Колдун

Глава 25

Бои в Ильске были исключительно ожесточенными и напряженными. Уже третьи сутки они продолжались практически безостановочно. За каждый дом, цех, водонапорную башню, насыпь, стену, подвал и, наконец, за каждую кучу мусора велась ожесточенная борьба. Несмотря на массированные действия авиации и артиллерии, выйти из района ближнего боя было невозможно. Русские оказались ловчее и опытнее в отношении маскировки на местности и в баррикадных боях, они заняли прочную оборону. Но в численности, даже с учетом подошедшей дивизии Егорова, они уступали немцам в несколько раз.

Егоров, как старший по званию принявший командование обороной Ильска на себя, давно охрип, бесконечно требуя подкрепление, авиацию и боеприпасы. И если боеприпасов пока хватало, то люди были жизненно необходимы. Солдаты, воевавшие без сна и отдыха уже почти трое суток, едва держались на ногах, тогда как наступавшие фрицы были достаточно свежими, регулярно подводя новые силы к городу.

Сам город превратился в развалины, но и за каждый метр этих развалин шла ожесточенная битва. Несмотря на то, что русские буквально зубами вгрызались в каждую пядь родной земли, вспышки схваток становились все реже и реже, и все большая территория переходила под контроль наступающих.

Особенно упорные бои развернулись за овладение вокзалом, который за трое суток боя шестнадцать раз переходил из рук в руки, и уже представлял из себя два торчащие огрызка стен и груду кирпичей.

После очередного авианалета и последовавшей за ним артиллерийской атаки Черных, уже двенадцать часов находившийся вместе со своими солдатами на передовой с автоматом в руках, при помощи вездесущих мальчишек, несмотря на строгий приказ и трехэтажную матерную брань командира так и не ушедших из родного города, пересчитали остававшихся в боеспособном состоянии защитников Ильска. Из двух дивизий и взявших в руки оружие ополченцев в строю оставалось не более трехсот человек.

Одновременно с тем силы противника все время нарастали. Враг, словно почувствовав, что силы советских воинов на исходе, шел и шел на город нескончаемой лавиной. И хотя железнодорожные пути, ведшие к Луковнино, были взорваны, немцы уже успели перебросить такое количество войск, что не испытывали недостатка в солдатах.

Черных ненадолго вернулся в штабной подвал, ставший вотчиной Егорова.

— Павел Константинович, если в ближайшее время не подойдет подкрепление, мы не сможем удержать город, — глядя на безумно уставшего полковника красными из-за полопавшихся капилляров глазами, проговорил Черных. — Отдайте приказ эвакуировать раненых. Если фрицы ворвутся, им конец.

— Майор, а ты понимаешь, что эта эвакуация станет нашим последним действием? — хрипло отозвался полковник, резким движением швыряя карандаш и нависая над офицером. — Ты понимаешь, что этим приказом мы дадим понять людям, что сами не верим в нашу победу? Коля, этот приказ сродни дезертирству с нашей стороны! — горячился Егоров, нервно меряя шагами подвал.

— Сколько раненых сейчас в санчасти, ты знаешь? — не менее нервно отозвался Черных. — У нас есть подводы, есть машины, в конце концов! Вывези хотя бы самых тяжелых! — опершись руками на стол, приподнялся со своего места майор. — Хоть двести, хоть триста человек вывези!

— Не могу я, Коля! Не имею морального права отдать приказ, который подорвет боевой дух оставшихся! — заорал-засипел Егоров. — Тебе мало твоего адъютанта с дружками, пытавшихся дезертировать? И еще десятка, которых мы отловили? А сколько ушло? Ты хочешь, чтобы оставшиеся побежали? А они побегут, товарищ майор, побегут сразу, едва поймут, что мы не верим в то, что подойдет подкрепление, в то, что мы победим!

— Все дезертиры расстреляны, товарищ полковник! У меня в бою, на передовой, даже десятилетние мальчишки! А ты знаешь, сколько детей сейчас в медчасти? Между прочим, детей, благодаря которым мы все еще живы! — заорал в ответ Черных. — И их ты хочешь отдать фрицам? Это твоя благодарность?

