Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина

Глава 16. ПЕРВАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА

Как легко, оказывается, начать войну! С какой поразительной легкостью Россия втянулась в чеченскую бойню, хотя все российские политики годами только и повторяли: лишь бы не было войны. Причем мы и по сей день не знаем: почему вдруг началась та кампания, которая закончилась большой кровью и позором? Кто ее начал? И как именно мы едва не потеряли Чечню?

Отношения с Чечней всегда складывались трудно. Там, на Северном Кавказе, не забыли ни о крови, пролитой еще в XIX веке, при завоевании Чечни, ни о том, как в 1944 году по приказу Сталина всех до единого чеченцев вывезли с родной земли. Чеченские лидеры среднего поколения родились в ссылке, и у каждого в семье были родственники, которые погибли во время депортации. Еще больше чеченцы были обижены тем, что перед ними не извинились и что они так и остались какой-то подозрительной нацией.

Чеченцы даже при советской власти жаловались, что их сознательно не берут на работу в ведущие отрасли промышленности, не пускают в науку. Руководящие посты в Чечено-Ингушской АССР доверялись только приезжим. В этом неразвитом, депрессивном регионе людям нечем было заняться. Мужчины разъезжались по всей стране на заработки. К 1991 году безработица в республике составляла триста тысяч человек.

Неустроенность и затаенное недовольство множились на особенности национального характера и традиции. Здесь всегда легко хватались за оружие и были готовы доказывать свою правоту силой. И здесь не забыли завет народного героя Шамиля, сражавшегося с Россией: «Маленькие народы должны иметь большие кинжалы».

В ноябрьские дни 1990 года, на волне бурных перемен, происходящих в стране, в Грозном был создан Общенациональный конгресс чеченского народа. В Москве на это событие мало кто обратил внимание.

Председателем исполкома конгресса чеченцы избрали соотечественника, которым невероятно гордились, — генерал-майора Джохара Дудаева, командира дивизии авиации стратегического назначения с афганским опытом.

Детство он провел в ссылке в Казахстане, сумел поступить в летное училище, окончил Военно-воздушную академию имени Гагарина, получил много наград. Когда Дудаеву присвоили генеральское звание, чеченцы по всей стране ликовали — первый чеченский генерал!

Судя по всему, Джохару Дудаеву предназначалась чисто представительская роль. За созданием чеченского конгресса стояли другие люди, у которых была собственная идеологическая платформа, в первую очередь Зелимхан Яндарбиев, будущий вице-президент у Дудаева. Но не таков был генерал. Он оставил службу, вместе с семьей переехал в Грозный и очертя голову ударился в политику.

Однако не Дудаев сделал первый шаг, который привел Чечню к войне с Россией.

В ноябре 1990 года Верховный Совет тогда еще.единой Чечено-Ингушетии принял Декларацию о государственном суверенитете республики. Ее подписал председатель Верховного Совета республики, первый секретарь Чечено-Ингушского обкома КПСС Доку Завгаев, на которого потом станет опираться Москва.

Именно партийный чиновник Завгаев провозгласил Чечено-Ингушетию суверенным государством. В декларации осуждался «геноцид в отношении чеченцев и ингушей» и говорилось о том, что «республика оставляет за собой право на возмещение морального и материального ущерба, причиненного республике и ее народу в 1944—1957 годах».

В декларации ставился вопрос о возвращении Чечено-Ингушетии Пригородного района, который входит сейчас в состав Северной Осетии, и правобережной части Владикавказа. А вот о возвращении Ставропольскому краю трех районов — Шелковского, Наурского и Каргалинского, которые передали Чечено-Ингушетии в 1957 году в качестве компенсации, разумеется, не упоминалось.

Верховный Совет во главе с Доку Завгаевым принял решение учредить пост президента республики. Завгаев готовил эту должность для себя, а досталась она Дудаеву.

В августовские дни 1991 года власти Чечено-Ингушетии поддержали ГКЧП. Конгресс чеченского народа во главе с Дудаевым, напротив, встал на сторону Ельцина.

За выступление против ГКЧП был задержан Зелимхан Яндарбиев, один из идеологов чеченского национального движения. Его быстро освободили. Но арест Яндарбиева послужил поводом для митинга в Грозном.

На митинг созывали людей со всей республики. Они, бросив работу, приезжали из самых отдаленных сел. Участники митинга ворвались в здание Грозненского горкома КПСС и превратили его в собственный штаб. Рядом находилось здание местного КГБ, его тоже захватили. Потом рассказывали, что как будто бы захватом здания госбезопасности руководил милиционер Бислан Гантамиров, который уже во вторую чеченскую войну станет главной опорой Москвы.

Виктор Иваненко, который был тогда председателем КГБ России, рассказывал:

— Когда в Грозном захватили здание КГБ, был выбор: то ли идти на силовые действия, то ли договариваться с Дудаевым. Но я не мог связаться с Ельциным, получить от него санкцию! Он отдыхал в Сочи. Представляете себе: руководитель спецслужбы не может связаться с президентом, когда такое происходит в стране! И я не взял на себя ответственность за силовые действия, которые привели бы к крови. Сейчас я сожалею об этом. В тот момент можно было малой кровью остановить экстремистов. Правда, одними только карательными действиями остановить происходящее там было невозможно. Хорошо хотя бы, что, пока я встречался с Дудаевым, ребята вывезли из Грозного нашу картотеку и сожгли рабочие дела местной агентуры КГБ...

К этому вопросу специалисты будут вновь и вновь возвращаться: а не надо ли было малой кровью подавить тогда бунт в Грозном и избавить себя от всего, что произойдет потом?

Но малой кровью дело бы не обошлось. Очевидцы, которые в те дни находились в Грозном, видели, как горели глаза у чеченской молодежи, которая стекалась из всех районов республики. Учитывая склад чеченского характера, несложно предположить, что они предпочли бы погибнуть, но не выдать Дудаева.

Виктор Иваненко после поездки в Грозный написал докладную Ельцину:

«Значительная часть населения, прежде всего чеченской национальности, поддерживает смещение Верховного Совета Чечено-Ингушской Республики...

В этих условиях, на наш взгляд, выход из кризиса возможен только на путях политических решений, поскольку силовые методы неминуемо приведут к эскалации насилия, большим жертвам, дискредитации политики РСФСР и ее руководства».

С самого начала чеченской истории проявилась странно пассивная позиция Ельцина. Видно было, что президент занимается этими делами через силу. Похоже, он до самого последнего момента не сознавал, что решение проблемы, возникшей на Северном Кавказе, требует серьезных усилий, прежде всего от него самого. А в критически важные дни он вообще словно исчезает. То уезжает в отпуск, и ему нельзя дозвониться, то на несколько дней ложится в больницу для плановой операции. Ему исправляли искривленную носовую перегородку в дни, когда будет готовиться военная операция в Чечне...

Наверное, сказывалось в первую очередь характерное для советских партийных руководителей пренебрежительно-покровительственное отношение к обитающим на юге народам как к прирожденным торгашам, которых нет смысла воспринимать всерьез. На первом этапе чеченского кризиса еще все можно было решить путем откровенных переговоров с Джохаром Дудаевым. Но для этого его нужно было пригласить в Кремль и разговаривать с ним уважительно. Ельцин наотрез отказывался это делать. Шанс договориться был упущен.

В июле 1992 года Дудаев писал Ельцину, предлагая в качестве первого шага договориться о сотрудничестве в нефтяных делах:

«Оглядываясь назад, на первые месяцы после августовского путча и распада Союза, нам обоим следует признать, что с обеих сторон были допущены ошибки и обидные промахи, и тем не менее я считаю, что время взаимных претензий прошло...

Оставляя за рамками обсуждения в настоящем послании все проблемы, накопившиеся в наших взаимоотношениях, считаю, что необходимо начать реальные практические шаги по сближению наших позиций немедленно, и именно в экономической сфере, из чего неизбежно произрастет и политический консенсус».

Ответа не последовало.

Вся чеченская эпопея есть история ошибок, каждая из которых настолько ухудшала ситуацию, что российская власть вскоре оказалась в тупике. А ведь в самом -начале с чеченцами еще можно было договориться на вполне приемлемых условиях.

4 сентября Дудаев объявил Верховный Совет республики низложенным. Генерал заявил, что Чечня должна стать независимой, избрать свой парламент и президента. А ингуши пусть создают свою республику.

6 сентября митингующие захватили здание Верховного Совета. Погиб председатель горсовета Грозного Виталий Куценко.

В докладе парламентской комиссии Станислава Говорухина, которая изучала чеченские события, так будет сказано о гибели председателя Грозненского горсовета: «Многие свидетели подтвердили, что Куценко был самым жестоким образом убит — выброшен из окна, и не просто выброшен (там был витраж), его надо было еще разбить телом Куценко».

Бывший прокурор Чечено-Ингушетии Александр Пушкин рассказывал об этих трагических событиях иначе:

«Куценко, председатель горсовета, в это время решил выпрыгнуть из окна. Хотя это и первый этаж, но под ним еще один, цокольный, в общем довольно высоко.

Люди, которые все это непосредственно видели, были допрошены. Он спускался ногами вниз, хотел спрыгнуть, но, как говорится, руки не вовремя отпустил, ногой зацепился за что-то. Был он человеком грузным и уже в возрасте — почти шестидесяти лет, — не сгруппировался, упал и ударился головой. Несколько дней пролежал в бессознательном состоянии и скончался».

Вероятно, прокурор лучше знал обстоятельства этой трагической истории, и Виталий Куценко погиб, неудачно выпрыгнув из окна. Но что же в таком случае творилось в тот день в Грозном, если председатель горсовета, немолодой уже человек, спасаясь от незваных гостей, прыгнул из окна? Как же ему, должно быть, было страшно в последние минуты его жизни...

В Грозный прилетел новый глава Верховного Совета России Руслан Хасбулатов. Считалось, что он, как чеченец, лучше разберется в том, что там происходит. Хасбулатов согласился на роспуск Верховного Совета республики, во главе которого стояли партийные чиновники, — все равно им уже никто не подчинялся.

По указанию Москвы сформировали новый орган власти — Высший временный совет. Его возглавил народный депутат СССР Леча Магомадов, бывший второй секретарь обкома, а затем председатель республиканского госкомитета по ценам.

Это была первая попытка Москвы посадить в Грозном своего человека. Она оказалась такой же безуспешной, как и все последующие. Реальная власть в республике перешла к Дудаеву, который, как человек военный, сразу начинает формировать свою гвардию.

Тогда Ельцин поручил вице-президенту Александру Руцкому, не обремененному обязанностями, заняться чеченскими делами. Это тоже было не лучшее решение.

Руцкой прилетел в Грозный, встретился с Дудаевым, и, казалось, два генерала-летчика договорились. Но, вернувшись в Москву, Руцкой сказал на сессии Верховного Совета, что в Чечне просто расцвел бандитизм. Это было недалеко от истины, но с кем-то в Грозном все-таки следовало договариваться. Руцкой оттолкнул и тех, с кем еще можно было иметь дело.

В ответ оскорбленный Джохар Дудаев объявил в Чечне мобилизацию. Фактически это было объявление войны Москве. Люди стали вооружаться, в республике началось производство собственных автоматов. Восстание в грозненской тюрьме закончилось массовым бегством^заключенных, которые объединились в боевые отряды.

Дудаев хотел переговоров с Ельциным, считал, что с ним, лидером целого народа, должен встретиться сам глава России, но с ним вообще не собирались разговаривать. Руслан Хасбулатов, чье мнение, как чеченца, имело большое значение, даже слышать не хотел о Дудаеве. Москва требовала сдать оружие и распустить незаконные вооруженные формирования. Но московские приказы выполнять никто не собирался.

27 октября Дудаев был избран президентом Чеченской республики, хотя эти выборы едва ли можно было назвать демократическими. 1 ноября первым же своим указом Дудаев объявил Чеченскую республику суверенным и независимым государством.

Ирина Дементьева, специальный корреспондент «Известий», знаток ситуации на Северном Кавказе, говорила потом:

— Был ли Дудаев оголтелым сепаратистом? Думаю, что мы его таким сделали, а тогда у него не было никакой программы. Он просто вышел в отставку и хотел послужить своему народу, о котором, как человек военный, а значит, в чем-то ограниченный, имел поверхностное и несколько мрачноватое романтическое представление... Но думаю, он и сам не знал еще, куда его загонят обстоятельства и чего ему ждать от России. У меня было тогда четкое впечатление, что протяни ему руку Ельцин — они бы поладили и нашелся бы чеченский вариант договора. А Россия темнила, лукавила, отворачивалась, озлобляя и без того не очень уравновешенного генерала...

8 ноября Ельцин по настоянию Руцкого подписал указ о введении чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии. До этого указа исход политической борьбы в Грозном был еще неясен. Указ подорвал позиции пророссийских политиков, потому что чеченцы восприняли его как попытку вновь их задавить и взялись за оружие.

Самое поразительное, что ситуации в Чечне посвящено множество официальных документов, но и по прошествии лет не удается найти их создателей. Никто не желает признаваться в авторстве. Потому невозможно точно ответить на вопрос: кто все это придумывал? Один шаг был неразумнее другого.

Руцкой требовал осуществить военную операцию, навести в республике порядок, распустить вооруженные отряды и арестовать Дудаева. В министерстве внутренних дел и КГБ говорили, что это невозможно. Милиция и военные не хотели заниматься этим делом, понимая, что всю ответственность за пролитую кровь возложат на них.

Тем не менее с трех сторон в Чечню были введены силы спецназа и внутренних войск. Но боевики Дудаева и местное население блокировали аэропорты. Соединиться переброшенные в Грозный части не смогли. Руководители оперативной группы сообщили из Грозного, что применение оружия нежелательно: «Возможен взрыв с тяжкими последствиями, который серьезно осложнит общую ситуацию на Северном Кавказе...»

Дудаев объявил в республике военное положение, раздавал оружие, приказал превратить каждый дом в крепость. Местная милиция присягнула ему на верность.

При этом генерал очень разумно вел себя в отношении московской оперативной группы. Чеченцы кормили солдат и предлагали уладить дело миром.

