Флинн в пролете

Глава 21

— Считайте меня занудой, если хотите, — говорил Пол Сэнки, — но я по-прежнему размышляю над теми двумя предложениями, что вы вставили в речь посла восемнадцать лет тому назад. «Европейский Общий рынок никогда не будет обладать такой же экономической мощью, как Соединенные Штаты Америки. Вот почему европейские государства, объединившиеся в Общий рынок, могут рассчитывать на всеобъемлющую поддержку Соединенных Штатов Америки».

— Память у вас отменная.

— Флинн, вы хоть понимаете, что из этого вышло?

Флинн понимал только одно: ему будут читать лекцию.

К дому Пола Сэнки он подъехал на такси в половине десятого вечера. Они договорились встретиться ровно в девять, но таксисту понадобилось много времени, чтобы найти адрес.

Пол Сэнки жил в Джорджтауне. Таких маленьких домов Флинну видеть не доводилось. Ни в одном городе, где ему пришлось побывать. Размерами дом не превосходил гараж, а то и сторожевую будку.

Дверь открыл сам Сэнки. Переступив порог, Флинн очутился в единственной комнате первого этажа. Гостиную она напоминала только удобным креслом и подставкой для ног. На полу стопками лежали книги. Вдоль стен стояли чертежные доски с приколотыми к ним листами ватмана. На каждом, в сетке координат, чернела ломаная, с пиками и впадинами, линия. Над досками на стенах висели громадные графики, по которым змеились разноцветные, красная, синяя, зеленая, коричневая, линии. Флинн догадался, что графики эти имеют непосредственное отношение к экономическому анализу. Под потолком горели лампы дневного света. В камине стояли две стойки с ящичками.

Флинна усадили в единственное удобное кресло. Поесть или выпить не предложили.

Сэнки, в рубашке с короткими рукавами и галстуке, остался стоять.

— Эти фразы, произнесенные послом восемнадцать лет тому назад, в Гааге, уничтожили тот мир, который мы знали.

Флинн подозревал, что они уничтожили тот мир, который знал Пол Сэнки… мир, каким представлял его себе Пол Сэнки.

— Вы ничего не понимаете в экономике, не так ли, Флинн. Хотя и позволили себе вмешиваться в нее.

— Мое участие в этой истории не доказано, — напомнил Флинн.

— Но вы в ней поучаствовали. Вы или тот, на кого вы работали. Вы изменили мир.

Флинн пожал плечами. Он чувствовал, что Сэнки озлоблен на всех и вся. Так почему не дать ему возможность стравить пар?

— Хорошо. — Сэнки заходил по комнате, тыкая указательным пальцем в графики. — Планы послевоенного восстановления мировой экономики сводились к созданию группы экономических объединений. Речь шла о Соединенных Штатах Америки, Европейском Общем рынке, Латиноамериканском Общем рынке, Британском содружестве наций. Теперь, конечно, ясно, в этих планах было много ошибочного, но их перечеркнули те самые две фразы из выступления нашего посла в Гааге восемнадцать лет тому назад.

Из них однозначно следовало: сколько бы «равных» экономических объединений ни появлялось, какую бы они ни набирали мощь, вместе или порознь, Соединенные Штаты будут доминировать в мировой экономике. Вы понимаете, сколь это несправедливо?

Флинн пожал плечами:

— В то время это звучало искренне.

— Ладно. — Сэнки остановился около одного графика, по мнению Флинна, мало чем отличающегося от соседних. — Постараюсь не углубляться в теорию. Согласно новой экономической политике намечалось, что мир уйдет от золотого стандарта. Вместо него предполагалось использовать новую денежную единицу, установленную Международным валютным фондом и получившую название СПЗ, или Специальные права заимствования. Для вас это внове, не так ли?

— Не совсем.

— Только вышло все по-другому. Поскольку США доминировали в мировой экономике, мир перешел с золотого стандарта на долларовый.

Сэнки обратился к следующему графику.

— Но и здесь ничего не вышло. Доллар обеспечивался американскими ресурсами, которые не столь бесконечны, как американское высокомерие. Ресурсы Соединенных Штатов начали иссякать, особенно «жидкое золото», как в наиболее развитых странах называют нефть.

Сэнки забарабанил пальцами по графику.

— Таким образом, место золотого и долларового стандарта занял нефтяной стандарт, основанный на количестве долларов, уплаченных за единицу нефти.

Беда в том, Флинн, что нефть — невосполняемый товар.

Можете вы представить себе мир, экономика которого зиждется на товаре, который заливается в баки автомобилей и сгорает в печах?

В покрасневших глазах Сэнки застыла тоска.

— Все это, безусловно, поучительно. — Флинн начал набивать трубку.

— Флинн, вам известно, что нефтедобывающие страны, во всяком случае входящие в ОПЕК, требуют, чтобы их нефть оплачивалась исключительно в долларах?

Флинн убрал кисет в карман:

— Скорее да, чем нет.