— А ты на меня не дави, майор! Мы сейчас не в благородном обществе! Мы на фронте, Коля! На войне! И здесь не до реверансов! — хрипел багровый от ярости Егоров. — Нам в помощь движутся двенадцать дивизий, Коля! Через час будет авиация! Нам час продержаться! Понимаешь, один проклятый час! — и вдруг, словно сломавшись, Егоров устало опустился на стул. — Коля, я делаю все, что в моих силах. Там и мои люди тоже. Были… — почти прошептал он. — Подкрепление идет. Осталось продержаться совсем немного. Мы не можем оставить Ильск, понимаешь? Не можем!

— Павел Константинович, — также устало обхватив перемотанную грязным бинтом голову руками и покачиваясь из стороны в сторону, проговорил Черных. — Дай машины… Бог с ними, с подводами… Дай машины вывезти самых тяжелых! Это не будет эвакуацией, не будет бегством. Это будет попыткой спасти тяжелораненых!

— Да не спасешь ты их вот так, Коля, — обреченно взглянул на него полковник. — У немцев тоже есть самолеты. Как ты думаешь, они дадут спокойно выйти из города даже одной машине? — глядя на вскинувшегося майора, проговорил он. — Вот то-то и оно… Им сейчас в подвалах безопаснее.

— А если немцы прорвутся? — взглянул на него тяжелым взглядом Черных.

— Так не дай им прорваться! — рыкнул полковник. — Час, Коля! Продержитесь час! Потом полегче станет! А там и наши подойдут!

— Я понял, Павел Константинович, — тяжело поднялся Черных. — Я к ребятам.

Полковник кивнул, глядя вслед уходившему майору.

— Продержись, Коля, — прошептал он. — Чуть осталось…

На русские позиции обрушивался залп за залпом. Там уже не должно было быть ничего живого, но раз за разом из-за куч камней, из-за остатков стен снова и снова появлялись люди с закопчёнными, обезумевшими лицами, и солдаты Вермахта вновь залегали под ураганным огнем.

Слева короткими очередями били пулеметы. В воронках и на огневых точках словно мертвые, восставшие из ада, появилась советская пехота, которая давно уже должна была быть уничтожена. Но над развалинами вновь и вновь возникали все новые и новые каски советских солдат, и с каждым мгновением, с каждым шагом русских десятки немецких захватчиков валились наземь, как трава скашиваемые пулями.

Видя, что немцы снова пошли в атаку, Черных понял, что эту волну им не остановить. Поднявшись во весь рост, не обращая внимания на свист пуль, взрывы мин и снарядов, крики раненых и гул рушащихся зданий, он, скосив первые ряды нападавших длинной очередью, надрывая горло, заорал:

— За мной, в атаку! За Родину! Ураа!!! — и, услышав, как за его спиной раздалось сперва тихое, но с каждым биением сердца все более мощное и громкое «Ура!», пошел вперед, давя на курок автомата.

Возле майора упала граната. Первым порывом Черных было проскочить ее побыстрее, но в голове успела мелькнуть мысль: «Сзади солдаты. Если рванет… Людей больше нет». Резко развернувшись, Черных бросился ничком, накрывая собой гранату, взорвавшуюся секундой позже.

Солдаты, пробегавшие мимо страшно изуродованного трупа майора, оставшись без командира, продолжали выполнять последний его приказ: вперед. Но, осознав, что по ним стреляют, остававшиеся в живых защитники рухнули на землю, ища укрытия от безжалостных пуль, каждую секунду находивших новую жертву. Лишенные лидера, они залегали в укрытиях, отстреливаясь в ответ. Воспользовавшись внезапной заминкой, возникшей в рядах защитников Ильска, из укрытий поднялись немецкие солдаты, открыв шквальный огонь по растерявшимся советским воинам.

Никто так и не понял, откуда она взялась — маленькая фигурка с косичками, спускавшимися из-под пилотки. Тамара, вскочив на насыпь, вдруг звонко, перекрывая шум боя и стоны раненых, прокричала:

— Что, испугались? Трусы! Вы не мужчины, если позволяете врагу топтать родную землю! Прячьтесь! А я прятаться не стану! — и, развернувшись, держа в вытянутой руке пистолет, Тамара сделала шаг вперед.

