Ким Филби - супершпион КГБ

ГЛАВА XII. ПРОНИКНОВЕНИЕ В ВАШИНГТОН

Несколько недель Филби инструктировали в Лондоне относительно его обязанностей в Вашингтоне. Очевидно, руководство СИС считало, что предшественник Филби Питер Двайер уделял слишком много внимания ФБР в ущерб ЦРУ. Одна из задач Филби состояла в том, чтобы, действуя осторожно, не ущемляя Эдгара Гувера, коренным образом измерить положение дел в пользу ЦРУ. На всех совещаниях, брифингах, инструктивных беседах он вел себя, как обычно, сдержанно, строго контролируя свое поведение. Так было до беседы с Морисом Олдфилдом, который позднее стал генеральным директором СИС. Олдфилд рассказал Филби о поисках «Гомера».

Те же криптоаналитики ФБР, которые обрабатывали радиопередачи советского консульства в Нью-Йорке и раскрыли таким образом «Стэнли», столкнулись еще с одним русским агентом, имевшим псевдоним «Гомер». Материалы, которыми располагало ФБР относительно «Гомера», недвусмысленно свидетельствовали о том, что в 1944–1945 годах он был источником утечки сведений из британского посольства в Вашингтоне и, в частности, телеграфной переписки между Черчиллем и Трумэном.

Олдфилд рассказал Филби, что, работая совместно, ФБР и МИ-5 сузили круг людей, находившихся в то время в посольстве и имевших доступ к этим материалам. В скором времени, очевидно во время пребывания Филби в Вашингтоне, дело может быть завершено и ему следует быть готовым представлять британскую сторону. Филби срочно связался со своим советским коллегой в Лондоне и доложил ему о деле «Гомера». Тому нужно было получить инструкции из Москвы. Еще до отъезда Филби в Стамбул советский оперативный руководитель просил его выяснить, как идет проводимое британскими спецслужбами расследование, касающееся утечки информации из посольства Великобритании в Вашингтоне. Дело «Гомера» и этот случай касались одного и того же человека или нет? Через несколько дней Филби получил ответ: это одно и то же. Теперь Филби знал, кто такой «Гомер». Это Дональд Маклин.

В 1944 году Маклин был направлен в британское посольство в Вашингтоне в качестве первого секретаря и одно время исполнял обязанности начальника канцелярии. Его карьера на дипломатической службе Великобритании резко шла вверх: он был, по словам его коллеги, «баловнем» министерства иностранных дел и находился на верном пути к должности посла в Бонне или Риме. На русских он тоже работал с большим успехом. Передавая им информацию об обмене мнениями между Черчиллем и Трумэном в конце войны, он дал возможность Сталину держать в руках нить переговоров с Западом.

Потом в 1947 году Маклин стал секретарем Объединенного англо-американского комитета по атомной энергии. Это обеспечило ему доступ к материалам о политических разногласиях между Великобританией и США по вопросам развития атомной энергии и об атомных программах обеих стран, о которых он информировал Москву.

И в 1948 году Маклин, очевидно, обеспечивал русских полезной информацией, поскольку он входил в состав посольской группы, сопровождавшей Глэдвина Джебба, работавшего тогда в МИД Великобритании, на специальное англо-американо-канадское совещание, на котором впервые обсуждался проект создания НАТО. Это было совершенно секретное мероприятие и проводилось оно не в здании государственного департамента, а в Пентагоне без какого-либо протокола. Для русских, очевидно, представила большую ценность информация о том, что Запад намеревается создать «объединенный фронт» против коммунизма.

Но двойная роль, которую приходилось играть Маклину, стала сказываться на его самочувствии. Его жену Мелинду приводили в недоумение длительные задержки мужа на работе и запои, которые вызывали у него приступы депрессии и мрачные шутки. Она относила это к загруженности по работе, возможно, более спокойное место помогло бы разрешить ее Дональду возникающие психологические проблемы. Она вздохнула с облегчением, когда в октябре 1948 года Маклин получил назначение в Каир на должность начальника канцелярии.

Осознание того факта, что Маклин является «Гомером», создало для Филби ряд проблем. К счастью, его положение позволяло контролировать ход расследования и принять меры, когда спецслужбы «выйдут на след» Маклина. Филби понимал, что, когда он будет в Каире, делать это будет значительно труднее. Если расследование по каким-то причинам задержится, оно может быть закончено после перевода Филби на какое-то новое место. «Что-то должно было бы быть сделано до моего отъезда из Вашингтона, — писал Филби позднее. — Кто знает, куда меня назначат. Возможно, это будет связано с утратой всех нитей контроля за делом Маклина».

Поэтому Филби считал, что «дело Гомера» входит в его обязанности сотрудника советской разведки. Он занялся знакомством с Центральным разведывательным управлением и его работниками. У Филби не было иллюзий об организации, с которой он будет иметь дело.

ЦРУ выросло из Центральной разведывательной группы, которая в свою очередь явилась продолжателем дел Управления стратегических служб. С сотрудниками УСС Филби встречался во время войны, и у него создалось очень хорошее впечатление об их работе. Эти вопросы я обсуждал с Филби в ходе нашей письменной переписки в 1984 году. Во время своей работы над книгой «Вторая из самых древних профессий» я столкнулся с позицией сотрудников американской разведки по вопросу отношений Великобритании со своими колониями, и она произвела на меня большое впечатление. Филби мне писал: «Меня чрезвычайно удивила ваша оценка УСС как радикальной, реалистической и антиколониальной организации. Такой она является лишь отчасти и только в том смысле, что хотела бы иметь открытые двери в колониях, которыми пользуются британская, французская и голландская империи. И по тем же причинам американцы добивались «открытых дверей» в Китае для достижения там экономического господства. Возможно, такая позиция и реалистична, но никак не радикальна».

