Если завтра случится

Глава 7

Настя

В нашем хореографическом училище работал один преподаватель, Карина Викторовна Зоич, довольно строгая и легко выходящая из себя женщина. Когда она ругала нас по делу и без, частенько угрожала тем, что заставит танцевать на битых стёклах. Якобы в наказание. Мы же, в свою очередь, хоть и побаивались Зоич, но никогда не воспринимали её слова всерьёз. Не думали, что подобное произойдёт. Пугала и пугала вроде как…

Я даже и представить не могла, что однажды это случится. Причём не в хореографическом училище, а в чёртовом бомбоубежище…

Агрессивный появился внезапно. Подошёл к кровати, на которой я лежала, довольно грубо растолкал меня и велел идти в соседнюю комнату.

Я на тот момент чувствовала себя очень плохо. Жутко болела голова, дико першило горло, тело горело от повышенной температуры. Спросонья не сразу сообразила, чего он конкретно хочет. В итоге замешкалась, и в комнату бугай потащил меня чуть ли не за волосы.

Проорался. Разбил бутылку. Достал телефон и пистолет. Спросил, готова ли я станцевать для папы…

Козёл…

Кашляю и морщусь.

Ступни в крови. Мне очень больно. Поранилась о стёкла. Пострадали пальцы и стопы.

Тяну левую ногу к себе.

— Не двигайся.

Вздрогнув, замечаю присутствие того, второго. Вздыхаю с некоторым облегчением. Несказанно радует тот факт, что он вернулся без своего мерзкого подельника. Клянусь, я стала люто его ненавидеть!

— Дай посмотрю, — кладёт на пол потрёпанного вида аптечку и садится рядом.

— Не надо, уйди.

— Да подожди ты! Там осколки, по ходу.

— Я сама, — упираясь, шепчу хрипло.

Не успеваю среагировать. Горячие пальцы касаются моей лодыжки и поднимают стопу вверх, фиксируя её на коленке второй ноги.

— Твою мать.

— Оставь мою мать в покое! — пищу, разнервничавшись. — И ногу тоже! — снова захожусь в приступе кашля.

— Стой, Настя, надо достать стекло, — подсвечивает фонариком ступню. — Не двигайся! — недовольно командует, когда я всё же предпринимаю попытку воспротивиться. — Замри, я сказал!

Сказал он!

Господь милостивый! У меня нет сил драться. Всё, чего я хочу, это просто лечь в кровать под одеяло. Настолько отвратительно разбитой себя чувствую.

Оперевшись затылком о холодный бетон, молча наблюдаю за тем, как алая жидкость стекает по жилистому запястью, испещрённому венами.

Моё внимание снова привлекает шрам. Опять испытываю странное, необъяснимое чувство дежавю. Как будто где-то его уже видела.

— Терпи.

Вижу, как поливает ступню чем-то, напоминающим по запаху аптечный спирт, и, сосредоточившись, извлекает осколки. Один за другим.

— Ссс… — непроизвольно напрягаюсь всем телом и делаю глубокий рваный вдох.

Ай-яй-яй. Больно.

— Тут всё, — по новой поливает порезы той вонючей жидкостью, после чего достаёт из аптечки широкий пластырь и бинт.

— Я сама, — тянусь, чтобы забрать его, но парень, резко дёрнув рукой в сторону, лишь раздражённо цокает языком.

— Не мешай мне, — выразительно на меня смотрит, а потом продолжает. Плотно и умело заматывает всю ступню бинтом. Я же всё это время стараюсь не думать о том, что ко мне прикасается человек, меня укравший.

Зачем помогает? Что за аттракцион невиданной щедрости? Это мои слёзы так подействовали?

— Вторую давай, — вынуждает поменять ноги местами.

Зажмуриваюсь, поджимая губы. Как же мне неприятно… Там так сильно щиплет и пульсирует.

— Сколько это длилось? — слышу его голос, но нарочно не отвечаю вслух.

