Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики

Организация полушарий у людей искусства

Учитывая дефекты рисунков, свойственные неврологическим больным с поражениями правого или левого полушария, можно было бы ожидать аналогичных отклонений и у талантливых художников с мозговыми патологиями. Однако этого не наблюдается. Хотя у Ловиса Коринта после повреждения правого полушария радикальным образом изменился стиль и его произведения стали смелее и экспрессивнее, уровень его мастерства остался таким же высоким, как и до болезни. Цельность изображений не пострадала.

Антон Редершейдт после правостороннего инсульта тоже продолжал писать картины с присущим ему блеском. Правда, поначалу он игнорировал левую половину холста, однако со временем такая асимметрия исчезла [75] (см. с. 0169).

Один из крупных французских художников с патологией левого полушария и афазией продолжал писать в том же стиле и с таким же мастерством, что и раньше [76]. Болгарский живописец, который был вынужден держать кисть в левой руке после правостороннего паралича, вызванного левосторонним инсультом, вновь овладел высокой техникой, но у него выработался совсем иной стиль [77]. До болезни его полотна были чисто сюжетными, а после нее стали ярче по колориту и утратили реалистичность.

Виннер [78] на основании этих двух случаев предполагает, что у художника левое полушарие менее важно для рисования и живописи, чем у непрофессионала; однако примеры Коринта и Редершейдта говорят, наоборот, о меньшем значении правого полушария!

Мне кажется, здесь более логичным объяснением была бы строгая латерализация функций у обычных людей при большей их билатеральности у художников. На протяжении творческой жизни последних это могло бы приводить к особенно тесному взаимодействию полушарий и способствовать дальнейшему углублению их организационой симметрии — правое полушарие в высокой степени овладевало бы стратегиями, свойственными левому, и наоборот. Не исключено, что каждая половина мозга развивает структуры, формы и методы, необходимые для художественного творчества, и в случае повреждения одного из полушарий в зрелом возрасте второе сохраняет как свои врожденные художественные способности, так и приобретенные в течение жизни в результате взаимодействия с другим полушарием.

Исследование музыкантов тоже наводит на мысль о более двустороннем, чем у не столь одаренных людей, представительстве у них функций, важных для музыкальных способностей. Восприятие мелодии-сложный процесс, включающий образное представление громкости и высоты тонов, специфического звучания аккордов, темпа и ритма.

Относительное доминирование того или иного полушария должно, в принципе, зависеть от того, какому аспекту мелодии уделяется главное внимание. Далее, хорошо известные мелодии могут кодироваться в виде целостного «гештальта», тогда как незнакомые, скорее всего, требуют более аналитического подхода к своим составным элементам. В самом деле, уже отмечалось, что правое полушарие лучше определяет ошибки в знакомых мотивах [72], а левое-идентичность или несовпадение по одной ноте незнакомых мелодий [74]. Таким образом, различия между музыкантами и немузыкантами в восприятии мелодий могли бы отражать разницу не в функциях полушарий, а в подходе к обработке музыкальной информации.

Тем не менее интересно, что у немузыкантов в различении мелодий доминирует левое ухо (правое полушарие), а у музыкантов-правое ухо (левое полушарие) [79, 80]. Исследователи объясняют это разницей в стратегии восприятия: музыканты прислушиваются к отдельным компонентам мелодий, а немузыканты реагируют на общий мелодический рисунок. Гордон обнаруживал у музыкантов-любителей корреляцию более высокого мастерства с левополушарным доминированием. Возможно, это говорит о том, что при различении мелодий более эффективна аналитическая стратегия, т. е. кодирование отдельных упорядоченных во времени звуков, а не целостное восприятие [81].

Качество игры на фортепьяно очень сильно зависит от непрерывной слуховой обратной связи от производимых исполнителем звуков и резко ухудшается, если ее искусственно нарушить, например, путем запаздывающей передачи звука через наушники. Брэдшо и др. [82] показали, что у немузыкантов воспроизведение мелодии сильнее страдает при запаздывающей обратной связи через левое ухо (т. е. правое полушарие), а у музыкантов-через правое ухо (левое полушарие); это вполне согласуется с данными о различиях в восприятии мелодий теми и другими.

