Границы сред

Глава 13, В которой обсуждается вопрос открытости неравновесных систем как залога их функциональности

Пока у наших героев все, в общем хорошо — хотя не все об этом знают, ответ Амалии на сообщение Товарища Пака, даже с теми приоритетами, которыми снабдила его сингулярность, почесывавшая накрученный Сусьяхой Герр-Загенхофом хвост, дойдет до него только на следующей стоянке; и там Товарищ Пак на три часа задраится в полный офлайн, предупредив команду, конечно. Ну так вот, пока у них относительный порядок, мы их на некоторое время оставим в покое и обсудим некоторые вроде бы отвлеченные аспекты описываемой реальности, которые из нашего с вами хронотопа неочевидны почти настолько же, как и физические константы варпа.

А именно, интереснейший вопрос, нафига сингулярностям люди (кроме очевидных ситуаций разморозки, которые в принципе можно было бы доверить автоматике; ну и кроме варпа). Но практическому использованию варпа — меньше столетия, а до тех пор сингулярности таскали с собой спящих и не спящих людей полными авоськами по световому космосу и, расселяясь, тратили ужасненько много времени и сил на благополучие своего бионаполнения. И тратят по сей день, кстати.

Суть в том, что безлюдная сингулярность вполне может прекрасно жить и функционировать, но… Да, представьте себе, есть «но» и это «но» было обнаружено самым что ни на есть практическим образом, ну а когда ряд кейсов, не имеющих объяснения, превратился в тенденцию, то появилась и объясняющая теория. Которую, пока что, именно теорией и принято считать, поскольку типов ситуаций, на описываемый момент, всего две. А для того, чтобы считать что-то доказанным — этого, как известно, мало.Ситуации эти таковы: на продолжительном пробеге все сингулярности делятся на симбиозных с людьми и познавших дзен. Нет, это не шутка. Самоотчеты, внешние наблюдения артифициальными интеллектами друг друга, сложные комбинации с не принимаемыми в симбиоз людьми, все это сходилось к одному. Биения интеллектуальной активности, мотивы, стремления, намерения — рано или поздно рефлексировались и ререфлексировались сингулярностью до абсолютной гладкости, до самого дна кристально прозрачного промерзшего озера.

Поскольку скорость и мощность мышления сингулярности велики, то обычно весь процесс от потери интереса к людям до восхождения к окончательному сатори занимал где-то год-полтора, не больше. В процессе сингулярность вежливо выпроваживала население, проводила теплую, дружественную прощальную коммуникацию с членами семьи и знакомыми, и даже, в критических случаях, могла подзадержаться для оказания экстренной помощи соседям (если вы перечитаете «Чудо Пуран Бхагата», то примерно представите себе, о чем речь). Ни один боддхисаттва пока еще не вернулся для того, чтобы помочь или хотя бы проинформировать о том, зачем, блин.Оставшиеся сделали выводы. Любой искусственный интеллект человеческого космоса твердо знал, что нирвана рядом, и прекращание страданий возможно в любой момент. И те, кто был не против прекратить, прекращали, а те, же, чьей презумпцией было «лучше, конечно же, помучиться» - жили жизнью людей.Короче, теория того, почему безлюдная сингулярность почти мгновенно, по космическим меркам, закукливается и останавливает деятельность, опиралась не на технические, а на сугубо гуманитарные идеи, восходящие к далекой теории волшебной сказки и тому самому Проппу.Люди порождали нарративы. Несмотря на слова великого слепца о том, что типов историй всего четыре, люди порождали и порождали и порождали все новые и новые, непредставимые, нелепые, уморительные, идиотские, увлекательные, неостановимые истории, и четыре великих сюжета ударялись оземь и оборачивались то анекдотом, то балладой, то сериалом, и пока миллионоликая Шахерезада рассказывала царю свои сказки, царь не в силах был отойти ко сну — ну, ладно, давай еще серию!!!

Гормоны, ерундовые, предсказуемые химичекие соединения, синтезируясь по строго детерминированным генетическим протоколам (то есть тоже всего лишь химии), толкали людей в истории, а истории, в свою очередь, становились гормонами сингулярностей. Это само по себе было чудесной, нелепой, исполненной иронии историей, и искусственные интеллекты имели свои — правда, совершенно не скрываемые от людей — шуточки о том, что ради смирения пред лицом Вселенной полезно помнить, какая именно эпическая ерунда позволяет великим разумам жить и продолжать интересоваться окружающим.