Словно поддерживая ее, сквозь тучи, дым, гарь и пыль внезапно пробился яркий солнечный луч, облив девочку золотистым светом. Не сводя глаз со светящейся фигурки, за ее спиной начали подниматься оставшиеся в живых солдаты. Услышав шевеление сзади, Тамара развернулась, опустив оружие. Она смотрела, как из-за стен, груд камней и мусора поднимались шатавшиеся от усталости люди с почерневшими от копоти лицами. Их было мало, очень мало. Но на горизонте, там, за остатками низеньких домов окраины, она увидела катившуюся лавину советских солдат. До слуха донеслось еще далекое «Урааа». Окинув взглядом поднимавшиеся потрепанные остатки двух дивизий, девочка улыбнулась, смахнув ладошкой со щеки слезы, и прокричала:

— Вперед! За Родину!

Раздавшийся треск автоматных выстрелов разорвал наступившую от неожиданности тишину. Тамара замерла, и начала медленно поворачиваться. На ее лице застыло удивление. Раздались новые выстрелы, и вдруг недалеко от уже падавшей на груду разбитых кирпичей девочки вспух взрыв. Её подняло в воздух и отбросило посеченное осколками тело в сторону. Сверху, словно погребая, на нее обрушились остатки не выдержавшей взрыва стены.

Мишка с Егором, забыв о боли и прислушиваясь к пока еще далекому лаю собак, ломились по лесу, словно лоси.

— Где-то должно быть болото, — задыхаясь, просипел Бирюк. — Ты поискать можешь?

— Неа, — также на пределе дыхания отозвался Мишка. — Оно же не живое…

— Хреново… Нам вода нужна… много… — вертя головой по сторонам, разведчик искал хоть какие-нибудь признаки, указывающие на близость большого количества воды.

— Зачем? — обернулся Мишка, и, споткнувшись, ничком грохнулся в траву. — Всё… больше не могу… — прохрипел он.

— Собаки… в воде след потеряется, — остановился над ним Егор и протянул руку. — Вставай. На том свете отлежимся.

— Дурак… — тяжело дыша, подросток уткнулся потным лицом в траву. — Болото знать надо… Утопнем.

— Ты шаман, ты выведешь. Вставай, пошли, — чуть отдышавшись, проговорил Бирюк.

— Точно дурак… — не поднимая головы, простонал Мишка. — Я не шаман!

— Ну колдун по-вашему… Названий много, — стоял на своем Бирюк, и, вдруг схватив парня за шкирку, поднял и поставил на ноги. — Пошли, — толкнул он его в спину. — Не уйдем.

— Давай реку найдем… Текучая вода запах унесет, — предложил Мишка.

— В реку фрицы сунутся, а в болото нет. Утопнуть побоятся… — пер вперед Бирюк, словно паровоз.

Прозрачный осенний лес просматривался далеко, но бежавшие из последних сил разведчики все равно не заметили, как он внезапно кончился. Мишка почувствовал, что почва под ногами стала пружинистой. Оглянувшись на Егора, он увидел у того мокрые сапоги.

— Вот и твое болото, — полузадушено прохрипел мальчишка. — Полезем топиться?

— Лучше утопиться, чем в плен, — не менее хрипло отозвался Бирюк. — Скидывай сапоги, Колдун.

— Зачем? — вылупил на него глаза Мишка.

— В сапогах быстрее засосет, — просветил его Захаров, уже запихивавший портянки в сапог.

— А ты помучиться хочешь? — стянув с ноги один сапог, поинтересовался подросток.

— Шустрей давай! У нас минут пять, потом не уйдем, — все еще с трудом просипел Бирюк.

Пока парень боролся с сапогом на раненой ноге, Егор раздобыл две толстых и крепких слеги. Вернувшись, он вручил одну Мишке, перекинул сцепленные голенищами сапоги через плечо, и спросил:

— Тропа где?

— А я почем знаю? — вылупил на него глаза Мишка.

— Ну, тонуть станешь, узнаешь, — вздохнул Бирюк. — Шагай.

— Куда? — подросток в совершеннейшем охренении уставился на напарника.

— В болото. Жить хочешь? — мрачно поинтересовался Егор.

