Ким Филби - супершпион КГБ

ГЛАВА IX. МАСТЕРСКИЙ ХОД МОСКВЫ

Зимой 1942–1943 годов в Великобританию на подготовку прибыли первые сотрудники американской разведки. Это были офицеры Управления стратегических служб (УСС), двойника британского Управления специальных операций (УСО). УСС было создано Уильямсом Донованом, «сумасшедшим Биллом», незаурядным адвокатом, который исповедовал немного наивную, но привлекательную веру в возможность реализации всех планов и был убежден, что просвещенный любитель нередко может сделать дело лучше профессионала. «Один из «моих парней», — нередко говорил Донован, — стоит десяти армейских солдат».

Донован ошибочно полагал, что немцы особенно сильны в проведении тайных разведывательных операций, и считал, что с подобной угрозой может справиться только организация, подобная УСС. Свое ошибочное представление он усугубил тем, что наделил англичан способностью раскрывать любые секреты. Поэтому Донован обратился к своим британским коллегам за опытом, который, по его мнению, был необходим, чтобы его организация стала действительно профессиональной.

Англичане приветствовали возможность пополнить за счет американцев свои финансовые ресурсы, улучшить материально-техническое обеспечение, укрепить свой кадровый состав. Они считали, что складывавшиеся взаимоотношения будут находиться под их полным контролем: американцам отводилась роль младших партнеров в крупном британском деле. Малькольм Маггеридж пишет по этому поводу следующее: «Я очень хорошо помню, как к нам прибыли американцы, «источающие аромат» подготовительной школы. Все такие молодые и невинные. Они должны были начать работать в нашем старом затхлом «разведывательном публичном доме». Вскоре всех их «изнасиловали и развратили». Их трудно стало отличать от наших «закаленных проституток», бывших в деле около четверти века или более».

Филби был одним из немногих, смотревших на вещи по-иному. Он считал, что кооперация с американцами в области разведки в конце концов приведет Великобританию в подчиненное положение, что жаждущие действий американцы недолго будут терпеть британский диктат. Начавшееся дружеское сотрудничество в скором времени должно перейти в открытую вражду.

Некоторые сотрудники британской разведки выражали недовольство по поводу состояния дел с обеспечением безопасности в Соединенных Штатах. Член британского парламента Генри Керби, работавший в СИС в 20-х годах вспоминает: «Можно сказать, что у американцев вообще не было разведки. УСС походило на наше Управление специальных операций, и, в основном, полагалось на американские этнические группы в поисках специалистов по языкам и лиц, располагавших знаниями иностранных государств. Службы безопасности не существовало. А ведь они поддерживали тесные контакты с нашими СИС и УСО. Таким образом, состояние нашей безопасности сразу значительно понизилось».

Ряд сотрудников британской разведки возражали против методов работы УСС. Американцы хотели установить по своим каналам связи с правительствами ряда европейских стран, находившихся в изгнании, англичане же считали, что такие контакты должны проходить через них. УСС хотело использовать агентуру на местах по своему усмотрению, СИС считала, что о подобных мероприятиях американцы должны ее информировать и действовать с ее одобрения. Англичане считали, что УСС должно пользоваться их кодами и линиями связи, американцы отказывались от такой практики, утверждая, что это позволит СИС быть в курсе всех дел УСС, а свои секреты скрывать. В начале 1944 года СИС и УСС вступили в конфликт по поводу намерений американцев перебрасывать своих агентов из Алжира в оккупированную немцами Францию. К большому неудовольствию Донована англичане использовали свою монополию на самолеты, необходимые для выполнения этого задания, для контроля над операциями американской разведки.

Одна из секретарей машинописного бюро отметила в характере Филби такую черту, которая вызывала у нее беспокойство. «Или вы целиком принимаете его таким, какой он есть, или полностью отвергаете», — заявила она. «Секретарь Филби Катрин Гейндж была предана ему, но не принимала его излишней увлеченности делом». Под этим я подразумеваю его расчетливые амбиции и черствое отношение к своим подчиненным. Если вы сделаете ошибку при печатании текста, старый Каугилл может даже наорать, но вы понимаете, что он не хотел вас обидеть. Филби же вызовет тебя в свой кабинет, ткнет пальцем в допущенную ошибку и холодно произнесет: «Будьте добры исправить». При этих словах я корчилась, как червь. Так же эффективно он использовал этот прием и в отношении своих коллег. Помню, я вошла в кабинет Грэма Грина. Он сжимал ручки кресла руками, его глаза сверкали от гнева. На вопрос что случилось, Грин ответил: «Я только что получил нагоняй от шефа».

