Колдун

Глава 7

Дед Михей оторвал свою руку от руки Алексея и с улыбкой наблюдал, как тот с трудом выныривает из прошлого, мотая головой и потерянно оглядываясь.

— Дед Михей, а дальше? — осознав, где он находится, Алексей просительно уставился на старика.

— Хватя на сегодня, — кряхтя, поднялся старик из-за стола. — Завтрева еще покажу. Устал ты, Алеша. Спать ступай. Сон — он лечит да сил придает. Организм во сне восстанавливается. Да и мне уж пора на боковую. Завтра трудный день будет, — убирая со стола в шкаф баранки, ворчливо бормотал дед. — На-ка вот, ступай, Айре отвару дай попить. Больно ей. Боль унять требуется. Пускай отдохнет маленько, — протянул ему старик миску с отваром.

Алексей послушно взял протянутую миску и отправился к Айре. Умостив поскуливавшей волчице отвар между лап, он, ласково проведя рукой по ее голове, произнес:

— Пей, девочка. Дед Михей сказал, отвар боль снимет, и ты отдохнешь немного. Пей.

Дождавшись, пока волчица, морщась и порыкивая, вылакает отвар, Алексей снова положил ей руку на голову и зарылся в шерсть, почесывая и поглаживая. Волчица, подняв свою крупную голову, чуть подалась навстречу ласке, блаженно прикрыв глаза. Рядом с ним умостилась и Альма, положив свою морду ему на плечо и жарко дыша в ухо. Улыбнувшись, Алексей поднял руку и приобнял собаку.

Утром, выйдя на крыльцо, вместо мясного подношения Алексей обнаружил на нем свой рюкзак. Мокрый, грязный, но целый. Не веря своим глазам, Алексей сунул руку в кармашек, где лежали его документы. Все было на месте. Бросив мокрые документы на порожке, Алексей кинулся в сарай.

Айра, лежа на своем месте, дожевывала чью-то ногу. Упав перед волчицей на колени, Алексей схватил ее за голову и от избытка чувств чмокнул в окровавленный нос.

— Спасибо, Айра! Спасибо Серому! Вы меня просто спасли! — тормоша волчицу и целуя ее, бормотал Алексей. — Это же чудо просто!

Волчица чихнула и, мотнув головой, вырвалась из его объятий. Прикрыв здоровой лапой нос, она потерла его, потом лизнула счастливого Алексея в щеку, и, прихватив зубами остатки своей трапезы, чуть рыкнула.

— Понял, понял! — выставил Алексей руки вперед, поднимаясь. — Не мешаю! Я просто поблагодарить хотел! Приятного аппетита!

Получив в ответ ворчание, Алексей развернулся к выходу и столкнулся с улыбавшимся дедом Михеем.

— Ну что, Алеша? Гляжу, больше не считаешь волков вредными и опасными хищниками? — усмехаясь, поддразнил его дед Михей. — Видишь, и от них польза бывает.

— Дед Михей! Спасибо тебе! Это все ты… Спасибо! Теперь я домой вернуться смогу! Документы есть! — тряся старика за руку, радовался Алексей.

— Сможешь, сможешь, — улыбнулся старик в ответ. — Ступай, суши свои документы. Чего раскидал-то их? И рюкзак свой разбирай, все отмывай да отстирывай. В бане вон воды нагрей да плескайся, сколь надоть, а я тож пойду делами заниматься. Вещи-то как постираешь, на ветру раскинь, закисли они в рюкзаке-то, запахли. Пускай повыветрятся, — добавил старик, уходя.

Вечером, когда, переделав все дела, и напарившись в натопленной Алексеем бане, мужчины уселись на кухне пить чай, Алексей спросил:

— Дед Михей… Я вот все думаю… Вот когда ты ушел из расположения на разведку, неужели тебя там никто не хватился? Ну, допустим, часовых ты обошел… Но там же полно народу было! И потом… Неужели боев не было? Так, на задворках где-то канонада слышна, и не более, а так все тихо…

