколько было проделано работы? — косится на меня, как на дурака. — Восстанавливали исторические детали здания, перестраивали, переоснащали его технически. Одна сцена чего стоит. Сейчас театр полностью модернизирован.

— Молодые люди, гардероб, там, — вежливо обращается к нам работник театра.

— А то мы не в курсе, — двигаясь в указанном направлении, ворчит себе под нос Ян.

Людей в театре много. Большинство из них, как и рассказывал Абрамов, выглядят подобающе и одеты должным образом. Женщины с причёсками, украшениями, в платьях и на каблуках. Мужчины — в костюмах. На их фоне молодёжная пара, облачённая в джинсы, смотрится действительно максимально неуместно. Хорошо, что у меня хватило ума посоветоваться по поводу своего внешнего вида.

Ян передаёт своё пальто улыбающемуся парню, на шее которого красуется бабочка. Поступаю также.

— А дальше нам куда? — ныряем в толпу.

— Жвачку выплюнь для начала, — проводит ладонью по волосам, хмуро глядя на своё отражение в зеркале.

Делаю, что сказано. Избавлюсь от жвачки. Потом в холле снимаю пиджак и поправляю белоснежную рубашку, ощущая себя не в своей тарелке.

— Пошли в буфет. Так не пойдёт, тебе нужно немного расслабиться, — констатирует Ян, от пристального взгляда которого моё волнение скрыть не удаётся. — Нам сюда.

Заходим в лифт. Пассажиры там разномастные. Старушенция в шляпке с вуалью. Три хихикающие девчонки, активно стреляющие в нашу сторону глазами, и возрастная пара: толстый коротышка с лоснящейся лысиной и высокая дама в длинном, вечернем платье.

Вскоре мы оказываемся на нужном этаже.

— Сколько их, кстати? — задаю Кучерявому вопрос, абсолютно уверенный в том, что ответ он знает.

— Над землёй семь. После реконструкции под землёй ещё шесть.

— Да ладно? И как такое возможно? — искренне удивляюсь.

— Благодаря технологиям подземного строительства общая площадь Большого была увеличена в два раза. Появились новые помещения, репетиционный зал, концертный зал под Театральной площадью. При этом внешние границы театра на поверхности не изменились.

— Обалдеть…

Пока заказываем и распиваем небольшое количество алкоголя, Ян выдаёт ещё пару любопытных фактов. Видно, что архитектура и всё, что с ней связано, очень увлекает парня. Ему, возможно, стоило бы этим заняться.

— Ну а теперь главное, историческая сцена, — объявляет Абрамов, когда десять минут спустя мы входим в зал, полукруглый, с четырьмя ярусами, украшенный золотом и красным бархатом.

Снова раздаётся звонок.

— Их три, — терпеливо объясняет Ян, замечая выражение некой растерянности на моей морде. — Первый звонок оповещает о том, что двери зала открылись, второй — призывает зрителей занять свои места, а третий предупреждает, что двери в зал закрываются и спектакль вот-вот начнется.

Капец я невежда. Ничё не знаю.

От помощи работника театра Ян отказывается. Сам ведёт нас к нужным местам. (За них мы, между прочим) отвалили кучу денег.

— Это и есть партер?

— Партер. А ты хотел сидеть вон там? — взглядом указывает наверх.

Отследив траекторию, вскидываю бровь.

Да уж. Оттуда я Настю точно не увижу.

— Это амфитеатр, там бенуар, бельэтаж, — продолжает просвещать меня.

— Хрена се люстра! — аж присвистываю.

— Вес две тонны. Свыше трёхсот ламп, двадцать пять тысяч хрустальных украшений, преломляющих и отражающих свет. Бронза, покрытая сусальным золотом.

— Классная.

— Раньше газовые лампы взрывались.

— От перегрева, — догадываюсь я.

— Бывало, что осколки летели прямо на головы зрителей.

— Стрёмно. Сейчас лампы электрические?

— Да.

— Слушай, а для кого те места?

— Пальцем не показывай, — делает мне замечание. — Центральное ложе. Иногда называют Царским, Императорским. В основном там всегда заседали политические деятели. Хрущёв, Андропов, Горбачёв, Ельцин, Елизавета Вторая, Принцесса Диана. Продолжать?

— Я понял. Откуда ты столько всего знаешь? — в очередной раз поражаюсь уровню его интеллекта.

— Садись. На, программку полистай, — вкладывает её мне в руки.

Правда толком ознакомиться с ней не успеваю. Гаснет свет. Поднимается великолепный занавес, начинается спектакль, и слежу я за развивающимися событиями пристально.

Что по сюжету…

В первом действии нам показывают маленькую, тихую деревушку, в которой живут простые люди. Молодая девушка Жизель радуется солнцу и пению птиц. Она влюблена и счастлива, но счастье это длится недолго. Лесничий, испытывающий к девушке чувства, рассказывает ей про обман возлюбленного. Типа что тот не простолюдин, а скрывает своё дворянское положение. Жизель в афиге от его коварства. Если коротко, она сходит с ума и умирает.