Сколько? Это, к счастью длилось недолго. Он появился в подземелье очень вовремя.

— Идём.

От неожиданности за него хватаюсь, потому что он ни с того, ни с сего решает поднять меня на руки.

— Отпусти! Поставь! — наряду с негодованием чувствую внезапно накатившее смущение. Я же не в театре. И это не мой партнёр, а совершенно чужой, незнакомый мне парень, решивший без спроса нарушить личные границы.

Оказавшись на кровати, спешу от него отстраниться. Он мокрый и пахнет дождём. Это всё, что улавливает дурная голова.

Уходит, однако не успеваю залезть под одеяло, чтобы согреться, как он возвращается в комнату, с пакетом и бутылкой воды в руках.

— Надо измерить, — протягивает термометр.

— Засунь его себе знаешь куда, — прикладываясь к подушке, бормочу тихо.

— Тебе сейчас туда засуну, — отзывается зло и лезет ко мне с этим грёбаным термометром.

— Да сама я, сама! — выхватываю градусник и прячу под мышкой, нехотя принимая сидячее положение.

Этот принимается шуршать зелёным пакетом. Что-то достаёт и выставляет на тумбочку.

Искренне удивляюсь минутой позже, когда оказывается, что это лекарства. Спреи, таблетки, порошок.

— Какая забота… — шмыгаю носом и подтягиваю одеяло к подбородку.

— Не обольщайся. Это чтобы ты не откинулась, — бросает через плечо.

Хочется сострить, но сил нет абсолютно. Голова чугунная, кашель давит, нос заложило.

Термометр противно пищит, информируя о том, что готов сообщить результат.

Достаю его, успеваю заметить тревожные тридцать девять с половиной до того, как градусник самым наглым образом изымают.

— Пей это.

Хмуро взираю на таблетки.

— Или сначала мне пить? — спрашивает он язвительно.

— Да. Пей ты, а я не буду! — заявляю воинственно.

— То есть собираешься здесь «того»…

— А почему бы и нет? За бездыханное тело дочери губернатора вряд ли кто-то станет платить, правда?

— Будь уверена, в этом случае твои родители никогда тебя не увидят и не найдут. Ты обрекаешь их на вечные страдания. Они будут считать, что ты без вести пропала. Будут с этим жить, день ото дня. Будут ждать и надеяться на что-то. Годы, десятилетия… Знаешь, сколько таких историй? — спокойно выдаёт он, искусно манипулируя моими чувствами.

— Ты…

— Пей и ложись. Или буду закладывать колёса на корень языка. Опыт у меня есть. Лечил так свою собаку, — вкладывает в мою руку стакан с водой и кидает блистер на постель.

— С собакой меня сравниваешь? Серьёзно? — стискиваю челюсти от негодования и сжимаю стакан пальцами покрепче.

— Есть между вами что-то общее. Аляска тоже периодически бешенством страдала.

Ну гад!

— Да пошёл ты! — выплёскиваю на него содержимое стакана.

Фыркает и усмехается. Эмоций не распознать, лицо полностью закрыто балаклавой.

— Нет. Пожалуй подожду, пока спадёт температура, — проявив чудеса терпения и проигнорировав мою выходку, ставит бутылку на кровать, после чего принимается стаскивать с себя мокрую толстовку.

Футболка норовит отправиться вслед за ней. Цепляется за кофту и задирается, оголяя сухой, по спортивному сложенный живот.

Отвожу взгляд. Щёки отчего-то вспыхивают. Или это просто от высокой температуры так мне кажется.

— На улице дождь? — зачем-то вылетает из моего рта.

— Как видишь.

Пружины скрипят и проседают под его весом. Краем глаза отмечаю, что устроился у самого края. Прислонился спиной к стене, сложил перед собой руки.

Какого…

Правда, что ль, сидеть возле меня собирается?

