Глава 23

Поворачивая ключ зажигания, Флинн все еще поражался тому, что Удайн не проявил ни грана любопытства. Не спросил, как его имя, откуда он, кого представляет. Даже не поинтересовался, каким образом ему удалось попасть в поместье, огороженное забором из колючей проволоки, через которую пропущен ток, пройти мимо охранников и сторожевых псов.

— На удивление безразличный человек, — пробормотал он.

Проехав пятьсот метров, Флинн резко нажал на педаль тормоза: по обе стороны дороги бушевал огонь.

Пока он разворачивался на узкой дороге, прожорливый огонь уже начал лизать задний борт джипа. Флинн едва успел бросить машину вперед. А сзади трещали горящие свечкой деревья.

Флинн оставил джип перед домом, взбежал на крыльцо, промчался коридором в гостиную:

— Пошли.

Джордж Удайн посмотрел на него.

— Быстрее. Пожар. Ветер в нашу сторону.

Джордж Удайн рассмеялся.

— Можете шевелиться быстрее? — рявкнул Флинн.

Удайн медленно отлепился от подоконника:

— И куда мы пойдем?

— На середину озера.

Всю дорогу к причалу Флинну приходилось чуть ли не тащить Удайна с собой. То ли Удайн не верил, что огонь доберется до дома, то ли не любил подчиняться, а может, ему действительно было на все наплевать.

Уже на причале они увидели поднимающиеся над домом клубы дыма.

Удайн уже полез в катер, но Флинн отвязал весельную лодку.

— Не туда! — крикнул он. — Там бензин.

Удайн, прибавив в движении, присоединился к Флинну.

Флинн без роздыха работал веслами, держа курс на середину озера.

Северный берег уже превратился в стену огня.

Ветер простирал длинные языки пламени над поверхностью воды.

С неба падали хлопья пепла.

Сидя на корме, Удайн с легкой улыбкой наблюдал за буйством огня: мальчишка, которому на день рождения устроили роскошный фейерверк.

Добравшись до середины, Флинн бросил весла.

Рев пожара не давал говорить.

Из-за дыма ясный день сменился сумерками.

Флинн закашлялся.

Пепел толстым слоем лежал на дне лодки, на поверхности воды. Флинн чуть развернул лодку, чтобы Джордж Удайн не заслонял ему дом.

Какое-то время спустя с другой стороны дома громыхнуло. Потом еще раз: взорвались «Лендровер» и джип Флинна.

Флинн не отрывал взгляда от дома — Лачуги.

Сначала взорвался моторный катер, оставшийся у причала. Потом языки пламени появились в окнах второго этажа. И наконец огонь разметал стены, обрушив крышу.

— Как я понимаю, вы остались без дома! — крикнул Флинн.

— У меня есть еще семь, — ответил Удайн. — Нет, восемь. Нет… семь.

Флинн вновь закашлялся: когда он кричал, в горло и легкие попал дым.

Двое мужчин долго сидели в весельной лодке, наблюдая за огнем. Иногда дым так сгущался, что им приходилось наклоняться ко дну лодки, чтобы глотнуть воздуха.

Спустилась ночь.

Со всех сторон на берегу полыхал лес.

«Мне никуда от этого не деться, — заговорил голос в голове Флинна, — возвращаюсь домой, в маленькую квартирку в Мюнхене, консульство Ирландии, гостиная, две спальни, ванная, кухня, в коротких штанишках и галстуке члена гитлерюгенда, после воздушного налета, и нахожу их обоих, отца и мать, на полу в кухне, с пулей между глаз…

То ли их застрелили на всякий случай, как в те безумные дни, когда до окончания войны оставалось совсем ничего, пристреливали многих.

То ли их застрелили по делу, узнав, что ирландский консул и его жена помогали переправлять сбитых английских и американских пилотов через линию фронта, чтобы те могли продолжать борьбу. Или узнав, что у сына ирландского консула и его жены, то есть у меня, в коротких штанишках и галстуке, не было в Ирландии никаких давних приятелей и письма, которые я отправлял Тимоти О'Брайену и Уильяму Каванау, прямиком попадали в почтовые ящики британской разведки.