В конце войны Трумэн распустил УСС и не намеревался иметь разведывательную службу в мирное время. Однако в январе 1946 года он дал согласие на создание Центральной разведывательной группы, которая должна была анализировать и рассылать информацию, собранную армией, ВМС и госдепартаментом. Предполагалось сделать из нее координирующий орган, обеспечить эффективность работы разведывательных служб родов войск и не допустить их соперничества. Но сразу же в Центральной разведывательной группе стали проявляться элементы жестокости и стремления к власти, что позднее стало характерным для ЦРУ. В течение восемнадцати месяцев Центральная разведывательная группа расширила свои функции и добивалась права заниматься сбором разведывательной информации. Ее трудно было остановить.

Интересы Центральной разведывательной группы столкнулись с интересами ФБР. В этой борьбе она вышла победителем. Группа сумела перехитрить такого мастера интриг, каким был шеф ФБР Эдгар Гувер. Центральная разведывательная группа добилась роспуска шпионских сетей ФБР, захватила контроль над разведывательными службами тех трех ведомств, которым должна была докладывать о своей работе: армии, ВМС и госдепартаменту. Она раскрыла в военном министерстве секретную разведывательную службу, которая была создана еще в октябре 1942 года и о существовании которой знал ограниченный круг высших должностных лиц, в том числе сам президент Рузвельт, и добилась ее роспуска.

За год Центральная разведывательная группа увеличилась в шесть раз и объединила в своем составе все оставшиеся службы и подразделения Управления стратегических служб. Группа завоевала такой авторитет у президента Трумэна, что, начиная с 1948 года, когда она была преобразована в ЦРУ, именно директор Центральной разведки первым докладывал президенту о событиях дня. Ко времени прибытия Филби в Вашингтон, ЦРУ была на пути превращения в громадную бюрократическую машину, какой она является сегодня со своими банками и источниками доходов, авиалиниями и своей политикой. Лозунгом разведки в 1947 году было: «В 1948 году обойдем по размерам госдепартамент!» Так оно и случилось.

По мере роста у ЦРУ менялись концепции относительно своей роли. Свою задачу оно видело не просто в сборе информации относительно происходящих в мире событий, а в оказании на них воздействия с выгодных США позиций. Оно стало почти самостоятельным внешнеполитическим ведомством. Филби должен был поддерживать связь с этим учреждением, фактически являвшимся правительством внутри правительства США.

Позднее он возлагал вину за расширение ЦРУ и появившиеся новые направления в его деятельности на Аллена Даллеса, в то время заместителя директора ЦРУ и его шефа с 1958 по 1961 год. В письме ко мне он писал:

«Управление специальных операций было продуктом «горячей войны», Центральное разведывательное управление — «холодной». Вопрос не в том, каким образом УСС превратилось в ЦРУ, а как ЦРУ додаллесовской эпохи (оно было создано за пять лет до того, как Даллес стал его директором) превратилось в этого дикого зверя. Есть несколько соображений по этому поводу. Аллен Даллес, используя своего брата Джона Фостера (государственный секретарь США с 1952 по 1959 год), завоевал слишком большую власть, которую Эйзенхауэр не смог ограничить (возможно, он знал об этом слишком мало).

Со своей стороны Аллен Даллес был настолько «добродушным» руководителем, что не мог заставить себя вымолвить слово «нет». Таким образом, тихо, без шума, ряду «благоразумных» негодяев и маниакальных личностей удалось обойти все препоны и действовать по своему усмотрению. Наступило «царство грязных дел». Конечно, с точки зрения глобальной борьбы, без грязных трюков не обойтись, но осуществляемые бесконтрольно и бесцельно, такие трюки становятся фантастически дорогими и мало продуктивными. Сумасшедшие муллы пришли на смену Массадыку в Иране.

Могло показаться, что Филби был просто очарован Даллесом, как и Даллес Филби. Когда Леонард Мосли писал свою книгу о семье Даллеса, среди бумаг Аллена Даллеса он нашел следующую характеристику Филби: «В некотором плане, по темпераменту, отношению к людям, пристрастиям к женщинам и хорошей жизни, он не отличается от меня». Мосли послал это высказывание в адрес Филби в Москву и получил от него пространный ответ, который интересен тем, что в нем дается характеристика одного из руководителей ЦРУ того времени. Филби писал:

«Надеюсь, что я не расточаю особых похвал в адрес Аллена Даллеса. Он мне очень нравился. С ним было приятно иметь дело. Добродушный, спокойный, предсказуемый, постоянно с трубкой во рту, потягивающий виски. Ничего от Джеймса Бонда (отвратительный тип). Я впервые встретил Даллеса в 1950 году, он был заместителем директора ЦРУ Беделла Смита. В течение года видел его часто, как по работе, так и в частных компаниях.

Слышал о Даллесе гораздо раньше, еще когда он был в Швейцарии и его имя было окружено легендой. (Все разведчики, достигшие доброй или дурной славы — и я один из них — становятся легендой.) Даллес ничего не делал для развенчания своей легенды. Он питал отнюдь не профессиональное влечение к тайным и темным делам. В конце концов это его и погубило. Я имею в виду залив Свиней.

Я чаще всего встречался с Алленом Даллесом в присутствии двух или трех его коллег за завтраком или обедом в рядовых вашингтонских заведениях: «Колони», «Ле-Салле», «Мейфлауэр», «Шорехэм» и др. (Ресторан «Харвей» мы не посещали, потому что там часто бывал Гувер. Интересно то, что он обычно не платил за угощение.) По служебным вопросам я заходил к Аллену Даллесу поздно вечером, зная, что после беседы он предложит посетить какой-нибудь уютный бар, где обычно продолжался деловой разговор.