В летний период сотрудники СИС могли неплохо проводить свободное время. Недалеко от расположения службы находился приличный ресторан под названием «Шале», куда нередко заходили Филби и Маилн выпить по кружке пива и поговорить о делах. Во время длинных летних вечеров в хорошую погоду они принимали участие в играх в крокет между командами подразделений СИС.

Всему пришел конец зимой 1943–1944 года, когда отдел Филби переехал в старое здание СИС на Райдер-стрит около Пикадилли. Хотя некоторые сотрудники пятого отдела не хотели уезжать из загородного района в Лондон, Филби мечтал возвратиться в столицу. Одна из причин этого заключалась в том, что он и Айлин снимали дом в окрестностях Сент-Олбанса вместе с семьей Маил-на. Но для двоих маленьких детей: Джезефины (родилась в 1941 году), Джона (1943) (следующий ребенок, Том, родился в 1944 году), помещение было слишком тесным.

Сначала семья Филби остановилась у матери Кима Доры, квартира которой находилась в Дрейтон-гарденс неподалеку от Бромтон-роуд. Вскоре они «наскребли» денег на домик на Карлайл-сквер, наняли привратника и открыли ясли (за детьми присматривали сама Айлин, а также подруга и профессиональный учитель). Очевидно, это было самое лучшее время их совместной жизни. «Они жили в приятном беспорядке среди детей, друзей, книг, музыки и похмельного веселья», — вспоминает Патрик Сил.

Хотя Филби находился в гуще этих событий — значительная их часть происходила в курируемых им районах — эго не помешало ему установить тесные отношения с рядом прибывших в Сент-Олбанс американцев. Один из них стал его другом. Речь идет о Джеймсе Энгл тоне, высоком худощавом интеллигентном человеке, проявлявшем интерес к поэзии, рыболовству, выращиванию орхидей, который был наделен чувством глубокого патриотизма и твердыми убеждениями. Филби был одним из инструкторов Энглтона, главным его наставником по контрразведывательным вопросам. Энглтон считал Филби своим старшим братом. Побег Филби в Советский Союз поверг Энглтона в состояние маниакальной подозрительности и оказал на все разведывательное сообщество необычайно сильное воздействие. Но в 1943 году они работали вместе во имя общей цели — нанесения поражения нацистской Германии.

Все в Сент-Олбансе было подчинено достижению этой цели. В тот период в СИ С пришло много одаренных людей. В число коллег Филби входили Тим Маилн, старый друг по Вестминстерской школе, и его предшественник в пиренейском отделе СИС, Грэм Грин, Хью Тревор-Роупер, Чарльз де Саллис, Десмонд Пакэнхэм и Ричард Коминс-Карр. И тем не менее Филби выделялся из их числа. Какие качества делали его таким прекрасным работником? Сэр Роберт Маккензи, эксперт по вопросам безопасности в МИД Великобритании, хорошо знавший Филби, вспоминает:

«Наибольшее впечатление производил прекрасный английский язык подготовленных им документов. У него был очень аккуратный мелкий почерк. Он никогда не писал черновиков и тем не менее его английский был просто необыкновенен — без лишних слов, всегда точный смысл. И конечно, Филби был привлекателен как необыкновенная личность. От отца он унаследовал чувство глубокого субъективного идеализма, для которого средства не имеют значения, если цель достойна приложения усилий. Хотя по ряду вопросов Филби не проявлял особой откровенности, его целесообразность и настойчивость во всех делах притягивали к нему людей и заставляли следовать его примеру. Он был таким человеком, который вызывал чувство привязанности и обожания. Его нельзя было просто любить, восхищаться и следовать за ним. Возникала потребность обожать».