Их застрелили по этой причине или просто так?

Иногда я думал, что готов отдать остаток жизни ради ответа на этот вопрос.

А потом потянулись недели и месяцы жизни на улице.

Бомбы не пугали и не тревожили. Они просто падали. Доставали пожары, постоянные пожары, едкий дым, специфический запах горящей человеческой плоти. Иногда я спал у стены, а просыпался оттого, что стена эта становилась невыносимо горячей: с другой ее стороны бушевал пожар. Случалось, что пожар брал тебя в кольцо, как теперь, и тогда приходилось отбрасывать люк канализационного колодца и помогать людям, одному за другим, спускаться в канализационные тоннели, протянувшиеся под городом Мюнхеном. Где вонючая жижа доходила до подбородка.

Вот эти пожары мне не забыть никогда…»


Сажа покрывала волосы Флинна, глаза, нос, губы.

Несколько раз руками они разгребали слой сажи и пепла на поверхности и полоскали рот озерной водой.

— Я вот думаю о вашем приятеле в Вашингтоне, — внезапно нарушил молчание Удайн. — Сладкоголосом пророке Судного дня.

— Экономисте.

— Инфляция — это такое же событие, как война или депрессия, обычно предшествующее или одному, или обоим сразу.

Флинн с трудом мог разглядеть силуэт Удайна.

— Я думал, что инфляция предшествует только дефляции.

— Деньги хороши, пока люди в них верят.

— Могу я при случае вас процитировать?

— Деньги — это идея. Идей великое множество: религиозные идеи, политические. Идеи вызревают долго, но, стоит людям столкнуться с кризисом, как они без лишних раздумий отбрасывают их. Я не доверяю идеям.

— Вы не верите в деньги?

— Нет. Разумеется, нет. Это вторичный продукт, экскременты.

— Но вы набрали немалую кучу экскрементов.

— Я делаю деньги, потому что в них верят другие люди. Я собираю объедки, потому что свиньи хотят их есть. Деньги — удобное средство обмена.

* * *

В начале четвертого ночи Флинн услышал карканье вороны.

Флинн редко верил тому, что слышал, но всегда доверял своим ушам.

* * *

— Скажите мне, как Джордж Льюис, сын женщины, разводящей свиней в Аде, стал Джорджем Удайном, главой «Удайн корпорейшн», владельцем поместья «Гора Клиари», или того, что от него осталось, и еще семи или восьми домов, разбросанных по всему свету?

Очень долго Удайн не отвечал.

Флинн не собирался повторять вопроса.

И когда он уже решил, что никакого ответа и не будет, Удайн заговорил:

— Я сказал, что деньги — удобное средство обмена.

— Я расслышал, — ответил Флинн.

— Я убежал из Ады, штат Техас.

— Оттуда все убежали.

— Мне было девять с половиной, может, десять лет. Я мог сам определять день своего рождения. Эта знаменательное событие не только не потрясло мир, но и не получило отражения в городском реестре, где фиксируются рождения и смерти. Я жил в этой балке со свиньями, кошками и матерью, которая большую часть времени пребывала в ступоре.

— Не понимаю, как такое возможно.

— Я тоже. Вы говорили, что видели ее?

— Да.

— В школе города я понял, что могу научиться читать, писать и считать быстрее всех моих сверстников. Там же мне стало ясно, что я всегда останусь швалью, о которую можно вытирать ноги. Поэтому одним жарким днем я прыгнул в кузов грузовика и оказался в Далласе. Мистер, не пожив на улице, вы никогда ничего не узнаете о тамошней жизни.

Флинн промолчал.

— Ты ешь из мусорных контейнеров, что выставлены у черного хода ресторанов. Ты спишь на пустырях и в заброшенных домах. А когда ты привыкаешь к какой-нибудь куче кирпича, когда приносишь туда свои вещи, подобранные на улице, старые журналы, книги, мяч, сломанный воздушный змей, о тебе узнают, и скоро мужчины и мальчишки охотятся за тобой и выгоняют, швыряя вслед камни.

