Генерал Рубцов

22 июня

Гул артиллерийской канонады, неожиданно донесшийся с границы до белорусского села Визна, прервал сон штабных командиров, по-походному расположившихся на ночлег в помещении Визненского сельского Совета, накануне освобожденного для размещения штаба 1-го стрелкового корпуса, который прибыл сюда для руководства учениями. Все с тревогой вскочили… Снаряды рвались где-то в пяти-шести километрах, между Визной и границей, проходящей в полутора десятках километров.

— Что это такое? — с тревогой озираясь по сторонам, пытаясь надеть правый хромовый сапог на левую ногу, спросил шифровальщик лейтенант В. П. Белослудцев своего непосредственного начальника капитана Ф. Д. Каткова.

С вечера они вместе расположились на отдых в маленькой комнатке, накануне отведенной им для работы на учениях под спецчасть. Капитан Катков, быстро одеваясь, глянул на свои наручные часы со светящимся циферблатом, заметил на них время — четыре ноль-ноль, спокойно произнес:

— Война, товарищ Белослудцев. Война.

В прошлом участник боев на Карельском перешейке, услышав артиллерийскую стрельбу, Катков вмиг вспомнил события последних дней и уже не сомневался, что война.

За дощатой перегородкой, оклеенной обоями, в соседней большой комнате, где ночевали штабные работники, стало шумно от всеобщего движения и тревожных возгласов. Потом кто-то незнакомым, взволнованным голосом громко спросил: «Где капитан Катков? Мне капитана Каткова…»

В комнату шифровальной службы, тяжело дыша, вбежал боец с винтовкой, с шинельной скаткой через плечо. Пот градом лил с его лица.

— Вы капитан Катков?

— Да.

— Распишитесь! — вытирая левым рукавом гимнастерки пот со лба, правой рукой он протянул лист бумаги. Это была очень короткая шифровка с обозначением «молния».

Взяв дешифровальную таблицу, Ф. Д. Катков быстро расшифровал радиограмму. Появившийся помощник начальника оперативного отдела майор Е. С. Ставровский забрал шифровку для передачи генералу. Текст ее был лаконичен. В ней приказывалось командующим армиям, командирам корпусов и дивизий. Поднять части по сигналу «Гроза».

Уже в следующую минуту, когда Катков сам пошел к командиру корпуса, генерал-майор Рубцов в маленьком кабинете, на двери которого было написано «Председатель сельисполкома», читал шифровку вслух командному составу штаба корпуса… Между тем где-то вдали стреляли орудия, а в расположении частей корпуса, штабов и красноармейских казарм рвались снаряды, небо заполнял гул моторов: эскадрильи чужих самолетов шли на восток со смертоносным грузом…

Внимательно всматриваясь в лицо генерала, слушая его спокойную речь, Катков на какой-то миг мысленно перенесся в обстановку его служебного кабинета в Белостоке, когда два дня назад сразу же после разбора армейских учений, проведенных командующим, командир корпуса собрал всех работников своего штаба. Кабинет был тогда переполнен, многие стояли, Ф. Д. Рубцов, не вставая с кресла, оглядел присутствующих, спокойно сказал: «Завтра, 21 июня в шесть ноль-ноль выезжаем в лагеря. Погрузите с собой все необходимое имущество и сейфы с документами. Переписать адреса родителей и родственников, проживающих внутри страны. Семьям на всякий случай собрать наиболее необходимые вещи. Разъяснить женам, что по всем вопросам в наше отсутствие они могут обращаться к майору Григорьеву…»

В кабинете воцарилась глубокая тишина. Предчувствие надвигающихся недобрых событий овладело присутствующими. Но вопросов никто не задал.

Сейчас, окончив читать расшифрованную радиограмму, Ф. Д. Рубцов сделал паузу, посмотрел на полковника А. М. Соколова — начальника штаба, потом перевел взгляд на начальника оперативного отдела, сказал:

— Товарищ Ставровский, немедленно отправьте с предварительными распоряжениями по дивизиям и частям капитанов Воронина и Филанчука, майора Игнатенко, старшего лейтенанта Аполлонова. Приказ доставить дополнительно. Использовать штабной транспорт, автомобили, мотоциклы. Начальникам служб действовать согласно боевому расписанию.

— Есть, товарищ генерал! — ответил майор Ставровский.

— Товарищ Соколов, — обратился Рубцов к начальнику штаба, серьезному, немногословному полковнику, срочно отредактируйте приказ… Все свободны.

Через полминуты кабинет командира корпуса опустел. Остались только полковник А. М. Соколов да капитан Ф. Д. Катков.

— Александр Миронович, — Рубцов обратился к полковнику Соколову совсем обычно, как он делал это раньше, — кто же будет печатать боевой приказ? Вызвана ли машинистка?