Из интервью Маккензи автору, 1967 год

Приятели Филби по местному ресторанчику «Мер-кхэм Армз» не представляли, чем он занимается. Если бы они вдруг решили подумать об этом, возможно, они посчитали бы Филби за школьного учителя, служащего какого-либо захудалого правительственного учреждения или что-то в этом роде. Обычно он носил вельветовые брюки, старый твидовый пиджак с кожаными налокотниками и клетчатую фланелевую рубашку. По городу он ездил в старой помятой машине, которую иногда можно было видеть запаркованной в самых невероятных местах. Это не означало, что Филби находился где-то в этом районе. Он просто не мог ездить на машине, вынужден был ее бросать где попало, так как находился в состоянии запоя…

Айлин до удивления спокойно относилась к таким срывам своего мужа. Она без подозрений воспринимала его долгие отлучки из дома, которые Филби обычно объяснял занятостью по работе. Она не знала даже, чем занимается ее муж. Ей было известно, что Филби имеет какое-то отношение к иностранным и военным делам. Своим долгом замужней женщины она считала обеспечение спокойной домашней атмосферы и воспитание детей. Ей пришлось согласиться с требованием мужа освободить детей от какого-либо религиозного воспитания. Иногда она настаивала на оформлении их брачных отношений, но результатов это не давало. Филби обычно говорил, что у него нет времени разыскивать свою бывшую жену Литци, чтобы убедить ее дать ему официальный развод. Но он дал Айлин обещание после окончания войны узаконить их отношения.

Своих коллег Филби старался держать на расстоянии. После его побега в Советский Союз некоторые из них, оглянувшись в прошлое, поняли, что они совсем не знали Филби, высказывали о нем свои поверхностные суждения, которые он старался не опровергать. Тревор-Роупер, например, считал Филби очень умным человеком, окружившим себя жесткой, гибкой и очень активной защитной оболочкой. Маггеридж заявляет, что в те времена он обнаружил у Филби «подавляемое им чувство насилия», а по мнению другого коллеги, «Филби был чувствительным человеком, который, однако, старался выглядеть строгим».

Единственным человеком, с которым Филби мог быть сколь-либо откровенным, был Грэм Грин. Как следует из их неоднократных встреч в Москве, даже е это время у них было много общего. Как вспоминает Филби: «Когда Грэм впервые пришел на работу в наш отдел, у нас состоялась с ним продолжительная беседа. Конечно, я разговаривал с ним не как с коммунистом, а как с человеком левых убеждений. Грин был католиком. Но между нами сразу установился хороший человеческий контакт». Они часто вместе обедали, их дружба крепла. Но у Грина создавалось отрицательное впечатление в связи с таким качеством Филби, которое он позднее назвал «попыткой использовать служебное положение в личных целях». «Я считаю, что причиной этого было четко выраженное стремление Филби к власти. Это его единственная черта характера, которую мне было трудно переносить». Во вступлении к книге Филби «Моя тайная война» Грин отметил: «Я рад, что был не прав. Он служил, а не старался удовлетворить личные амбиции, и поэтому у меня вновь возникли к нему прежние симпатии».

У Филби было поразительное политическое чутье. Он считал, что большинство неспециалистов разведки после окончания войны возвратятся к мирной жизни. Для того чтобы Филби предложили остаться на работе в разведке, ему необходимо было иметь не только хорошую репутацию, заработанную упорным и результативным трудом, но и проявить свое понимание принципов функционирования СИС и, что еще более важно, знать, как защитить будущее разведки. Одним мастерским ходом, который превратил пребывание Филби в СИС в триумф, он обеспечил себе место в мире разведки.

23 августа 1943 года сотрудник Министерства иностранных дел Германии доктор Фритц Кольбе обратился в британское посольство в Берне (Швейцария) с просьбой о встрече с военным атташе — полковником Генри Картрайтом, который одновременно являлся представителем МИ-9, организации, занимавшейся оказанием помощи беженцам из Германии и их опросом. О принадлежности Картрайта к разведке было хорошо известно в нейтральной Швейцарии, и германская разведка неоднократно пыталась подставить ему своего агента. Это сделало Картрайта исключительно подозрительным в отношении «доброжелателей» и поэтому, когда Кольбе, пришедший фактически с улицы, предложил свои услуги, это сразу насторожило Картрайта.