Флинн смотрел на тысячи маленьких костерков на берегу.

— Встречались и другие мужчины и мальчишки, — продолжал Удайн. — Они не бросались камнями. Они высматривали тебя на улице, шли следом. Я узнал, что у меня красивая внешность. У меня по-прежнему не было дома, но теперь я уже мог носить чистую одежду и есть за стойкой, а не на помойке. А иногда, если мужчинам хотелось посмотреть, как я моюсь, я мог принять ванну. — Удайн рассмеялся. — В прямом смысле этого слова.

— Вы занялись проституцией.

— Точно.

— С женщинами или…

— Женщин такие молодые не интересовали. Мне было десять-двенадцать лет. Потом, разумеется, я переключился на женщин.

— Вы стали проституткой.

— Именно так.

— Вы назвали мать шлюхой.

— Моя мать была шлюхой.

— И вы были шлюхой.

— Да, но я не мог забеременеть. Я был мальчишкой-проституткой, который ходил в библиотеку.

— Вы хотите сказать, что за все это время никто, ни коп, ни священник, никто не обратил на вас внимания, не осознал, чем вам приходится заниматься, не попытался увести вас с улицы?

— Никто. И никогда. Копов следовало избегать. А кто что знал о священниках и церквях? Я не знал. Одна библиотекарша, миссис Уилликенс, из Далласской центральной библиотеки, очень мне благоволила. Я приносил ей список слов, вычитанных в книгах, которые я не мог понять. Она показала мне, как пользоваться словарем. Беседовала со мной о книгах, помогала найти хорошие книги для чтения. Можете вы представить себе мальчика, который жил на улице и получал удовольствие от чтения классики? Я читал и представлял себя в тех домах, где жили герои книг. Разумеется, миссис Уилликенс не знала, где я живу. Подозреваю, я сочинил о себе и рассказал ей сладенькую историю, на манер тех книг, которые она давала мне читать. Я хотел достойно выглядеть в ее глазах.

Потом один пьяница, попользовавшись мною, случайно забыл свой фотоаппарат, и у меня возникла интересная мысль. Я скооперировался еще с одним мальчишкой. Мы менялись. Если я работал с клиентом, фотографировал он. Если он работал с клиентом — я. Залезть в карманы этих олухов не составляло труда. Они, конечно, ревностно берегли свои бумажники, но в пальто обычно находился конверт или какая-нибудь квитанция с их именем, фамилией, адресом.

— Вы переквалифицировались в шантажисты.

— И преуспели в этом. Заработали хорошие деньги. Разумеется, этому пришел конец. Техасцы терпеливы, но, если уж их выводят из себя, проблему они решают кардинально. В одну неделю в меня стреляли дважды.

Поэтому я сел в автобус и уехал в Нью-Йорк.

Мне было почти пятнадцать.

Там все повторилось. Я работал с другими подростками, мальчиками, девочками. Но фотоаппарат всегда принадлежал мне.

К семнадцати-восемнадцати годам я уже обладал приличным состоянием, ходил в дорогом костюме и прочитал все, до чего мог добраться.

У меня была мечта — иметь собственную компанию. Наверное, я почерпнул ее из прочитанных книг. И я не собирался становиться хозяином кондитерского магазина. Я прочитал, что для того, чтобы получить контроль над небольшой корпорацией, требуется примерно столько же денег, сколько на покупку фермы. Я принялся за учебу. Даже прослушал несколько курсов лекций в бизнес-школах.

В девятнадцать лет я прослышал об «Удайн корпорейшн».

— То есть она уже существовала?

— Полностью она называлась «Юнайтед дайнемикс индастриз оф Норд-Ист». Акции свободно продавались на бирже и стоили несколько центов за штуку. Я начал их скупать. Сменил фамилию, нанялся в компанию экспедитором. Поначалу моя фамилия, вернее, ее совпадение с названием компании, вызывала некоторое недоумение, но потом все решили, что это просто случайность.