К тому времени, когда управляющий директор Международного валютного фонда Иоганнес Виттевен начал настаивать на выполнении первоначального плана и использовании СПЗ вместо доллара, в мировой экономике уже вертелось полтриллиона долларов. Полтриллиона долларов, Флинн. Вы представляете себе, что это означает?

— Отнюдь.

— Разумеется, не представляете.

— Для меня и двадцать долларов — большие деньги.

— Тогда позвольте вас спросить: как могли Соединенные Штаты Америки или любая другая страна выпустить в обращение полтриллиона долларов наличными?

Флинн не ответил, посасывая трубку.

Сэнки переместился к очередному графику.

— Во-первых, чтобы поддержать имидж мощной экономической державы, Соединенные Штаты позволили своим ведущим корпорациям разрастись до гигантских размеров. В итоге они стали мировыми монополиями.

Посмотрите, что произошло из-за отсутствия конкуренции. С 1947 по 1964 год производительность труда рабочего в среднем возросла на четыре и двенадцать сотых процента. С 1964 по 1975 год рост производительности труда снизился до один и шестьдесят пять сотых. Вы знакомы с работами Бюнь Ю Ханя?

— К сожалению, нет, — признал Флинн.

— По мере того как рост производительности труда рабочих замедлялся, — указательный палец Сэнки заскользил по вычерченной на графике кривой, — американскому бизнесу не оставалось иного выхода, кроме как при расчете цены товара брать за основу не столько его себестоимость, сколько накладные расходы.

— Святой боже! — Флинн с трудом подавил зевок.

— Розничные цены начали расти. Менеджеры урезали расходы. Технический процесс замедлился.

Умный парень этот Бюнь Ю Хань.

— Я стараюсь все объяснить на пальцах.

— Оно и видно.

— Достаточно посмотреть на эти графики.

— Я и смотрю, — отозвался со своего кресла Флинн. — Смотрю.

— Второе, чтобы поддерживать за рубежом имидж сверхдержавы, Соединенные Штаты сделали упор не на гражданское, а на военное производство. — Сэнки шагнул к Флинну и прошипел: — У берегов Вьетнама есть нефть, Флинн.

— Я слышал.

Сэнки кивнул и вновь вернулся к графикам:

— Вы слышали о кривой Лаффера?

— Кто ж о ней не слышал.

— С увеличением инфляции все налогоплательщики передвинулись в более высокие категории. Налоги возросли. Даже если годовой доход у всех и увеличился, но покупательная способность снизилась.

— Как будто я этого не знаю? — буркнул Флинн, подумав о своих пятерых детях.

— Через инфляцию и налоги государство стало забирать из экономики так много денег, что она более не могла приносить прибыль. Флинн, ситуация та же, что с хозяином магазина, который слишком много тратит на личные нужды, а потому, когда полки пустеют, ему не на что купить новый товар.

— Премного вам благодарен за более чем интересный экономический урок. Вы закончили?

— Думаю, что да, — кивнул Сэнки.

— Уф, — выдохнул Флинн.

— Есть и другие результаты. Разрастание государственных учреждений. Их у нас слишком много: федерация, штат, округ, город, район… дублирующие друг друга. Из семи граждан США один полностью находится на содержании у государства. А законы… Каждый год из стен конгресса Соединенных Штатов выходят пятьдесят тысяч страниц новых законов.

— Вас послушать, так вокруг полная безнадега. Не понимаю, в чем смысл нашего разговора. Не понимаю, почему вы вызвали меня сюда, когда я мог спокойно лежать в кровати с книгой, которая куда интереснее, разумеется, для меня, чем лекция о состоянии мировой экономики.

— Скажем так, Флинн, восемнадцать лет тому назад я входил в большую группу экономистов, которые не ожидали, что Соединенные Штаты попытаются доминировать в мировой экономике. На ночь куры должны возвращаться на насест.

— И вы думаете, что я, тогда еще мальчик, восемнадцать лет тому назад сумел что-то вставить в речь вашего посла, и теперь это что-то, словно бомба с часовым механизмом, поставило на уши, если не сказать, взорвало, мировую экономику.

— Да, — кивнул Сэнки.

— Знаете, приятель, вы машете кулаками после драки.

— Я пригласил вас приехать не для того, чтобы махать кулаками после драки. Эти две фразы, восемнадцать лет тому назад указавшие направление движения, сегодня несут боль и страдания.

Флинн встал.

— Об экономике я знаю только одно: она переживает подъемы и спады и никогда не стоит на месте. — Флинн обвел рукой стены. — Если бы кто-то из вас, рисующих эти графики, знал, о чем говорит, мы бы жили как в раю. Экономисты — это люди, которые заботятся о своей личной экономике, предрекая всем остальным беды и напасти.

— Я всего лишь государственный служащий, Флинн.

— Оно и понятно. Поэтому вы и хватаете людей с улицы, чтобы проверить на них свои любимые теории. Вы только что прочитали мне погребальную речь, тогда как у пациента возникли незначительные проблемы с дыханием.

— Жаль, что вы меня не поняли.

