Глава 21

Квартира Лиззи сияла самыми светлыми тонами, это поднимало настроение даже в серые дождливые дни.

Белоснежный остров кухни. Светло-бежевый диван. Пушистый белый ковер. И посреди всей этой белизны смело, словно упав с кисти художника, были разбросаны яркие акценты. Лимонные занавески. Подушки с ярким красным рисунком. Жёлто-красная мозайка кухонного фартука явно в восточной стилистике.

После темных стен и узких коридоров Кеннет Кастл обстановка в квартирке Лиззи казалась смелым шагом в будущее, к которому мне было не так легко снова привыкнуть.

Следующие несколько дней я провела в полном безделье. Отоспалась после переезда. Лиззи сводила меня на живительный шоппинг. Я начала просматривать предложения по работе.

Джон звонил вечером первого дня после приезда. Наверняка, чтобы сказать, что я оставила в замке часть вещей, тех, что хранились в его спальне, куда перед отъездом мне не захотелось входить.

Брать трубку я не стала. Просто поставила номер телефона в список «Спам». Слышать вновь ледяной голос Джона мне не слишком хотелось.

После того как я несколько привела свои мысли в порядок, я решила посвятить свободное время прогулкам по музеям. Смешно, но за время своего контракта с Национальной галереей, я мало где бывала кроме её больших хранилищ. Теперь же я обошла почти весь Лондон. Было приятно неспешно побродить по залам, любуясь картинами, как турист, а не рассматривая их, с точки зрения реставрационных работ.

Барнаби Льюис встретил меня в Британском музее.

Был уже вечер, когда большинство туристов рассасывались по пабам, театрам, и другим манящим приключениями местам вечернего Лондона. Но мое приключение было здесь. В одном из залов, посвященных британским портретистам.

— Привет, Анна! — я отметила, что он произносит мое имя совершенно не так, как Джон.

Ни один человек на свете не говорил «Ания» с такой теплой интонацией. Но я постаралась подальше откинутьвоспоминания о мягкости в голосе Джона.

Барнаби подошел ко мне быстрым шагом, протянул руку.

Кроме нас с ним в зале находилось еще трое посетителей, но он не замечал никого, кроме меня.

Я подала руку старому другу. Барнаби крепко пожал её. Его фишкой было делать всё очень быстро и очень импульсивно. Маленького роста, стройный, еще не старый, но с уже заметной лысиной на круглой большой голове, Барнаби успевал в сто мест разом, всегда громко говорил, а также весьма живо выражал все свои эмоции, за что друзья звали его «попрыгунчик Барнаби». Ведь англичане всегда очень сдержаны. И не относятся серьезно к тем, кто открывает карты своих чувств без стеснения.

Не знаю даже, как обладая таким непоседливым живым нравом, он выбрал кропотливую и медленную работу реставратора. Но, между тем, в Национальной галерее Барнаби ценили. И я сама считала его одним из лучших специалистов, с которыми мне приходилось работать. А также одним из тех, к чьему мнению и заключениям я часто прислушивалась.

— Как я рад снова видеть тебя в Лондоне! — провозгласил он.

— Мне тоже очень приятно снова быть здесь, Барнаби, — мягко ответила я.

— Спасибо, что назначила встречу, а то я сам буквально сгорал от нетерпения позвонить тебе! — выпалил Барнаби, и его круглое лицо просияло радостью.

— Неужели? — улыбнулась я.

— Да. Честно, я ужасно завидую шансу, который тебе выпал. Поработать над сольным проектом! Я бы с радостью поменялся с тобой местами! — продолжал солнечно сиять Барнаби.

«Да, — подумала я, — если бы Джон нанял для реставрации Барнаби, то многих проблем удалось бы избежать. Например, Барнаби бы точно не стал спать с Джоном».

Между тем, меня так и подмывало спросить: обнародовал ли мистер Лайсер-кумир Барнаби что-либо о неизвестном шедевре Джорджа Ротшильда. Хотя, вряд ли. По двум причинам. Во-первых, о счастливой находке такого рода уже вовсю гудели бы все сми.

На родине Ротшильд был весьма известен и почитаем. Во-вторых, в этом случае Барнаби бы точно не выдержал и позвонил мне первым. Ничего этого не произошло. Значит, бедняге Джону пришлось немало дать на лапу оценщику, чтобы купить его молчание.

Впрочем, часть меня злорадствовала, думая, что теперь, когда тайна известна, Джону не столь сладко спится в своей башне.

— Расскажи, как тебе Кеннет Кастл? — спросил Барнаби.

— Очень красивый, величественный замок, — немного поразмыслив, ответила я, — а проект оказался необыкновенно увлекательным.

Действительно, что может быть увлекательнее приступов паники, вызванных периодическими явлениями привидения?