Ненавижу болеть. Твоё тело становится таким слабым! Всё, чего хочется, — сомкнуть веки и отключиться. Провалиться в сон. Что я, собственно, и делаю.

В реальность возвращаюсь какое-то время спустя по той причине, что мне становится ещё хуже.

— Насть. Совсем плохо? — слышу сквозь странный дурман. — Насть…

Кто-то произносит моё имя. И что-то в этом «Насть» не даёт мне покоя.

Большая, широкая ладонь уверенно касается моего лба, трогает лицо. А мне даже просто распахнуть глаза не под силу. Отвратительно себя чувствую. Знобит. Лихорадит. Мысли путаются. Не понимаю, где нахожусь.

— Насть…

Что-то происходит.

Поморщившись, пытаюсь отвернуться, однако сделать это мне не позволяют. Зато на какое-то время оставляют в покое. До тех самых пор, пока рядом не раздаётся противный писк. Мерзкий, режущий по воспалённым перепонкам.

У меня, вроде как, забирают градусник. После чего до сознания доносится речь, изобилующая нецензурными словами.

Недовольно мычу, когда лишают тёплого одеяла. Ворочаюсь, оттого, что некомфортно.

— Выпей это. Две, — снова вынуждают проглотить таблетки. А вот воде я рада. Губы совсем иссохли.

Жадно пью, а потом вновь обессиленно опускаюсь головой на подушку. Поворачиваюсь на бок и поджимаю под себя ноги.

Холодно. Ищу пальцами одеяло и тяну его на себя.

— Опять укрылась? Не надо этого делать, — слышу всё тот же мужской голос. Недовольной, но будто обеспокоенный.

Папа? Нет. Тогда кто?

Не хочу искать в подсознании ответ на этот вопрос.

Пытаюсь обнять себя руками и в ту же секунду чувствую, как на лоб ложится нечто холодное. Какая-то ткань.

Странно, но это приятно. Потому что снаружи я мёрзну, а внутри по ощущениям вся горю.

— Насть…

Забываюсь тревожным, коротким сном. Коротким, потому что в какой-то момент я начинаю испытывать непреодолимое желание сходить в туалет.

Распахнув глаза, часто-часто моргаю, желая, чтобы картинка как можно быстрее прояснилась. Однако всё, что я вижу, это — темнота. Встреча с ней и срабатывает, как катализатор. Запускаются мыслительные процессы, и мозг потоком выдаёт ту информацию, от которой тревожность нарастает.

Вспоминаю и то, что меня похитили. И то, что нахожусь под землёй. В кромешной тьме и холоде.

Паника невидимыми пальцами сдавливает горло. Начинаю чаще дышать. Мерещится что-то, а когда рядом обнаруживается чьё-то тело, я вообще прихожу в дикий ужас.

— Тихо, спокойно, — раздаётся над ухом.

Дёргаюсь влево. Отползаю, тут же скривившись. Правая ступня ноет и болит.

— Не бойся. Всё нормально. Батарейки сели, видимо.

Чувствую, что он садится.

Какого чёрта мы вдвоём на кровати?

Слышу, как щёлкает кнопкой.

— Да, батарейки.

Встаёт. По звуку отдаляющихся шагов догадываюсь, что направляется к двери, и тут случается это. Разнервничавшись, выдаю самое глупое из того, что может быть.

— Не уходи…

Объяснить эту дурость могу лишь тем, что мне очень-очень страшно остаться вновь наедине со своей фобией.

— Я на минуту, сейчас вернусь.

Прикусив язык, молчу.

Не уходи. Ты идиотка, Настя! До чего опустилась! Какая низость!

Пока распинаю себя за вселенскую глупость, он, как и обещал, возвращается. Причём не один, а со светом, что позволяет наконец сделать выдох. Правда уже через секунду моё тело напрягается по новой. Потому что он подходит и касается ладонью моего лба. Вот так запросто и без спроса.

— Не трогай, — замешкавшись, сбрасываю его руку.