— Ааа, Алеша, — улыбнулся старик. — Были и бои, конечно. Только ведь расположение-то разведчиков не на передовой. Это солдаты на передовой стоят, они и бьются. А у разведчиков другая задача. Их дело не в первых рядах с автоматом на противника бежать, их дело информацию добыть, да вызнать, где какие части у немцев стоят, да сколько их. Где силы стягивают, какие — от того и бой будет зависеть — выиграют его или проиграют. Ты ж не пойдешь с рогаткой на танки? Вот то-то… А потому разведчик должен вызнать, где какой бой противник планирует, где какой прорыв, что б командир мог против танков танки направить, а не роту юных солдатиков с пукалками… Были и бои, конечно, тогда, но слабые, так, поразмяться. А вообще, затишье было. Немцы силы собирали, чтоб кулаком ударить там, где их не ждут, потому и отводили, оттягивали небольшими боями советские силы в сторону, что б здесь фронт ослабить, истончить, что б увести отсюда побольше солдат, танки, самолеты… А как истончится фронт, как соберутся все силы в ожидании удара в другом месте, в котором немцы будто готовятся, вот тогда удар-то и нанести. Вот именно то и происходило. Там, где наш батальон стоял, даже самолеты не летали. Тихо было. А в другом месте, за полсотни километров, немцы активную деятельность изображали. Там и бои шли, и самолеты бомбили, и танки сталкивались, и видимость была, что именно там немцы прорыв готовят… А у нас тихо было. Немцы скрытно танки собирали, людей стягивали, прорыв готовили. Даже в деревню не ходили, население не трогали — лишь бы тишину соблюсти. А по поводу заметили… Конечно заметили, — горько усмехнулся старик. — Впрочем, гляди сам, — накрыл он руку Алексея своей.

Сержант Васильев, обходя караулы на рассвете, решил заглянуть и в землянку к разведчикам. Восемь человек ушли на задание, но еще двое, вернувшиеся глубокой ночью, и танковый заяц, оставались в расположении.

Понимая, что все еще спят, Васильев тихонечко заглянул в землянку. Его встретил дружный храп и неистребимый аромат сушащихся портянок. Бросив быстрый взгляд на разобранные койки и крепко спящих уставших разведчиков, Васильев уже занес ногу над ступенькой, уходя, и вдруг замер. «Скатку он твою спер и в одеяло завернул, и смылся!» — раздался у него в ушах голос капитана, распекавшего Степаныча.

Резко распахнув дверь, Васильев метнулся к койке, на которой спал заяц, и рывком сдернул одеяло.

— Твою же мать! — в сердцах выругался сержант, опускаясь на кровать и тяжело опираясь локтями на колени. Посидев пару минут, он вдруг поднял голову и во всю луженую глотку гаркнул: — Подъем!

Ничего не понимающие со сна разведчики подскочили и вытянулись по стойке «смирно», пытаясь разлепить сонные глаза.

Васильев, поглядев на вытянувшихся разведчиков, спросил:

— Когда с задания вернулись, был кто в землянке?

— Никак нет! — быстро ответил один из разведчиков. — Точнее, не совсем.

— Это как — не совсем? — уставился на них Васильев. — Кто-то либо был, либо нет. А не совсем — это частями, что ли?

— Да не, товарищ сержант… Вроде спал кто-то на Васькиных нарах… — почесав затылок и зевнув, ответил второй. — Нам ребята сказали, что взял Степаныч себе когой-то заместо Васьки, вроде пацана какого-то, учить станет. Всё зайцем танковым его чего-то звали, да ржали, как полоумные… Тока нам до их новостей было… Почитай, за трое суток часа два поспали тока, с ног валились. Пришли, да упали. А там вроде лежал кто, — разведчик махнул рукой в сторону койки, на которой была скомканная и выложенная в форме человеческого тела новенькая, еще необмятая форма, да стояли начищенные сапоги, аккуратно накрытые портянками. — Тока нам не до знакомств было. Пришли, да рухнули. Едва раздеться сил хватило, — смущенно потер нос разведчик.

— Яасно, — протянул Васильев. — Ладно, ложитесь спать, ребята. Разберемся, — и деревянной походкой направился в блиндаж к командиру, докладываться.