— Жить? Хочу. Сдохнуть в болоте в мои планы как-то не входило… — проворчал Мишка.

— Да иди уже! — психанул вдруг Бирюк, толкнув его в спину.

Собачий лай раздавался уже совсем близко. Мишка почавкал босыми ногами по земле, с каждым шагом все больше превращавшейся в жидкую грязь. Через десяток шагов, когда вода дошла ему чуть выше щиколотки, он почувствовал, что его начинает затягивать. Почва под ногами стала зыбкой и ненадежной, босые ноги, немевшие от казавшейся ледяной воды, мягко погружались куда-то вглубь. Вытаскивать их становилось все сложнее. Еще один шаг — и подросток по пояс оказался в воде, которая стала настойчиво подбираться к груди.

Испугавшись, Мишка изо всех сил заколотил руками, пытаясь ногами отыскать опору, но с каждым мгновением проваливаясь все глубже.

— Замри, придурок! — зашипел на него Бирюк. — Положи слегу перед собой. Теперь держи мою. Подтягивайся руками, только ногами не шевели. Выползай на свою слегу, ложись на нее. Вот так… — бормоча указания, Бирюк плавно подтягивал парня, сам опускаясь все ниже. К тому моменту, как трясущийся от страха Мишка оказался на ногах, его самого засосало выше колена.

— Не стой. Иди. Нельзя стоять, — положив свою слегу перед собой, Бирюк оперся на нее коленом, затем вторым. Вытянув из трясины ноги, он снова поднялся. Лай раздавался уже почти за спиной, ветер доносил до разведчиков отрывистые команды.

Выбиравшийся по слеге из трясины Мишка вдруг явственно увидел черную топь, которая звала, манила к себе. Она жила, дышала, алкая их жизни. Вся она, словно жилами, была пронизана светлыми полосками. Некоторые были толще, другие совсем тоненькие, прерывистые. Где-то встречались целые островки и даже острова светлых пятен. На одном таком светлом островке они и находились, а в шаге от него, там, куда он шагнул, была черная топь.

Боясь упустить это видение, Мишка развернулся и ступил на узенькую светлую полоску. Земля под ногами хоть и была зыбкой и топкой, но все-таки держала. Осознавая, что полоска слишком тоненькая, Мишка свернул к более толстой жиле. Бирюк неотступно следовал за ним, проверяя перед собой дно слегой.

Лай сделался громче, послышались окрики на немецком, а затем затрещали и выстрелы. Их заметили. Мишка продолжал идти.

— Ныряй! — потянул его вниз Егор. — Ныряй, Колдун, пристрелят!

Парень, словно находясь в другой реальности, рухнул вперед, мгновенно уходя в жидкую грязь. И только то, что коленями и руками он чувствовал зыбкую опору, удерживало его от паники. Мишка физически ощутил, как обрадовалась черная топь, получив его в свое распоряжение, как она застыла в ожидании, одновременно маня и мягко подталкивая его со светлой тропки в сторону черного ничто.

Почувствовав, что легкие начинают гореть от недостатка кислорода, Мишка, оттолкнувшись, устремился вверх. Оказалось, сделать это было непросто. Болото не желало отпускать свою добычу. Преодолевая сопротивление, подросток буквально вытолкнул голову на поверхность и шумно задышал, боясь вскрикнуть. А крик рвался из груди. Хотелось заорать, завопить во всю мощь легких, давая выход жуткому липкому страху, прочно завладевшему сознанием.

Оглянувшись, парень не увидел Бирюка, лишь слега торчала чуть позади него. Испугавшись, что болото все-таки получит сегодня свою жертву, Мишка с трудом приподнялся, и, не обращая внимания на расхаживавших по краю болота немцев, развернулся назад. В этот момент из грязной воды показалась голова Захарова. Глотнув воздуха, он уставился на Мишку.

— Ты чего поднялся? — зашипел он на мальчишку. — Совсем дурак?

— Нас щас от кочек болотных хрен отличишь, — с отвращением стряхивая с рук грязь, прошептал в ответ Мишка.

— Ложись, придурок! — зашипел Бирюк, потянув Мишку вниз. Раздался треск выстрелов.