Кольбе заявил, что является ответственным сотрудником МИД Германии, стоит на антинацистских позициях. Воспо-льзовавши^ своим служебным положением, он выкрал копии ряда секретных документов МИД. Некоторые из них принес с собой, сотни других спрятал. Картрайт даже не удосужился прочесть переданные ему документы, решив, что Кольбе является шпионом-провокатором абвера, и показал ему на дверь. Удивленный такой реакцией, Кольбе посоветовался со своим другом, который рекомендовал ему обратиться к американцам. На следующий день Кольбе был у Аллена Даллеса, представителя Управления стратегических служб в Швейцарии, и передал ему 183 копии секретных телеграмм МИД Германии, пообещав при возможности принести еще.

В течение следующих шестнадцати месяцев Кольбе передал более полутора тысяч секретных немецких документов, которые помогли понять намерения МИД Германии. По словам офицера американской разведки, «Кольбе был одним из лучших агентов, которые когда-либо имели разведки мира» [16]. Это был не только триумф американцев, но и позор для англичан, поскольку СИС отвергла услуги Кольбе.

Судьба оказалась благосклонной к Филби. УСС аккуратно передавало СИС копии всех материалов Кольбе. Заместитель директора СИС Дэнси, который всегда рассматривал Швейцарию своей подопечной территорией, разделял убеждение Картрайта, что Кольбе является немецким шпионом-провокатором. Поэтому он приказал передавать все материалы в контрразведывательный отдел Каугилла, где они попадали к самому одаренному и упорно работающему сотруднику — Киму Филби. Филби с большим желанием взялся за проверку подлинности немецких документов. Для этого он обратился в правительственную школу кодов и шифров с просьбой сверить содержание документов с расшифрованными сообщениями МИД Германии того же периода. Содержание документов полностью совпало, и шифровальная служба убедительно просила передать ей очередную партию документов. Эту историю сам Филби описал следующим образом:

«Когда около одной трети имевшихся документов прошло через правительственную школу кодов и шифров и никаких сомнений в их достоверности не возникло, я посчитал возможным приступить к их рассылке. Поэтому я направил их в отделы СИС, в военные департаменты и в МИД, намеренно занизив их важность, с тем чтобы Дэнси до поры до времени не увидел в этом ничего необычного.

Реакция военных последовала немедленно. Штабы армии, ВВС и ВМС настойчиво просили присылать такие материалы. Реакция МИД была более спокойной, но также благожелательной. Я попросил соответствующие отделы СИС дать письменную оценку переданным им материалам. У Деннисона я затребовал записку, объясняющую причины убежденности криптографов в подлинности немецких документов. Я должен был во всеоружии быть готовым к неминуемой встрече с Дэнси. С трепетом я направился к нему на прием».

Как и ожидал Филби, Дэнси пришел в ярость и здорово его отчитал. «Если даже документы подлинные, ну и что?» Филби помогает УСС «поганить разведывательную обстановку в Швейцарии» и ставить под угрозу действующую там британскую разведывательную сеть. Он не должен был вмешиваться в дела, которые его не касаются. Поскольку Филби никогда не работал в резидентуре, таких тонкостей ему не понять. Далее Филби объясняет:

«Когда Дэнси выдохся и прекратил свои беспочвенные обвинения, с напускным равнодушием я спросил его, почему он ведет речь об американском Управлении стратегических служб. Даже наши отделы, рассылавшие эти документы, не говоря о других министерствах, не знали, что в этом деле завязано УСС. Все потребители считают, что эти материалы наши и хотели, чтобы мы их направляли им и впредь. Дивиденды от этого получила только СИС. Когда я замолчал, Дэнси уставился на меня и после длительного молчания промолвил: «Ты не такой дурак, как я думал».

В этом эпизоде Филби проявил себя с наилучшей стороны как мастер интриги. Всячески поддерживая репутацию человека, не вмешивающегося в различные внутренние тяжбы, он добился того, что сотрудники родственных служб стали относиться к нему с еще большим уважением. Он убедил Дэнси одобрить свои действия, которые содействовали росту трений между Каугиллом и его коллегами. Вскоре Филби использовал это с большой выгодой для себя.