Николаю Егорычу не спалось. Напрягала его тишина, стоявшая с тех пор, как вернулись. Да вечером еще майор заходил, тоже не в духе. Опытный вояка кожей чувствовал — готовят что-то фрицы… А что — черт их разберет…

Вечером-то, как майор ушел, Черных вроде уснул, да разведчики с задания вернулись. Как и приказывал, его разбудили. Те, уставшие, доложились. Ни о чем. Ну как ни о чем? Все как обычно. Здесь сил у фрицев мало, почти и нет ничего. А все силы они стягивают к Дядьково, что в пятидесяти километрах отсюда. Там, не скрываясь, подвозят технику. Правда, танки везут старые, после ремонта. Есть и новые, но мало, мало… И зенитные установки везут, и минометы… Но тоже все вроде как не новое, да и снарядов не сказать чтоб много было… Выдохлись фрицы? Ой, что-то не верится… Но там бои идут регулярные. Наши уж и зенитки, и «Катюши» туда подтянули, танков нагнали, готовятся. Капитан в свой батальон еле-еле двадцать танков выпросил! Дали, лишь бы линию фронта совсем не оголять. Но о зенитках только мечтать можно, самолетов ноль, о «Катюшах» и вовсе он только во снах грезит. Даже «Марусь» (производная от МАРС — минометная артиллерия реактивных снарядов) несчастных — и тех две штуки на полк! Все везут к Дядьково. Тех же «Марусь» майор едва отстоял! По всему выходит, быть там решающему бою, после которого немцы откатятся еще на пару десятков километров. Но… Капитан грохнул кулаком по столу, на котором были разложены карты. Опять это «но»!!! Ему но, а люди головы положат не за понюшку табаку! Капитан застонал и уткнул лицо в ладони, разминая пальцами уставшие глаза. Надо найти зацепку, надо! Вот только где она, та зацепка?

Дверь скрипнула, и внутрь ввалился сержант Васильев. Не спрашивая, плюхнулся напротив, взял кружку капитана, хлебнул хороший глоток давно остывшего крепкого, до горечи, чая, сморщился, и уставился тяжелым взглядом на Черных.

— Чего случилось-то? — глядя на сержанта недобрым тяжелым взглядом, мрачно поинтересовался Черных. Хороших новостей он не ждал — хоть и прошли они с Васильевым бок о бок не один бой, хоть не раз спасали шкуры друг друга, вытаскивая один другого из-под огня, но не было у Васильева такой привычки — вот так нарушать субординацию.

— Да как сказать… Ничего непредсказуемого. Разве что только твой гаденыш снова сбежал, а так все нормально, — глядя на капитана не менее тяжелым взглядом, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться совсем уж на нарушение всех устоев, сквозь зубы выдавил Васильев.

— Как сбежал? — мгновенно поняв, о ком речь, вскинулся капитан. — Опять?

— А вот я не знаю, как. Ты ему больше никаких заданий по обводу часовых вокруг пальца не давал? Ну, миномет там спереть, пару сотен мин со склада увести… не? — язвительно поинтересовался Васильев. — Знаешь, капитан, сыт я твоим гениальным разведчиком по горло, и гоняться за этим зайцем мои ребята не будут. Как хочешь, но ежели этот сукин сын снова найдется, я лично его свяжу и в тыл отправлю. Пускай там с ним разбираются! — зло буравя Черных взглядом, буквально выплюнул сержант.

— А что, он миномет спер? Мины уволок? — стремительно бледнея и хватаясь за голову, простонал капитан. — Найти… Слышь, Васильев… Найди мне засранца. Я его лично к стенке поставлю!

— Да не знаю я, чего он спер! — психанул сержант, уже не сдерживаясь и переходя на крик. — Нет его у Степаныча в землянке! С вечера, похоже, нет. Форма скомкана и одеялом укрыта — вроде спит он. Сапоги рядышком стоят. А самого нету!

— Это что же выходит? — нахмурился Черных. — Выходит, он в свое переоделся и куда-то рванул?

— Да уж выходит! — злобно отозвался Васильев. — За все рамки уж выходит!

— А куда? И, главное, зачем? — мрачно вертя в пальцах карандаш, задумчиво спросил капитан.

— А он доложиться позабыл! — снова съязвил Васильев, не отрывая от капитана тяжелого взгляда. — Вот если тебе интересно, ты ступай, поищи надежду свою, глядишь, и найдется зайчик.

