Конец Ольской тропы

7. Разговор на берегу Ангары

— Кладовая, наполненная разнообразными ценностями, ключ от которой царские чиновники не удосужились найти за триста лет владения краем, вот, дорогой капитан, что такое Колыма!

Молодых со страстью прокричал последние слова и подставил разгоряченное лицо едва ощутимому дыханию ветра.

Разговор этот происходил на закате августовского дня 1931 года на тихой набережной изнывающего от зноя и пыли Иркутска, в служебном кабинете исследователя рек Восточной Сибири инженера Молодых.

Приятный полумрак наполнял комнату, тесную от обилия шкафов и полок с книгами. У окна стояли два глубоких кресла. В одном из них утонул собеседник исследователя, человек небольшого роста, с симпатичным вдумчивым лицом. Форменный китель капитана морского торгового флота мешком висел на его узких плечах, образуя множество складок на спине.

Было много необычного и в этом человеке, и в его появлении в центре Азиатского материка, далеко отстоящем от любого морского бассейна.

— В Москве мне аттестовали вас, Иван Федорович, — полным уважения голосом сказал он, обращаясь к инженеру, — как единственного знатока Колымского края и его речной системы. Льщу себя надеждой ознакомиться с вашими выводами.

— Охотно поделюсь с вами, капитан, моими мыслями, которые, как вам известно, признаны в некоторых наших организациях, не так давно ведавших судьбами водного транспорта, вредными и нелепыми.

— Не возражайте, — остановил он открывшего рот капитана. — Проект мой отвергли в центральном управлении водопутями как фантастический, по мнению одних, и открывающий Колыму врагам, по заключению других. Умники, — ироническим тоном продолжал он. — Что значит для них Колыма, если они не способны видеть ее перспективу! Развитие этого края может быть более головокружительным, нежели расцвет Аляски. На Колыме двадцать пять наименований полезных ископаемых, в том числе золото, серебристо-свинцовые руды, олово, самородная ртуть, слюда, самоцветы, каменный уголь. Опускаю пушной промысел. Бобры, сохатые, соболя, белый и голубой песцы, горностаи, — это одно, при правильной постановке промысла, даст свыше миллиона рублей золотом ежегодно.

Инженер задержал мечтательный взгляд на глади Ангары, несущей ледяные струи мимо окна. Река была окрашена в цвет безоблачного неба. Холмистые вершины противоположного берега, на котором виднелись серые строения привокзального поселка, делили глубокую синеву реки и бездонную глубину поднебесья на две искусственно разобщенные части.

— Я не покидал Колыму в течение двух лет и не видел другого столь дикого и нетронутого края. Отсталость его в смысле путей сообщения настолько серьезна, что деятельность колымских организаций не может развернуться, будучи ограничена вопросами снабжения.

Единственный, издавна практикуемый способ связи с Колымой — морские рейсы из Владивостока через Берингов пролив. Ни метеостанций, ни предварительных ледовых разведок в тех широтах не существует. Капитан ведет корабль, полагаясь лишь на свой опыт и чрезвычайно приблизительные сообщения прибрежных туземцев. Из двух с половиной месяцев полярной навигации добрая половина уходит на труднейшее плавание в одну сторону. А разгрузка? А возвращение? Не мне говорить вам о трудностях этих рейсов. Вы — моряк, плавали на Колыму, но приходила вам в голову мысль о другом направлении? Пытались ли вы и ваши коллеги вдуматься в целесообразность таких дорогостоящих походов?

— Погодите, погодите, — снова остановил он капитана, который порывался что-то сказать. — На вашей совести снабжение края, равного почти половине Европы. Ведь в случае зимовки корабля тысячи колымчан обречены на голод в течение целого года или, как они говорят, на «бесхлебницу», «бесчайницу», «бессахарницу», «бестабачницу».

Молодых снял очки, пожаловался на невозможную духоту, обычную для августа в Иркутске, и протер запотевшие стекла:

— Прошу не счесть меня морененавистником, — улыбаясь, сказал он и пояснил: — Мною выведена кривая посещения Колымского бара пароходами, и свидетельствует она не в пользу морских рейсов. Я не хочу охаивать морские рейсы, но их нерегулярность и частые зимовки кораблей, все это не то...

— И вы предлагаете? — поднялся из глубины кресла капитан.

Молодых усмехнулся.

— Ничего нового, кроме того, что признано нелепым и фантастическим. Я предлагаю направить основной поток грузов также морем, но через Охотское побережье, минуя, однако, Олу. Ола не годится. Это открытый мелководный рейд, негодный для судов с большой осадкой.

— Бухта Нагаево? — догадался капитан.

— Вот именно, — подтвердил Молодых. — Бухта Нагаево, расположенная в двадцати пяти километрах от Олы.

Сама природа позаботилась о Колыме, создав эту бухту. Она защищена от всех ветров за исключением западных. Естественные глубины позволяют судам производить в ней разгрузку в непосредственной близости от берега.

— Я заходил в Нагаево, — сказал капитан. — Мы брали там воду по желобкам из ручья, бегущего с горы Каменный Венец. Место действительно удобное и, как порт, равноценное, — на мой взгляд, Владивостоку, Петропавловску-на-Камчатке и бухте Провидения. Это лучшая якорная стоянка на всем Охотском море. Но я не представляю дальнейшего пути. Снабжение Колымы по Ольской тропе невозможно, а строить шоссе на 750 километров через Яблоновый перевал — нужны годы и годы. Карты Колымы...