Со временем разведывательные усилия Германии против Великобритании утрачивали свою интенсивность. Соответственно уменьшилась нагрузка и на британскую контрразведку. К 1944 году пятый отдел СИС уже больше не занимался военными проблемами. Ему было поручено решение вопросов контршпионажа в таких не представлявших важности районах, как Южная Америка и Саудовская Аравия. Это падение престижа пятого отдела свидетельствовало об изменении первоочередных задач британской разведки в послевоенный период.

До 1944 года в Великобритании коммунистов допускали к секретным работам. Джеймс Клугман, вступивший в коммунистическую партию в 1931 году в Кембридже вместе с Дональдом Маклином и остававшийся коммунистом до своей смерти в 1977 году, не скрывал своих коммунистических убеждений и это не мешало ему работать в подразделении Управления специальных операций Великобритании в Каире. В начале 1944 года Черчилль отдал строгий приказ — очистить британские секретные службы от всех коммунистов. По словам Черчилля, ему пришлось это сделать после того, как «на длительные тюремные сроки были осуждены два высокопоставленных чиновника за передачу Советскому Союзу важной военной секретной информации». Вероятно, Черчилль имел в виду Дугласа Фрэнка Спрингхолла и капитана Орманда Лейтона Урена. Организатор британской коммунистической партии Спрингхолл в июле 1943 года был приговорен к семи годам тюремного заключения за получение от клерка министерства авиации секретной информации о реактивном двигателе. Суд проходил в закрытом порядке. Капитан Управления специальных операций Урен в ноябре 1943 года получил семь лет тюрьмы за передачу Спрингхоллу описания штаб-квартиры У СО.

Руководство СИС учло создавшееся положение и решило вернуться к идее создания самостоятельного контрразведывательного отдела, который занимался бы работой против коммунистических стран и организаций. В 1939 году Каугилл был взят на работу в СИС для руководства именно таким отделом, но война с Германией заставила его заниматься другими делами. Был разработан план заполнения образовавшегося вакуума. Для руководства новым отделом, которому был дан номер девять, был привлечен бывший сотрудник МИ-5 Джон Карри (пока не освободится Каугилл).

Когда Филби проинформировал своего советского коллегу о девятом отделе, ему было рекомендовано предпринять все меры, чтобы стать его начальником. По этому поводу Филби рассказал мне в Москве следующее:

«Прежде всего я проанализировал ситуацию. Карри делами почти не занимался. В основном он просматривал архивные дела на предмет возобновления каких-то наших довоенных операций и получения новых идей. Конечно, это было довольно непродуктивное занятие. Через год, примерно к концу 1944 года, начальник разведки принял решение о расширении девятого отдела: выделить ему больше средств, набрать новых людей. По справедливости этим делом должен был бы заниматься Каугилл, но я сделал все возможное, чтобы получить пост начальника этого отдела».

Филби приступил к осуществлению полученного от Москвы задания, имеющего две цели: во-первых, освободиться от Каугилла, который конечно заслуживал пост начальника девятого отдела, и, во-вторых, сделать так, чтобы это место предложили ему, что и было использованием служебного положения в личных целях, которое так раздражало Грэма Грина. Прежде всего он воспользовался плохим отношением полковника Вивьена к Ка-угиллу и предложил Вивьену организовать встречу между одним из руководящих сотрудников МИ-5 и Кристофером Арнольдом-Форстером, который занимался кадрами СИС и к мнению которого прислушивался генерал Мензис. Идея состояла в том, чтобы довести до Арнольда-Форстера, что Каугилл находится на ножах с МИ-5. Вивьен организовал такую встречу, во время которой он, очевидно, довел до Арнольда-Форстера идею, что, если с назначением Каугилла начальником девятого отдела возникнут трудности, тогда наиболее приемлемым кандидатом был бы Филби. Это предположение проистекало из того, что вскоре после этого Арнольд-Форстер пригласил Филби к себе и они подробно обсуждали вопрос о деятельности СИС в мирное время после окончания войны. Затем произошло следующее. Пока Филби искал возможности склонить на свою сторону МИД, Каугилл подготовил для Мензиса проект письма в адрес директора ФБР США Эдгара Гувера, в котором высказывалась жалоба по какому-то вопросу. Враждебный тон письма вызвал недовольство советника Министерства иностранных дел при СИС Патрика Рейли, который посоветовал Вивьену переписать письмо. Вивьен в свою очередь попросил сделать это Филби. Он рассказал Рейли о своей озабоченности в отношении Каугилла и о доверии к Филби. Очевидно, Вивьен поинтересовался мнением о Каугилле у руководства правительственной школы кодов и шифров и, узнав о неоднократных стычках, уверился в том, что криптоаналитики не будут возражать против ухода Каугилла.