9 ноября в Грозном в грандиозном митинге по случаю вступления в должность Дудаева участвовало сто тысяч человек. Исполком конгресса чеченского народа призвал превратить Москву в «зону бедствия». И тогда пошли первые разговоры о том, что в Москву отправлены чеченские террористы.

Горбачев, как союзный президент, требовал прекратить операцию и отменить чрезвычайное положение на территории Чечни. Его помощник Анатолий Черняев вспоминает, что Горбачев непрерывно звонил министру внутренних дел Виктору Баранникову, министру обороны Евгению Шапошникову, руководителю союзного ведомства госбезопасности Вадиму Бакатину:

«Договаривается не накапливать и не пускать в ход войска в Чечне, то есть блокировать исполнение указа Ельцина о чрезвычайном положении. В перерывах между звонками кроет матом:

— Что делает, что делает! Это же — сотни убитых, если началось бы! Все фракции и группировки, которые там дискутировали, дрались между собой, объединились против русских. Боевики уже собирают женщин и детей, чтобы пустить их вперед себя при подходе войск! Идиоты!

Говорит мне:

— Только что разговаривал с Борисом Николаевичем. Через несколько секунд понял, что звонить бесполезно: вдрабадан, лыка не вяжет.

Горбачев звонит Хасбулатову, тот требует «навести порядок»! Михаил Сергеевич ему: не дергайся. Я, мол, хотел предложить собраться сейчас всем, кому положено, но Борис Николаевич «не в себе», завтра в десять соберемся...

Михаилу Сергеевичу так и не удалось 10 ноября провести совещание по Чечне с его, Ельцина, участием! Тот пил все «праздники»...»

В 1992-м и в 1993 годах Россия была занята гайдаровскими реформами, и ей было не до Чечни. Москва фактически признала и самостоятельный статус Чечни, и Дудаева в качестве президента.

А генерал максимально использовал эту удачную ситуацию. Он хотел вести переговоры только с самим Ельциным. И, кстати говоря, был готов пойти на компромисс, если бы российский президент проявил внимание к чеченскому генералу.

Осенью 1991 года корреспондент «Красной звезды» Николай Асташкин взял интервью у генерала Дудаева.

— Джохар Мусаевич, в армии вы всегда были на хорошем счету. Как правило, вам доставались отстающие подразделения и части, но вы их выводили в передовые. Как вам удавалось этого добиться?

— Да, мне доставались в основном трудные гарнизоны. Так было и в Сибири, и на Украине, и в Прибалтике. Но я всегда их выводил в отличные. Я был лучшим командиром дивизии... Армия мне дала многое. Практически все. Но отношение к армии у моего народа очень негативное. И прежде всего потому, что в ней портят наших юношей. Наши юноши рождаются воинами. Им, к примеру, нельзя есть сало. И не потому, что оно жирное, просто у юноши-горца особый склад организма. В армии же их заставляют его кушать, заставляют строиться, убирать чужое дерьмо...

— На сегодняшний день в республике сформирована национальная гвардия численностью шестьдесят две тысячи человек и народное ополчение — триста тысяч, — откровенно рассказывал Дудаев. — Мы приступили к законодательной разработке оборонных структур и самой оборонной системы.

— Не говорит ли это о том, что вы готовитесь к войне?

— Любое вооруженное вмешательство России в дела Чечни будет означать новую кавказскую войну. Причем войну жестокую. За последние триста лет нас научили выживать. И выживать не индивидуально, а в качестве единой нации. Да и другие кавказские народы не будут сидеть сложа руки.

— Вы хотите сказать, что в случае вооруженного ^конфликта это будет война без правил?

— Да, это будет война без правил. И будьте уверены: на своей территории мы воевать не собираемся. Мы перенесем эту войну туда, откуда она будет исходить...

31 марта 1992 года парламент Чечни заявил, что принимает под свою юрисдикцию все воинские части, вооружение и военную технику, находящуюся на территории республики.

1 апреля 1992 года Дудаев потребовал вывода всех военнослужащих и членов их семей с территории Чечни. Но заявил, что армия должна оставить ему половину всей техники — иначе он не выпустит членов семей и их имущество.

Дудаев и генерал-лейтенант И. Строгов, действовавший от имени министерства обороны России, подписали договор «О выводе войск и распределении имущества между Чеченской республикой и Российской Федерацией».

В начале июня 1992-го закончился вывод федеральных войск с территории Чечни. Дудаеву осталось все оружие, которое находилось на территории республики, в том числе пусковые установки ракетных комплексов сухопутных сил, 260 учебно-тренировочных самолетов, 42 танка, 34 боевые машины пехоты, 139 артиллерийских орудий, 2500 автоматов и 27 вагонов боеприпасов... Недостатка в оружии и боеприпасах боевики знать не будут.

Съезд народных депутатов России в 1992 году признал упразднение Чечено-Ингушской АССР и образование двух новых республик — Чечни и Ингушетии.

Счета банка Чеченской республики были разблокированы, чтобы туда поступали пенсии. Правительство Дудаева получило право выдавать своим гражданам загранпаспорта. Это означало, что власть Дудаева в Москве признали де-факто.

Все идеи московских политиков относительно Чечни сводились к пустым мечтаниям о том, как хорошо было бы заменить плохое правительство Дудаева на послушное.

Такая возможность скоро представилась. В Грозном, как и в Москве, началось противостояние властей. Ельцин вел изматывающую войну с Верховным Советом. Дудаев тоже поссорился с собственным парламентом, но действовал решительнее. Когда его попытались убить, он распустил парламент и ввел прямое президентское правление.

Антидудаевская оппозиция отступила в Надтеречный и Урус-Мартановский районы. В декабре оппозиция образовала Временный совет Чеченской республики. Его возглавил бывший милиционер из Сухуми Умар Автурханов, глава администрации Надтеречного района. Он выражал готовность подчинить Москве взбунтовавшуюся республику.

В 1994 году стало ясно, что никем не контролируемая территория становится питательной почвой для терроризма.

Все, кто мог, вооружились — или с оружием в руках стали зарабатывать на жизнь, или, напротив, защищаться от бандитов. В худшем положении оказались русские: им неоткуда было взять оружие и они чаще всего становились жертвами уголовников.

В мае разные чеченские банды трижды захватывали рейсовые автобусы в районе Минеральных Вод. Они требовали выкуп и вертолет для возвращения в Чечню. Дважды их требования удовлетворялись. В третий раз командующий внутренними войсками Анатолий Куликов приказал освободить заложников. Операция была не очень удачной. Вертолет был уничтожен, один террорист и пятеро заложников погибли, остальные были ранены.

— С самого начала было ясно, что один из субъектов Российской Федерации захвачен бандой, — рассказывал мне Евгений Савостьянов, который тогда был заместителем директора Федеральной службы контрразведки. — Бороться с Дудаевым пытались, но достаточно вспомнить, что представляла собой тогда власть в России, чтобы понять, что сделать что-либо было невозможно.

И зараза поползла по всему Северному Кавказу. Конфедерация народов Северного Кавказа превратилась в агрессивную вооруженную силу. Чечня вообще стала бандитской территорией, оттуда потекли фальшивые банковские документы (авизовки) и рэкетиры. Болезнь стала развиваться по худшему сценарию. То ли как раковая опухоль, которая дала метастазы сначала по всему Кавказу, потом в глубь России. То ли как острый воспалительный очаг, который отравляет весь организм в целом. Но два с лишним года никто чеченскую проблему не замечал. Все шло как шло. Только в 1994-м руки дошли до Чечни...

Во второй половине 1994 года Федеральная служба контрразведки предложила свой вариант решения чеченской проблемы: дать оппозиции оружие и деньги, и она сама свергнет Дудаева. Казалось, что его власть ослабла и его противники могут взять верх. И действительно — авторитет Дудаева упал. Он сумел только провозгласить независимость республики, а наладить жизнь ему было не под силу.

Но Борис Ельцин по-прежнему занимался Северным Кавказом без интереса, «по остаточному принципу». Сергей Филатов говорил мне:

— В 1994 году можно было что-то предвидеть, выработать свое мнение, но инициатива опять-таки шла снизу. Даже не от нас — из самой Чечни. Мы поддержали Автурханова, но ведь это он сам к нам обратился, а не мы его вытащили...

Правда, лидеры оппозиции тоже были весьма сомнительными людьми. Один из крупнейших отрядов возглавил Руслан Лабазанов, тренер по рукопашному бою. В 1990 году он был арестован за убийство, но много не просидел: в ноябре 1991-го поднял восстание в тюрьме Грозного и организовал отряд из бывших заключенных, который вошел в состав президентской гвардии. Но действовал Руслан Лабазанов неудачно, верные Дудаеву силы его разгромили. Впоследствии сам Лабазанов погиб.

Даже Автурханов старался держаться от Лабазанова подальше и за глаза называл его «бандитом». Впоследствии утверждали, что именно Руслан Лабазанов начал зарабатывать на заложниках, которых продавал за большой выкуп.

Другим отрядом командовал Бислан Гантамиров. При советской власти он служил в милиции, одним из первых присоединился к Дудаеву, который в начале 1992 года назначил его мэром Грозного. Потом они поссорились.

Гантамиров возглавил объединенные вооруженные силы оппозиции и получил должность заместителя руководителя территориального управления федеральных органов исполнительной власти в Чеченской республике.

Оппозиция сформировала Временный совет республики. Его возглавил Умар Автурханов. Он просил президента Ельцина считать Временный совет единственным законным органом власти.

Временный совет в Москве признали и выделили ему 150 миллиардов рублей — платить зарплаты и пенсии и тем самым привлекать к себе людей. Автурханову прислали военных советников, руководить его войском.

— Когда стали назревать оппозиционные настроения против Дудаева, — рассказывал мне Вадим Печенев, работавший тогда в администрации президента, — была подготовлена для президента записка, в которой рассматривались варианты выхода из кризиса. Ввод войск мы считали самым опасным вариантом, потому что это неминуемо должно было привести к сплочению вокруг Дудаева, и возникала опасность, что конфликт чисто политический, между федеральным центром и субъектом федерации, перерастет в этно-политический — между чеченцами и русскими, который вообще трудно разрешить...

Эмиль Пайн, в то время заместитель руководителя Аналитического центра при президенте России, придумал тогда вариант двух Чечней. Он вспоминает:

— Идея была такая: одна Чечня — две системы. Чеченская республика остается, но есть некие районы (три северных), куда поступает гуманитарная помощь. Там строятся больницы и детские сады, выдаются пенсии. Подходит время к выборам — выбирайте, что вам больше нравится. Жить без всего в независимой Чечне или жить обеспеченно в составе федерации...

— Что касается военной помощи, то она должна была носить ограниченный характер — для самообороны, а не для наступления на Грозный, — продолжает Вадим Печенев. — Документы были подготовлены и, судя по всему, одобрены президентом. Но в конце концов выбрали худший и самый опасный вариант. Кто принимал решение, я не знаю, хотя работал в то время в администрации президента и в моем подчинении находился будущий глава Чечни Доку Завгаев.

Федеральная служба контрразведки убедила Ельцина, что можно решить чеченскую проблему руками оппозиции, вроде как без вмешательства армии: сами чеченцы наведут порядок в республике и попросят Москву взять их под свое крыло. Люди из спецслужб — мастера уговаривать. Многие политики попадали в глупое положение, поверив в их обещание обделать самое заковыристое дельце без шума и пыли...

Летом 1994 года в гостинице «Пекин» в Москве встретились видные представители чеченской диаспоры, люди, которые давно уехали из республики, но были готовы что-то сделать для сородичей. Речь шла о том, что федеральная власть намерена свергнуть режим Дудаева и призывает всех чеченцев вернуться домой и взяться за оружие, чтобы восстановить порядок на родине.

Во второй половине ноября оппозиция атаковала войска Дудаева. Тогда оппозиция получила от федеральной армии бронетранспортеры, вертолеты и сорок танков.

Танкистов оперативники Федеральной службы контрразведки нашли в частях Московского военного округа. Солдаты формально увольнялись из рядов вооруженных сил, и с ними подписывали липовые контракты на «обслуживание боевой техники в экстремальных условиях». Офицерам оформляли отпуск. Контрактников доставляли на Чкаловский аэродром, оттуда они летели в Моздок (аэропорт в Северной Осетии), а дальше на вертолетах или прямо на броне их доставляли в районы, контролируемые оппозицией.

Операция была подготовлена из рук вон плохо и закончилась плачевно. Сорок танков и тысяча пехотинцев — явно недостаточные силы для захвата города.

26 ноября отряды оппозиции, поддержанные танками и федеральной пехотой, вошли в Грозный. Автурханов поспешил заявить, что власть в республике принадлежит возглавляемому им Верховному Совету. Но в тот же день отряды оппозиции были разгромлены боевиками, верными Дудаеву.

Танки легко дошли до центра города, где они были уничтожены из гранатометов. Танкисты — несчастные ребята — попали в плен и признались, что их отправила в Чечню Федеральная служба контрразведки. Чеченцы пригласили телевидение, чтобы операторы засняли признания захваченных в плен солдат и офицеров.

Министр обороны Павел Грачев публично отрекся от своих подчиненных, заявив, что такие люди, мол, не числятся в списках личного состава Вооруженных сил России. Он действовал как сговорились: утверждал, что все это работа самой чеченской оппозиции. Но получилось омерзительно, командир не может бросить своих солдат в трудной ситуации...

Солдаты федеральных сил, которых, ничего не объясняя, бросали в Чечню, не могли толком понять, ради чего они воюют на своей собственной земле. Неужели нельзя было договориться? И подозревали, что в неблагоприятной ситуации их тоже могут бросить на произвол судьбы. Это в значительной степени предопределило грядущее поражение в первой чеченской войне.

Директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин — в отличие от других силовых министров — не прятался тогда за чужие спины, а взял на себя ответственность за трагедию в Грозном. Он не побоялся сознаться в том, что в плен захвачены именно российские солдаты и офицеры, и сделал все от* него зависящее для освобождения их из плена. Всех танкистов, штурмовавших Грозный, по его приказу зачислили в штат Федеральной службы контрразведки, чтобы уволить их с правом на пенсию. Погибших танкистов зачислили задним числом, чтобы родные тоже получили пенсию.