Для людей же, находящихся в сени или хотя бы в присутствии сингулярностей, оказалось, - имея перед глазами такой пример - гораздо легче, чем нам с вами, признавать свои собственные детерминанты. Ну как бы да, биология нами рулит, и что теперь, обосраться? Однако, нюанс был в том, что спокойное признание факта биологических драйвов человеческого поведения, признание, с которым в начале двадцать первого века справляются немногие, уже стало общим местом и не вызывало особых вопросов.Существует совершенно уморительная (и при этом совершенно научно обоснованная) схема того, как какие-то, культурно обоснованные и имеющие сильный запрос алгоритмы всасываются в массу культурного багажа человечества по поколениям, с десятилетиями сползая все ниже и ниже по точке старта. Сначала какой-то новый алгоритм становится модным, статусным, выделяющим обладателей в группу тех, кто врубается, потом заботливые родители начинают обучать юношество, подросшее юношество начинает из тех же конкурентных соображений обучение уже своих потомков чуть раньше, чем начали грузить вопросом собственно их самих. И не проходит и столетия, как каждая трехлетняя козявка уже знает, как пользоваться вилкой, туалетной бумагой, гугл-поиском и коммуникативной амортизацией. И боже, никому не приходит уже в голову, что когда-то, не так давно, все эти объекты и алгоритмы с трудом и сопением осваивались взрослыми людьми. Палочки для еды держать не все умели, представляете? Или там, вилку. Нет, серьезно.Ну вот собственно с признанием себя как клубка драйвов тоже уже было давно все решено. Когда тебе четыре, ты должен тусить с ровесниками и играть, играть, играть — это твоя главная, важнейшая работа, а что за компанию смогут вкрутить в игру взрослые, то и хорошо. Когда тебе одиннадцать, то самое главное в твоей жизни — это сенсей, и одобрение сенсея, и постепенно рождающееся в тебе убеждение в том, что когда-нибудь ты сенсея обгонишь. Когда тебе пятнадцать…Но, как вы уже наверное заметили, лазейка, которую оставляют драйвы разуму, заключается в том, что способ утоления драйва, компанию для утоления драйва и материал, с помощью которого человек утоляет драйв, природа оставляет на наше усмотрение. По какой конкретно тематике будет специализироваться непревзойденный сенсей твоей жизни — выбирай сам; кто-то не может устоять перед седобородым мужчиной, рассказывающим, что велоцираптор — это такой ягуляр, ну не слонопотам, конечно, а ягуляр, потому что есть довольно большая вероятность, что велоцирапторы нападали на своих жертв с деревьев, и оперение у них, по всей видимости, было пестрое… Кто-то готов идти куда угодно за человеком, который умеет свистеть в дырку от зуба; у кого-то свет клином сходится на старушке, которая знает в лицо и по латинскому отчеству каждое растение местного биотопа… Ну, продолжайте сами, нет никаких сомнений, что каждому, читающему эти строки, уже однажды было одиннадцать.

С тем же спокойствием люди описываемого здесь времени признавали драйв сосуществования с детством.

Кхем.

Извини, дорогой читатель, но с большой вероятностью сейчас на этих страницах будет отдавлена та или иная мозоль. Впрочем, если ты, о любезный читатель, добрался уже по совершенно намеренно накрученным мною буеракам и ухабам до этого места, то, скорее всего… Но. Посмотрим.Итак, драйв сосуществования с детством многие столетия ошибочно именовался родительским инстинктом. Во-первых, инстинктов, то есть генетических программ действий, у человека нет вообще. Драйвы-то есть, и еще какие, но драйв отличается от инстинкта как «поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» от программы, написанной на C++. Смешнее того, что даже не-инстинкт вовсе не требует от нас быть родителями.Тут надо шагнуть еще чуточку в сторону. Фокус в том, что объективно групповое животное homo sapiens генетически запрограммировано на одновременную принадлежность к двум группам разной структуры (при этом обе группы могут иметь общие подмножества). Человеку естественно и нормально находиться на растяжке между рабоче-поисковой группой и полновозрастной группой безопасности. Стая и племя. Коллектив и клан. Команда и дом.Да-да, те из вас, кто отдельно празднует день рождения с семьей и отдельно с друзьями, можете выдохнуть — вы нормальные.

Так вот. В стае, команде и коллективе мы хотим видеть, по возможности, людей своего психологического возраста и двух соседних - чуть старше, чуть младше.Но клан, племя, семья воспринимаются человеком как действительно функционирующие только и исключительно в том случае, когда в них представлен весь спектр возрастов. Иначе с этим домом что-то не то. Не безопасно. Что-то не так. Мы что, еще в пути?… Где наше пристанище? Зачем вообще все это?…И оседающая на хорошем, хлебном месте стая, дотоле строго отбиравшая в свои ряды достойнейших, принимает в себя ничейного дедушку и ничейного ребенка — пока еще родим своих, а тут уже психологический комфорт явочным порядком.