— Почему вы просто не ответили на заданный мной вопрос, вместо того чтобы пугать меня надвигающимся коллапсом мировой экономики?

— И какой вопрос вы задали?

— О купюрах, которые я вам принес. Подлинные они или фальшивые.

— А, вы об этом.

— Об этом! — рявкнул Флинн. — Только об этом, и ни о чем другом!

Сэнки достал из нагрудного кармана три купюры, протянул Флинну.

— Стодолларовая купюра — настоящая. Пятидесятидолларовая купюра — настоящая. Двадцатка — подделка.

— Мухи на глазах мертвеца! — воскликнул Флинн. — Даже на этот вопрос я не могу получить однозначный ответ, да или нет. Обязательно что-то среднее! Господи, убереги нас от всех тех, кто полагает себя интеллектуалом!

Он смотрел на купюры, что держал в руке.

— Наиболее часто в Соединенных Штатах подделывают двадцатки, — пояснил Сэнки.

— И что из этого следует?

— Я хочу сказать, что вероятность найти в пачке двадцаток поддельную купюру гораздо выше, чем в пачке купюр любого другого номинала.

— Ага. Понимаю. Две остальные купюры — настоящие, это подтверждают лучшие ваши эксперты, а поддельная двадцатка ровным счетом ничего не значит. Так?

— Совершенно верно.

— Скажите мне, мистер Сэнки, возможно ли изготовить совершенную подделку? Поддельную купюру, которую даже эксперты примут за настоящую?

— Разумеется.

— Неужели?

— Абсолютно. Все, что изготовлено человеческими руками и размножено машинами, могут изготовить другие человеческие руки и размножить другие машины.

— Сей любопытный факт вы стараетесь не доводить до широкой общественности?

Сэнки улыбнулся:

— Стараемся.

— Вы думаете, что есть люди, которые подделывали американские деньги и никогда на этом не попались?

— Я знаю, что такие люди есть.

— Откуда?

— Потому что в экономике всегда циркулирует чуть больше денег, чем выпущено Федеральным резервным банком.

— Всегда?

— Всегда.

— Намного больше?

— Да нет же. Изготавливать много подделок — верный способ попасться. Большие суммы денег, появляющиеся ниоткуда, не останутся незамеченными. Слишком много людей будет вовлечено в этот процесс.

— Это, конечно, верный способ попасться, но бывают исключения.

— Вы о чем?

— В этот раз никто не попался.

— Если вас это утешит, Флинн, скажу, что я тоже вас не понимаю.

— Да, конечно, потому что я сам себя не понимаю. — Флинн убрал деньги в карман. — Я столкнулся с загадкой, на которую не могу найти правильного ответа. И это не способствует хорошему настроению. — Он пожал руку Полу Сэнки. — Благодарю вас за приятный вечер. Я что-то узнал, это несомненно, только не знаю, что. — Он помолчал. — Странный у вас дом.

— Здесь есть все, что мне нужно.

— Неужели? — Флинн огляделся. — Этого хватает?

— Кухня — в подвале, эта комната занимает весь первый этаж, спальня и ванная — на втором.

— Дом строили для семьи лилипутов, не так ли?

— Я не знаю, для кого его строили, но вы не поверите, какие деньги я могу за него получить… при сегодняшних ценах.

— Наверное, большие, — покивал Флинн. — В нем прекрасно разместилось бы посольство Республики Ифад.

Сэнки улыбнулся:

— Есть такая Республика Ифад?

— Можете не сомневаться. Правда, экономика в этой республике отсутствует напрочь. Но у меня сложилось впечатление, что у вас есть жена и дети. Дочери, не так ли? Помнится, вы упоминали об этом в Гааге, когда мы ели сосиски с тушеной капустой. Вроде бы вы показывали мне фотографии…

Сэнки помрачнел:

— У меня были жена и дочери.

— Понятно.

— Они погибли. Автоавария. Около Национального аэропорта. Шесть лет тому назад.

— Я вам искренне сочувствую.

— Попали под трехосный армейский грузовик, за рулем которого сидел пьяный солдат.

Флинн промолчал.

— Знаете, что делал там армейский грузовик, Флинн? Перевозил двенадцать дюжин свежих роз для какого-то приема в Пентагоне. Трехосный армейский грузовик, спешивший доставить в Пентагон сто сорок четыре розы, убил мою жену и дочерей.

— Мне вас очень жаль.

Сэнки открыл входную дверь.

— Спокойной ночи, — попрощался Флинн. — Благодарю за инструктаж. В следующий раз, когда за обеденным столом зайдет речь об экономике, я буду знать, что ответить на вопросы моих детей.

После того как Сэнки закрыл дверь, проулок, в котором он располагался, погрузился в темноту.

Пройдя несколько шагов, Флинн споткнулся о какой-то ящик и чуть не упал.

— Черт! — вырвалось у него. — А ведь это не я вставил эти фразы в речь посла. Хотелось бы знать кто, учитывая, что они оказались такими важными.