К моему двадцать первому дню рождения, когда мне принадлежало тридцать два процента акций, я созвал заседание совета директоров и избрал себя, экспедитора, в члены совета. Потом я без труда заполучил и остальные акции.

— Не могу поверить, что такое возможно.

— Возможно. В этой компании я проработал почти два года. Так что у меня было время узнать, кто есть кто.

— Вы хотите сказать, что ни менеджеры, ни совет директоров не оказали вам никакого сопротивления?

— Практически никакого. Я меня были фотографии, видите ли… Если не их, то их жен, сыновей, дочерей. Я действовал по принципу: в любой семье есть как минимум один идиот. А если внимательно присмотреться, то и больше.

— Это один из тех вопросов, что мне не стоило задавать, — вырвалось у Флинна.

Сквозь зависший над озером дым начала пробиваться заря.

Теперь Флинн уже видел Джорджа Удайна: коротышку с быстрыми карими глазами, сидящего на корме весельной лодки.

— С годами мои методы не претерпели никаких изменений. Покупай дешево и продавай дорого: еще одно клише, не стареющее со временем. На переговорах я всегда мог выложить дополнительный козырь, побуждающий других продавать дешево и покупать дорого.

— Фотографии.

— Фотографии. Позднее магнитофонные пленки, когда они появились. Выкраденные финансовые документы. Иногда хватало удачной догадки. Я покупал компании ради принадлежащих им участков земли и участки земли, из-под которых мог добывать полезные ископаемые или на которых мог что-то строить. Отели, авиалинию, завод по производству инструмента…

— «Удайн корпорейшн».

— Вот так Джордж Льюис стал Джорджем Удайном.

Костерки меркли в нарастающем свете дня.

Флинн взялся за весла и двинул лодку к берегу.

— Типичным представителем своего времени.

— У меня сложилось впечатление, что вы верили в деньги.

— Я же говорил, что это удобное средство обмена. Мальчишкой я мог обменять на них только свое тело.

— А шантаж? Что вы можете сказать о шантаже?

— Они использовали меня. Я, соответственно, их.

Флинн покачал головой.

— При нашем первом разговоре вы назвали свою мать шлюхой. Вы тоже шлюха. Вы говорили о том, что ваша мать скармливает отбросы свиньям. Однако вы называете деньги отбросами и говорите, что скармливаете их тем, кто на вас работает, причем их вы называете свиньями. Но вашу мать считают полоумной, а люди во всем мире восхищаются вашим умом.

Удайн промолчал.

Флинн направил нос лодки в берег. От причала остались одни воспоминания.

— Все зависит от того, во что люди верят, — донесся до него тихий голос Удайна.

Над озером появился вертолет.

Флинн ступил на берег, покрытый несколькими сантиметрами пепла.

Выбрался из лодки и Удайн.

Каждый шаг Флинна поднимал облако пепла. Он огляделся. Металлические конструкции причала, стойки, балки, уцелели. От Лачуги остался лишь каменный фундамент и недогоревшая часть крыши. То тут, то там к небу тянулись дымовые колонны.

Удайн остановился рядом с Флинном. Отвернувшись от него.

— Подозреваю, я только что увидел вечность, какой вы ее себе представляете.

Удайн улыбнулся. Указал на вертолет:

— Они прилетели посмотреть, жив ли я. Боюсь, мне придется их разочаровать. Вас подбросить?

— Я лучше пройдусь, — ответил Флинн.

* * *

Следующим вечером Флинн появился на заправке, где три дня тому назад покупал бензин. Спускаясь с горы Клиари, он дважды находил удобные валуны, на которые мог лечь и отдохнуть.

Поначалу старик его не узнал. Лицо, руки, одежду Флинна покрывала сажа.

— А, это вы, — наконец улыбнулся он. — Тот самый человек, который хотел повидаться со стариной Джорджем. Я все думал, что с вами случилось. Вы, должно быть, очень хотели увидеться с ним, иначе не сожгли бы всю гору.

Загрузка...