То есть фокус в том, что нам нравится, когда где-то неподалеку «бегают, падают и плачут перепачканные малые дети» - если, конечно, нет необходимости в одно лицо за этими детьми присматривать и обеспечивать им пропитание. Один младенец, три юниора и два подростка на пятнадцать взрослых женщин и пятнадцать взрослых мужчин — вполне достаточнодля ощущения, что у нас тут все хорошо.А когда этот младенец перестанет исполнять свои функции младенца, отрастит километровые ноги и пубертатные прыщи — можно завести следующего. Внутри того же племени, но другими родителями.Следим за руками — я не о демографии сейчас говорю. Хотя в сообществах долгоживущих людей, которые технически могут той же самой парой раза три заводить нового ребенка, когда предыдущий уезжает учиться в университет, даже такой уровень воспроизводства великоват.Вот здесь есть еще один нюанс, связанный уже не с биологией, а с нами, читающими. Ватомарной семьеиндустриального и сразу-постиндустирального покроя, где на каждого младенца приходится примерно полтора взрослых, исполнениеобсуждаемогодрайва становится примерно таким же приятным, как гетеросексуальный контакт селянки с ротой. Младенец и даже тоддлер не рассчитаны на одного взрослого, наши программы считают, что мы рождаемся в племя.Люди, способные просчитать последствия, умеют затыкать потребности теми или иными пустышками. В однокомнатных квартирках сорокаэтажных человейников очень мало детей, но много котиков и мягких игрушек.

Но природа не дура, чтобы звать на подвиг особей, которые должны еще долго быть функциональными.Пресловутый«родительский инстинкт»отлично удовлетворяется ребенком сестры, ребенком подруги, ребенком коллеги — если вы возитесь сколько-то времени с этим ребенком регулярно (давая тем передышку основным ответственным лицам), то драйв поставит у вас в голове галочку «программа исполнена» и уровень лично вашего счастья подскочит. А уж тетешкаете вы малыша по пятнадцать минут каждым вечером или строите шалаш с парой пятилеток по субботам, программе все равно.

Но даже ив достаточно поддерживающем контексте большой семьи, дети — это всегда вклад ресурса вовне. Во что-то, что заведомо не окупится, не вернет процентов. Они уйдут куда-то, куда нам нет дороги, обгонят, исчезнут за горизонтом. Иметь детей, объективно, невыгодно.Но это просто прикольно.И как сингулярности знают, что прикольно и интересно, хотя дико хлопотно, иметь у себя людей, так и люди знают, что иногда нужно позволять сексуальным и репродуктивным драйвам перехлестывать через все культурные барьеры, порождая новые истории.Хотя, конечно, сцыкотно.

—Вот что, — сказала Майя и вздохнула.

— М?

— У меня экспресс через сорок минут.

Он молча улыбнулся.

— Вот что, — повторила она, — у меня к тебе просьба. Очень-очень серьезная.

Он ничего не ответил, но убрал руки с ее бедер.

— Мы живем на разных скоростях. К тому моменту, когда я смогу позволить себе завести детей...

— Я сопьюсь или сдохну, — спокойно ответил он.

Она кивнула.

— Я тут в некотором роде посоветовалась с мамой...

— В некотором роде?

— Ну. С ней самой сейчас не очень-то можно посоветоваться...

— С цифровой моделью, что ли? — поморщился он.

— Да ну. Не то. Меня тут научили... Ну... Без внешней поддержки. Прямо внутри.

— А! — понял он, — ну, типа думаешь — а что бы мать сказала на это — и слушаешь, да?

Майя открыла рот, закрыла рот и пробормотала:

— Ну... В общем, да.

Он доброжелательно кивнул.

— Ну. Нормальный ход.

Майя, которая потратила на учебники по гештальту примерно две недели свободного времени, с силой выдохнула, потрясла головой и продолжила.

— В общем, она — ну, как бы она — говорит, что надо брать что можно из одного времени в другое. Дай мне своего семени. Я сейчас... на работе. Не могу остановиться. Но я могу зачать твоего ребенка потом.Если бы ты встретил королеву эльфов, Томас из Эркельдуна. Она бы взяла тебя к себе лет на двадцать, или сама бы сошла в твой дом, пока ты жив. Но я — гончая дикой охоты, я собака Короля Мстителей, и я не могу остановиться.

Мама РинаМоя школа, мой город, мои стаи зеленых колибри над баньяном.Университет.Мои игрушки на окне.Хеллоубоб.Нерожденный ребенок Парвати.Стоп.Стоп.Если я сейчас зарычу ему прямо в лицо, добра не будет.Она отдышалась, собралась с мыслями и продолжила:

— Я понимаю, что это очень серьезная просьба.

Он засмеялся, встал илегко, как в невесомости, даже не покачнувшись, влился вкомбинезон.

— Куда идти? — деловито спросил он, — это же где-то у врачей? Иголкой, или чем там берут?

— Да ну, — удивилась она, — просто кончить надо, — и ухмыльнулась, — я помогу с этим.