Ваши вопросы заставили меня более внимательно посмотреть на личность Даллеса. Вновь и вновь с непреодолимой настойчивостью на ум приходит прилагательное «ленивый». Несомненно, Аллен Даллес был активным человеком в том смысле, что мог до позднего вечера вести деловой разговор, вскочить в самолет и объездить столицы многих стран и другие живописные места. Но он никогда глубоко не вникал в проблему, если она не затрагивала его личных интересов. Был ли Даллес легко поддающимся влиянию человеком? По моему мнению, Даллес наслаждался тем, что делал, а делал то, что приносило ему удовольствие. Ни больше, ни меньше. Достаточно, возразите вы, чтобы быть приятным человеком. Конечно, если не брать во внимание занимаемый им пост».

В Вашингтоне Филби снял дом на Коннектикут-аве-ню, и его предшественник Питер Двайер, сотрудник СИС, начал знакомить Кима с делами. Двайер прежде всего сказал Филби, что в течение первых трех месяцев ФБР будет прослушивать все помещения его дома, как это было и с ним. В Москве Филби следующим образом объяснил это явление:

«Делалось это не потому, что ФБР в чем-то подозревало меня — в этом случае я бы никогда не получил этого поста. Просто Гувер никому не доверял, пока не получал необходимых доказательств. Он презирал и испытывал недоверие ко всем — славянам, евреям, католикам, гомосексуалистам, либералам, неграм — ко всем. К счастью, это отвлекало Гувера от его реальных обязанностей».

Филби легко вошел в новые дела. Его офис располагался в здании британского посольства, но большую часть времени он проводил в ЦРУ или ФБР. В ЦРУ Филби имел дело в основном с его двумя главными управлениями: управлением стратегических операций (УСО), занимавшимся сбором разведывательной информации, и управлением по координации политики (УКП). Под этим невинным названием скрывалась служба по проведению тайных операций и актов саботажа. В управлении стратегических операций он поддерживал регулярный контакт с двумя сотрудниками: Джеймом Энглто-ном, с которым часто ходил на ленч, и Биллом Харви, бывшим сотрудником ФБР, которого Гувер выгнал с работы за пьянство в рабочее время. В ФБР чаще всего приходилось встречаться с Джоном Бойдом, в прошлом одним из головорезов Гувера в районе Чикаго.

Это были неспокойные годы, когда мир охватывали международные кризисы. Сначала всех шокировал взрыв Советским Союзом 29 августа 1949 года атомной бомбы. Это вызвало бурю негодований по отношению к ЦРУ, которое утверждало, что русские смогут создать атомную бомбу не раньше середины 1953 года, что явилось самым большим просчетом Запада в «холодной войне». (Вину за это взял на себя директор ЦРУ адмирал Роскоу Хилленкоттер, который в конце концов был заменен генералом Уолтером Беделл-Смитом.)

Успехи русских породили чувство всеобщего страха. ФБР пыталось объяснить создавшуюся ситуацию тем, что американские расчеты (пройдет много лет, пока русские смогут создать атомную бомбу) были правильными, но сведены на нет работой в США советской шпионской сети, которая, по словам Гувера, «выкрала наиболее важные секреты, которыми когда-либо владело человечество» [19].

В июне 1950 года началась корейская война. И вновь на ЦРУ посыпались упреки, что оно не смогло предсказать нападения Северной Кореи, хотя американская разведка за два года до этого проводила на полуострове серию тайных операций. Повсюду в мире сталкивались интересы двух сверхдержав, и ЦРУ продолжало пытаться уменьшить влияние Советского Союза с помощью тайных операций. ЦРУ вмешивалось в дела Греции, Франции и Италии, пытаясь не допустить прихода там к власти коммунистов. Оно осуществляло антикоммунистические операции в Иране и Гватемале, а позднее — в Индонезии, Анголе, Чили и на Кубе.

Филби находился в центре оперативного подрывного планирования американской администрации. И если попытаться оценить сделанное им для Советского Союза в эти два года пребывания в Вашингтоне, следует мыслить не категориями «болтов и гвоздей» — как то толщина брони у американских танков и тому подобное, а политическими понятиями: наличие или отсутствие политической воли, долгосрочное военное планирование, разногласия в директивных органах, взаимоотношения между союзниками. Таким образом, следует говорить о всеобщей стратегии Запада. Его дни были заполнены совещаниями, обсуждением точек зрения американцев, представлением своих взглядов, достижением компромиссов, планированием операций, подготовкой сообщений в Лондон. У него был доступ к руководству американской разведки всех степеней, включая ее директора Беделла Смита, с которым он встречался довольно часто.

Чтобы показать, какими необыкновенными способностями был наделен Беделл Смит, Филби описал в своей книге эпизод, когда он получил от Смита документ, состоявший из двадцати пунктов. Зная, что директор обладает острым умом, он все утро учил документ наизусть. Смит прочитал документ только один раз и в течение довольно длительного времени обсуждал его с Филби, ссылаясь на номера пунктов, не сверяясь с документом. В описании этого эпизода Филби опускает наиболее интересный факт — содержание документа. В Москве он рассказал мне, о чем там шла речь: о подробном плане сотрудничества между ЦРУ и СИС в случае войны с Советским Союзом. Содержание документа Филби передал своему советскому коллеге, продиктовав его по памяти. Для этого он и выучил его наизусть.

Принятие в 1946 году закона Макмагона, запрещавшего передачу союзникам США информации об атомных секретах, не позволило Филби получить зимой 1949–1950 года сведений об имевших место в Белом доме дебатах по поводу целесообразности создания в США водородной бомбы. Однако даже знакомство Филби с различными точками зрения позволяло ему сделать необходимые выводы. Лаймен Киркпатрик, ставший впоследствии генеральным инспектором ЦРУ, высказал мне следующее соображение: «Сотрудники разведки обычно обсуждают друг с другом служебные вопросы. Филби был посвящен в гораздо большее число секретов, чем это было ему положено». Поскольку Великобритания в равной степени была заинтересована в получении сведений о дебатах в США по поводу водородной бомбы, Филби передавал полученную им информацию как русским, так и англичанам.

