Идут роботы

РОБОТОВ НАДО ПОКОРИТЬ НАШЕЙ ВОЛЕ

Как случилось, что Мадлен согласилась помогать бастующим? Как случилось, что она пришла на заседание забастовочного комитета с Тимом?..

После разговора с Тимом Мадлен поехала с ним в рабочие кварталы. Тим сказал Мадлен, где остановиться и куда зайти. То, что увидела Мадлен в рабочих домах, произвело на неё чрезвычайное впечатление. Она никогда не думала, что борьба против Говерсовской компании приводит к такой нищете.

Мадлен думала, что забастовка просто обессиливает город, она только мешает спокойно работать. Теперь она наглядно увидела, на что приходится идти рабочим во время жестокой борьбы против капитала. Действительно, Тим показал ей обратную сторону медали, где на лице имелось так хорошо нарисованное благосостояние Нью-Харриса!

Люди были без хлеба. Люди с похудевшими лицами не имели одеяла, чтобы укрыть им детей. Мать дрожащими пальцами распределяла между детьми небольшой кусок хлеба и три картофелины. Она не ела сама, она прятала нищие остатки на завтра, хоть и видела, что дети не наелись, хотя и слышала, что они просят дать еще по полкартофелины…

Забастовочный комитет помогал рабочим, он выдавал деньги, хлеб и тому подобное. Но средства были слишком ограничены, а рабочих, которые бастовали, — слишком много. На семью из матери, отца и троих детей приходилось в день двадцать центов — это два фунта хлеба.

Мадлен вспоминала сухое, уверенное лицо Томаса, вспоминала его жестокие слова, про железные руки, которыми он обещал задушить всех непокорных. Ей казалось, она видит эти руки — она слышит, как безжалостно топчут дома с рабочими и их детьми тяжелые ноги роботов…

И все же — рабочие не уступали. Нигде Мадлен не услышала разговоров о прекращении забастовки. Отец утешал девочку:

— Ничего, дочка, вот скоро победим, тогда куплю тебе конфет… Ты которые больше любишь, белые или красные?..

Тим почти ничего не говорил Мадлен. Он просто иногда давал сухие справки о том, как помогает забастовочный комитет и сколько у него ещё остается денег. Наконец, Мадлен не выдержала:

— Достаточно! Я не могу больше. Чувствую, что я сделала какое-то преступление…

Они возвращались назад. Мадлен откинулась на спинку авто и о чем-то напряжённо думала. Как сквозь сон слышала, что Тим всё ещё рассказывает ей о борьбе рабочих, о помощи забастовке, которую ему удалось организовать в Нью-Йорке через газету «Ред-Стар». Вдруг она почувствовала, как Тимов голос снова стал мягким и ласковым. Тим спрашивал ее:

— Что же теперь ответит мне Мадлен? Неужели она не убедилась в правдивости моих слов?

Авто приближалось к центру города. Мадлен вздохнула:

— О, Тим, зачем спрашивать! Вы ведь и сами хорошо видите, что я не могу не согласиться с вами. Но…

— Что?

— Неужели для того, чтобы помочь рабочим, чтобы победить Говерса, надо аннулировать изобретение роботов? Неужели нет другого пути? Ведь подумайте, какое чрезвычайное изобретение, эти роботы! Я не помню за последние двадцать-тридцать лет ничего, что имело бы хоть приблизительно такой вес, как это изобретение…

Тим улыбнулся. Он осторожно взял между своих широких ладоней маленькую Мадленину руку и ответил.

— Кто вам сказал, что роботов надо уничтожать? Их надо покорить нашей воле. Неужели мне, газетчику, надо объяснять вам, специалисту радиотехники, как приступить к этому делу?

Мадлен посмотрела на Тима широко открытыми глазами.

— Что, разве не понимаете, Мадлен? Вы только подумайте, какая бы это была замечательная вещь. Роботы, действительно гениальное изобретение, — работают не против рабочих, а вместе с ними. Железные чудовища преобразованы из врагов рабочих в их друзей. Человек, который смог бы это сделать, — с моей точки зрения заслуживал бы называться гением. Но как сделать это — я, конечно, не знаю…

— Как?.. То есть, вы думаете, что роботов можно действительно покорить вашей воли? А Бирз?

— В том то и дело, что надо вырвать роботов из-под влияния Бирза. Слушайте, Мадлен, вспомните исторические факты. Когда то, например, дикари и думать не могли о том, чтобы отобрать из рук белого авантюриста ружьё, а он из него стрелял в них. А потом… Потом, они хорошо научились обращаться с ружьём и направлять против тех же белых авантюристов. Не так ли? Ведь роботы — современная совершенная машина. Мы не знаем её. Её изобретатель направил действие этой машины против нас. Но — разве мы не можем отобрать эту машину из его рук?.. Это только дело времени. Для того я и прошу вас помочь нам, чтобы ускорить это время.

Мадлен сжала Тиму руку, глаза её сияли:

— Хорошо, Тим! Соглашение подписано. Это проблема не меньше той, которую решил Томас Бирз. Итак, наша цель: покорить роботов нашей воле. Хорошо!

Теперь понятно, как Мадлен попала на заседание забастовочного комитета. Понятно также и то, что именно думал Тим, когда удивлял членов комитета своими словами об агитации роботов. К сожалению, ни он, ни Мадлен не успели хорошо объяснить комитету, что они имели в виду.

С разогнанного заседания Мадлен спешила к себе, в свою лабораторию. Теперь она хорошо видела, что терять времени нельзя, потому что верный слуга Говерса — Бирз — не остановится ни перед чем, лишь бы раздавить забастовку.

Сбросив пальто, Мадлен немедленно приступила к работе. Однако, посторонний зритель почти ничего не понял бы в той работе. Мадлен сидела у небольшого сложного аппарата, напоминающего собой радиоприемник, и напряженно выстукивала телеграфным ключом. Если бы какой то посторонний зритель был опытным радиотехником, он, взглянув на всё это, объяснил бы нам:

— Это — хороший радиопередатчик на ультракоротких волнах. Она пытается связаться им с какой-то далекой станцией. С какой же? Погодите, дайте разобраться, что именно означают те точки и тире, которые неутомимо она выстукивает. Что? Неужели?.. Да! Она выясняет позывные одной из станций Красной Страны. Что ей нужно? Ведь это запрещено — связываться даже случайно с Красной Страной. Давайте прислушаемся, вот ей кто-то отвечает. Она говорит…

Но мы с читателем, безусловно, не дали бы возможности постороннему слушателю, тем более — радиотехнику, — слушать дальше разговор Мадлен с далекой Красной Страной. Кто знает, может этот техник передаст об этом в лагере Бирза и Говерса. А нам этого совсем не хотелось бы, потому что, безусловно, все наши симпатии принадлежат другому лагерю — рабочим Нью-Харриса, упорно борющихся против капитала. Не так ли?..