Евгений Савостьянов, который был тогда заместителем Степашина, уверял потом, что он предлагал для этой специальной операции набрать людей из других республик бывшего Советского Союза: там полно бывших военных. Тогда, дескать, не было бы таких неприятностей...

Вся эта история показывает, что нельзя доверять спецслужбам и военным решение политических проблем. Они обещают все легко уладить и доводят дело до беды: использовать наемников на собственной территории — ясно, что ничего хорошего выйти из этого не могло.

А в Москве президент Ельцин испытал чудовищное унижение: ему утер нос какой-то генерал-чеченец, которого он и на порог не пускал!

После 26 ноября президент Ельцин плотно занялся чеченскими делами. Борис Николаевич прислушался к «ястребам» и потребовал немедленно подавить мятеж. Это была еще одна ошибка.

На том этапе можно было найти более здравый выход: расположить войска вдоль Терека, удовлетвориться контролем над теми районами, где находится антидудаевская оппозиция, и пытаться установить санитарный кордон вокруг остальной части Чечни. Это требовало медленной и методичной работы. Но душа Ельцина жаждала мести. И все вокруг уверяли президента, что задавить Дудаева несложно.

Тогда Совет безопасности принял решение о полномасштабной военной операции в Чечне. Операцию планировалось провести в две-три недели. Военные докладывали, что настоящего противника в Чечне нет и быть не может, там есть некоторое количество вооруженных бандитов — они, завидев наступающую армию, быстро разбегутся.

Министр обороны Павел Грачев приказал создать оперативную группу по Чечне в оперативном управлении Генштаба. Группу возглавил заместитель начальника Главного оперативного управления Генштаба генерал Анатолий Квашнин.

В Моздоке собрался высший генералитет. Директор Федеральной пограничной службы, генерал армии Андрей Николаев, который участвовал в этом совещании в Моздоке, сказал министру обороны Грачеву, что операция не готова. Об этом доложил потом и Ельцину. Генерал Николаев мог говорить откровенно, он Грачеву не подчинялся. К Николаеву не прислушались, потому что другие сулили быстрый успех.

Решение о военной акции было принято на заседании Совета безопасности. В него входили, помимо Ельцина: Павел Грачев, министр юстиции Юрий Калмыков (он, похоже, единственный был против военной операции), министр иностранных дел Андрей Козырев, Андрей Николаев (отсутствовал), директор Службы внешней разведки Евгений Примаков, председатель Государственной думы Иван Рыбкин, директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин, министр по делам чрезвычайных ситуаций Сергей Шойгу, председатель Совета Федерации Владимир Шумейко...

— Как же все-таки было принято решение о начале войны? — спросил я у Георгия Сатарова.

— Я знаю, что разрабатывалось несколько разных вариантов действий. Те варианты, которые я знал, казались довольно осмысленными. Они не влекли за собой полномасштабную войну. И когда вдруг мы узнали, что вошли войска, — это было шоком. Я написал заявление об уходе. Но меня остановили коллеги: «Ты уйдешь, он уйдет... И кто будет советовать президенту? И что будет дальше?» Остановили меня.

— Но как же такой опытный человек, как Ельцин, мог втянуться в такую авантюру?

— Это же нормальная для первого секретаря обкома психология, — говорит Георгий Сатаров. — Он знает, что наша армия лучшая в мире. Поставьте себя на место этого секретаря обкома и подумайте: ну как не верить человеку, который говорит: «Борис Николаевич, там у них в Чечне, конечно, осталось несколько винтовок. Но все остальное у нас. Борис Николаевич, мы что, их за два дня не раздавим, что ли?» Да разве Ельцин мог думать иначе? Да и мы все были уверены в этом!..

Генерал Андрей Николаев считает, что «после известных событий 1993 года Грачеву нужна была маленькая победоносная война, которая бы доказала его личную состоятельность как военного человека и дала возможность стать первым маршалом России». Министр обороны тогда заявил, что если бы армия взялась за дело, то «одним парашютно-десантным полком можно было бы решить все вопросы в течение двух часов».

Я спросил генерала Николаева:

— Так, значит, Грачев был в 1994 году мотором военного решения?

— Думаю, что политический заказ исходил все-таки от Ельцина, — ответил Андрей Николаев. — А военное решение предложил Грачев.

— Ну, министр же не в одиночку рисовал карты наступления. Почему работники Генштаба его не остановили, если всем было понятно, что затевается авантюра?

— Понимаете, как сформулирована политическая задача, так она и реализуется в военном деле. Если говорят: пойдите и разгоните там бандитов — ну что же, для этого нужно два полка, два часа и все. А если бы поставили политическую задачу восстановить суверенитет России на этой территории, используя все методы, тогда бы готовились иначе. Мы начали военные действия против Чечни, а электроэнергию не отключили, нефтепроводы работали — это же полный бред. Не было никакой связи между политической и военной частью. Весь расчет строился на том, что мы придем, и они сразу разбегутся...

— Но как все-таки Грачев мог на это пойти?

— Грачев человек способный. Ему от природы много дано. Но его трагедия в том, что рядом не было достойных людей. Он сформировал окружение из льстецов, приближенных, как у нас говорят, к телу. Они заменили людей, которые могли бы заставить Грачева разбираться, вникать. Я в одном разговоре, будучи первым заместителем начальника Генштаба, сказал ему: «Павел Сергеевич, посмотрите, кто вас окружает. Это же холуи. А вы должны окружить себя сильными, прекрасно подготовленными в Генеральном штабе офицерами. Вокруг вас должны быть люди, которые с точки зрения знаний, опыта будут сильнее вас. Они должны заставить вас все время расти. Когда вам льстят, лично вам это ничего не добавляет». Я думаю, он мог вырасти до уровня вполне приличного министра обороны. Мог. Но не вырос...

Бывшие сотрудники министерства обороны говорили, что Грачев, вероятно, чувствовал, что его позиции заколебались, и хотел их укрепить успешной операцией в Чечне. На том историческом заседании Совета безопасности Ельцин спросил Грачева: «Сколько дней тебе надо на подготовку?» Грачев бухнул: «Три дня». Черномырдин и тот изумился: «Павел Сергеевич, ты хоть десять дней возьми». Грачев согласился: «Ну, неделя нужна».

Впрочем, близкие к Грачеву люди утверждали, что все было как раз наоборот: министр обороны предупреждал, что боевые действия примут затяжной характер. Но некоторые члены Совета безопасности возмутились нерешительностью министра, и тот вынужден был назвать нереальные сроки, чтобы избежать обвинений в трусости.

Генеральный штаб во главе с генералом Колесниковым был против этой операции и фактически устранился, как и командование сухопутными силами генерала Владимира Семенова. Подготовку операции вел штаб воздушно-десантных войск. Но десантники застряли в Ингушетии, и в бой пошли одни пехотинцы. Десантники себя сберегли...

У Дудаева было пять истребителей — три «МиГ-17», два «МиГ-15» и двести шестьдесят чехословацких учебно-боевых самолетов, которые теоретически можно было использовать как бомбардировщики. Из них подняться в воздух могли не более ста самолетов, остальные пошли на запасные части. Летчиков среди чеченцев было мало — нашлось четыре десятка человек, умеющих летать.

6 сентября 1994 года по случаю военного парада в День независимости они подняли в воздух эскадрилью чехословацких самолетов «Л-29» — «Дельфин».

В Москве опасались, что летчик Дудаев попытается разбомбить атомную электростанцию или химический завод. Поэтому федеральная авиация методично уничтожила все дудаевские самолеты — это началось с удара ранним утром 1 декабря 1994 года по аэродромам Калиновская и Ханкала. Чеченцы были застигнуты врасплох. Потом был нанесен удар по аэропорту Грозный-Северный, где уничтожили остаток чеченской авиации, в том числе личный самолет Дудаева. Потерь со стороны федеральной авиации не было.

Чечня располагала мобильными зенитными установками, крупнокалиберными зенитными пулеметами и даже двадцатью зенит-' ными самоходными установками «Шилка». У них были и переносные зенитные ракетные комплексы «Стрела-3», «Игла-1». Но большой опасности для федеральной авиации они не представляли. За всю войну сбили три самолета ВВС России, причем чеченцы — только два, третий врезался в гору из-за отказа навигационного оборудования.

После этого авиация только поддерживала наступающие части. Правда, в воздухе постоянно дежурили истребители-перехватчики, опасаясь, что одна из сопредельных стран устроит воздушный мост для снабжения боевиков.

С 30 ноября по 11 декабря 1994 года были приняты три указа президента по Чечне.

Указ от 9 декабря «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской республики и в зоне осетино-ингушского конфликта» предоставлял правительству полномочия по «разоружению всех незаконных вооруженных формирований», причем их предлагалось ликвидировать.

Секретный указ от 11 декабря «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской республики» был приказом к началу боевых действий.

6 декабря министр обороны Грачев и министр внутренних дел Ерин встретились с Дудаевым на территории Ингушетии. Дудаев был готов договариваться, но он хотел, чтобы ему оказали уважение, чтобы его принял сам президент Ельцин. В тот момент чеченцев устроил бы широкий договор о разграничении полномочий между республикой и федеральной властью.

Грачев сказал, что они с Дудаевым, как люди военные, поняли друг друга. 12 декабря во Владикавказе должны были начаться переговоры. Дудаев потом рассказывал Вольскому, что на переговорах уже почти договорились: Чечне предоставлялась широкая автономия по типу той, что получила Татария.

Дудаеву сказали: вас ждет встреча с Борисом Николаевичем в Сочи. Генерал был счастлив, сшил новую форму.

Но федеральные войска с трех сторон уже вошли на территорию Чечни. Операция была рассчитана на неделю, но с самого начала все пошло не по плану.

Части, которые двигались через Ингушетию, были блокированы местными жителями и пробивались с боями. Войска, которые шли через Дагестан, были блокированы в Хасавюртовском районе, населенном чеченцами-аккинцами.

Продвинулись только те, кто двигался через районы, занятые оппозицией. В первый раз они столкнулись с сопротивлением в десяти километрах от Грозного. Из установки «Град» их обстрелял отряд Вахи Арсанова. До 1991 года он работал в местной гос-автоинспекции, а потом станет вице-президентом у Аслана Масхадова.

16 декабря Совет Федерации предложил президенту прекратить боевые действия и вступить в переговоры.

17 декабря Ельцин отправил Дудаеву телеграмму: «Предлагаю без промедления Вам встретиться с моими полномочными представителями Егоровым и Степашиным в Моздоке». От генерала требовали подписать документ о сдаче оружия и прекращении огня. Самолюбивый Дудаев воспринял это требование как оскорбление. Ультиматум Ельцина подкрепили ракетно-бомбовые удары по Грозному.

18 декабря Ельцин сказал Грачеву по телефону:

— Действуйте в соответствии с решениями Совета безопасности по полной схеме.

И тут же подписал указ о создании в Чечне территориального управления органов федеральной власти, которое возглавил вице-премьер Николай Егоров.

На совещании у Черномырдина Грачева спросили:

— Сколько вам надо времени на завершение боевой операции?

Министр обороны мрачно ответил:

— Пол года.

Он уже забыл, что еще совсем недавно обещал решить чеченскую проблему одним десантным полком за два часа.

19 декабря Грачев отстранил от руководства командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-полковника Алексея Николаевича Митюхина. Митюхин докладывал о «неготовности органов управления, пунктов управления и в целом войск для ведения боевых действий». Плохое материальное снабжение ухудшало моральное состояние солдат и офицеров.

Грачев предложил принять командование первому заместителю командующего сухойутными войсками генерал-полковнику Эдуарду Воробьеву. Генерал два дня изучал ситуацию и доложил министру, что операция совершенно не подготовлена. Она рассчитана на устрашение, а не на ведение реальных боевых действий. Воробьев вскоре был отправлен в отставку.

Командовать Объединенной группировкой федеральных сил в Чеченской республике взялся генерал-лейтенант Анатолий Квашнин, нынешний начальник Генерального штаба, а тогда первый заместитель начальника Главного оперативного управления Генштаба.

Возможно, армия даже и не собиралась воевать по-настоящему. Офицеры были уверены, что, когда чеченские отряды увидят танки, они разбегутся.

Для непосредственного руководства операцией в Чечне на Северный Кавказ отправили бронепоезд, в котором разместилась чуть ли не половина Генерального штаба. Такое же количество офицеров из аппарата МВД перебрасывалось, когда прилетал министр внутренних дел.

26 декабря на заседании Совета безопасности было принято решение штурмовать Грозный. Ельцин рассказал, что «первый этап с участием военных по исполнению решения Совета безопасности по наведению конституционного порядка на территории Чечни заканчивается». Те, кто знал, что там в реальности происходило, слушали президента в недоуменном молчании.

Чеченская оппозиция объявила о создании правительства национального возрождения во главе с Саламбеком Хаджиевым, профессором, членом-корреспондентом Академии наук, бывшим союзным министром нефтехимической промышленности СССР и народным депутатом.

Но ситуация, благоприятная для свержения Дудаева, была упущена. Когда он разогнал парламент и конституционный суд и расстрелял демонстрацию протеста в Грозном, против него настроились многие чеченцы. Но едва началось наступление российских войск, как они сплотились вокруг Дудаева.

27 декабря Ельцин, выступая по телевидению с обращением, объяснял, почему необходимо силовое решение в Чечне. Он сказал: «Ради сохранения жизни людей мною дано указание исключить нанесение бомбовых ударов, которые могут привести к жертвам среди мирного населения Грозного».

С 24 декабря Грозный не бомбили, но уничтожали цели за пределами города. Военные утверждали, что уничтожают исключительно военные объекты, но больше всего от бомбардировок страдало именно гражданское население.

31 декабря начался штурм Грозного.

Павел Грачев рассказывал в интервью «Аргументам и фактам»:

«Чтобы ввести противника в заблуждение, 31 декабря я сымитировал отлет в Москву. Мне докладывали, что вся информация о моих перемещениях немедленно докладывается боевикам. Поэтому разыграли целый спектакль. Подошел самолет. У трапа я простился с генералами, всех поздравил с наступающим Новым годом. Поднялся на борт.