Сказанное выше не означает, что каждый сотрудник ЦРУ или ФБР рассказывал Филби все, что знал, или что Филби мог использовать все, что ему становилось известным. В жестком мире разведывательных служб даже близкие друзья не пользуются в этом отношении полным доверием. Вскоре после прибытия в Вашингтон Филби пытался убедить ЦРУ использовать международную коммуникационную систему СИС, в то время более быстродействующую и эффективную, чем американская. Он появлялся на совещаниях, имея на руках оперативное сообщение своего источника, и, зная, что такую информацию американцы еще не получили, небрежно швырял его на стол и, непроницаемо улыбаясь, говоригі: «Интересно, как бы вы использовали это?» Затем скромно говорил, что СИС с удовольствием разрешила бы американцам в любое время пользоваться своей коммуникационной системой. Однако руководящие сотрудники ЦРУ во главе с Энглтоном выступали против этой идеи, поскольку они не хотели, чтобы британская разведка читала их сообщения.

Энглтон и Филби не сошлись также во мнениях о том, как должно осуществляться взаимодействие между ЦРУ и СИС: через представительство ЦРУ в Лондоне или группу СИС в Вашингтоне. Энглтон выступал за Лондон.

«В этом случае он мог бы оказывать максимальное воздействие на штаб-квартиру СИС, допуская лишь минимальное вторжение британской разведки в свои собственные дела. С точки зрения национальных интересов это вполне справедливо. Поддерживая со мной довольно близкие отношения, он мог в большой степени держать меня под контролем. Со своей стороны я охотно делал вид, что попался на удочку. Чем больше было между нами открытого доверия, тем меньше он мог заподозрить мои тайные действия. Трудно сказать, кто больше выигрывал в этой сложной игре, но у меня было одно большое преимущество: я знал, что он делает для ЦРУ, а он знал, что я делаю для СИС. Однако истинный характер моих интересов ему был неизвестен».

Из книги Филби «Моя тайная война»

По этому вопросу следовало бы изложить два соображения. Первое, борьба в секретном мире — это далеко не всегда подвиги Джеймса Бонда. Нередко это бюрократические схватки, подобные тем, что ведутся в промышленности, торговле, правительственных ведомствах. Второе, возможно, Филби недооценивает преимущества, которые он имел над Энглтоном.

Следует еще учитывать и тот факт, что Филби получал и такую информацию, которую он не мог использовать. К этой информации имел доступ настолько узкий круг лиц, что если бы Советский Союз среагировал на нее, у ЦРУ сразу же возникли бы к Филби подозрения. Кажется, так именно и произошло с рядом тайных операций, которые ЦРУ и СИС осуществили совместно в конце 40 — начале 50-х годов по проникновению в Советский Союз и дестабилизации положения в странах советского блока. Наиболее печально известной из них является албанская операция, унесшая жизни многих людей.

В 1948 году правительства США и Великобритании санкционировали в принципе проведение операций по отрыву восточноевропейских стран от Советского Союза. Эта идея напоминала позднее разработанную теорию «домино», за которую так исступленно выступали американские специалисты по делам стран Юго-Восточной Азии: падет правительство одной страны, за ним последуют другие. Тактика заключалась в заброске в какую-то социалистическую страну достаточного количества хорошо подготовленных агентов, которые должны были действовать по примеру борцов французского Движения сопротивления во время второй мировой войны. Цель таких действий — вызвать полномасштабную гражданскую войну и создать дополнительные трудности для Москвы. Кроме того, учитывались и те благоприятные моменты, которые могли бы появиться, если бы в других странах советского блока произошли такие же события. В своих оптимистических прогнозах организаторы этой операции уже видели, как колеблются основы советской системы в Восточной Европе.

Большая предварительная работа была проведена по выбору наиболее подходящей страны. Наконец, пришли к общему выводу, что наилучшие шансы на успех может дать Албания, самая слабая и маленькая социалистическая страна. Коммунистический режим под руководством Энвера Ходжи там еще не укрепил своих позиций. Немцы были изгнаны из страны в ноябре 1944 года, но в первые послевоенные годы коммунисты все еще не завершили свою программу по восстановлению хозяйства страны. Король Зогу находился в изгнании в Каире, но многие его сторонники остались в стране. Албанские эмигрантские группы с уверенностью говорили о том, что население только и ждет «вдохновляющего сигнала» с Запада, с гем чтобы начать контрреволюцию.

Разработка планов продвигалась быстро. В качестве базы Великобритания выделила остров Мальту и предоставила малотоннажные суда для заброски агентов. Американцы дали деньги и оружие, а также базу ВВС Уиллус-филд в Ливии для обеспечения снабжения и высадки воздушных десантов. Операцией руководил совместный комитет из представителей ЦРУ и СИС во главе с Джеймом Маккаргаром и Кимом Филби.

За столом совещаний разрабатываемый план казался вполне осуществимым. Поэтому в 1952 году в Албанию стали забрасывать агентов с воздуха, высаживать на побережье или перебрасывать через границу с Грецией.

Логика операции состояла в следующем: повстанческое коммунистическое движение в Греции вот-вот захлебнется, Югославия порвала все связи с Советским Союзом, советские технические специалисты и советники прибыли в Албанию. Ястребы из Государственного департамента, МИД Великобритании, ЦРУ и СИС считали, что они могут изменить положение дел в странах Восточной Европы. Однако реализация плана обернулась для Запада самым большим поражением в «холодной войне».