— Ты закончила работу достаточно быстро. Думал, твой контракт продлится примерно полгода, — продолжал как ни в чем ни бывало светскую беседу Барнаби.

Его темные небольшие глазки лучились теплом, а большой рот растягивала приятная улыбка.

Кажется, до него не дошло никаких сплетен, и я могу сама рассказать ему свою версию первой.

— Я переспала с лордом замка, а потом невовремя вернулась его вредная жена, и нам пришлось закончить веселье, — сказала я.

— Что⁈ — глаза Барнаби округлились, а рот распахнулся так забавно, что я с трудом сдержала смех.

Мой добрый знакомый всё-таки был англичанином до мозга костей и теперь действительно напоминал деревянную игрушку, прискакивающую после нажатия на пружинку.

— Шучу, — быстро солгала я, — портрет, над которым я работала, оказался небольших размеров. Мне удалось закончить всю работу за три месяца.

— А…

Барнаби неловко улыбнулся, и мне стало немного стыдно перед ним. Не стоит вымещать злость на Джона, говоря глупости другим людям.

— Я хотела поблагодарить тебя за материалы по Ротшильду, — начала я подбираться к тому, для чего на самом деле назначила встречу Барнаби.

— Не за что, — махнул тот рукой, — хотя я был весьма удивлен твоему интересу.

— Работая в замке с целой галереей семейных портретов, я не могла не заинтересоваться одним из самых прославленных портретистов Соединённого Королевства. Там было даже несколько портретов, авторы которых отчаянно пытались скопировать работу мастера.

— Да. Ротшильд был настоящей звездой своего времени, — вздохнул совершенно успокоившийся Барнаби, — его работы уже тогда стоили больших денег. И не только из-за моды на них. Модные портретисты приходят и уходят. А Ротшильд, как ты видишь, остался на века.

Мы оба повернулись к картине, висевшей в центре зала. «Дикая охота».

Одна из наиболее популярных, ярких и, вместе с тем, пугающе-мрачных скандинавских легенд ожила на полотне. На картине неслись, как живые три десятка всадников, вышедших из адского пепла и собирающих души несчастных, попавшихся на их пути.

— Одной из отличительных черт Ротшильда, было то, что он всегда писал на грани. Возьмем хотя бы его музу-леди Берту Амель. Светская львица тех времен, чья эпатажность и умение создавать незабываемый образ на каждом светском приеме, где она бывала, вошли в историю. Берта происходила из нижних слоев общества, но благодаря своим умениям стала любовницей главы палаты лордов, а чуть позже вышла замуж по обоюдному расчету за престарелого дядю своего любовника, таким образом, войдя в самый высший свет. У Ротшильда Берта представала то в образе прекрасной нимфы, то самой Хольдин. Видишь, — Барнаби указал на предводительницу «Дикой охоты», красавицу, с развевающимися волосами и горящим мистическим огнем взглядом черных глаз.

— Неужели⁈ — удивилась я.

— Да. Берта позировала художнику для его иллюстраций к шекспировскому «Гамлету». Для образа Офелии, конечно же. В ряде работ, посвященных рыцарям круглого стола, Берта написана прекрасной Джиневрой, женой короля Артура. Эту картину ты можешь увидеть у нас в галерее. А в запасниках хранится Берта в образе Медузы Гаргоны, — Барнаби казался красивым сейчас, когда говорил о любимом художнике.

— И обыкновенной женщине было не страшно стать музой для подобных фантазий? — подлила я масла в огонь.

Барнаби пожал плечами:

— Тут я не судья. Но, думаю, от такого сотрудничества популярность Ротшильда лишь росла. Знать выстраивалась в очередь и платила баснословные деньги за портрет. А Ротшильд выбирал из них модели для других картин. Посмотри, — Барнаби указал мне на одного из всадников, — перед нами лорд Ричардс. Министр финансов.

— Нет! — вгляделась я в адского всадника с темным тяжелым взглядом и узким ртом.

— Да! А это Томас Хофрид. В те времена он возглавлял палату общин. И я могу назвать почти каждого, кто стал моделью для героев «Охоты». Ротшильд часто использовал знакомые лица, — Барнаби понизил голос до шепота, достигнув нужного эффекта.

Мурашки проскользили по моей спине.

— Неужели, никто из этих людей не возмутился такому воплощению их образа? — прошептала я, вглядываясь в демонов, прототипами которых были самые знатные господа Королевства.

— О. Это самое интересное. Никто не желал напрямую признаваться, что он послужил моделью для демонических героев. Недаром в кругу друзей Ротшильда называли Месье Лерус.

— Месье Лерус?

— Да. Хитрец, как ты понимаешь, — улыбнулся Барнаби.