Не удержавшись на ногах, Мишка снова плюхнулся в воду, едва успев набрать воздуха в грудь.

В следующий раз он поднимался осторожнее. Подняв над водой голову и чуть отдышавшись, он встретил взгляд Бирюка, настороженный и внимательный.

— Можно ползти потихоньку, а то затягивает, — прошептал он Мишке.

Медленно, стараясь как можно больше погружаться в грязную, вонючую воду, разведчики поползли. Спустя полчаса Бирюк позвал парня:

— Колдун, вставай. Ушли фрицы, — проговорил он.

Мишка, с трудом воспринимавший реальный мир, полностью растворившись в образах, видимых внутренним зрением, мгновенно метнулся сознанием в ту сторону, откуда они пришли. Перебирая нити, потянувшиеся к нему, он заметил четыре красных, толстых жилы, прочно держащихся за свои источники. Скользнув по ним сознанием, Мишка понял, что источником этих жил являются люди.

— Ползи! — чуть громче, чем было нужно, ответил Мишка. — Там четверо в засаде. Видно, нас караулят.

Но ползти уже не получалось — тропка все глубже уходила вниз. Пришлось вставать на ноги, и, согнувшись, медленно-медленно идти. Мишка уводил все дальше в болото. Наконец, поняв, что они уже надежно скрыты от глаз кочками и растительностью, он выпрямился в полный рост. Бирюк с болезненным стоном тоже поднялся на ноги. Оглядевшись, он, тихонько толкнув Мишку, чтобы обратить на себя внимание, тихо произнес:

— Колдун, нам вон в ту сторону надо, — и указал парню нужное направление.

Мишка кивнул и, выбрав ведущую в боле-менее верном направлении светлую жилу, направился по ней.

Идти по болоту было сложно. Тропка то поднималась, то уходила в глубину. В некоторых местах разведчикам приходилось брести в воде аж по шею Мишке и по грудь Бирюку, с трудом пробивая себе дорогу сквозь болотную жижу. Пару раз они выбирались на небольшие островки сухой земли, валясь с ног от усталости, но Мишка, начинавший в такие моменты терять видение топи, почти сразу тянул Бирюка обратно в болото.

Из топи они выбрались, только когда солнце уже давно перевалило зенит. Обессиленно рухнув на твердую землю, оба пытались отдышаться. Каждый нерв, каждая клетка тела буквально звенели от напряжения. Понимая, что начинает проваливаться в сон, Бирюк, сев, с силой растер себе лицо руками. Выжав портянки и вылив из сапог болотную жижу, он обулся, и, толкнув вырубившегося Мишку, заставил того подняться на ноги.

Парень свои сапоги утопил в болоте. Посмотрев на его босые ноги, Захаров выругался и, оглядевшись, отошел от пацана. Вскоре он вернулся, неся в руках кору, деревяшки, мох и лыко. Споро и умело сплетя веревку, он сообразил Мишке чуни и дернул вновь задремавшего парня вверх.

— Пошли, Колдун. Недосуг нынче барствовать. Задание не выполнено, — проворчал он, пошагав вперед.

Попытавшись встать, парень едва не заорал — сознание, избавленное от угрозы смерти, снова начало воспринимать и болевые сигналы. На раненую ногу было просто невозможно наступить. Она горела огнем и дергала жуткой болью.

Сцепив зубы, Мишка заставил себя идти. Спотыкаясь и приволакивая больную ногу, он хромал за шедшим впереди Бирюком, мечтая рухнуть в траву и больше никогда не подниматься. Спустя время у подростка, совершенно потерявшего направление, возник вопрос: а куда они идут? Прибавив шагу, он нагнал бредущего впереди Захарова и толкнул того в спину.

— Егор, а куда мы вышли? Где этот гребаный мост? Лес вокруг, — спросил измученный парень.

Бирюк, у которого, казалось, внутри был встроенный компас, махнул рукой вперед.

— Вроде там, — прохрипел он, натужно дыша. — Мы большой крюк сделали, теперь по лесу возвращаться придется. Плохо, много времени потеряем.

Трясущийся от холода в мокрой одежде подросток кивнул и обреченно поплелся за мужчиной.