Сотни эмигрантов прошли подготовку в стенах старой крепости на Мальте, были обеспечены оружием, взрывчаткой, радиостанциями, соверенами [20] и посланы на смерть. В 1973 году я встречался с одним из сотрудников СИС, занимавшимся подготовкой группы албанцев. Он вспоминает:

«Свою передовую базу мы создали на острове Корфу, находящемся в трех милях от албанского побережья.

Заняли большую виллу к западу от залива Дассия. В начале декабря 1949 года морским путем забросили в Албанию первую группу в составе шести человек. Через два дня получили сигнал о том, что группа установила контакт со сторонниками короля и нашла у них хороший прием. Казалось бы открылся безопасный путь для быстрой переправки других групп агентов.

Четыре из них благополучно проникли на территорию Албании, а пятая была обстреляна албанским катером. В темноте ей удалось благополучно скрыться. Сообщений не поступало в течение трех дней, затем недель. Наш радиооператор на острове Корфу в течение двадцати четырех часов держал аппарат на приеме. Это продолжалось почти месяц, пока из военной миссии в Афинах не поступило сообщение о циркулировавших слухах, согласно которым все агентурные группы были уничтожены или захвачены сразу же по высадке на территории Албании.,

Один из агентов сумел перейти границу и прибыть в Грецию. У него были большие неприятности с греческой службой безопасности. Сначала его хотели расстрелять как албанского шпиона. Греческие власти стремились этим показать, что их следует информировать о мероприятиях, затрагивающих территорию страны. Нас всех вызвали в Лондон, провели расследование, и затем начальник СИС объявил, что «операция временно прекращается» [21].

Позднее министерство внутренних дел Албании объявило о том, что ее полицейские подразделения и воинские части вели бои с группами террористов из числа эмигрантов, заброшенных в страну по воздуху и морю. В октябре 1951 года четырнадцать оставшихся в живых агентов были преданы суду, который состоялся в столице Адбании Тиране. Двое из них были приговорены к смертной казни и расстреляны, остальные — к различным срокам: от семи лет до пожизненного тюремного заключения.

Нет сомнений, что о стратегических целях албанской операции сообщил русским Филби. В этом он признался мне в Москве. Мы обсуждали написанное Ле Карре вступление к книге «Филби, агент, предавший свое поколение». Филби сказал: «Ле Карре допускает отвратительные инсинуации. Он заявляет, что именно я предложил албанскую операцию, пославшую на смерть большое число агентов Запада. Если бы я выдвинул идею о проведении такой операции, успешно осуществил ее вплоть до самого критического момента, а затем обезвредил, отложив таким образом на пару десятков лет, а возможно и вообще не допустив развязанное позднее Западом кровопролитие на Балканах, тогда, видит Бог, я бы с удовольствием взял на себя вину за эту прекрасную операцию.

В действительности же я могу претендовать на значительно меньшую честь, поскольку мне удалось сыграть лишь определенную роль в срыве планов, которые были разработаны другими. Между прочим, эти «другие» так же, как и я, были готовы допустить пролитие крови во имя достижения своих политических целей. Это проистекает из характера самих планов. И я бы не торопился осуждать этих «других» как людей, которым внутренне присуща жажда крови. Почему же мне приписывают неутолимые кровавые аппетиты?»

Нет сомнений в том, что Филби рассказал русским об албанской операции, поскольку это была достаточно ценная информация. Но его нельзя винить во всех оперативных неудачах. В течение последних двух лет осуществления операции он не имел к ней никакого отношения, поскольку был отозван из Вашингтона в результате побега на Восток Берджесса и Маклина. Если бы даже Филби находился в то время в Вашингтоне, русские вряд ли поставили перед ним задание по добыче конкретной информации относительно заброски агентов. Это было бы слишком опасно, и таким ценным агентом нельзя было рисковать. Во всяком случае, по заявлению Энвера Ходжи, успех принесла бдительность органов безопасности страны и завязанная с противником радиоигра, а не «добрые дела какого-то Кима Филби, как об этом некоторые заявляют».

Возможно, в этом заключается разгадка случившегося. Филби сообщил советской разведке общие данные об этой операции. Москва дала сигнал Тиране. Органы безопасности Албании внедрили свою агентуру в албанские эмигрантские организации, если они не сделали этого еще раньше, и один или несколько таких агентов был отобран ЦРУ и СИС для участия в этой операции. Проникнув в Албанию, они выдали свою группу албанским органам безопасности, которые вынудили радиоопера гора группы завязать со своими «хозяевами» радиоигру. Начиная с этого момента, албанцы контролировали всю операцию и, продолжая радиоигру, они заманили остальные группы ЦРУ — СИС и ликвидировали их.

По иронии судьбы только в начале 80-х годов выяснилось, что ЦРУ не возлагало больших надежд на эту операцию. Оно знало, что дело не выгорит. Майк Бурк, отвечавший за проведение этой операции с территории Италии, заявляет: «Вне зависимости от Филби операция была обречена на провал». Албанские эмигранты оказались простофилями, их использовали для шума, для демонстрации того, что ЦРУ активно борется с коммунизмом. Их принесли в жертву более значительным политическим интересам. В последующем Албания установила тесные дружеские отношения с КНР и этим, возможно, доставила СССР большую головную боль по сравнению с действиями Запада по разобщению советского блока (если бы албанская операция принесла им успех).

Во время нахождения Филби в Вашингтоне западными специалистами проводились и другие тайные операции. Начатая в 1945 году девятым отделом СИС латвийская операция была расширена и распространена на территорию Литвы и Эстонии. Она превратилась в дерзкую и наглую операцию, когда молодые сотрудники СИС совершали ночные рейсы к советскому побережью на быстроходных патрульных катерах с целью обеспечения антисоветских групп радиосредствами, взрывчаткой и цианистыми таблетками.