Мы начали выруливать на взлетку. И лишь перед последним капониром, за которым заранее спрятался с машиной мой адъютант Васин, я приказал экипажу снизить скорость до минимума, открыть нижний люк летчика и на ходу выпрыгнул через него на бетонку. А самолет в это время взлетел. Он — в Москву, а я — на командный пункт командующего Северокавказским округом генерала Квашнина. Он один только знал, что я никуда не лечу...»

Войска действовали так, как их учили. Но они имели дело не с регулярной армией, которая должна была отступить под давлением превосходящих сил противника, а с партизанскими отрядами, а им бежать некуда. Танковые колонны прорвались к центру города, но чеченцы не прекратили сопротивления. Они методично уничтожали танк за танком. Федеральные войска несли огромные потери.

Находившийся в те дни в Грозном Анатолий Шабад, депутат Государственной думы, рассказывал потом: «Ночью 1 января я собственными глазами наблюдал, как большое количество бронетехники в страхе панически металось с погашенными фарами по одному из районов города... 2 января на Вокзальной площади Грозного я насчитал тридцать подбитых единиц бронетехники, которые еще горели...»

Один из руководителей военной разведки потом совершенно серьезно объяснял депутатской комиссии, что штурм'Грозного в ночь на 1 января был неудачным потому, что у армии были карты города 1991 года, д за это время дудаевское руководство выстроило новые опорные пункты...

Наступавшие под командованием генерала Константина Пуликовского 131-я (Майкопская) отдельная мотострелковая бригада и 81-й (Самарский) мотострелковый полк были разгромлены. В плен попало больше ста человек.

Депутат Государственной думы Виктор Шейнис был среди тех, кто пытался выручить из плена солдат федеральных войск:

«Сначала привели показать нам ребятишек — захваченных в плен русских солдат. Они были совершенно деморализованы, грязные, завшивленные. Они рассказывали, что их, не говоря о том, куда и зачем они едут, посадили в эшелоны, привезли в Моздок, а из Моздока на неисправной технике (бэтээрах) отправили к Грозному. Причем многие из них не знали друг друга. Это не были части, где уже каким-то образом люди сработались, — это были собранные с бору по сосенке солдаты...

Я считаю, что это была бойня, учиненная российским командованием. Они бросили необученных, необстрелянных, не готовых к боевым действиям солдат».

Для Ельцина это был тяжелый удар. Когда телевидение показало несчастных солдат, взятых в плен чеченцами, президент понял, в какую неприятную историю он попал.

Ельцин мог поступить двояко.

Либо признать, что совершена ошибка, и приступить к поиску политического решения чеченской проблемы. Но в таком случае пролившаяся кровь, большие жертвы лишали его шансов на переизбрание...

Либо сделать вид, что ничего не произошло, и приказать армии немедленно подавить сопротивление в Чечне, рассчитывая на то, что победителей не судят.

Ельцин сразу решил для себя, что он не станет признаваться в своих ошибках. Не бывает ошибающихся президентов... Началась настоящая война. Она будет продолжаться полтора года, пока Александр Лебедь не подпишет мир с Масхадовым.

Война оттолкнула от Ельцина почти всех его сторонников. Отношение к нему резко изменилось. Мало кто сохранил ему верность — помимо тех, кому он был работодателем. Тогда, в 1995 году, он перестал в глазах людей быть реформатором и стал властителем — таким же, как многие другие, кого люди не любят и не уважают, вынуждены терпеть, но не более. Он неминуемо проиграл бы президентские выборы 1996 года, если бы нашелся другой кандидат, за которого можно было проголосовать без опаски за страну.

Кровавая чеченская война — пожалуй, главное, что можно поставить в вину президенту Ельцину. Убитые, раненые, искалеченные там — на его совести. Он начал эту войну, он не подготовил армию к такой войне, он не нашел командиров, которые смогли бы вести ее на современном уровне.

Комиссия второй Государственной думы, которая будет составлять реестр «преступных деяний» президента с целью отрешить его от должности, предъявит ему много разных обвинений. Но ответственность за беды и несчастья страны, за то, что не получилось обещанное, он может разделить со многими людьми. За неудавшиеся реформы не судят. Отвечать он должен только за пролитую кровь, за потери в войне, которых можно было избежать...

С 3 января 1995 года возобновились бомбардировки Грозного. Артиллерийский обстрел президентского дворца — бывшего здания обкома КПСС — был неэффективен. 17-го и 18 января штурмовики «Су-25» бомбили дворец, в том числе сбросили несколько бетонобойных бомб. Говорят, что в здании и в подвалах погибло много боевиков. Там находился штаб дудаевских войск.

В ночь с 18-го на 19 января чеченцы ушли из президентского дворца. Но чтобы окончательно занять Грозный, федеральным войскам понадобилось три месяца. Еще два месяца уйдет на овладение равнинной частью Чечни.

Президент Ельцин несколько раз заявлял, что военный этап операции по наведению порядка в Чечне закончен. Но бои продолжались. Боевики ушли в горы. Вести переговоры с Дудаевым Ельцин категорически отказывался.

Каждый месяц он подписывал новый указ по Чечне. Спецслужбы пытались создать из числа оппозиционеров дееспособные органы власти, но не получалось.

Во-первых, население смотрело на них как на коллаборационистов и не желало опять идти под власть Москвы.

Во-вторых, сами лидеры были неудачные. Порядочные люди не располагали собственной базой поддержки в этом клановом обществе. А те, у кого были свои отряды, оказывались уголовниками.

Весной 1995 года, ведя безуспешную борьбу с партизанами, федеральные войска приступили к «зачистке» чеченских сел — тогда это мерзкое слово вошло в наш лексикон. Гибли мирные жители. Авиация бомбила позиции боевиков, но бомбы попадали в жилые дома. В ответ чеченцы казнили пленных офицеров и контрактников из внутренних войск.

12 апреля Государственная дума приняла закон «О мерах по урегулированию чеченского кризиса». Он запрещал использование вооруженных сил и создание чрезвычайных органов управления без введения чрезвычайного положения. Ельцин отклонил закон как противоречащий конституции.

27 апреля Ельцин подписал указ «О дополнительных мерах по нормализации обстановки в Чеченской республике». Он объявил мораторий на боевые действия на время празднования 50-летия Победы — с 28 апреля по 12 мая. В Москву прилетали руководители ведущих стран Запада, и Ельцин понимал, что, если их беседы пойдут под артиллерийскую канонаду, ему не избежать крайне неприятных вопросов.

Военные потом утверждали, что апрельский мораторий был большой ошибкой. Боевики отдохнули и накопили силы, а в федеральных силах, напротив, началось разложение — войска попадали в засады, гибли в мелких стычках и, чтобы обезопасить себя, договаривались с полевыми командирами: мы с вами не воюем, сидим тихо, друг друга не трогаем.

Федеральные силы контролировали 90 процентов территории республики. Но люди из Москвы и их ставленники чувствовали себя в безопасности только на территории аэропорта Северный и в здании Дома правительства в Грозном — оба объекта хорошо охранялись. Даже между ними передвигались только на бронетранспортерах. И это не помогло — во время поездки был тяжело ранен командующий группировкой генерал Анатолий Романов.

К середине июня, через полгода после начала операции, федеральные силы заняли основные горные районы, рассекли позиции боевиков и оттеснили их к грузинской границе. Казалось, до полной победы рукой подать. После праздничного моратория федеральная авиация возобновила бомбардировки.

В ответ Совет полевых командиров потребовал перевести войну на территорию России. Шамиль Басаев заявил, что он займется диверсионно-подрывной деятельностью, — такая тактика заставит Москву сесть за стол переговоров.

На слова какого-то Басаева федеральные силы не обратили внимания. И напрасно.

Шамиль Басаев в ноябре 1991 года организовал угон самолета из Минеральных Вод в Турцию. С 1992-го командовал ротой и батальоном чеченского спецназа. Когда Абхазия начала войну против Грузии, Басаев отправился туда во главе отряда Конфедерации народов Кавказа. Он был одним из руководителей обороны Грозного.

Через несколько лет президент Ингушетии Руслан Аушев расскажет, что Шамиль Басаев, у которого руки по локоть в крови, сотрудничал с Главным разведывательным управлением Генерального штаба Российской армии. Тот же факт предал гласности бывший директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин. Только более осторожный Степашин не называл военную разведку, а говорил об «одной из спецслужб».

Сотрудничество Шамиля Басаева с «одной из наших спецслужб», предположительно военной разведкой, началось несколько лет назад, когда шли бои в Абхазии. Абхазцы подняли восстание против правительства, выбили грузинские войска со своей территории и создали никем не признанную республику.

Тогда многие удивлялись: как это маленькой Абхазии удалось одолеть большую Грузию?

Конфедерация народов Кавказа, которая объединила различные националистические движения, объявила о своей солидарности с Абхазией. Первыми туда пришли отряды кабардинцев и адыгейцев. Министром обороны Абхазии стал кабардинец Солтан Сосналиев, бывший полковник Советской армии.

В середине 1992 года в Карачаево-Черкессии остановили военную колонну, состоящую из чеченцев. Но из Москвы пришел приказ пропустить. Это чеченские отряды шли на помощь Абхазии. Помимо Басаева в Абхазии сражался еще один будущий полевой командир — Руслан Гелаев.

Чеченцы воевали в Абхазии вахтовым способом, одни заменяли других, в результате несколько тысяч боевиков получили там боевую подготовку.

Абхазии неофициально помогали российские военные — как минимум, оружием и боевой техникой, хотя никто в этом признаваться не желает. Вот тогда на почве борьбы с общим врагом и объединились российские спецслужбы и мало кому известный Шамиль Басаев.

Очень скоро он станет известен всему миру.

14 июня 1995 года «отдельный разведывательно-диверсионный отряд Ичкерии» под командованием Басаева захватил в городе Буденновске Ставропольского края больше полутора тысяч заложников и укрылся в здании городской больницы.

Колонна из трех грузовиков с боевиками, которую никто не остановил, направлялась в какой-то другой город, но случайно оказалась в Буденновске. Грузовики остановились перед зданием горотдела внутренних дел и захватили его. Потом со всего города согнали в больницу заложников.

Басаев потребовал прекратить войну, вывести федеральные войска из Чечни и начать переговоры о предоставлении республике независимости. Он сразу расстрелял шестерых заложников, чтобы показать серьезность своих намерений. На следующий день Басаев потребовал пропустить к нему журналистов. Власти отказались. Тогда он расстрелял еще пятерых заложников.

Штаб по освобождению заложников возглавили директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин и министр внутренних дел Виктор Ерин.

Спецподразделения контрразведки и МВД пытались штурмом взять здание больницы. Бой шел четыре часа. Атакующие захватили первый этаж, боевики укрылись на третьем. Погибли 120 заложников, еще 80 были ранены. Продолжение штурма грозило еще большими жертвами среди мирного населения.

Президент Ельцин именно в этот момент улетел в Канаду на встречу руководителей семи наиболее развитых государств.

Тогда глава правительства Виктор Черномырдин связался по телефону с Басаевым и обещал ему начать переговоры. Знаменитый разговор записало телевидение.

— Я сейчас же даю команду, указание о прекращении боевых действий и всех бомбежек в Чечне, — говорил Черномырдин Басаеву. — Шамиль Басаев, я нахожусь на работе. Я отвечаю за все, что сегодня происходит в стране.

18 июня прошло в переговорах.

Рано утром 19 июня Черномырдин и Басаев договорились о прекращении боевых действий, Басаев и его боевики смогли уехать под прикрытием 140 заложников, среди которых было девять депутатов и шестнадцать журналистов. Басаев увез с собой семнадцать трупов своих людей.

В последний момент спецслужбы предприняли еще одну неудачную попытку остановить Басаева. Об этом через четыре года рассказал уже бывший глава правительства Виктор Черномырдин.

В автобусах, предоставленных Басаеву, установили баллоны с усыпляющим газом. Но Басаев не был наивным человеком. Он поменял водителей на своих людей. Они обнаружили баллоны. Басаев, торжествуя, вернулся домой.

Все это удалось ему, потому что специальные службы России оказались неподготовленными к серьезным антитеррористическим операциям.

Помощник президента по национальной безопасности Юрий Батурин взял несколько карт этого района и по очереди приглашал к себе главного пограничника, главного военного, главного контрразведчика, главного милиционера и просил каждого на своем экземпляре карты показать маршрут, по которому, по данным его ведомства, шла группа Басаева.

Естественно, оказалось, что все они нарисовали разные маршруты. И у каждого маршрут басаевской группы проходил так, что был вне зоны его ответственности. Потом Батурйн все эти карты положил на стол президенту. За этим последовали отставки силовых министров.

На переговорах в Грозном чеченскую сторону представлял Шамиль Басаев, доказавший, что бывают времена, когда винтовка действительно рождает власть...

Когда Басаев возвращался из Буденновска, всю ночь над его автобусами, в которых было много заложников, кружили вертолеты «Ми-24» из Буденновского вертолетного полка. Был момент, когда вертолеты развернулись и на небольшой высоте стали кружить над степью. Стало ясно, что они готовы уничтожить ракетами автобусы. В какой-то момент Шамилю Басаеву и его боевикам стало страшно. Но приказа открыть огонь вертолетчики не получили.

Вадим Печенев пересказывал мне разговор с министром по делам национальностей и региональной политике Николаем Егоровым, который пытался влиять на ход дел в Буденновске. Егоров считал, что не надо было вступать с террористами в переговоры, нельзя было с миром отпускать Басаева назад, их надо было уничтожить. Если бы их остановили, больше таких попыток уже не было бы.

Николай Егоров был сторонником силовых методов, которые возьмут на вооружение во второй чеченской войне. Но в 1995 году российское общество желало переговоров, а не крови.

Ельцин крайне болезненно воспринял события в Буденновске. Он еще не знал, каким эхом это отзовется в декабре на выборах в Государственную думу, но видел, что доверие к нему в стране опустилось до ничтожно малых величин. Нетрудно было понять, какие настроения царят за толщей кремлевских стен, что там обсуждается в тиши кремлевских коридоров и тщательно охраняемых кабинетов.