Вот как об этом говорит сам Филби:

«Эта история закончилась в один из дней, когда меня вызвал Вивьен и предложил прочитать объяснительную записку на имя шефа. Записка была невероятно длинной и приукрашена цитатами из «Гамлета». В ней излагалась печальная история ссор Каугилла и доказывалась необходимость радикальных перемен, прежде чем мы перейдем к работе в условиях мирного времени. Мое имя называлось в качестве преемника Каррц. Кандидатура Каугилла на этот пост категорически отвергалась. В лестных выражениях объяснялось мое соответствие этой должности. Как ни странно, но, перечисляя мои достоинства, упустили самое важное качество, нужное для данной работы: это то, что я кое-что знал о коммунизме».

Из книги Филби «Моя тайная война»

У Филби была еще одна, последняя карта. Когда его вызвал к себе Мензис, чтобы предложить пост начальника девятого отдела, Филби подал шефу мысль о том, чтобы до официального объявления о его назначении на эту должность получить официальное одобрение МИ-5. Мензис сразу же увидел бюрократические преимущества этого шага, написал письмо начальнику МИ-5 сэру Дэвиду Петри и получил благожелательный ответ. Таким образом, Филби обеспечил для себя такое положение, при котором, если бы у МИ-5 появились в отношении его как начальника отдела какие-либо подозрения, они были бы скованы в своих действиях, поскольку сами одобрили его кандидатуру.

Отставка Каугилла, последовавшая сразу после того, как он узнал о назначении Филби, знаменовала триумф последнего. Как впоследствии писал один из коллег Кима: «Одним ударом Филби освободил себя от возможности быть разоблаченным в верности идеям коммунизма и обеспечил осведомленность Кремля о всех послевоенных усилиях Великобритании по борьбе со шпионажем стран социализма. Это одна из очень немногих мастерских комбинаций в мире шпионажа».

Какие задачи были поставлены перед новым отделом, во главе которого должен был встать Филби? Тот факт, что отдел был создан сразу после решения Черчилля очистить секретные организации от коммунистов, а его начальник Карри принадлежал к МИ-5 свидетельствовали о планах придать этому подразделению контрразведывательные функции и поручить ему защиту Великобритании от проникновения агентов из социалистических стран. Но отдел должен был проводить и наступательные разведывательные операции — проникать в страны с коммунистическими режимами и осуществлять там шпионские акции. Ирония состояла в том, что во главе девятого отдела был поставлен Ким Филби, работавший на советскую разведку. По роду службы он оказался в состоянии не только защищать действовавших в Великобритании советских агентов, в том числе и себя, но и информировать Москву о всех британских операциях против Советского Союза.

Возникает мысль о том, что, очевидно, Филби много сделал для изменения характера деятельности девятого отдела. Прежде всего он убедил своего босса Мензиса составить проект нового положения, определяющего функции девятого отдела. Согласно подписанной Мензисом директиве, Филби стал отвечать «за сбор и анализ информации о шпионских и подрывных действиях Советского Союза и других стран с коммунистическими режимами во всех регионах мира, не входящих в состав Британской империи». Формулировка была настолько неопределенной, что давала Филби полную свободу действий. Например, он мог доказывать, что наилучшим путем получения информации о планах советской разведки является внедрение в нее своей агентуры. Но эго разведывательная, а не контрразведывательная операция.