Вышли к железной дороге они совсем не там, где планировали. В утренних сумерках, скрываясь в редком перелеске, уже плохо соображавшие от усталости, они шли вдоль железнодорожного полотна еще часа три, прежде чем увидели мост. Посоветовавшись и поглядывая на хмурящееся тучами осеннее небо, разведчики вошли в не очень большую реку, и вплавь, держась поближе к берегу, направились к цели.

Оставив Мишку в зарослях камыша, Бирюк заминировал две центральные опоры. Хоть и говорил сапер, что взрывчатки хватит на четыре, он не рискнул разделить ее. Да и взрывателя КД, плотно завернутого в провощённую бумагу, было не так уж и много, а им с Мишкой нужно было время, чтобы уйти.

Не дожидаясь состава — не до того, уйти бы — Захаров достал залитые воском спички, освободил их от бумаги и подпалил огнепроводный шнур. Нырнув, он большими гребками направился к ждавшему его Мишке.

— Уходим, — позвал он мальчишку.

Понимая, что по воде уйти будет и проще и быстрее, хотя и рискованнее, Бирюк, выбросивший свой армяк и остатки рваной рубахи еще там, перед рекой, зацепив парня за пояс веревкой, обмотанной вокруг себя, быстро поплыл вниз по течению. Влекомый буксиром в виде товарища, Мишка изо всех сил старался догнать мужчину, но, работая одной ногой, он вообще с трудом держался на плаву.

Далеко за спиной грохнул взрыв. Найдя очередные заросли камыша, Бирюк заплыл туда, и затащив парня в укрытие, пыхтя, прошипел:

— Сымай свой армяк! Что ты в него вцепился?

— Так осень на дворе… Холодно, — утерев нос рукой, прогундосил парень.

— Ага. А в мокром армяке тебе теплее, — съязвил Бирюк. — Сымай, говорю! Он тяжелый, ко дну тянет.

Уставший до жути подросток послушно стянул с себя армяк. Бирюк выдернул его из рук мальчишки и понадежнее запутал в камышах. Прислушиваясь к происходящему выше по течению, он слегка высунулся из зарослей. Оценив обстановку, дернул засыпавшего на ходу Мишку.

— Поплыли. Потом отоспишься, — зашипел он.

Видя, что парень совсем плохо реагирует на внешние раздражители, Захаров принялся с силой растирать ему уши. Четко уловив момент, когда Мишка от неожиданности раскрыл рот, чтобы заорать, заткнул ему рот ладонью.

— Не ори! Терпи. Сейчас полегче станет, — прошипел он и продолжил экзекуцию. — Хорош, — глянув на вытаращенные глаза Мишки, хватавшего ртом воздух, резюмировал он. — Поплыли.

Плыть без армяка оказалось гораздо легче. Бирюк, не обращая внимания ни на раны на спине, воспалившиеся и вновь исходившие кровью вперемешку с сукровицей, ни на холод, размеренно плыл большими гребками, таща за собой Мишку на буксире. Но вскоре устал и он.

Заметив недалеко от берега деревню, он выбрался на берег, и, оставив парня в засаде, отправился туда. Мишка, у которого кружилась голова и веки были чугунными, трясясь от холода и стуча зубами, боялся присесть или прислониться к чему-нибудь, чтобы не уснуть. Он переминался с ноги на ногу, скрипя от каждый раз пронзавшей его боли зубами. Наконец, Захаров вернулся. Он был одет в видавший виды армяк, сухие штаны, и нес в руках какие-то тряпки.

— Переодевайся, — сунул он подростку сухие вещи.

С помощью Бирюка натянув на себя сухую одежду, он обреченно потащился за ним следом, спотыкаясь на каждом шагу. Голова работать уже отказывалась — ранение, боль, использование дара и трое суток без сна давали себя знать. Жуя на ходу сунутый ему Бирюком кусок хлеба, подросток не ощущал ни его вкуса, ни голода. Механически двигая челюстями, он с трудом проглатывал пережеванную пищу, порой забывая даже о том, что ее надо проглотить. Все его сознание было сосредоточено на одном — передвигать ноги вслед за качавшейся перед ним спиной.

В какой-то момент Мишка просто упал. Ткнулся носом в траву и так и остался лежать, не шелохнувшись.