После буденновских событий Аркадия Вольского попросили предложить Дудаеву вместе с семьей уехать за границу. Его готова была принять Иордания. Выделили самолет и деньги. Но Дудаев отказался, горько сказал Вольскому:

— Я был о вас лучшего мнения. Не думал, что вы мне предложите бежать отсюда. Я советский генерал. Если умру, то умру здесь...

Именно в те дни Государственная дума выразила недоверие правительству, то есть предложила президенту избавиться от такого правительства.

Правительство оказалось в подвешенном положении — по конституции после второго вотума недоверия президент должен или отправить правительство в отставку, или распустить Думу. Правительство не захотело ждать, а внесло в Думу проект закона о доверии себе.

Ситуация изменилась:, теперь депутатам от оппозиции надо было срочно решать, чего они хотят. Если они голосуют против правительства, президент тут же распускает Думу, а это плохо для оппозиции — легче готовиться к выборам, располагая всеми возможностями думского аппарата.

Лидер фракции «Выбор России» Гайдар встретился с Черномырдиным и Ельциным и нашел формулу: Дума еще раз ставит вопрос о вотуме недоверия, но необходимое число голосов не набирается. Так и произошло. Оппозиция предпочла оказаться в глупом положении, чем лишаться думских возможностей...

Но если бы Дума вдруг пожелала настоять на своем, то ничего страшного бы не произошло. Президент бы ее распустил, и избирательная кампания началась раньше, чем предполагалось. Стало ясно, что это все не беда. Настоящая беда — это война в Чечне.

К тому времени война шла больше полугода, а все казалось, что она где-то далеко. Захват заложников в Буденновске показал, что война очень близко, что ее пламя может опалить любого из нас. Сначала всех интересовали детали: каким образом Шамиль Басаев и его боевики беспрепятственно проникли в город? Почему наши спецслужбы не смогли им помешать?·

И лишь немногие уже поняли одну очень неприятную истину. Жестокая акция в Буденновске была первым действием в террористической войне, которая объявлена России.

А мировой опыт показывает, что террористы — если они действительно готовы погибать за свое дело — часто добиваются своего. Продолжение чеченской войны отныне означало не только все новые и новые похоронки с фронта, но и гибель людей в городах России, далеко отстоящих от Чечни.

Полгода боевые действия не велись. Они возобновились после того, как пытались убить представителя президента Олега Лобова и тяжело ранили командующего Объединенной группировкой федеральных сил генерала Анатолия Романова.

Москва создавала в Чечне одно «хорошее» правительство за другим. В начале года появился Комитет национального согласия Чеченской республики под руководством Умара Автурха-нова. Осенью Москва поставила на Доку Завгаева, бывшего хозяина Чечни. Он решительно устранил конкурентов и в декабре 1995 года был избран главой республики. Завгаев й Черномырдин подписали договор об основных принципах взаимоотношений России и Чечни.

А 1996 год начался трагическими событиями.

Ранним утром 9 января отряды под командованием Салмана Радуева, бывшего инструктора Чечено-Ингушского обкома комсомола, напали на дагестанский город Кизляр. Он намеревался захватить военный аэродром. Когда план провалился, захватил около двух тысяч заложников и укрепился в городской больнице. Радуев потребовал начать вывод войск из Чечни, в противном случае обещал расстрелять заложников и двоих убил сразу.

Дагестанские власти вступили с ним в переговоры и уговорили уйти. Большинство заложников было освобождено, и отряд Радуева, получив грузовики и автобусы, двинулся назад в Чечню. Но на сей раз в Москве решили не позволить боевикам уйти безнаказанно. Как только Радуев покинул территорию Дагестана, вертолет обстрелял колонну ракетами. Террористы захватили в заложники еще 37 бойцов новосибирского ОМОНа, отошли в село Первомайское и заняли круговую оборону.

Операцией командовали два генерала армии — министр внутренних дел Анатолий Куликов и директор Федеральной службы безопасности Михаил Барсуков, верный друг Коржакова. Прилетели также генерал-полковник Анатолий Квашнин, назначенный командующим войсками Северо-Кавказского военного округа, и заместитель директора Федеральной пограничной службы генерал-полковник Николай Бордюжа, Словом, в генералах недостатка не испытывали. Противостоял многозвездным военачальникам бывший инструктор обкома комсомола.

Разработали два плана. Первый — выпустить Радуева из села и, когда его отряд будет в пути, освободить заложников силами группы «Альфа». Второй — захватить село и не только освободить заложников, но и уничтожить боевиков. Выбрали второй вариант. Ельцин план-одобрил.

Боевиков окружили со всех сторон. Контрразведка перебросила спецподразделение по борьбе с терроризмом «Альфа», МВД — отряды ОМОНа, СОБРа и «Витязь», министерство обороны — два усиленных батальона, танки, артиллерию и установки залпового огня «Град». Численность группировки составила 2700 человек.

Барсуков доложил Ельцину, что боевики в ловушке, каждый на прицеле у снайпера и скоро с ними будет покончено. Президент наивно повторил журналистам слова директора Федеральной службы безопасности и попал в глупое положение, потому что ничего у Барсукова не получилось.

По словам очевидцев, в селе находилось от ста до двухсот заложников, официальные данные — двести пятьдесят. Несмотря на это, село обрабатывали армейская авиация и артиллерия. Штурм села продолжался четыре дня. Первомайское было разрушено.

Но генерал армии Барсуков, не имея военного опыта, не сумел организовать эту операцию, наладить взаимодействие разных частей. Потом ее участники жаловались на полнейшую неразбериху и бестолковщину. Солдат даже не могли покормить. Боевики хорошо подготовились к обороне, оборудовали траншеи, стрелковые ячейки, укрытия в подвалах домов, а против них бросили милиционеров из ОМОНа и СОБРа, не имеющих боевого опыта, они несли большие потери. На второй день в бой бросили пограничников и десантников. Плохая погода благоприятствовала боевикам. Большая группа боевиков во главе с самим Радуевым преспокойно бежала из окружения, и догнать их не смогли. Это был день позора.

Главный отряд во главе с Радуевым ушел по минному полю. Они сбросили сапоги, построились в колонну и пошли след в след. Впереди — добровольцы. Когда один подрывался на мине, его место занимал следующий. Другая группа нарвалась на отряд десантников, понесла потери, но тоже прорвалась.

Освободить удалось только часть заложников, остальных боевики увели с собой. Их отпустили через месяц. В Кизляре погибло двадцать пять мирных жителей, в Первомайском — шестнадцать заложников.

После возвращения из Первомайского директор ФСБ Барсуков выступил на пресс-конференции, которая окончательно испортила его репутацию. Сначала Барсуков долго рассказывал, как они замечательно организовали эту операцию, а потом косноязычно объяснил, почему не удалось взять боевиков:

— Мы только одного не могли рассчитать, что с такой скоростью можно ходить по заснеженному полю и по такой вот пахотной земле — я впервые вот это встречаю, особенно когда увидел, что боевики снимали башмаки и без обуви шли, меня это тоже несколько так... потому что я не знал этого, что, когда на карту, видимо, поставлена жизнь, готовы и ботинки снять, разуться и босиком, с голыми пятками бежать...

Это было откровение Барсукова, над которым смеялась вся страна. Ну что делать, если от начальника такой могущественной службы боевики босиком убегают.

Но и после чеченской эпопеи президент его не тронул, хотя, видимо, сообразил, что поставил во главе ФСБ не того человека, который способен возглавлять госбезопасность.

За лимузином Ельцина теперь следовала дополнительная машина — с офицерами спецназа, вооруженными по-армейски, включая гранатометы. На самом деле до Москвы террористы доберутся не скоро — осенью 1999 года, что станет поводом для второй чеченской войны.

12 марта 2000 года, во время второй чеченской кампании, Салмана Радуева арестовали. Через год он был приговорен к пожизненному заключению. Справедливость восторжествовала.

О Радуеве говорили, что у него нет полчерепа, что он вообще не в себе. Но его обследовали в институте имени Сербского, и психиатры увидели перед собой адекватно мыслящего, жестокого и ненавидящего своих врагов человека.

Единственное, что меня несколько удивило, это то, что дело Радуева рассматривалось в Верховном суде Дагестана. Формально все правильно — его судили по месту совершения преступления. Но это дело мог бы принять к рассмотрению в качестве суда первой инстанции Верховный суд России. В порядке исключения, поскольку Радуев обвиняется в невиданных преступлениях. Недаром в процессе обвинение поддерживал сам Генеральный прокурор Владимир Устинов.

Увидеть Салмана Радуева на скамье подсудимых было очень важно, это означало, что наказание неотвратимо. Но суд должен был еще и установить обстоятельства, при которых это преступление стало возможным, а также выяснить, почему правосудие совершается с таким опозданием — через пять с лишним лет после совершения преступления.

Если бы дело рассматривал Верховный суд страны, то он с помощью Генерального прокурора мог бы не сводить это дело к чистой уголовщине. И вызвал бы в качестве свидетелей и генерала Куликова, и генерала Барсукова, и других генералов и офицеров, причастных к этой операции, а заодно и бывших сотрудников администрации президента, занимавшихся Чечней.

Страна узнала бы, наконец, как все это случилось. Каким образом вооруженный отряд Радуева смог преспокойно войти в дагестанский город? Кто конкретно планировал и осуществлял контртеррористическую операцию, которая была проведена так бездарно и завершилась так трагически? Кто виноват и кто был наказан? Тем самым был бы не только наказан преступник и его подельники, но и извлечены уроки для нынешних и будущих руководителей страны, армии и специальных служб.

Начальник штаба чеченских сил Аслан Масхадов, вероятно, не был причастен к акциям Басаева и Радуева. Что касается генерала Дудаева, то если он и не планировал эти операции, во всяком случае, публично их поддержал: «Это запланированная акция, чтобы показать, что так не выйдет — чтобы мы здесь детей купали в крови, а соседи купались бы в молочке».

Добраться до Басаева и Радуева и отомстить за кровь и унижения федеральным силам не удалось. А Дудаев был убит в ночь на 22 апреля в районе села Гехи-Чу.

Считается, что удалось запеленговать его спутниковый телефон и его убили выпущенной со штурмовика «Су-25» самонаводящей-ся ракетой «воздух—земля», которая предназначена для уничтожения радиолокационных станций. Головка самонаведения ракеты была настроена на волну его спутникового телефона.

По некоторым данным, Дудаева убили с пятой попытки. Ракетные удары наносились по тем местам, откуда Дудаев вел переговоры с полевыми командирами по спутниковой связи. Как только самолеты-разведчики пеленговали выход Дудаева в эфир, в воздух поднимали два самолета с приказом нанести ракетный удар. Четыре раза ничего не получалось: Дудаев прекращал разговор до того момента, как головки самонаведения ракеты успевали нащупать цель. В ночь на 22 апреля 1996 года в районе Гехи-Чу Дудаев говорил слишком, долго...

Писали, что операцией командовал генерал Владимир Михайлов, который 13 июня 1996-го получил за это «Золотую Звезду» Героя России. В январе 2002 года генерал-полковник Владимир Михайлов был назначен главнокомандующим Военно-воздушными силами России.

Впрочем, есть специалисты, которые полагают, что Дудаев случайно попал под обстрел и погиб.

Почему же все-таки специальные службы вовремя не избавили страну от этой напасти? Казалось бы, достаточно убрать всего несколько человек — тех, кто командует боевиками, кто отдавал приказ о террористических акциях, — и не было бы двух чеченских войн и страшных взрывов в наших городах? Так почему же, скажем, не убрали сразу генерала Джохара Дудаева?

— Не умели, — рассказывал мне Евгений Савостьянов, который был тогда заместителем директора Федеральной службы контрразведки. — Думаю, если бы была такая возможность — это бы сделали. Возможности не было...

— Несколько наших офицеров рассказывали после войны, что они держали на прицеле и Джохара Дудаева, и Шамиля Басаева, и Салмана Радуева, но им не позволили их вовремя уничтожить. Так, значит, в Москве просто не решались это сделать?

— Возможности не было, — повторил Савостьянов. — Я помню эпизод, он относится к 1994 году. Узнали, когда будет проходить заседание правительства Дудаева — и в каком именно кабинете. Два вертолета вышли на цель и двумя ракетами поразили помещение. Н6 они летели навстречу слепящему солнцу, а в Грозном в то время существовали две башни — два высотных здания, которые господствовали над всем рельефом: здание правительства — дворец Дудаева и обычный жилой дом. Так вот они умудрились влепить две ракеты в другой дом и разнесли обычную квартиру. А если бы летчики не промахнулись тогда, то вполне возможно, что события развивались бы иначе...

Есть и другая точка зрения.

Чисто психологически после смерти Дудаева наши военные наверняка испытали чувство глубокого удовлетворения. Практически это мало что изменило, потому что боевыми действиями руководили другие — в первую очередь бывший полковник Советской армии Аслан Масхадов.

Впрочем, Салман Радуев и по сей день утверждает, что Джохар Дудаев жив, и ведет свою террористическую войну от его имени, что, вероятно, помогает ему вербовать малограмотную молодежь.

Джохара Дудаева сменил вице-президент Зелимхан Яндарбиев, поэт и идеолог чеченской независимости.

Ситуация вернулась к исходной: боевые действия продолжались, но слова «война» никто не произносил. Хотя война велась с применением всех средств, которые есть у армии. Добиться полной победы никак не удавалось.

Отряды под командованием Руслана Гелаева (потом в правительстве Масхадова он станет вице-премьером и министром обороны) неожиданно ворвались в Грозный, взяли под контроль значительную часть города и ушли, прихватив с собой сто заложников.

И Ельцин, и чеченские командиры отчаянно нуждались в перемирии. Ельцин должен был закончить войну перед выборами. Чеченские лидеры хотели спасти остатки своих отрядов.

Борис Николаевич в очередной раз объявил, что войсковая операция на территории Чечни завершена. Он подписал указ о прекращении боевых действий и о поэтапном выводе федеральных сил. Он образовал Государственную комиссию по урегулированию кризиса в Чечне под председательством Черномырдина.

Предлагалось подписать с властями Чечни протокол о мире и согласии, провести в республике выборы и затем заключить договор о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти России и Чечни.