Возможные различия между музыкантами и немузыкантами в стратегиях восприятия и воспроизведении мелодий, как уже говорилось, не обязательно означают разницу в латерализации функций у двух этих групп, однако другие исследования явно указывают на ее существование. Гордон [68] проанализировал межполушарную разницу в восприятии аккордов у учащихся музыкальных школ, членов самодеятельных оркестров, учителей музыки, занимающихся на курсах повышения квалификации, студентов консерватории и профессиональных музыкантов из двух известнейших в Израиле симфонических оркестров. Те же группы тестировались на полушарную асимметрию в восприятии слов. У первых трех категорий левое ухо (правое полушарие) доминировало в различении аккордов, а правое (левое полушарие) — в восприятии слов. У двух последних групп полушарной асимметрии в обоих тестах не наблюдалось. Гордон сделал также вывод, что ее отсутствие при восприятии аккордов у профессиональных музыкантов вряд ли обусловлено способностью определять аккорды словами: эта способность оказалась у них крайне слабой.

Указание на большее участие левого полушария в восприятии аккордов у более талантливых музыкантов (студентов консерватории и профессионалов) особенно интересно в свете другого сделанного Гордоном наблюдения. Существует известная музыкальная иллюзия: при одновременном звучании низкие ноты обычно доносятся как будто слева, а высокие справа независимо от того, где находится их источник [83]. Гордон сравнил учителей музыки и студентов консерватории по их способности определить, откуда слышатся высокий или низкий аккорды, когда они звучат одновременно по одному в каждом ухе. Описанная иллюзия наблюдалась в обеих группах, однако учителя чаще студентов локализуют высокие аккорды в правом ухе (соответствующем левому полушарию), а студенты, наоборот, чаще учителей локализуют низкие в левом ухе (соответствующем правому полушарию). Другими словами, учителя в целом более склонны к правой локализации, а студенты — к левой.

Дейч и Ролл [84] обнаружили, что в случае двух чистых тонов, различающихся на октаву и звучащих одновременно по одному в каждом ухе, локализацию единственного слышимого испытуемым звука определяет то ухо, которому предъявляется высокий тон. Однако при чередовании высокого и низкого тонов по схеме

Правое ухо: высокий низкий высокий низкий и т. д. Левое ухо: низкий высокий низкий высокий и т. д.

испытуемые воспринимают чередование низкого тона в левом ухе с высоким тоном в правом. Иными словами, когда высокий тон предъявляется слева, а низкий справа, они локализуют воспринимаемый тон в левом ухе, но как низкий. Это наводит на мысль, что учителя музыки в экспериментах Гордона [68] испытывали большее «локализующее влияние» высокого тона, чем студенты консерватории. У учителей иллюзия локализации высоких тонов справа суммировалась с иллюзией локализации их в том ухе, где слышится высокий тон, когда их просили назвать ухо, в котором прозвучал высокий тон, и исчезала, когда-то же самое спрашивали о низком тоне. Возможно, что равенство обоих полушарий у студентов консерватории при различении тонов связано с их большей независимостью от «локализующего влияния» высокого тона. В любом случае маловероятно, что обнаруженное Гордоном отличие студентов консерватории и профессиональных музыкантов от других изученных групп в тестах на распознавание и локализацию тонов связано с не-240

одинаковой музыкальной подготовкой или разницей в стратегии восприятия. Скорее все это отражает врожденные различия в полушарной организации у более талантливых и менее талантливых музыкантов.

Гед и др. [74] исследовали четыре группы людей, различавшихся по музыкальной подготовке (основательная или никакой) и по музыкальным способностям (хорошие или плохие), определяемым в стандартном тесте; изучались межполушарные различия при выполнении двух музыкальных задач. В первой задаче испытуемые должны были ответить, сколько фортепьянных звуков (от одного до шести) составляют аккорд, а во второй-идентичны ли два поочередно играемых фрагмента или же они различаются одной нотой; если обнаруживалось различие, нужно было указать, в какой именно ноте. В целом выявилось доминирование левого уха (правого полушария) в задаче с аккордами и правого уха (левого полушария) при сравнении мелодий. Результат не зависел от музыкального образования, но на него сильно влияли врожденные способности: при плохих способностях полушарная асимметрия была сильно выражена, а при хороших ее не наблюдалось ни в одной задаче и результаты были в обеих задачах лучше.