Второе действие разворачивается на кладбище. Тот самый Лесничий, мучаясь угрызениями совести, приходит на могилу Жизель. Вокруг него танцуют умершие невесты, кружат парня в хороводе. По итогу, он падает замертво.

В одну из ночей появляется на кладбище и горе-дворянин, страдающий по девушке. Его тоже окружают призраки невест, но ему помогает Жизель, чья любовь оказывается сильнее смерти.

Как-то так, если опустить второстепенные детали.

В целом, я подзавис и мне понравилось.

— Отомри, Дань.

Под конец спектакля мои ладони, сжимающие букет, мокрые, а сердце встревоженно лупит о рёбра. Виной тому, конечно, Настя. Ведь в какой-то момент я вдруг узнаю её и безошибочно выделяю среди других балерин.

— Цветы передавать собираешься? — интересуется Ян, равнодушно наблюдая за тем, как зрители покидают зал.

— Мне самому отдать надо, — встаю.

— Стопэ, Данила, на сцену и за кулисы ты не попадёшь.

— Тогда как? — начинаю нервничать, потому что чувствую, что мне стоит поторопиться.

— Харэ уже палиться, тут может быть её муж. И не надо так на меня глазеть. Инфу про Джугели я успел погуглить ещё в буфете.

Поджимаю губы.

Увидел значит, как я проверял состав артистов балета, забивая в поисковую строку её имя и фамилию.

— Бабло есть с собой? — спрашивает, задерживая взгляд на женщине в униформе.

— Есть, — лезу в карман брюк.

— Давай сюда. Щас организую тебе встречу через капельдинера, — забирает у меня деньги, после чего решительно направляется в сторону работника театра.

И что вы думаете?

Через пару минут Ян возвращается с преспокойным выражением лица и сообщает о том, что я должен пройти в Белое фойе. Выйдет ко мне Настя или нет — непонятно, но в любом случае, попытаться встретиться необходимо.

— Белое фойе? Это где? — хмуро переспрашиваю, не сориентировавшись.

— Алё! Мы там были в антракте. Лестница, рояль.

— Ааа…

— Ты не говорил, что страдаешь топографическим кретинизмом. Идём, провожу, — движется к выходу.

— Она выйдет ко мне?

— Не факт. Возможно та тётка в толстых колготанах так и не передаст ей букет и моё сообщение. Поедет домой, поставит шикардосный веник в вазу и отправится в супермаркет тратить твою капусту.

— Что ты попросил передать Насте?

— Что старый друг хотел бы выразить своё восхищение её талантом лично.

Умник Кучерявый. Сообразил, что нельзя выдавать мои реальные данные этой женщине. Мало ли что. Бережёного, как известно, Бог бережёт.

— Короче жди. Пойду в уборную.

— Куда?

— В сортир, Дань. Стой тут и никуда не уходи.

— Понял, — принимаю инструкцию.

— Давай. Внизу стрельнёмся.

Киваю и чтобы хоть как-то отвлечься от накатившего нервного перенапряжения, принимаюсь расхаживать взад-вперёд, осматривая невероятное, кричащее великолепие.

Людей тут, кстати, по пальцам посчитать, да и те задерживаются недолго. Разве что охранник, который дежурит у лестницы, никуда, по ходу, не собирается.

Дёргаю давящий на горло ворот, расстёгиваю рубашку на пару пуговиц и досконально изучаю диковинный рояль белого цвета. Перехожу на настенные росписи, позолоту.

В какое-то мгновение мне на плечо аккуратно ложится чья-то ладонь. Маленькая. Совершенно точно Настина.

Поворачиваюсь к ней и, когда встречаемся глазами, бомбить внутри начинает пуще прежнего.

Немая пауза затягивается.

Настя убирает руку. Сглатывает.

— Дань? — растерянно шепчет, изумлённо моргая. — Это ты? Правда ты? — прижимая к груди цветы, внимательно и цепко всматривается в моё лицо.

— Привет, Насть, — способность говорить обретаю не сразу. Такая она невероятная вблизи. Красивая. Взрослая. Совсем другая… — Как ты, Насть?

— Нам не стоит здесь общаться, — её голос дрожит. Она встревоженно оглядывается назад. — Извините, у вас не найдётся листка и ручки? — обращается к капельдинеру, проходящему мимо.

Капельдинер. Хоть одно умное слово за вечер запомнил.

— Конечно.

— Напиши, пожалуйста, адрес и телефон, — взволнованно просит Настя, трясущимися пальцами передавая мне канцелярские принадлежности.

Не задаю больше никаких вопросов. Молча пишу корявым почерком и то, и другое. Отдаю ей листок.

— Хорошо, — сворачивает его и прячет. — Мне нужно идти. Я позвоню тебе, — кивает и исчезает из фойе также быстро, как появилась…