Депутат Государственной думы Александр Лебедь заявил тогда: указ президента равносилен тому, чтобы «предать армию, обессмыслить все жертвы, кровь наших детей... узаконить режим Дудаева». Лебедь еще не знал, что именно ему будет суждено закончить эту войну и услышать от других генералов, что это он предал армию, лишив ее победы...

В Москве увидели, что ставка на Доку Завгаева себя не оправдала. Против него восстал Коалиционный совет оппозиционных сил во главе с вице-премьером Чечни и мэром Грозного Бисланом Гантамировым.

В распоряжении Гантамирова была собственная милиция, которую он вооружал и содержал за свой счет. Федеральные власти знали, откуда он брал деньги, но задержали его только после того, как он восстал против Завгаева.

4 мая 1996 года Гантамирова арестуют в аэропорту Шереметьево-2 после возвращения из Турции, где он навещал своих братьев — они лечились, раненные в Чечне.

28 апреля 1999 года его приговорят к шести годам тюремного заключения за хищение и растрату в особо крупных размерах государственных средств (57 миллиардов неденоминированных рублей), выделенных для восстановления Чечни. А в ноябре 1999-го он будет амнистирован личным указом президента Ельцина и выпущен из тюрьмы.

— Другого жулика почему-то не нашли, — сказал тогдашний глава правительства Владимир Путин. — Нужно было арестовать именно Гантамирова.

Он понадобится для второй чеченской войны, где будет играть важную роль. Поэтому любопытно обратиться к его дневникам времен первой чеченской войны, которые были опубликованы газетой «Новые известия»:

«Российская армия имитирует ведение боевых действий, на самом деле грабит население, расстреливает мирных граждан. Боевики в то же самое время отбирают у людей машины, драгоценности, грабят дома, насилуют женщин. Кажется, они договорились и разделили город на зоны грабежей...

Если федеральные спецслужбы что-то против меня и готовят, то только лишь по согласованию с нашим руководством (Гантамиров имел в виду Завгаева. — JI. М.)... Я своим дал команду в случае чего провести моментальную операцию по устранению Завгаева...

Самое страшное сегодня случилось вечером. В районе Первомайской два российских вертолета обстреляли проезжавшую ав- * томашину «Жигули», остановили ее. Затем оба вертолета сели, захватили двух человек, находившихся в автомашине, и с живых сняли уши и скальпы. Через несколько минут, застрелив их обоих, улетели..,

Дудаев предпринимает все для того, чтобы уничтожалось как можно больше населенных пунктов, мирных жителей, для того, чтобы пополнить свои ряды и тем самым продолжить войну хоть на один день. Главная тактика боевиков Дудаева — это открыть первый огонь из села, а после начала ответного огня убегать подальше от него. Федералы же до основания разрушают зону первого огня, а затем зачищают...»

27 мая 1996 года президент Чечни Зелимхан Яндарбиев прибыл в Москву и подписал с президентом России Ельциным договоренность «О прекращении огня, боевых действий и мерах по урегулированию вооруженного конфликта на территории Чеченской республики». С Дудаевым Борис Николаевич не хотел разговаривать, а в результате сел за стол переговоров с куда более непримиримо настроенным человеком. Яндарбиев и был главным идеологом отделения от России и войны с Россией.

На следующий день, пока чеченская делегация оставалась в Москве — фактически в качестве заложников, — Ельцин вылетел на Северный Кавказ. Из Северной Осетии его на вертолете доставили в Чечню. Он побывал в Грозном. Он поздравил военнослужащих 205-й мотострелковой бригады с победой в чеченской войне, подписал указ о досрочном увольнении в запас всех раненных в боях, а также тех, кто участвовал в боевых действиях не менее полугода, и тут же вылетел в Москву.

На следующий день делегация Яндарбиева вернулась в Чечню. Аслан Масхадов отдал распоряжение воздержаться от боевых действий. Предполагалось, что боевики сдадут оружие к 7 августа, федеральные войска уйдут к 30 августа.

Но после победы Ельцина на президентских выборах боевые действия возобновились. Российская авиация нанесла удар по штабу президента Яндарбиева.

28 июня на автовокзале в Нальчике (Кабардино-Балкария) в автобусе, который шел по маршруту Минеральные Воды—Владикавказ, взорвалась бомба. Шесть человек погибли. Были арестованы двое местных жителей, один из них воевал в Чечне. Они признались, что выполняли приказ одного из полевых командиров. 11 июля в Москве произошел взрыв в троллейбусе.

Федеральные войска заявили, что крупных очагов сопротивления больше нет и неприступные базы в Западной Чечне ликвидированы. Военные обещали до конца года, если им не помешают политики, завершить все спецоперации и добить боевиков. И вдруг все планы федеральных командиров рухнули.

31 июля под руководством Яндарбиева руководители чеченских формирований собрались в селении Старые Атаги в Урус-Мартановском районе и обсудили план взятия Грозного.

6 августа 1996 года, на рассвете, в Грозный, не встретив сопротивления, вошли отряды боевиков общей численностью около трех тысяч человек. Военные знали о возможности штурма, но не приняли предупреждение всерьез. Накануне из города — для проведения боевой операции — была выведена часть сил. Федеральные войска понесли большие потери, были раздроблены и блокированы в разных частях города.

В городе находились 205-я отдельная мотострелковая бригада (сформированная в мае 1995 года в Грозном) и подразделения, охранявшие поселок Ханкала. В конце июля командующий Временными объединенными силами генерал-лейтенант Вячеслав Тихомиров ушел в отпуск. Его заменял генерал-лейтенант Константин Пуликовский, будущий полномочный представитель президента России в Дальневосточном округе, а тогда командир 67-го стрелкового корпуса.

Генерал ничего не сумел сделать. Федеральные силы были раз-дроблены и блокированы в разных частях города. Почти сразу погибли около двухсот солдат и офицеров. Только на шестой день боев федеральные войска прорвались к осажденным. Новый министр обороны Игорь Родионов действовал крайне неуверенно.

Боевики едва не захватили самого Доку Завгаева и его заместителя Николая Кошмана, будущего вице-премьера российского правительства. Они успели сесть в «Жигули» и без охраны добрались до аэропорта...

Это был последний удар по репутации армии и спецслужб. Страна требовала прекратить войну.

10 августа Ельцин, вновь избранный президентом, объявил траур в связи с потерями в Чечне и назначил секретаря Совета безопасности Александра Лебедя своим представителем в Чечне. Лебедь предложил Ельцину прекратить боевые действия и вывести федеральные войска из Чечни. Как выразился Александр Иванович, нам «некем, нечем и незачем воевать». Ельцин согласился с планом Лебедя.

Лебедь прилетел в Дагестан, оттуда добрался до Чечни. Это была опасная поездка, но мужества и храбрости Александру Йвановичу было не занимать.

Лебедь говорил: «Нищая страна с полуразваленной экономикой не может позволить себе роскошь вести войну».

В ночь с 11-го на 12 августа в районе селения Старые Атаги Лебедь вел переговоры с начальником штаба чеченских войск Асланом Масхадовым. Они договорились о прекращении боевых действий.

14 августа Ельцин принял Лебедя и одобрил его мирный план. На следующий день Лебедь встретился с Масхадовым и президентом Чечни Яндарбиевым в районе села Старые Атаги.

Вернувшись на следующий день в Москву, Лебедь назвал виновником трагедии в Чечне и противником мирного урегулирования министра внутренних дел Анатолия Куликова. Он призвал президента сделать выбор между ним и Куликовым:

— Два пернатых в одной берлоге жить не могут.

17 августа командующий федеральными силами генерал Константин Пуликовский подписал приказ о прекращении боевых действий на территории Чечни. Но военные и министр внутренних дел Анатолий Куликов считали, что боевиков нужно добить.

20 августа Пуликовский неожиданно для Лебедя заявил, что дает всем жителям Грозного сорок восемь часов, чтобы покинуть город, потому что в четверг, 22 августа, начнется операция по очистке города. Генерал предупредил, что пустит в ход бомбардировочную и штурмовую авиацию, реактивные системы залпового огня и артиллерию.

Но Ельцин дал указание Лебедю немедленно закончить боевые действия. За августовские дни в Грозном погибло около пятисот солдат федеральных войск.

21 августа Лебедь прилетел в Чечню.

Сам Пуликовский рассказывал потом журналистам:

— Мы готовили в Грозном «котел». И тут появился Лебедь. С полномочиями от имени президента «решать все вопросы по урегулированию положения дел в Чечне». Считаю, что единственная моя ошибка была в том, что я его принял. Загнал бы на взлетную полосу танк, и самолет ушел бы на другой аэродром. Пока бы Лебедь сюда добирался, мы бы запланированную операцию провели. Лебедь сказал, что вот-вот «взорвется» вся страна, что Ельцину предстоит очень серьезная операция, а после операции минимум восемь месяцев он будет недееспособным. И что в октябре 1996 года планируются досрочные выборы президента. Он был уверен, что президентом выберут его. Ему нужен был ореол миротворца, и он отменил операцию.

Через полгода генерал Пуликовский написал рапорт об увольнении из рядов вооруженных сил...

В ночь на 22 августа Лебедь в Чечне подписал вместе с Масхадовым документ об отводе войск и прекращении боевых действий. Лебедь говорил о том, что усталые, равнодушные солдаты не могут и не хотят продолжать войну:

— Война будет прекращена, а те, кто будет мешать этому, будут отстранены.

На второй встрече с чеченцами Лебедь говорил:

— Я считаю, что это неправильно, когда лучшие солдаты убивают друг друга в грешной войне ни из-за чего. И нет здесь военного решения проблемы данного народа... Врагов у меня серьезных в Москве, есть подозрение, побольше, чем у вас. И все хотят, чтобы война не прекратилась. Все желают мне политического поражения.

30 августа в Хасавюрте Лебедь и Масхадов подписали совместное заявление о принципах дальнейшего переговорного процесса. В этом документе был заложен принцип «отложенного статуса» Чечни, смысл которого — отложить решение этого болезненного вопроса на будущее, а пока что попытаться наладить какое-то сотрудничество.

В конце 1996 года закончился вывод федеральных войск.

Ельцин сказал, что Чечне не будет предоставлена независимость. Новый министр иностранных дел Евгений Примаков предупредил иностранных послов, что признание независимости Чечни повлечет за собой разрыв дипломатических отношений. Но фактически российское руководство не собиралось предъявлять права на Чечню и вмешиваться в ее дела. Чеченцы сами не смогли использовать этот шанс самостоятельно организовать свою жизнь.

В мае 1997-го Ельцин и Масхадов подписали договор о мире и принципах взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой Ичкерия. Ельцин поручил все чеченские дела Ивану Рыбкину, который стал секретарем Совета безопасности, и его заместителю Борису Березовскому. Договор стал пустой бумажкой. Федеральные власти не захотели или не смогли изменить ситуацию в Чечне.

27 января 1997 года на президентских выборах победил Аслан Масхадов. Он родился в 1951 году в Казахстане, куда выслали его родителей. В Чечню семья смогла вернуться только в 1957-м.

Он окончил Московское высшее артиллерийское училище имени Калинина, дослужился до полковника и командовал самоходно-артиллерийским полком. Считался прекрасным артиллеристом. Осенью 1991-го, не поладив с командиром дивизии, подал рапорт об увольнении и переехал в Чечню. Получил пост военного комиссара республики.

После начала боевых действий Дудаев присвоил ему звание дивизионного генерала и назначил начальником штаба вооруженных сил Чечни. Он руководил обороной Грозного, а потом, по существу, Дудаев передал ему все военное командование. Масхадов и сформировал чеченскую армию, которая образовалась из полностью самостоятельных отрядов, состоявших из добровольцев. Они сражались в родных местах и пользовались полной поддержкой населения.

12 февраля 1997 года Масхадов вступил в должность. Церемония состоялась во Дворце химиков, который уцелел во время бомбежек и обстрелов, потому что стоял на окраине Грозного. Дворец отремонтировали. Над сценой повесили лозунг: «Ислам и свобода». Из почетных гостей были Александр Лебедь и президент Ингушетии Руслан Аушев.

— Мы должны сделать нашу республику независимой, — говорил новый президент Чечни.

У Масхадова повреждено горло, поэтому он с трудом говорит и не может выступать. Это не единственный его недостаток. Воевал он удачно, а управлять республикой не смог. Выяснилось, что существовать самостоятельно Чечня не способна — там не было ни власти, ни экономики; образовался просто криминальный режим.

Ельцин ухватился за первую же возможность закончить войну. И общество это приветствовало. Но можно ли завершить чеченскую войну? И как именно? Ведь и тогда было ясно, что чеченские лидеры все равно не станут подчиняться Москве.

Заключив мир, Москва вновь оказалась перед прежним выбором: или признать полную самостоятельность Чечни и не лезть в ее дела, или снова посылать войска. Только разница состояла в том, что уже убиты и искалечены люди, что на войну истрачены огромные деньги, что есть политики и военные, которые не позволят отпустить Чечню. Да и никто в Кремле на это не решится. Нет такого российского политика, который согласился бы отпустить Чечню. Это означало, что война скоро возобновится.

Так, собственно, и произошло.

Почему Москве не удалось привести к власти в Грозном сколько-нибудь надежного вассала?

Надо смотреть правде в глаза: в силу исторических причин и традиций чеченцы не склонны подчиняться какому-то одному лидеру. Они делятся на тейпы — кланы, и в каждом есть свой вождь. В республике вообще нет общенациональных лидеров. Им не был даже Дудаев, вокруг него сплотились только в момент войны. Эта территория, к сожалению, застряла на очень низкой стадии общественного развития.

Здесь даже и ислам не успел толком утвердиться, поэтому нет исламской интеллигенции, на которую можно было бы опереться в наведении какого-то государственного порядка. Чечня, тем более когда она была разрушена, превратилась в бурлящий котел, кипяток из которого будет выплескиваться еще очень долго.

К сожалению, никто тогда не думал о том, что будет через год, через пять лет. Все думали о приближающихся президентских выборах.