Эмигранты вербовались в лагерях для перемещенных лиц в британской зоне оккупации Германии и переправлялись в Великобританию для прохождения подготовки. Германские патрульные катера переделывались в британские и, действуя под прикрытием службы по защите рыболовства, сотрудники СИС высаживали с них агентов на побережье Балтики. По высадке агенты прятали радиоаппаратуру и оружие и пытались установить контакты с местными антисоветскими группами.

Предпринимались попытки осуществить более глубокое проникновение на территорию Советского Союза. В Польшу и на Украину с самолетов британских ВВС забрасывались подготовленные в Великобритании агенты, в том числе члены вооруженной националистической организации — Народно-трудового союза (НТС). ЦРУ со своей стороны вербовало литовцев, эстонцев, белорусов, украинцев для заброски в Советский Союз, и эти операции продолжались до 1953 года. ЦРУ оказывали поддержку американские ВВС. У ЦРУ были два собственных экипажа: из числа венгерских и чехословацких эмигрантов, которые обычно на самолетах вторгались в советское воздушное пространство на высоте 5–8 тысяч футов. Конечно, они могли быть перехвачены советскими радарами, но ЦРУ не потеряло ни одного самолета.

Эти операции преследовали различные цели. Украинские националисты ставили, например, целью оказание помощи украинским группам сопротивления, насчитывавшим первоначально около 40 тысяч и действовавшим в районе Карпатских гор. До 1953 года, когда они были окончательно разгромлены Красной Армией, эти группы снабжались ЦРУ оружием и продовольствием.

В 1948 году ЦРУ начало осуществление еще одной антисоветской акции, в которой использовались агенты, завербованные из групп эмигрантов, беженцев и дезертиров. Эти агенты проходили подготовку по радиосвязи и использованию кодов и с поддельными документами забрасывались в различные районы Советского Союза. Перед нами ставилась единственная задача: выявлять признаки подготовки к войне. Эта операция также продолжалась до 1953 года. И наконец, в 1950 году в СССР было заброшено несколько агентов для сбора проб воды из рек, на берегах которых, как предполагалось, находились заводы по получению урана. Преследовались две цели: подтвердить, что эти заводы действительно занимались обработкой урановых руд, и, во-вторых, попытаться установить используемую при этом технологию.

Гарри Розитцке, руководящий сотрудник отдела стран советского блока ЦРУ, принимавший участие в разработке и осуществлении этих операций, делает такие выводы:

«В конце концов мы потеряли большую часть заброшенных агентов. Мы не считали, что какая-либо из антисоветских повстанческих организаций представит какую-либо угрозу для Москвы или агенты обеспечат наблюдение за большей частью территории СССР, как это позднее удалось сделать с помощью самолетов У-2 и спутников. Но тогда все мы очень боялись русских и делали все что могли».

Почему же эти операции дали столь плачевные результаты? Конечно, о некоторых из них Филби сообщил русским. Он пишет в своей книге «Моя тайная война»: «В 1949 году на территорию Украины была заброшена первая группа агентов, обеспеченная англичанами средствами тайной радио- и другой связи. Она бесследно исчезла. На следующий год были заброшены еще две группы и вновь никаких известий». Филби указывает, что в 1951 году англичане забросили с самолетов три группы по шесть человек в каждой. Самолеты отправляли с аэродрома на Кипре. Одна группа была сброшена на полпути между Львовом и Тернополем, другая — неподалеку от верховья Прута, около Коломеи, третья — в пределах Польши, около истоков Саны».

Далее Филби пишет: «С тем чтобы избежать дублирования, между американцами и англичанами был налажен обмен информацией о времени и районах проведения операций». Естественно, что этот обмен проходил через Филби как офицера связи британской разведки с ЦРУ. По словам Розитцке, во время совещаний, на которых подробно обсуждались намечавшиеся операции, Филби делал записи. Поэтому можно догадываться о скрытом смысле такого замечания Филби: «Я не знаю, что случилось с этими группами. Но у меня есть обоснованные предположения».

Мы осветили только одну конкретную операцию. Нет сомнений, что Филби сообщил русским общие данные о большинстве операций, но было бы неправильно возлагать на него вину за их провал. Розитцке отмечает: «Не соответствует действительности общее мнение о том, что Филби были известны все данные об операциях ЦРУ против Советского Союза, поскольку мы проводили много операций, о которых вообще не информировали британскую сторону. Конечно, Филби мог бы сообщить в Москву примерно следующее: «Американцы планируют забросить весной по воздуху две группы в Советский Союз». Однако русские так и так были настороже и внимательно следили за обстановкой, поэтому я не думаю, что информация Филби им очень помогла».

Другой бывший сотрудник ЦРУ Джордж Муслин дает довольно убедительное объяснение провалам тех операций, о которых не знал Филби: «Англичане проводили операцию под кодовым названием «Бродвей» по заброске агентов в Польшу. С финансовой точки зрения операция была очень дорогой, поэтому они передали ее нам. Каких-либо успехов она не принесла, поскольку еще до передачи ее нам коммунисты внедрили своих людей во все организации в Германии, из которых вербовались агенты для прохождения необходимой подготовки. Нам стало известно об этом от одного из агентов, которому удалось вернуться из Полыни. Мы свернули операцию, сразу же отказались от нее. Мой друг проводил аналогичную операцию по заброске агентов в Советский Союз, и у него были примерно такие же результаты. Он сказал мне, что ни один из направленных в Советский Союз агентов никогда больше не дал о себе знать».