Есть и подтверждения планов Филби. Поскольку размеры и сфера деятельности девятого отдела потребовали выделения финансовых средств и прикрытий в британских посольствах, Филби должен был ознакомить со своими планами руководство министерства иностранных дел. В феврале 1945 года он представил свои идеи на рассмотрение личного помощника Мензиса по линии МИД, которым с 1942 года являлся Роберт Сесил. Сесил вспоминает:

«Я был шокирован как масштабами операций, так и их целями. Предлагалось значительное число дипломатических должностей в ряде британских посольств заполнить сотрудниками СИС, подчиняющимися непосредственно Филби. Я возвратил Филби документ с рекомендацией уменьшить свои запросы. Кроме того, я добавил: «Не думаю, что ваши идеи совпадают с точкой зрения министерства иностранных дел на послевоенную Европу и на нашу роль в ее устройстве». Через несколько часов Филби пришел ко мне. Он не отказался от своих требований и настаивал, чтобы документ был доложен руководству МИД.

Оглядываясь назад, легко понять, почему Филби выдвигал столь высокие требования и почему он хотел создать свою собственную «империю» в рамках СИС. Кроме преследования своих тайных целей, ясно, что он лучше меня предвидел начало «холодной войны», которая вызовет необходимость ведения более пристального и агрессивного наблюдения за противоположной стороной и более широкое использование дипломатических прикрытий».

Но есть и другие причины, лежащие в основе намерений Филби превратить девятый отдел из чисто контрразведывательного подразделения в аппарат ведения агрессивной внешней разведки. Как указывает Сесил, Филби предвидел начало «холодной войны» и знал, что в этом случае Запад приступит к осуществлению разведывательных и подрывных акций против Советского Союза. Поэтому он должен «заявить» о своих правах на осуществление контроля над такими операциями, с тем чтобы иметь возможность сводить до минимума их эффективность или, по крайней мере, своевременно информировать о них Москву.

Кроме того, если его отделу будет поручен сбор разведывательной информации на территории Советского Союза, тогда советская разведка получит возможность доводить до СИС свои дезинформационные сведения. Короче говоря, советская сторона сможет в этом случае влиять на формирование у СИС представления о Советском Союзе, его целях и таким образом воздействовать на внешнюю политику Великобритании.

Неудивительно, что советский оперативный руководитель так настоятельно советовал Филби бороться за пост начальника девятого отдела и с таким удовольствием воспринял известие, что Ким его получил. Также неудивительно, что сам Филби так настойчиво добивался, чтобы Сесил не вмешивался в его планы относительно расширения размеров и функций нового отдела. Понятна быстрота, с какой Филби добился этого: в течение полутора лет он превратил отдел, состоявший из одного человека и ютившийся в скромном помещении, в один из основных подразделений СИС, занимавший целый этаж и насчитывавший более тридцати человек.

Зимой 1945–1946 годов Филби посетил Францию, Грецию, Германию, Швецию, Италию, где проинформировал резидентов СИС о планах работы девятого отдела и задачах в этой связи резидентур. Главная цель состояла в том, чтобы вербовать агентов в освобожденных от нацизма странах для восстановления и расширения британской довоенной агентурной сети. Шпионаж есть шпионаж, и сотрудники СИС не удивились, обнаружив, что некоторые из их агентов, арестованных немцами в 1939–1940 годах, были перевербованы для работы против Советского Союза. Проявляя типичный прагматизм, СИС вновь привлекла к работе тех из них, кто доказал, что приобретенный ими опыт работы против Советского Союза пригодится англичанам. Ряд офицеров немецкой разведки и служб безопасности были привлечены к сотрудничеству, поскольку предполагалось, что остались целыми руководимые ими организации в странах за «железным занавесом». Если они находились в розыске за военные преступления, тем лучше, хватка СИС в этих случаях будет мертвой.