Через два года гнойник прорвался. Чеченские боевики Шамиля Басаева и приехавшего из Иордании авантюриста Хаттаба проникли в Дагестан в надежде поднять там исламское восстание. В это же время в Москве и других городах произошли тщательно подготовленные террористические акты. Началась вторая чеченская война и новые президентские выборы.

Глава 17. ПОБЕДА НА ВЫБОРАХ И ОПЕРАЦИЯ НА СЕРДЦЕ

Весной 1995 года Ельцин заявил, что он «поручил» создать два предвыборных политических блока: правоцентристский — главе правительства Виктору Черномырдину и левоцентристский — председателю Государственной думы Ивану Рыбкину. Черномырдину удалось провести в Думу сравнительно небольшую фракцию своего движения «Наш дом — Россия», за которое голосовали как за партию власти.

Из затеи с Рыбкиным вовсе ничего не вышло. Скромные достоинства Рыбкина в администрации президента явно преувеличивали. Его избрали председателем Думы голосами левых, но он был очень удобен для президента. После провала на выборах его сделали секретарем Совета безопасности, а заместителем ему дали Бориса Березовского.

Выборы в Государственную думу прошли совсем не так, как ожидал Ельцин. Он полагал, что влияние коммунистов сойдет на нет, избиратели проголосуют за умеренных Черномырдина и Рыбкина. А на следующее лето уже были назначены президентские выборы.

Многие полагали, что Борис Николаевич не станет в них участвовать. Он совершенно растерял свою популярность. Люди проклинали его за чеченскую войну. К тому же он стал серьезно болеть. В мире с явным раздражением следили за тем, как Россия вязнет в чеченской войне, хотя Запад очень дипломатично и вежливо выражал свое недовольство. После того как президент Борис Ельцин серьезно заболел, возникло такое ощущение, что Запад словно смирился с его уходом из политики.

Некоторые западные лидеры призывали тогда радикально изменить отношение к Ельцину, больше не считать его главным демократом и реформистом и налаживать отношения с другими российскими политиками.

В Соединенных Штатах, похоже, всерьез полагали, что Ельцин откажется от участия в выборах и кандидатом демократов станет глава правительства Виктор Черномырдин, которого с недавних пор американцы полюбили, хотя когда-то рисовали мрачным коммунистическим монстром.

Осенью 1995 года на пресс-конференции Ельцина спросили: когда страна узнает, намерен ли он баллотироваться в президенты, и могут ли на это решение повлиять результаты выборов в Думу? Ельцин ответил:

— Итог парламентских выборов не может повлиять на мое решение. Это первое. Второе. Объявлять, буду ли я выставлять свою кандидатуру или нет, ни в коем случае нельзя до выборов в Государственную думу. И «да» вызовет волну большую, и «нет» — еще большую волну. Пусть спокойно сейчас проходит эта политическая кампания по выборам в Государственную думу, пусть забудут, так сказать, о президентских выборах. Не мучают себя. А уже в следующем году я объявлю...

Но результаты выборов 17 декабря повлияли на его решение. Как раз в эти дни он приходил в себя после тяжелого сердечного приступа. Он лежал в Барвихе.

Выборы испортили ему цастроение: больше всего голосов получили компартия и Жириновский. На волне этой победы коммунисты уверенно говорили, что на следующий год президентом станет Геннадий Зюганов.

Тогдашний помощник Ельцина Георгий Сатаров рассказывал:

— На самом деле, конечно, его интуиция или способность к интеллектуальной работе не всегда одерживали верх. Перед выборами 1995 года мы приехали к нему с Илюшиным в Барвиху, рассказывали о последних прикидках, привезли ему табличку с прогнозами. Он взял ручку, начал зачеркивать наши цифры и писать свои... Он ошибся. Он завысил то, что ему хотелось, и занизил результаты коммунистов...

Наиболее простое объяснение победы левых таково: это ответ избирателей на пять лет стремительной инфляции, укравшей все сбережения, на приватизацию, лишающую работы, на рост преступности, на сокращение социальных выплат из бюджета. Люди были уверены, что как только они освободятся от власти КПСС и введут рыночную экономику, так дальше все пойдет как по маслу. А необходимые для страны реформы нанесли тяжкий удар по тем, кто работал в промышленности, социальной сфере, кто сидел на зарплате, получаемой из бюджета.

Через пять лет после того, как казалось, что с коммунизмом покончено, бывшие коммунисты или наследники коммунистов возвращались к власти по всей Восточной Европе. «Красный пояс» словно окружал Россию, и Россия сама тоже больше не отвергала коммунистов.

Когда в России компартия, по существу, одержала победу на выборах в Государственную думу и рассчитывала провести в президенты своего кандидата, многие либерально настроенные демократы думали, что во всем виноваты они сами. И что после свержения социалистических режимов во всех странах следовало провести суд над компартиями, над самой коммунистической системой и запретить бывшим высокопоставленным чиновникам компартии и органов госбезопасности избираться в парламент и занимать любые должности в государственном аппарате.

Такие суды, считали либеральные демократы, помешали бы возрождению компартий и вычеркнули бы бывшую партноменклатуру из действующей политики хотя бы на несколько лет, необходимых для возвращения к нормальной жизни. Кроме того, активисты и сторонники компартий в основном люди немолодые, через несколько лет уже в любом случае не смогут претендовать на власть.

Но так поступили демократические силы только в одной бывшей социалистической стране — в Чехии. Здесь был принят закон о люстрации — то есть о запрете занимать определенные должности бывшим сотрудникам партийного аппарата (начиная с членов бюро райкома) и госбезопасности (начиная с агентов и хозяев явочных квартир).

Не так просто решить, закономерность это или простое совпадение, но из всей Восточной Европы только в Чехии бывшие коммунисты никакого успеха не добились. И именно Чехия может похвастаться наилучшими во всем бывшем социалистическом лагере результатами в экономическом развитии.

Сергей Филатов рассказывал, как 4 января 1996 года он пришел к президенту с очередным докладом. Это еще не был рабочий день, но в администрации все работали, и Борис Николаевич приехал в Кремль. Филатов начал докладывать. Ельцин неожиданно сказал:

— Отложите все это. Может быть, вам это все не понадобится.

Филатов вопросительно посмотрел на президента.

Ельцин сообщил ему:

— Во-первых, я решил идти на выборы.

Филатов:

— Поздравляю вас, это очень правильный шаг.

Президент сказал:

— Вот в Государственную думу выборы мы проиграли, коммунисты пришли, поэтому я считаю своим долгом еще четыре года быть президентом. Во-вторых, я хочу, чтобы вы вместе с Сосковцом возглавили предвыборную кампанию. Сосковец — начальник штаба, вы — его заместитель, будете работать с общественностью и интеллигенцией.

Это была вежливая форма отставки. Но Филатов сыграет важную роль в переизбрании Ельцина.

Он говорил мне о своих настроениях того времени:

— Я весь предыдущий год боролся за то, чтобы Борис Николаевич баллотировался в президенты. Он не хотел.

— То есть в 1995 году Ельцин не хотел переизбираться. Это действительно так? Или это было политическим кокетством?

— Думаю, не было никакого кокетства, — ответил Филатов, — потому что он, конечно, нахлебался в первые годы. Мы как-то летели с ним в самолете, и он говорит: «У меня здесь вместо сердца уголечки, выжгли все». Ведь как его в первые годы жалила оппозиция, центр, страшно просто. И он, конечно, устал. Это по всему было видно. Это во втором сроке ничего такого с ним не происходило, он был несколько огражден от неприятностей, но первый срок был, конечно, очень тяжелый. Это же сплошные войны. Война с центром, война с Хасбулатовым.

— И вам кажется, что он был готов в 1995 году отказаться от власти, покинуть Кремль?

— Думаю, что да. У меня нет оснований ему не верить.

— А кто же его переубедил?

— Я думаю, ситуация переубедила. Когда принесли результаты выборов в Думу, я пришел на доклад и впервые услышал, как Борис Николаевич выругался. Он зло сказал: «Ну что, выборы проср...ли!» Видно было, что он очень озабочен. В Думу пришло почти что коммунистическое большинство. И тогда он понял, что еще один шаг — и все может перевернуться. Я думаю, это и повлияло.

Ельцин вступил в президентскую гонку в исключительно неблагоприятных обстоятельствах. Он достаточно давно находился у власти, и у людей были все основания винить его во всех неудачах экономической жизни. Да, собственно, одной только неудачной войны в Чечне было достаточно для того, чтобы погубить любую политическую карьеру.

Почему Ельцин лишился политической поддержки? Массовое демократическое движение выродилось или исчерпало свои возможности. Любое движение «против» собирало больше сторонников, чем движение «за». Когда Ельцин стал президентом независимой России, его сторонники перестали быть оппозицией и лишились возможности возглавлять движение «против». Массы стали перетекать в новую оппозицию. Лидеры, поддерживавшие Ельцина, либо отошли от политики, либо получали должности и активно осваивали номенклатурную жизнь.

В результате за Ельциным не было весомой политической силы, готовой вести предвыборную кампанию, мобилизовать своих сторонников по всей стране, чтобы завоевать ему поддержку среди избирателей.

Первые шаги ельцинского окружения были неудачными.

15 января появился Общероссийский штаб по подготовке выборов президента. Его возглавил первый вице-премьер Олег Сосковец, заместителями стали новый руководитель администрации президента Николай Егоров, его предшественник Сергей Филатов, мэр Москвы Юрий Лужков. Ельцин утверждал, что это не его предвыборный штаб, а общегосударственный. Никто ему, конечно, не поверил. Государственная дума потребовала, чтобы Сосковец приехал и рассказал, что это за штаб, который не предусмотрен законами.

Но дело было не в этом. Предвыборную кампанию президент доверил людям, лично ему преданным. Но для них работа в ельцинском штабе была чем-то вроде общественной нагрузки, а тут нужны были профессионалы. Олег Сосковец не годился на роль руководителя штаба — он надеялся только на административные меры, а следовало предложить совершенно неожиданную стратегию борьбы за голоса. В руководство штаба вошли сорок три человека, из них больше половины были чиновники. В состав штаба попал бизнесмен Борис Березовский. Судя по всему, он первый убедился в неспособности Сосковца и стал внушать это дочери президента Татьяне Дьяченко.

Ключевой фигурой в выборах 1996 года станет Анатолий Чубайс. Причем вначале его кандидатура никому не приходила в голову. Ельцин, по существу, открыл предвыборную кампанию увольнением первого вице-премьера Чубайса, и,, казалось, блестящая государственная карьера Анатолия Борисовича закончилась.

Ельцин сделал ставку на другую команду: в правительстве — на Олега Сосковца, в администрации — на Николая Егорова, который сменил Сергея Филатова. Борис Николаевич менял либералов, на которых возлагали вину за трудности, на хозяйственников и силовиков.

Первый вице-премьер Олег Сосковец сказал, что попытка копировать стратегию Запада оказалось ошибкой. Это должно было произвести благоприятное впечатление на страну: мы отказываемся от гайдаровских методов. Но реагировали только иностранные инвесторы — они перестали вкладывать деньги в Россию, ожидая, чем закончатся выборы.

Олег Сосковец очень быстро прошел путь от рабочего до директора Карагандинского металлургического комбината, считался талантливым хозяйственником и управленцем. В сорок два года стал министром металлургии СССР, но это был 1991 год, и министерская должность исчезла вместе со страной. Назарбаев хотел оставить его у себя в Казахстане, назначил первым вице-премьером, но Сосковец быстро запросился в Москву. В апреле 1993 года он стал одним из двух первых вице-премьеров.

Сосковец курировал промышленность, «реальный» сектор экономики, и с Чубайсом они были на ножах.

16 января Ельцин отправил в отставку Чубайса и заменил его крепким хозяйственником — директором Волжского автомобильного завода Владимиром Каданниковым.

Отставку Чубайса президент решил использовать в предвыборных целях. На пресс-конференции Ельцин сказал, что если бы не Чубайс, то «Наш дом — Россия» получил бы на думских выборах вдвое больше мест.

Это обвинение вызвало возмущение среди демократически настроенной публики. Егор Гайдар вышел из состава президентского совета и публично предложил Ельцину не выдвигать свою кандидатуру на выборах. Сергей Ковалев написал Ельцину открытое письмо: «Я за вас голосовать не стану. И другим порядочным людям не посоветую». Письмо было опубликовано в «Известиях». Позиция Гайдара и Ковалева потом поставит либеральных демократов в трудное положение, когда выбор окажется простым — либо Ельцин, либо Зюганов.

По предложению Олега Сосковца Ельцин уволил Олега Попцо-ва с должности председателя Российской телерадиокомпании, сказав нечто невнятное о «чернухе» на втором канале:

— У нас есть две телепрограммы — первый и второй каналы. Но эти каналы совершенно по-разному подают материалы. Один дает реальные факты, а по второму идет одна сплошная «чернуха». Что я должен делать? Снять Олега Попцова? Я ему говорил, что нельзя лгать, нужно работать корректно...

Попцов был верным сторонником президента и многое сделал для Ельцина, но он не принадлежал к числу управляемых людей, которыми можно командовать. Но чиновникам, окружавшим президента, понадобились именно те, кто послушно щелкает каблуками и берет под козырек. Кадровые перемены на втором канале телевидения были большой ошибкой. Отстранение Попцова, а вслед за ним и его первого заместителя Анатолия Лысенко привело к тому, что второй канал очень слабо помог Ельцину. НТВ сыграло в избирательной кампании куда большую роль.

Президентскую администрацию вместо Филатова возглавил Николай Егоров. Он приглянулся президенту своими решительными действиями в Чечне. Егоров, вероятно, устраивал и президентское окружение, в том числе генерала Коржакова.

Николай Егоров был тяжело болен: рак легкого. Во время чеченских событий ему отрезали половину легкого, а не подозревавшие об этом журналисты писали, что он лег в больницу, чтобы избежать ответственности.

— Егоров продолжал работать, но мы видели, что он умирает, — рассказывал мне Вадим Печенев. — Через день ему делали химиотерапию. Такая вот беда. Люди занимают высокие посты в том возрасте, когда им трудно их занимать...