— Все колымские карты врут, дорогой капитан! — перебил его Молодых. — Географическое положение реки и горных перевалов не соответствует официальным данным. Мной выяснено, что истинное географическое направление верхнего течения Колымы, при сравнении с картами, отклоняется от Сеймчана в сторону Охотского моря на 400 километров. Исправление ошибок, допущенных предыдущими исследователями, помогло мне установить отдаленность истоков Колымы от Охотского моря в 250 километров вместо 750.

Капитан взволнованно заерзал на кресле.

— Не может быть!..

— Вам еще многому придется удивляться, — предупредил его инженер. — Наши окраины богаты не только полезными ископаемыми, но и абсолютными нелепостями. На Колыме много подобных белых пятен.

Молодых встал и прошелся по комнате.

— Вместо Ольской тропы, — медленно, отчеканивая каждое слово, говорил он, — надо строить гужевую или автомобильную дорогу из бухты Нагаево на Среднекан. Вот основной вариант. Он признан фантастическим в управлении водопутями. Человеческая ограниченность, боязнь нового, вероятно, будет существовать во все времена. Ведь не хотят люди понять реальность и насущность моего предложения. Все, как один, открещиваются от него.

— А плавания к устью ? — сомневаясь, спросил капитан.

— Проект нагаевской трассы, — развил свою мысль Молодых, — не исключает морские рейсы вокруг Чукотки. Северный морской путь должен функционировать, но как подспорье охотскому направлению. Вы понимаете меня? Два варианта, два пути. Один дополняет другой. Если тяжелые льды отрежут устье, край имеет выход в Охотское море. Какая нелепость! — подскочил он к капитану. — Богатства сосредоточены главным образом на горной Колыме, которая занимает площадь примерно в полмиллиона квадратных километров на верхнем течении реки и ее золотоносных притоках. И вот, представьте, что население именно этого богатейшего района не обеспечено прожиточным минимумом, тогда как устьевый участок, куда приходят морские суда, частично затоварен. На Колыме пока есть один вид транспорта — собачья упряжка. Но собаки не в силах развезти все грузы по огромному краю. Продовольствие погибает на мысе Медвежьем от штормов. За время моего пребывания на Колыме жители устья, составляющие пятую часть населения края, имели три четверти всех запасов продовольствия и снаряжения. Стоит ли удивляться, что средняя цифра плотности населения в крае — один и три десятых человека на 100 квадратных километров!

— Вы правы, Иван Федорович, — coгласился с ним капитан. — Решение правительства, выполнение которого поручено мне, предусматривает в первую очередь отправку грузов в отдаленные районы верхнего течения.

— Весьма своевременное решение, — сказал Молодых. — Бездорожье — трагедия Колымы. Чтобы освоить край, нужно разрубить гордиев узел, разрешить, наконец, транспортную проблему. Это имеет огромное практическое значение для всего советского северо-востока. Однако прошу объяснить подробности похода. Судно окончательно выбрано?

— Да, — кивнул капитан.

Он извлек из внутреннего кармана чертеж и, пользуясь случаем, расстегнул китель еще на одну пуговицу. Легкий ветерок, дувший в окно с Ангары, совсем прекратился.

— Ну и пекло, — пожаловался капитан. — Не Сибирь, а тропики.

— Попробуйте окунуться в Ангару, — засмеялся Молодых. — Моментально остынете. В самое жаркое время года нулевая температура. Невозможная река. Я, сознаюсь, люблю ее за быстроту течения, за студеность, за синеву, за колоссальную мощь, в которой заложено будущее Восточной Сибири. Завтра вы пролетите над Балаганском и увидите в стороне от поселка палатки изыскательской партии. Там закладывается величайшая в мире гидростанция, равная десяти Днепрогэсам.

— Да, — повторил капитан, — судно выбрано: рейдовый буксирный пароход «Ленин». Он имеет небольшую осадку, позволяющую держаться вблизи берегов в море и подняться как можно выше по реке, и, кроме того, пароход двухвинтовый. Удобство неоспоримое, если учесть возможность встречи со льдами. Две машины помогут нам лучше маневрировать. Недостаток — ординарное днище. Любая льдина, напорись на нее, проткнет, как букашку. Риск несомненный, но какое настоящее дело, спрашиваю я вас, обходится без риска?

— Это не выход, — раздраженно протянул Молодых. — Освоение Колымы не должно итти за счет Лены. А вы хотите отнять одну восьмую тяговой силы Ленского флота и оголить Алданские прииски.

— Другого выхода нет, — тихо сказал капитан. — Нельзя допускать голодовку. Миловзоров и Сергиевский ведут из Владивостока два судна, то-есть количество грузов удвоено против прежнего. Так что же, оставить их на мысе Медвежьем?

— И вы мечтаете, — скептически спросил Молодых, — добраться на этом судне до Среднеколымска?

— Я — моряк и привык выполнять до конца порученное мне дело. — Капитан произнес эти слова со спокойным достоинством. — Спорить о пригодности судна не имеет смысла. Важно — провести его через ледовый район моря Лаптевых и перебросить грузы, доставленные морскими пароходами, вверх по реке, пусть только до Нижнеколымска. Такова цель экспедиции. Я просил бы вас разрешить мне воспользоваться вашими картами реки Колымы, которые, по отзывам речников, составлены изумительно точно.

— И все-таки это не решает транспортную проблему Колымы, — сердито сказал Молодых. — Нагаевская трасса — вот ключ к освоению края. А карты я вам, конечно, дам.

Капитан встал и застегнул китель на все пуговицы.

— Переход «Ленина», — убежденно возразил он, — совершенно необходимое начало решения колымской проблемы.