— Сама или как? — протягивает мне уже знакомый блистер с таблетками и стакан с водой.

— Мне нужно… — замолкаю, стесняясь сказать, что именно.

— В туалет, — кивает, понимая без слов.

Опускаю ноги на пол. Только сейчас замечаю, что на мне тёплые шерстяные носки. Вообще не помню, чтобы их надевала. Зато отлично помню то, что происходило в соседней комнате.

Смутившись, встаю.

— Не подходи! — останавливаю его жестом.

Мне очень больно, но меньше всего хотелось бы опять с ним контактировать.

— Я помогу.

— Ты поможешь, если отпустишь меня домой, — прихрамывая, делаю пару шагов вперёд.

Пытаюсь абстрагироваться от боли, но как бы не старалась, не получается. Аж слёзы непроизвольно проступают. Там на ступнях, похоже, живого места нет.

Несколько метров. Давай, ты справишься.

— Нет, не приближайся ко мне! — хрипло протестую.

— Да мать твою, я просто тебя туда отнесу, — невзирая на мою реакцию, всё равно делает по-своему. И подходит, и на руки берёт.

— Больше шума, — недовольно цедит, поставив меня на плитку.

— Выйди! — спешу от него отстраниться.

Кладёт фонарик на раковину. Смотрим друг на друга.

Как же бесит эта чёртова чёрная балаклава! Она пугает меня до жути. И вместе с тем, вызывает какой-то ненормальный интерес. Скорее даже любопытство.

— Позовёшь, как закончишь.

— Мечтай! Не смей ко мне прикасаться. Понял? — раздражённо шиплю в ответ.

— Даже не начинал ещё, — нагло усмехается он.

— Скорее удавлюсь, чем позволю тебе подобное. Проваливай! — указываю пальцем на выход.

И да, вообще-то я обычно так с людьми не разговариваю, но, учитывая обстоятельства… понять меня можно.

— Будешь хамить, останешься без света, — звучит по ту сторону двери.

Эта угроза злит, однако я благоразумно затыкаюсь.

Сама виновата. Считай, что открыто дала знать о своей фобии.

Больно даже стоять, Боже! Не то, что идти.

Закручиваю волосы в небрежный пучок. Игнорируя неприятные ощущения, склоняюсь над раковиной. Откручивая кран, с удивлением случайно замечаю ёмкость с гелем для умывания. Дешёвый из масс-маркета. Таким я никогда не пользовалась, но это, однозначно, будет действовать на мою кожу мягче, чем мыло, её пересушивающее.

Неплохо.

Хватаю тюбик с зубной пастой.

Ура!

Вот не думала, что стану так радоваться его появлению. Факт. Зубной порошок — не моё совсем. Ерунда какая-то.

Покончив с водными процедурами, оцениваю своё отражение. Выгляжу настолько плохо, что даже нет особого желания себя разглядывать.

Прима. Кому скажи, смешно.

Расстелив толстым слоем бумагу по ободку унитаза, впервые осторожно на него присаживаюсь. Вперившись взглядом в стену, выложенную безвкусной, советской плиткой, активно борюсь со своими чувствами. Хочется зарыдать от бессилия. Что можно предпринять — совершенно не представляю. Я же чёрт пойми где!

Роняю лицо в ладони. Думаю. Думаю. Думаю.

Ничего в голову не идёт.

Встаю, скривившись. Разворачиваюсь, чтобы дёрнуть за шарик.

Твою…

В шоке застываю. Подсчитываю в уме. Всё правильно. Я с этими событиями совсем забыла о том, что месячные должны были начаться ещё в день спектакля.

Исследую полки шкафчика. До фига просроченной ерунды, а того, что мне нужно, нет.

Блин-блин-блин! Только не это! Катастрофа.

— Ты всё? — доносится безэмоциональное.

Гррр!

Выбора нет. Приходится импровизировать и использовать то, что есть.

— Эй.

Заколебал!