Из интервью Муслина с автором, 1981 год

Как бы то ни было, это высказывание совпадает с оценкой, данной этой ситуации самими русскими. В 1982 году появилась публикация: «Объект деятельности ЦРУ — Советский Союз», в которой есть такой абзац:

«В неразберихе, последовавшей за падением нацистского рейха, НТС сумел убедить руководителей западных разведывательных служб в том, что в Советском Союзе у них осталась обширная агентурная сеть. На удочку попались в первую очередь англичане. Узнав о действиях англичан, ЦРУ также пошло на контакт. С помощью ЦРУ и частично СИС осуществлялась заброска агентов в Советский Союз. С 1951 по 1954 год органы безопасности Советского Союза обезвредили следующих агентов ЦРУ и СИС».

Далее шел список таких лиц. В заключение говорилось:

«28–29 февраля 1956 года в Лондоне собрались представители ЦРУ и СИС, чтобы решить судьбу НТС. Англичане пришли к выводу, что сотрудничество с НТС малоэффективно. Поэтому британские спецслужбы приняли решение прекратить с НТС связи во всех областях деятельности».

«Я считаю, — отмечает Розитцке, — что с самого начала все эти операции были обречены на провал. Тайные операции оказались не более чем хитроумной выдумкой, дающей результат лишь в том случае, если внутренние силы какой-то страны уже движутся в том направлении, в котором хотелось бы подтолкнуть их ЦРУ. (Конечно, были и исключения. Например, Чили.) Если такая ситуация отсутствует, тайная операция или провалится, или даст обратные ожидаемым результаты. Как это случилось на Украине, где действия ЦРУ скорее препятствовали, чем содействовали расширению движения антисоветского сопротивления. Более того, операции западных спецслужб по вмешательству в дела стран восточного блока, проводившиеся в конце 40 — начале 50-х годов, создавали неприятное впечатление. Многие из эмигрантов, которые были завербованы американцами для их проведения, были бывшими нацистскими пособниками, тайно вывезенными в Соединенные Штаты. Только в 70-е годы стало известно, что ряд фашистских военных преступников при содействии ЦРУ спокойно доживает свой век в США, получив американское гражданство.

Лицом, которого меньше всего в Вашингтоне подозревали в каких-то неприглядных действиях, приведших к провалу различных антисоветских операций, был Ким Филби, этот блестящий, очаровательный, вежливый, сдержанный, общительный британский дипломат. Это был, очевидно, знающий и достаточно образованный человек, которого приветствовало вашингтонское общество, — пишет Розитцке. — Такого человека с удовольствием приняла бы в свой дом любая хозяйка. С ним охотно общались американцы, не имевшие отношения к разведке. К этому следует добавить уважение, с которым вообще отнеслись к англичанам в Вашингтоне».

Всем нравился простой непритязательный стиль его обхождения с людьми. С прибытием в Вашингтон Айлин и детей Филби переехал в просторный, далеко не новый двухэтажный дом номер 4100 на Неброска-авеню. Наступила пора многочисленных вечеринок. Коллега Филби из ЦРУ Джеймс Маккаргар вспоминает: «Мебели в доме было мало. Ким проявлял достойное уважения равнодушие к жизненным удобствам, к роскоши. Для него было достаточно иметь большой полный кувшин мартини и несколько бутылок виски. Не имело значения, кто подает напитки и в какой посуде?»

Так проходили месяцы. Стал набирать вес не только Филби, но и Айлин. С рождением пятого ребенка, Гарри, страдавшего от судорог, в семье стали возникать трения, с которыми Айлин было трудно справиться. Как раз в это время в Вашингтоне появился Гай Берджесс и поселился в доме Филби. Айлин писала расстроенные письма друзьям в Турцию: «Кто бы вы думали приехал? Гай Берджесс! Я знаю его слишком хорошо. Он никогда не съедет из нашего дома».

Назначение Берджесса в Вашингтон в ранге первого секретаря посольства Великобритании трудно поддается объяснению. В июне 1950 года началась корейская война, и Вашингтон с определенной остротой относился к сдержанной позиции Великобритании к этому конфликту. Кто-то должен был разъяснить американцам политику Великобритании на Дальнем Востоке. Поскольку Берджесс категорически возражал против любого участия Великобритании в этом конфликте, в то время было трудно найти более подходящую кандидатуру на этот пост. В 1968 году мы выдвигали предположение, что Берджессу как-то удалось убедить своего шефа Гектора Макнейла использовать свое влияние и добиться его назначения в Вашингтон. Однако позднее появились свидетельства того, что и Макнейл, и руководитель кадрового аппарата МИД Великобритании Джордж Миддлтон, и даже сам Берджесс высказывали сомнения в целесообразности такого назначения.

Руководство МИД разъяснило сэру Роберту Маккензи, занимавшему в то время пост регионального офицера безопасности по странам Северной и Центральной Америки, что эта командировка дает Берджессу последний шанс. Он уже попадал во многие неприятные ситуации, и, если в Вашингтоне он не исправится, его придется уволить. Маккензи, хорошо осведомленный о проделках Берджесса, пытался протестовать, но его мнение не было принято во внимание. Министерство иностранных дел, которому в то время самому приходилось заботиться о своей репутации, заявило, что «странности» Берджесса будет легче регулировать в большом коллективе, чем в маленьком. Были перечислены некоторые из этих «странностей» и говорилось, что «худшее еще впереди». «Что имеется в виду под словом «худшее»?» — спросил Маккензи Филби… По словам Маккензи, Филби ему ответил: «Не беспокойтесь. Берджесс мой старый друг и будет жить у меня. Сейчас он увлекается спиртным, но я его вылечу».

С любой точки зрения решение Филби позволить Берджессу жить у себя в доме не было благоразумным. Хотя каждый из них знал, что они работают на русских и им нечего скрывать, сама идея совместного проживания двух агентов противоречит всей разведывательной практике. Филби пытался разъяснить эту ошибку. «Я искренне полагал, что уменьшится вероятность попадания Берджесса в беду, если он остановится у меня», — сказал Филби мне в Москве. «Я намеревался присматривать за ним, не упускать его из-под своего контроля».