— Извините, товарищ генерал. — Капитан Катков встал по стойке «смирно». — Прошу вас поставить подпись в подтверждение получения шифровки, отметить время. Извините, так требует инструкция, товарищ генерал.

— Да-да, Федор Дмитриевич, сейчас отмечу, — сказал командир корпуса, пристально взглянув на Каткова, — дайте ваш журнал. — Красным карандашом он поставил дату: «22-06-41», время: «04.13» и размашисто расписался…

Несколько дней назад, обдумывая схему прикрытия границы, подробно изложенную в «красной папке», командир корпуса с озабоченностью разглядывал топографическую карту участка границы между Грабово и Щучином. В случае вторжения с запада на советскую территорию эта местность удобна для действий всех родов войск неприятеля. Прорыв противника в направлении Родзилув — Визна отрежет части 8-й стрелковой дивизии от остальных сил корпуса, раздробит его. И если превосходящими силами противник нанесет еще удар в стык между 1-м и 5-м корпусами в направлении Новогруд — Ломжа, а здесь танкоопасное направление, то положение 8-й стрелковой дивизии очень осложнится.

Возможные удары противника в направлении Кольно — Стависки с форсированием реки Нарев, а тем более вдоль железной дороги Граево — Руда — Осовец не смущали Рубцова. При разработке плана прикрытия границы на наиболее опасном направлении (рубеж Щучин — Мантусово) он предусмотрел развертывание 229-го стрелкового полка 8-й стрелковой дивизии, получившего боевой опыт в финской кампании. Кроме того, участок Щучин — Мантусово прикрывался 117-м гаубичным артиллерийским полком.

Тогда Федор Дмитриевич думал, что 200-й стрелковый полк 2-й стрелковой дивизии, который займет рубеж обороны по берегу реки Бобр, к югу от крепости Осовец, в случае прорыва противника можно будет использовать для флангового удара. Поэтому сейчас, представив, что громадные силы, сосредоточенные по ту сторону границы, уже вторглись на нашу территорию, командир корпуса пристально разглядывая на развернутой топографической карте обозначения дорог и перелесков на равнинной местности, лишенной естественных препятствий для движения вражеских войск, резкими, неровными движениями заштриховал этот участок…

Не мог знать командир 1-го стрелкового корпуса, дивизии которого в семидесятикилометровой полосе от Граево до Конты должны были прикрыть государственную границу, что еще 2 июня 1941 года начальник Германского генерального штаба генерал-полковник Гальдер подписал особой важности секретный приказ о вводе через этот участок 42-го армейского корпуса под командованием генерала Вальтера Кунцэ в составе 87, 102, 129-й пехотных дивизий вермахта, что в качестве усиления ему придавались два полка СС, два кавалерийских полка, бригада с условным кодовым названием «900…», что танковая дивизия из группы Гудериана, стоявшая у Остроленки, изготовилась нанести удар сначала по 6-й кавалерийской дивизии в Ломже, а затем — по левому флангу корпуса генерала Рубцова и устремиться на Белосток.

Теперь эти силы двинулись, круша и уничтожая все на пути, чтобы не дать возможности советским войскам опомниться, прийти в себя…

Первое, что было сейчас необходимо командиру корпуса, — в ближайшие минуты получить возможность управлять дивизиями и артиллерийскими полками… На самом уязвимом направлении — 229-й стрелковый полк 8-й стрелковой дивизии.

— Александр Миронович! — отрываясь от карты, Рубцов обратился к начальнику штаба полковнику Соколову. — Любыми средствами, телефоном ли, радио ли, установите связь с командиром 229-го полка Придачиным. Второе. Поскольку 117-го гаубичного у нас сейчас нет[7], то 130-й корпусной артполк из Красного Бора срочно перебросить на это направление. 262-й артполк пусть следует из Красного Бора[8] на свои позиции: роща южнее хутора Джезбя… Третье. Нужна связь с управлением укрепрайона. Александр Миронович, без совместных действий с ним мы многое проиграем в общей обороноспособности…

— Понял, товарищ генерал. Сейчас свяжусь с 229-м полком и УРом, разыщу полковника Баландина, он обеспечит. — Полковник Соколов вышел из кабинета.

— Симоненко! — позвал Рубцов адъютанта. Услышав свою фамилию, из общей комнаты сельсовета вбежал маленький, широкоплечий, порывистый лейтенант лет тридцати.

— Слушаю вас, товарищ генерал.