Пока Барнаби говорил это, я вспомнила записки Чарльза Вортэла. Неужели? Но я проверю это позже. А сейчас у меня была к Барнаби одна очень важная просьба.

— Барнаби, — мягко сказала я, — если у тебя будет возможность, ты возьмешь меня в хранилища? Мне хотелось бы более глубоко и серьезно изучить работы Ротшильда.

— Почему нет? — весело ответил Барнаби, — у нас ценят тягу к знаниям.

Я искренне поблагодарила друга, надеясь, что смогу найти в архивах ответы на свои вопросы.

Прошла примерно неделя с момента моего возвращения в Лондон. Одним утром, которое начиналось весьма неплохо, на компьютере Лиззи меня ждал не самый приятный сюрприз. Я собиралась разослать несколько резюме и хотела уже свернуть колонку светской хроники, обязательно просматриваемую Лиззи как часть её работы. Но меня затянуло. В общем-то иногда приятно отвлечься от проблем и просто посмотреть, какую шляпку надела на скачки та или иная леди, герцогиня, и от какого модельера новое платье Кейт Миддлтон.

В итоге я просматривала светскую хронику, когда увидела среди прочих фотографии Джона и его ненаглядной Гортензии. Статья освещала какой-то аукцион в Эдинбурге. И счастливо воссоединившаяся пара аж два раза попала в объектив. Выглядели оба весьма неплохо. На леди Кеннет было нежно-персиковое платье, подчеркивающее белизну её кожи, и в искусственном свете помещения её лицо выглядело не нарисованным, а вполне даже живым и очень красивым.

Джон тоже был на высоте. Я видела его таким в прекрасно сшитом деловом костюме, с уложенными волосами, без очков только один раз. На рождественском ужине. И даже тогда не могла решить: нравится или нет мне его новый для меня образ. Этот Джон был какой-то чужой. И ненастоящий. Впрочем, так оно и было. Джон — чужой мне человек.

Я закрыла страницу хроники, приступив к рассылке резюме.

Чуть позже в этот же день я поняла, что беда не приходит одна.

Рассматривая журнал по работам Ротшильда в одном из книжных магазинов, я вдруг услышала до боли знакомый насмешливый голос прямо возле своего уха.

— Боже мой. До чего Лондон — маленький город!

Я закрыла журнал и вернула его на полку, после чего смерила Сэма Прата холодным взглядом и ответила, что город, разумеется, далеко не маленький. А вот некоторые люди чересчур навязчивы.

Сэм лишь рассмеялся на мое замечание.

— Да будет вам известно, маленькая мисс-реставрация, что у меня дом в этом районе. Так что это скорее вас можно обвинить в преследовании.

— В таком случае нам вообще лучше воздержаться от лишних слов и разойтись, — спокойно сказала я.

Уже выйдя из магазина, я услышала тяжелые мужские шаги за своей спиной. Мистер Прат снова нагнал меня.

— На самом деле, — сказал он, — я рад нашей встрече. Случайна она или нет. Но я хотел принести свои извинения.

— Неужели? — мой тон был полон скептицизма.

— Да. Вы попали в старый, давно запущенный маховик отношений. Я, Джон, разборки с замком… Всё это длится годами. А вы просто оказались не в то время, и не в том месте. Мне жаль, что так вышло.

— Что ж, мистер Прат…

— Зовите меня Сэм…

— Ваши извинения приняты. Я в полном порядке. Прощайте, Сэм.

На самодовольном лице Прата не дрогнул ни один мускул.

— Знаете, я бы хотел загладить свою вину.

Не слушая, я продолжила идти по улице.

— Позвольте пригласить вас в один из моих отелей. Думаю, там я смогу показать вам нечто интересное, что отвлечет и развлечет вас.

С этими словами Сэм остановился возле одной из машин, припаркованных вдоль улицы. Серебристый Порше. Отличная такая машина. Пошлая и вычурная, как её владелец.

— Итак, как насчет моего предложения?

Пораженная его наглостью, я тоже остановилась.

«Сударыня, а не соблаговолите ли вы зайти ко мне на чашку чая, дабы полюбоваться потолком моей спальни?» — примерно такой подтекст звучал в словах этого человека в моей голове.

И нет, спасибо, мне уже провели отличную экскурсию и по башням, и по спальням. К тому же, это дурной тон: подбирать девушек за другим мужчиной, просто чтобы тому было неприятно.

Я уже хотела высказать всё, что думаю, но тут остановилась.

Сделать Джону неприятное?

Эта мысль внезапно, но заманчиво пронеслась в моей голове.

— Хорошо, — сама не ожидая от себя такого, ответила я.

Сэм улыбнулся будто кот, которому перепала целое блюдечко сметаны.

— Чудесно.

Мы сели в машину и направились в сторону «Прат Хаус».

Загрузка...