Конечно, эти агенты больших результатов не принесли. Заброшенные в восточноевропейские страны, они бесследно исчезли. Сейчас можно лишь строить различные догадки об их судьбе. К большому удивлению, один из них дал интервью в июне 1988 года. Его имя Феликс Румниекс. В мае 1945 года Румниекс был завербован девятым отделом для участия в операциях по проникновению на территорию Советского Союза. Работавший на немецкую разведку в военное время в качестве агента в Швеции, он был передан на связь СИС антисоветской латвийской подпольной организацией. Румниекс получил инструктаж в британском посольстве в Стокгольме и на финальной стадии встретился с самим Филби. Он вспоминает:

«Филби был худощав, красив. Пользовался высокой репутацией. Он дал мне задание организовать подпольную сеть в Латвии, подобрать конспиративные адреса для приема других агентов. Эта агентурная сеть должна была также собирать информацию о состоянии латвийской экономики и подразделениях Советской Армии. В случае войны организовать движение Сопротивления и осуществлять акты саботажа и диверсий. Нас снабдили деньгами и оружием. Раз в месяц я должен был связываться с Филби, используя для этого адрес в Стокгольме и шифр, который, если я не ошибаюсь, назывался «Сайлендж». Я выучил его там, в британском посольстве в Стогкольме. Это заняло у меня всего один день. Конечно, завербовали не одного меня. Я знаю, что были и другие. Я их встречал позднее.

В качестве беженца из Финляндии я затем возвратился в Латвию и сразу же приступил к созданию агентурной сети. В конечном счете я привлек десять человек, в основном мужчин. В течение некоторого времени моя агентурная сеть действовала успешно, но примерно через два года всех нас арестовали. Меня судили как изменника и дали двадцать пять лет строгого режима. Я отбыл пятнадцать лет, сначала в Риге, затем в Сибири на угольных шахтах. Во времена Брежнева был издан специальный указ, и меня освободили на десять лет раньше срока. Только позднее я узнал, что Филби работал на советскую разведку. Мне представляется, что именно он сообщил о нас русским. Мое несчастье в том, что в свое время я встал не на ту сторону. Сейчас у меня нет антисоветских настроений».

Румниексу повезло — его не расстреляли, как многих других, которые были завербованы Филби. (Мы еще столкнемся с судьбой подобных людей.) Филби проводил и другие антисоветские операции, и это позволяет судить о его отношении к этой стороне своей деятельности. При встречах с Филби в Москве я еще не знал о масштабах его участия в латвийской операции, поэтому я задавал ему вопросы об агентах, которых он засылал в Албанию несколькими годами позже. Но его ответы применимы и к латвийским делам.

«Засылавшиеся нами в Албанию агенты — это вооруженные люди, нацеленные на проведение актов саботажа, террор и убийства. Они, как и я, были готовы пролить кровь во имя достижения своих политических идеалов. Они знали, на какой риск идут. Я действовал во имя интересов Советского Союза и поэтому этих людей необходимо было нейтрализовать. То, что я в какой-то мере содействовал их поражению, даже если это окончилось для них смертельным исходом, не вызывает у меня каких-либо сожалений. Не забудьте, что я также причастен к фатальной судьбе значительного числа немцев, внеся этим свой скромный вклад в благоприятный для нас исход второй мировой войны».

Мы поспорили с ним по существу этого высказывания. Мой аргумент: трудно представить такую глубокую преданность политическому делу, чтобы быть готовым во имя этого проливать кровь людей. На что Филби ответил: «Я постараюсь объяснить различие в наших точках зрения. Я всегда действовал на двух уровнях: личном и политическом. Когда двое вступают в конфликт, я всегда отдаю предпочтение политическим соображениям. Вопреки существующему на этот счет мнению, я всегда испытываю сожаление по поводу такой необходимости. Примерно такие же чувства, очевидно, испытывает честный солдат в связи с необходимостью убивать на войне своих врагов».

В последние дни второй мировой войны обозначились контуры будущего противостояния разведок. Москва знала, что один из ее лучших сотрудников, внедренных в спецслужбу противника, очевидно, сохранит там свои позиции. Фактически уже имелись симптомы, что после войны Филби не только попросят остаться в кадрах СИС, но, учитывая его успехи и возраст (только 33 года), у него откроются прекрасные шансы вырасти по службе. Но неожиданно возникла опасность в лице двух перебежчиков, которые могли поставить под угрозу все достижения Филби.