— Хватит! — резко бахнув ладонью по столу так, что кружка подскочила и, опустившись на подкатившийся под нее карандаш, перевернулась. — Какие у тебя нахрен часовые, ежели они мальчишку снова проглядели! Если тот, на кого внимание обращают, исчезает и появляется как хочет и где хочет, фрицы тут вообще стадами ходят?

— Э нет, капитан! Ты с больной-то головы на здоровую не вали! — приподнялся Васильев, тяжело упираясь руками в стол. — У меня все секреты как положено стоят, там муха не проскользнет!

— Муха, говоришь, не проскользнет? — так же уперся в столешницу и капитан. — А пацан проскользнул!

— Да это не пацан, это черт какой-то! — психанул Васильев.

— А я, Гриша, член коммунистической партии, и в твоих чертей и ангелов не верю! — тоже перешел на крик Черных. — Здесь фронт, и мы здесь не в бирюльки играем! И за халатность твоих бойцов люди своими жизнями расплачиваться будут! А пацан ясно показал, что твои караулы не то что муху, слона проглядят!

— Ну знаешь, Коля… — обессиленно рухнул на табурет Васильев.

— Ты вот что, Гриш… — тоже усаживаясь на место и устало обхватывая голову руками, тихо проговорил капитан. — Ты поспрашивай там у своих… Когда пацан был, кто его видел. Глядишь, и найдется зацепочка.

— Коля, а ты не думаешь, что он диверсант? Уж больно подготовочка у него… впечатляющая, — опершись лбом на руку, устало проговорил Васильев.

— Вор он, Гриша, а не диверсант. И хороший вор. Ни разу не попался, хотя ворует давно и успешно. Знаешь, есть люди, у которых просто талант к этому делу, — не поднимая головы, устало проворчал Черных. — Я запрос еще там, на вокзале, отправил во все города по ходу движения поезда. Вчера ответ пришел. Прокололся наш заяц, случайно. Оттого и на фронт подался — война все спишет. Вот так вот, Гриша, — тяжело вздохнул капитан.

— Так тем более его надо срочно отправлять назад! — вскинулся сержант.

— Нет, Гриша. Нам его таланты, как воздух, нужны. Ты только представь — он же любые документы выкрасть может, — спокойно возразил Черных. — Это ж практически готовый разведчик! Причем очень высокого уровня. Нам его не в тыл, нам его беречь, как зеницу ока, надобно… Так что ступай, поспрошай у своих, может, кто что знает…

Тяжело вздохнув, Васильев молча поднялся и вышел из блиндажа.

Вернулся Васильев часа через четыре, приведя с собой знакомого капитану веснушчатого паренька.

— Давай, Кузнецов, как на духу все капитану докладывай, — устало произнес Васильев.

— Так это… товарищ капитан… Мишка вчера на Степаныча… то есть, на старшего сержанта Пономаренко, осерчал крепко, за то, что тот его с собой в разведку не взял и сопливым назвал… Грозился, что покажет еще, какой он сопляк… — сбиваясь, пробормотал Димка. — Все, товарищ капитан…

— А как покажет, он не говорил? — уставившись на караульного тяжелым взглядом, уточнил капитан.

— Никак нет, товарищ капитан, — прямо встретил его взгляд Кузнецов.

— Хорошо, товарищ Кузнецов, спасибо. Автомат-то больше не терял? — в глазах капитана запрыгали смешливые искорки.

— Никак нет, товарищ капитан! — бодро отозвался Кузнецов. — Я его привязываю, как вы приказали!

— Молодец! — едва сдерживая улыбку, проговорил капитан. — Можете идти, Кузнецов.

Когда за Кузнецовым закрылась дверь блиндажа, капитан уставился на Васильева.

— Говорил я тебе, что обошел он твои секреты? — скривил губы капитан. — В разведку он пошел, гаденыш. Гордый, что твой орел, растудыт его в коромысло… Птица высокого полета, его маму…

Васильев в ответ только задумчиво хмыкнул.

Через час голос сержанта, в котором из печатных слов были только междометия, доносился со стороны расположения роты охраны.