Вместе с исследованием Гордона [68] работа Геда и др. [74] как будто указывает на связь музыкальной одаренности с более двусторонним представительством музыкальных способностей, чем обычно бывает у немузыкантов или у менее талантливых музыкантов. Однако Гордон [68] отмечает, что такая кажущаяся симметрия у студентов консерватории и музыкантов- профессионалов при различении аккордов в большей степени обусловлена бимодальным распределением полушарных асимметрий в этих двух группах, а не отсутствием асимметрии у всех индивидов. Но он не сравнивал дисперсии полушарных асимметрий у более способных и менее способных музыкантов, поэтому невозможно сказать, правомерна ли его интерпретация статистически. Гед и др. [74] не приводят данных о дисперсии ни для одной группы.

Сведения о музыкантах с односторонними поражениями мозга показывают, что у них, так же как и у художников, соответствующие способности сохраняются гораздо лучше, чем у обычных людей. Ботез и Верт-хейм [85] описали аккордеониста с патологией правого полушария, который все еще распознавал музыкальные пьесы, замечал небольшие неточности в их исполнении и критически относился к собственной игре.

Он сохранил способность пропевать отдельные ноты, но не мог соединять их в песню и уже не владел по-прежнему инструментом. Джадд и др. (Judd et а1., 1980, неопубликованная работа) сообщают о музыканте с поврежденным правым полушарием, который различал, воспроизводил и сочинял музыку.

Он с полным основанием говорил, что написанные им после инсульта пьесы неинтересны, хотя правильны с музыкальной точки зрения; желание сочинять или слушать музыку у него резко снизилось, так как она уже не оказывала прежнего эмоционального воздействия. В обоих описанных случаях речь идет о явных изменениях в музыкальном мастерстве, однако сохранившиеся способности гораздо выше, чем можно было бы ожидать, судя по возможностям обычных людей с поражением правого полушария и по данным о функциях обоих полушарий у здоровых людей.

Русский композитор Шебалин продолжал вполне успешно сочинять музыку после левостороннего инсульта, приведшего к тяжелой афазии [86]. Точно так же один американский композитор, хотя он и стал испытывать некоторые затруднения в чтении нот, после левостороннего инсульта продолжал писать музыку не хуже, чем до болезни [87].

В отличие от этого Равель после такого же инсульта, случившегося у него на вершине карьеры, уже не смог сочинять пьесы и играть на фортепиано [76]; однако он продолжал узнавать и оценивать музыку и сохранил любовь к ней. Виннер делает вывод, что «поражения правого полушария гораздо сильнее, чем патологии левого, сказываются на музыкальных способностях» [78]. Непонятно, почему из имеющихся данных следует именно такое заключение. Ведь больной с правополушарным поражением, описанный Джаддом и др. [87], мог правильно оценивать и сочинять музыку, хотя его пьесы и лишились вдохновения. По-видимому, основным нарушением здесь была утрата интереса к музыке. Хотя дарование Шебалина, похоже, мало пострадало после левостороннего инсульта [86], Равель, сохранив любовь к музыке, полностью утратил способность сочинять ее и играть на фортепьяно.

Изучение обыкновенных людей ясно показывает, что различные аспекты их музыкальных способностей связаны с разными полушариями и неодинаково страдают при одностороннем поражении мозга. Есть также данные о большой склонности немузыкантов воспринимать мелодии

«глобально», т. е. в основном правым, а не левым полушарием. Вполне вероятно, что у немузыкантов, т. е. у людей без музыкального таланта или подготовки, правое полушарие играет большую роль в восприятии важнейших аспектов музыки, однако этот вывод не кажется мне правомерным в отношении высокоодаренных музыкантов; возможно даже, что чем больше талант, тем более билатерально распределены способности.

Крупные музыканты, по-видимому, различаются между собой по степени использования различных право-или левополушарных функций, однако асимметрия в восприятии тонов, силы звука, аккордов, ритма и темпа у них, похоже, значительно меньше, чем у обычных людей. Я полагаю, что люди искусства, будь то музыканты или художники, отличаются от прочих повышенной билатеральностью представительства эстетических способностей, и это обеспечивает более развитую межполушарную интеграцию. Накапливаемый ими творческий опыт усиливает структурно-функциональное сходство и взаимодействие двух полушарий.