— Иван Алексеевич, — разглядывая карту, начал отдавать распоряжения командир корпуса. — Первое — подготовьте машину для поездки в дивизии, если найдется краска, закамуфлируйте ее, получите ручной пулемет, гранаты. Второе — разыщите полковника Баландина. Третье — организуйте, чтоб на случай бомбежки во дворе подготовили укрытия, щели просто… На первое время вполне удовлетворят…

Один день, который имелся в распоряжении штаба 1-го стрелкового корпуса, накануне выехавшего на свой командный пункт в село Визну, позволил заместителю начальника штаба корпуса по связи полковнику В. Ф. Баландину проверить состояние коммутатора Наркомата связи, протянуть дополнительные линии от него до штаба корпуса, соединить проводной связью штаб с расположением корпусных радиостанций, находящихся в полутора километрах от Визны, в лесу неподалеку от шоссе на Белосток.

Проба связи накануне не удовлетворила полковника В. Ф. Баландина. С дивизиями ему удалось связаться, хотя слышимость была плохой, но с Белостоком еще с вечера связи вообще не стало. Посланная на восстановление группа связистов не вернулась. Ночью прервалась связь и с дивизиями.

Только теперь ему стало ясно, почему это произошло. Услышав разрывы снарядов, гул авиации в воздухе, полковник В. Ф. Баландин понял, что началась война. Теперь от него, отвечающего за состояние связи, требуется сделать все, чтобы дивизии, полки, батальоны были подчинены единой воле и в любой момент могли выполнить маневр, который определит штаб корпуса.

Еще никогда он не чувствовал такой громадной ответственности, какая сегодня легла на его плечи. Сразу же, как только ему стало известно о содержании первой шифровки, он бросился на телефонную станцию, чтобы сделать все возможное для установления связи с дивизиями и частями.

На коммутаторе младший командир И. П. Новоселов, помощник командира взвода связистов, старательно накручивал ручку индуктора, вскоре он вызвал штаб 8-й стрелковой дивизии, расположенной в селе Стависки. Ответил ему дежурный по штабу старший лейтенант В. М Власенко. Разговаривать с ним стал сам полковник Баландин:

— Я по поручению «сто тринадцатого»[9]. Доложите обстановку.

Сквозь шорохи и треск, доносившиеся в телефонной трубке, Баландин расслышал взволнованный голос Власенко и едва уловил то, что он говорил:

— «Сто девятнадцатый»[10] приказал сообщить, что части дивизии подняты по боевой тревоге и сосредоточиваются согласно боевому приказу 01. Просил ускорить переброску 262-го артполка. Сами мы с Ломжей связаться не можем. «Сто девятнадцатый» выбыл на командный пункт. Стависки только что бомбила немецкая авиация, село и склады горят…

Ни с Белостоком, ни с Осовцом, ни с Ломжей, ни с Красным Бором полковник Баландин связаться не смог. Беспомощным и бескрылым почувствовал он себя, когда лейтенант И. А. Симоненко сообщил ему о вызове к командиру корпуса. Боевой приказ артиллерийским полкам в Красный Бор не передан, с дивизией в Осовце связи не установлено…

— Товарищ Новоселов, свяжитесь с командиром вашей роты, узнайте, налажена ли радиосвязь с штабом армии, — приказал полковник Баландин. В голосе его чувствовалось раздражение. — Пусть немедленно сообщит мне, — добавил он, направляясь в штаб корпуса.

Обычно весельчак и балагур, несмотря на свой уже немолодой возраст — месяц назад ему исполнилось сорок, — любивший острую шутку и пикантный анекдот, сейчас он шел к командиру корпуса удрученным. «Не настолько же я лично виноват, — размышлял В. Ф. Баландин, — чтобы полностью отвечать за случившееся. Скорее это не вина, а беда. Ведь надежную связь могли обеспечить лишь кабельные линии и заранее подготовленные узлы связи, а не однопроводные многокилометровые линии и коммутаторы Наркомата связи…

— Допустим, товарищ полковник, ваше предположение об умышленной порче проводных линий верно, — хмурясь, оказал генерал Рубцов, выслушав доклад о состоянии связи. — Почему же вы не установите связь с Белостоком и Осовцом по радио? На учениях же радиосвязь всегда работала бесперебойно. Вас хвалили за радиосвязь. Не так ли, полковник?

— Да, товарищ генерал-майор, на учениях радиосвязь работала хорошо. Но сегодня, как мне доложили, на всех частотах, на которых работают наши рации, появились такие шумовые помехи, что совершенно невозможно ни передать, ни принять. Вероятно, немцы заранее подготовили и включили специальные помехосоздающие установки, товарищ генерал.

— Что же, и такое может быть. Но без связи, Владимир Федорович, нам ничего не сделать, — сказал командир корпуса, сдерживая себя от нахлынувшего раздражения, стараясь не показать его. — На войне без связи нельзя. Отправляйте мотоциклистов, восстанавливайте проводную связь. Кроме того, я не верю, что все частоты могут забиваться. Как угодно, но связь должна быть! — жестко закончил разговор Рубцов.