Проснулся он неожиданно. Он стоял на развалинах разоренного города, почему-то босой. Бетонное крошево неприятно кололо ступни. Ноги мерзли. Ветер развевал обрывки белой занавеси, реющей на остатках перекошенного оконного проема, словно флаг погибшего знаменосца, оставшийся на поле боя. Несло гарью и жжёным мясом. Запах ржавого железа тонкой ноткой коснулся обоняния. Мишка повел носом по направлению источника, и взгляд его застыл на собственных руках. Красные, сплошь покрытые кровью по самые локти. Мальчишка тряхнул головой, зажмурился, пытаясь выкинуть из головы увиденное, но все оставалось прежним — хаос и смерть вокруг него торжествовали.

Неожиданно перед ним появилась девочка. Она, как и Димка когда-то, словно соткалась из предутреннего тумана и света звезд, возникла над чудом уцелевшим газоном с мелкими пестрыми цветами. Мишка, увидев перед собой Тамару, страшно удивился, еще не понимая, почему она здесь? Или он там? Серьезно взглянув на него, девочка молча поманила подростка за собой.

Мишка сделал шаг к ней, еще один… Осколки больно впивались в ноги, оставляя на бетоне темные следы. Девочка все отдалялась, маня его в неизвестность. Он шел за ней, ускоряя шаг, но никак не мог догнать. Он шел все быстрее, уже не замечая боли, пока не сорвался на бег. Тамара уплывала, растворяясь в лучах поднимавшегося из-за горизонта солнца. Пылающий город остался позади, выбрасывая клубы черного смрада в чистое, ясное небо. А Мишка все бежал. Ему казалось, что еще секунда — и он наконец догонит ее… Ему было совершенно, жизненно необходимо догнать девчонку!

Тамара остановилась. Ее улыбка была теплой и печальной. Мишка кинулся к ней, раскинув руки для объятий. Еще шаг и… он схватил воздух. Тамара исчезла, растаяла, белесой дымкой растворившись в желтой, опадавшей листве.

— Тома… — прошептал подросток, оглядываясь вокруг. — Тоом… — позвал он девочку громче. — Тамараааа… — закричал он изо всех сил.

— Ты чего орешь, придурок? — заткнув ему рот свой ладонью, зашипел у него над головой Бирюк, крепко прижимая рвавшегося куда-то пацана к своей груди.

Услышав над собой шипение Егора и обведя глазами осенний лес, сквозь осыпавшуюся листву которого проглядывали редкие, прорвавшиеся сквозь сплошь обложившее тучами небо лучи солнца, Мишка, тяжело дыша, замер. Он пытался понять, что произошло. Кажется, он все-таки выключился, и ему приснилась Тамара. Приснилась? Почему он тогда стоит, а не лежит?

Вцепившись в руку Егора, зажимавшую ему рот, Мишка потянул ее вниз, убирая от своего лица. Бирюк с опаской отпустил его.

— Мы шли? — отойдя и повернувшись лицом к напарнику, спросил Мишка.

— Мы спали. Ты упал и выключился. Поднять тебя не получалось. Проснулся я от того, что ты толкнул меня. Ты куда-то бежал, а потом встал и кричать принялся, — рассказал ему Бирюк. — Я тебя догнал, да рот тебе зажал, чтобы не орал. Думал, во сне бродить начал. Смотрю — а ты не спишь. Привиделось чего? — спросил он напряженно, словно ожидая плохих новостей.

— Не знаю, — тряхнул головой Мишка, ощущая внутри непонятную пустоту, перемешанную с тревогой и непреодолимым желанием куда-то идти, торопиться… куда-то успеть… — Далеко нам до наших? — вдруг спросил он.

— Не знаю. Так, по прикидкам, часа четыре, а с твоим ходом… Сложно сказать, — задумался Захаров. — Да и я уже тот еще ходок…

— Пошли, — вздохнул Мишка и, торопливо выломав в ближайшем орешнике палку, тяжело опираясь на нее при ходьбе, пошагал вперед, туда, куда его тянуло словно канатом, периодически оглядываясь на бредущего за ним следом Бирюка, которого ощутимо шатало.