Нет сомнений, что, исходя из дружеских отношений, Филби чувствовал обязанность, неблагоразумную, по его признанию, помочь Берджессу уменьшить тягу к алкоголю. Но ведь и Филби и Берджесс во время пребывания в Вашингтоне поддерживали связь со своим советским коллегой, и он знал, что Филби и Берджесс проживают в одном доме. Возникает вопрос: почему советская разведка позволила Филби и Берджессу так грубо нарушить элементарные правила конспирации?

Есть несколько вероятных ответов. Простейший из них заключается в том, что русские согласились с данной Филби оценкой сложившейся ситуации: будет безопаснее, если Берджесс будет жить с ним, а не слоняться по улицам Вашингтона. Возможно и такое не совсем оправданное объяснение: русские понимали создавшуюся опасность, но ничего не сделали для ее уменьшения. Имеется и такая теория: не Филби должен был помочь Берджессу, а, наоборот, Берджесс прибыл в Вашингтон, чтобы помочь Филби. Корейская война отнимала у Филби много времени. Нельзя исключать, что для Москвы его информация о войне представляла большую важность, чем сведения о тайных операциях ЦРУ — СИС. Гарри Ро-зитцке придерживается именно такого мнения:

«Осенью 1950 года несомненную ценность для Москвы представляли политические сообщения Филби из Вашингтона. В Корее складывалась критическая обстановка. Сталин был отрезан от Запада и не получал оттуда никаких сообщений. Но у него был одаренный, бдительный, политически грамотный сотрудник разведки, который мог сообщить ему о намерениях американцев, о том, например, собираются ли войска ООН пересечь реку Ялу. А Сталин, несомненно, передавал эти сведения представителям КНДР и КНР.

И как раз в середине этого напряженного периода, когда Филби приходилось работать круглосуточно, Берджесс неожиданно получает назначение в Вашингтон и поселяется у своего друга, советского агента. Поэтому нельзя исключать предположения, что Берджесс добивался этого поста, чтобы помочь Филби справиться с дополнительными поручениями Москвы, касающимися корейской войны».

Каковы бы ни были причины, Берджесс и Филби создали полную неразбериху. Берджесс много пил, часто возвращался домой во внеурочное время, нарушил тот небольшой порядок, который удалось навести Айлин в своем хозяйстве. В посольстве он поссорился со своим непосредственным начальником сэром Губертом Грейвзом и вскоре большую часть дня вообще не появлялся на работе. Вместо этого его можно было найти с бутылкой виски в руках, ремонтирующим электрическую железную дорогу Джона Филби, занимавшую большую часть комнаты Берджесса в подвале дома Филби.

Когда Берджесс появлялся на работе, он выводил из себя офицера безопасности Томми Джонсона тем, что на ночь забывал па столе секретные документы и терял розовые листочки, которые ему давал заполнять Томпсон, чтобы объяснить свой проступок. Офицер безопасности постоянно жаловался: «Этот человек большую часть времени находится в состоянии алкогольного опьянения». С американцами Берджесс вел себя грубо, властно, агрессивно. Он находил удовольствие в открытом выражении полного презрения к американскому образу жизни. Когда Берджесс встречал человека, которого он считал достойным для вступления в беседу, он выливал на него поток оскорблений, затрагивавших Южную Корею и роль в корейских делах генерала Дугласа Макартура.

Высказывания Берджесса скоро стали сказываться на настроении семьи Филби:

«Он открыто проявлял скрывавшееся до сих пор презрение к Соединенным Штатам Америки. Айлин начала высказывать оскорбительные замечания по поводу США, причем делала это с позиции своих предрассудков и невежества. Влияние Берджесса на Кима было более радикальным. Как будто этот «благородный апостол» вновь получил власть, которую он имел в Кембридже над скромным учеником Вестминстерской школы. Ким старался везде брать с собой Берджесса, демонстрировал свое дружеское отношение к нему, бесполезно пытаясь заставить американцев относиться к Берджессу так, как делал это он. Он стремился контролировать поведение Берджесса, но вместо этого сам попал под его опасное влияние».

Из книги 77. Сила и М. Макконвила «Филби: долгая дорога в Москву»

Один из инцидентов принес особенно большой ущерб. В Москве Филби описал мне его очень ярко:

«Мы устроили прием, на котором в основном присутствовали сотрудники ФБР. Было несколько человек и из ЦРУ. Хорошо выпили. Билл Харви пришел с женой, которую, если я не ошибаюсь, звали Либби. Оба были навеселе. В середине приема пришел Берджесс. С ним было бы все в полном порядке, если бы к нему не приставала жена Харви. Она слышала, что Гай является прекрасным художником, и настойчиво просила нарисовать ее портрет.

Наконец Гай сказал: «Хорошо». Он взял свой блокнот рисовальной бумаги и что-то быстро набросал. Получалась едкая карикатура на Либби. Увидев рисунок, она очень обиделась. На следующий день я позвонил Биллу, пригласил его на ленч и от имени Гая принес извинения. Билл сказал: «Забудем это», однако ясно, что этот инцидент он не забыл» [22].

Трудно сказать, как долго Берджессу удалось бы продержаться в Вашингтоне. Томпсон решил сделать все возможное, чтобы избавиться от него. Айлин могла решить, что с нее достаточно, и, несмотря на протесты Кима, вышибить Берджесса из дома. В этом случае он вряд ли бы сумел прожить самостоятельно. О поведении Берджесса Гувер получал обстоятельные доклады, и он давно бы выгнал Гая из страны, будь это в его власти. Но в конце концов Берджесс сам завалил все дело, и советской разведке пришлось прилагать отчаянные усилия, чтобы спасти от провала всю операцию по проникновению в западные разведывательные службы.