Поправляю штаны, беру фонарик и толкаю дверь.

— Можно дать человеку время! — высказываю гневно.

Только возмущённо пискнуть успеваю. Подхватывает как куклу за талию, молча несёт до кровати. Там отпускает, и сразу же получает от меня ощутимый толчок в грудь.

— Сказала же!

— Колёса и жрачка на тумбочке, — произносит он сухо. — Не чёрная икра, Зарецкая. Уж извини, — добавляет язвительно.

Присев на постель, растерянно наблюдаю за тем, как уходит.

Когда ключ в замке проворачивается, подползаю к стене, укрытой ковром, и обхватываю руками коленки.

Обиделся, что ли? Ну и наплевать! Главное, что у меня есть свет.

Желудок громко урчит, спазмами сигнализируя о том, что надо бы поесть. И, честно говоря, если не кривить душой, кушать хочется очень. Можно, конечно, играть в голодовку. Только какой смысл? Всем известно, сколько времени понадобится для того, чтобы довести себя таким способом до смертного одра.

В общем, минутой позже я уже забираю себе контейнер с кусочками копчёной курицы и тарелку с нарезанными овощами. Помидоры черри, огурцы.

«Не чёрная икра, Зарецкая. Уж извини».

Дурак. Сейчас мне кажется, что ничего вкуснее я не ела.

Кашляю. Вытираю руки влажными салфетками. Запиваю апельсиновым соком не то обед, не то ужин. Убираю мусор в пакет и тянусь за спреем.

Пшик-пшик — и о чудо! Нос вскоре оказывается способен выполнять свою функцию. Хоть дышать могу.

Бесцельно рассматриваю опостылевшую комнату. На глаза попадается толстовка парня, висящая на спинке стула. И, естественно, я лезу за ней.

Первым делом инспектирую карманы. Всё, что нахожу, — пара чеков. Один из аптеки, второй из хозмага на какие-то провода и предохранители.

Аптека «Горздрав», Симачёвский проезд, 5.

Симачёвский проезд. У нас в Красоморске такого нет, но название кажется знакомым.

От нечего делать прохожусь по списку купленных товаров.

Спрей назальный. Спрей от боли в горле. Тра-та-та… Аскорбинка со вкусом манго — 7 шт.

Вот откуда этот запах. Её постоянно жуёт значит.

Любитель аскорбинки, блин.

Закатываю глаза. Интересно становится. Раскапываю среди лекарств упаковку с этими леденцами. Попробуем. Закидываю один в рот.

А губа не дура, между прочим! Оч вкусно. Гораздо лучше, чем те мятные, которые от боли в горле.

Так, ладно. Надо вернуть чеки и кофту на место. Сворачиваю бумажки, как было, но внезапно кое-что замечаю и решаю развернуть одну из них заново.

На обороте чека из аптеки мелким забористым шрифтом написано следующее:

«Позвони мне. Катя 8951436….» и так далее. Ещё и улыбочка-смайлик нарисована. Подмигивающий такой.

Хм.

Переворачиваю.

Так-с…

Оплата наличными и тд. О, вот! Фармацевт Родникова Е.

Е — Екатерина, да? То есть аптекарь дала ему свой номер, что ли?

Он попросил? Или она сама? Что за дурацкий подкат? В аптеке.

Фыркаю.

Аккуратно ступив левой ногой на пол, вешаю кофту на спинку стула.

«Позвони мне».

Такое впечатление, будто инициатива исходила от этой Кати. А что… Вполне возможно, что красивые у него не только глаза и губы, вот девчонка и повелась на внешность.

О чём я, Боже! Да какая разница?

Глупая. Знала бы, чем он занимается, желание знакомиться моментально отпало бы!

Беру термометр, чтобы измерить температуру и отвлечься от странных мыслей, да только вот ни фига не получается! Смотрю на толстовку и чётко сейчас понимаю одну вещь: мне срочно надо узнать, кто скрывается за балаклавой…