Рейтинг доверия к политикам был пугающий для Бориса Николаевича: на первом месте Зюганов — семнадцать процентов, на предпоследнем Ельцин — пять процентов. Победа Зюганова казалась вполне реальной. Оппозиция сговорилась, и выставить его кандидатуру решили полсотни организаций и партий левого направления.

Я спрашивал Георгия Сатарова, одного из ближайших помощников Ельцина в период избирательной кампании: когда у него возникло ощущение, что президент все-таки будет переизбран? Сатаров даже удивился:

— Что значит «ощущение»? Меня на пресс-конференции спросили: кто будет президентом? Я ответил: Ельцин. На меня, конечно, журналисты смотрели как на лизоблюда. Но я как профессионал знал, что надо делать, чтобы он мог переизбраться. Я не мог руководствоваться ощущениями. Я принадлежал к числу людей, которые должны были сказать, что надо сделать, чтобы это получилось.

— И вы тогда верили, что победа Ельцина возможна?

— Стопроцентно! Несмотря на низкий рейтинг!

Вадим Печенев, который руководил управлением в администрации президента, собрал своих сотрудников и сказал им:

— Друзья, есть только два варианта. Или победит Зюганов, или победит Ельцин. Зюганов по разным причинам не может победить. Если он будет побеждать, то не исключено, что выборы просто не состоятся. А мы заинтересованы в том, чтобы они состоялись. Поэтому давайте подумаем, можем ли мы путем демократических выборов обеспечить победу Ельцину.

Впрочем, в лагере Ельцина царило скорее уныние. Казалось, ч1го у Бориса Николаевича нет шансов на победу.

Среди тех, кто не хотел голосовать за Зюганова, царили разброд и шатания. Кого же поддержать на выборах?

Говорили, что от былой популярности Ельцина не осталось и следа, что он стал самой ненавистной политической фигурой в России, что в нем видят главного виновника всех бед.

Возникали разные идеи — опереться на Григория Явлинского, призвать на помощь Михаила Горбачева, поддержать Черномырдина, который казался очень популярным, не скомпрометированным неудачами, как Ельцин.

Черномырдин отказался:

— По-человечески, да и по-мужски мне было бы нелегко, да и просто невозможно отступиться от принципов товарищества, от пережитого за те почти четыре года, которые я проработал бок о бок с Борисом Николаевичем Ельциным. Президент сделал свой выбор — баллотироваться на второй срок. Я, конечно, могу быть только его соратником.

В штабе Ельцина долго решали, где и когда он должен сделать официальное заявление о желании вновь побороться за президентский пост.

22 января, принимая в Кремле членов консультационного совета по иностранным инвестициям, Ельцин сказал:

— Видимо, я дам согласие участвовать в президентских выборах в этом году.

Но на следующий день, приехав в Совет Федерации, Ельцин поправился и объяснил журналистам:

— Я еще об этом не говорю, мне немного надо подождать, чтобы набраться сил как следует. Сейчас врачи пока даже в теннис не разрешают играть, но скоро окрепну, и тогда будем бороться...

О желании бороться за пост президента Ельцин объявил в «своем» городе — в Екатеринбурге, где он всегда пользовался поддержкой. Выступая во Дворце молодежи, он сказал:

— Я решил баллотироваться на пост президента России и объявляю об этом здесь, в дорогом для меня зале, родном городе, вам, моим землякам, всем гражданам России, для сведения всего мира...

Пока Борис Николаевич читал свою длинную речь, он почти потерял голос — у него был фарингит. Люди суеверные сочли это неблагоприятным предзнаменованием. С этого времени в поездках его сопровождал врач-отоларинголог.

Стратегия предвыборной кампании Ельцина была заявлена в этой его первой речи:

— Пока есть угроз# столкновения «красных» и «белых», мой человеческий, гражданский долг, мой долг политика, стоявшего у истока реформ, — добиться консолидации всех здоровых сил общества и предотвратить возможные потрясения, вплоть до гражданской войны... Мне часто напоминают данное когда-то обещание — лечь на рельсы. Хочу напомнить: я выполнил его, когда настоял на проведении референдума в апреле 1993 года и вручил свою судьбу в руки избирателей. Но на нынешних выборах речь пойдет не только обо мне. На рельсах окажется Россия, и нам надо сделать все возможное, чтобы и мы, россияне, и наша страна не погибли под красным колесом прошлого...

Прилетев в Екатеринбург, Ельцин разговаривал с людьми на улицах и прямо говорил:

— Помогу в проблемах, если изберете.

Прямо под оком телевизионных камер он выделил из президентского фонда 10 миллионов рублей (в ценах того времени) кондитерской фабрике, 5 миллиардов — госпиталю для ветеранов войны, 3 миллиарда — на строительство родильного дома...

Президент подписал указ «О мерах по обеспечению своевременной выплаты заработной платы за счет бюджетов всех уровней, пенсий и иных социальных выплат». Президентская кампания — дорогое удовольствие для страны...

Каждое совещание в администрации президента Николай Егоров начинал с выяснения вопроса о том, как идет выплата зарплат и пенсий по стране. Без этого рассчитывать на переизбрание Бориса Николаевича было невозможно.

В тот же день, 15 февраля, Зюганов был выдвинут кандидатом левых и народно-патриотических сил на всероссийской конференции КПРФ.

А через два дня произошло событие, на которое в стране мало кто обратил внимание. Анатолий Чубайс рассказал, что ряд бизнесменов обратились к нему с предложением создать такую предвыборную структуру, которая бы задалась одной целью — не подпустить коммунистов к власти.

Два человека — Анатолий Чубайс и Александр Лебедь — сыграли в 1996 году ключевую роль в победе Ельцина. Борис Николаевич сумел поставить себе на службу самого умелого менеджера и самого популярного политика страны.

Считается, что судьба избирательной кампании 1996 года была решена в швейцарском городе Давосе, где самые богатые люди России решили помочь Ельцину и тем самым спасти себя.

На Всемирный экономический форум в Давосе, где собирается политическая и экономическая элита развитого мира, прилетел Анатолий Чубайс. Он ушел в бизнес и занимался этим весьма успешно, но его деятельная натура требовала более серьезной задачи, чем зарабатывание денег.

В Давосе он горячо говорил о том, что избрание президентом России председателя КПРФ Зюганова будет катастрофой. Геннадий Андреевич счел, что и ему пора выходить на мировой уровень, и приехал в Давос. Банкиры и промышленники сбежались на него посмотреть. Глава компартии уверенно и твердо говорил им, что Россия голосует за его идеи и что миру придется с этим смириться. Иностранцы достаточно спокойно отнеслись к откровениям Зюганова. Им приход коммунистов к власти в далекой России в принципе ничем не угрожал.

Но в России многие думали иначе.

Зюганов поступил неосторожно. Он сильно напугал людей, которые увидели, какая им грозит опасность. Они объединились против коммунистов. Несколько очень богатых людей согласились финансировать избирательную кампанию Ельцина. Ясно было, что будут расходы, которые придется покрывать в прямом смысле из рук в руки неучтенными деньгами.

Борис Березовский и Владимир Гусинский еще и обещали мобилизовать телевизионные возможности ОРТ и НТВ. Но кто возглавит предвыборную кампанию? Когда стали перечислять, какой человек нужен, — невероятно энергичный, блестящий организатор с широкими политическими и деловыми связями, современно мыслящий, не теряющий присутствия духа в самой сложной ситуации и способный преодолеть любые препятствия, — выбор фактически был сделан. Во всей стране один только Анатолий Чубайс и годился для этой работы.

Он взялся за это дело без колебаний, хотя Ельцин только что не просто выбросил его из правительства, но и вытер об него ноги. Анатолий Борисович — человек счастливо лишенный сантиментов. Он всегда думает только о деле.

Анатолий Чубайс принадлежит к плеяде молодых ленинградских экономистов, которые тесно сотрудничали с единомышленни-ками-москвичами — среди них самой заметной фигурой был Егор Гайдар из Института системных исследований.

Началось с того, что группа Чубайса помогала кандидатам в депутаты горсовета готовить программы. Потом депутаты попросили его применить свои идеи на практике. Так Чубайс стал заместителем председателя Ленгорисполкома.

Борис Федоров, который стал министром раньше Чубайса, вспоминал: «В первый наш приезд в Петербург мы застали во дворце, где работал Анатолий Собчак, его скромного экономического советника Анатолия Чубайса, который одиноко сидел в маленьком кабинете на задворках дворца напротив Исаакиевско-го собора».

Вскоре Гайдар перетащил Чубайса в столицу. В тридцать шесть лет он был назначен председателем Комитета по управлению государственным имуществом. Чубайс заставил Россию принять программу приватизации, несмотря на отчаянное сопротивление чуть ли не всей страны. Его предупреждали: с помощью этих чеков все скупят богатые.

Анатолий Борисович хладнокровно отвечал:

— Если проблема сводится к тому, что «скупят богатые», то я уверен: так оно и должно быть. Больше того, пока мы не преодолеем нашего интуитивного неприятия богатых, нам никуда продвинуться так и не удастся. Нам не дадут это сделать те остатки традиционной коммунистической уравниловки, которые в каждом из нас в большей или меньшей степени все еще сидят...

Приватизация по Чубайсу чуть ли не всеми в стране воспринимается как грабительская. Возможно, потому, что считалось, что все получат какие-то ценности или источник дохода, но это было невозможно в бедной стране. А если бы страна была богатой, приватизация бы не понадобилась.

Анатолий Борисович всегда говорил, что он забрал собственность у неэффективного хозяина (государства) и передал ее эффективному (частному владельцу).

Чубайс — один из самых бесстрашных людей. Твердости его характера, хладнокровию и выдержке можно только позавидовать. Никто не мог его запугать или заставить переменить решение.

— Меня обещали застрелить, посадить, повесить на Красной площади, выплеснуть в лицо соляную кислоту, проклясть в будущих поколениях, зарезать при выходе с работы — уж всего и не припомню. Делалось это в «теплой» личной беседе, по телефону, с трибуны в больших залах, на площадях перед разъяренными толпами, в газетах с миллионными тиражами, по телевидению... Авторами этих угроз были не кто-нибудь, а крупнейшие политические деятели страны, лидеры коммунистических и фашистских партий, мэр одного крупного города, бывший председатель Верховного Совета и бывший вице-президент...

Его коллега по правительству Борис Федоров считает, что для характеристики Чубайса более всего подходят слова «железный», «аккуратный как часы», «обязательный»: «У большинства нормальных людей, общавшихся с ним, он вызывал уважение. У оппонентов же его жесткость и целеустремленность всегда вызывали ненависть, раздражение, но одновременно и уважение к силе.

Он умел находить подходы к высшим сановникам государства, становясь для них незаменимым даже при отсутствии личной симпатии к нему...»

В марте олигархи, как их потом станут называть, а с ними и Чубайс встретились с Ельциным. Они говорили с президентом очень откровенно — прежде он таких речей в своем кабинете не слышал. Они прямым текстом сказали ему, что он проиграет, если не сменит свой штаб и стратегию предвыборной кампании. Ельцин слушал их скептически и в тот день ничего' не сказал. Ему все это было неприятно. Он не привык к поучениям, не привык, что ему говорят о проигрыше. Кто эти люди? Что они понимают в политике? Почему· он их должен слушать? К тому же он только что выгнал Чубайса, а теперь должен на него целиком и полностью положиться.

Вадим Печенев говорит:

— Первое поручение Егорова — обработать подборку документов о коррупции в высших эшелонах власти. Там назывались очень известные люди из министерства финансов, указывалось, что некое важное распоряжение было подписано Чубайсом. На основе этих материалов Николай Дмитриевич попросил меня подготовить записку президенту. Мне сказали, что это оперативные материалы. К таким документам надо относиться серьезно, но им не всегда можно доверять на сто процентов, поэтому я написал несколько туманно. Я не знаю, было ли это поручением, или Егоров действовал по собственной инициативе...

Тем не менее Ельцин принял абсолютно правильное решение, которое позволило ему остаться у власти. Политический инстинкт его не подвел.

Помощники президента были недовольны тем, как Сосковец руководил предвыборным штабом. Людмила Пихоя (она руководила подготовкой президентских выступлений) даже называла его политическим импотентом. И президентской дочери Татьяне Дьяченко, которая интересовалась политикой и приходила на заседания штаба, не понравился командный тон Сосковца. Из-за него возникло несколько опасных для Бориса Николаевича скандалов. Например, железнодорожников и металлургов заставляли расписываться сразу в двух ведомостях — за зарплату и в поддержку президента Ельцина. Такие истории могли погубить предвыборную кампанию.

Помощники написали президенту откровенное письмо:

«Наблюдения аналитиков и наши собственные убеждают нас в том, что проблемы Вашей избирательной кампании упираются в личность и деятельность О.Н. Сосковца...

О.Н. Сосковец не проявил организационных способностей — нормальная работа штаба до сих пор не началась. Он не может контактировать с людьми, отличными от него по складу ума, но необходимыми в кампании. Его влияние на руководство регионов обернулось вульгарным и бесплодным администрированием, которое не только компрометирует Президента, но и отталкивает от него возможных сторонников... Самое странное, что О.Н. Сосковец не смог решить самую важную задачу: мобилизовать за короткое время необходимые финансовые ресурсы...

В обществе стали курсировать два слуха, рожденные, видимо, попытками объяснить странную деятельность О.Н. Сосковца: первый — Президента «сдали» коммунистам и потому предатели саботируют развертывание кампании; второй — плохой организацией (а точнее — провалом) избирательной кампании Президента затаскивают в ситуацию, в которой он вынужден будет отменить либо выборы, либо их результаты...»

Президент прислушался к мнению своих помощников, на стороне которых была его дочь.

Ельцин реформировал свой избирательный штаб, который вместо Сосковца возглавил первый помощник президента Илюшин. Чубайс стал руководителем аналитической группы, а Игорь Мала-шенко, один из создателей телевизионного канала НТВ, руководил работой со средствами массовой информации. В аналитическую группу, которая разместилась в «Президент-отеле», вошел и Борис Березовский. Живейшее участие приняла дочь президента Татьяна Дьяченко.

Идея пригласить Дьяченко, как теперь говорят, принадлежала Валентину Юмашеву, который писал за президента книги и который со временем стал мужем его дочери. Во всяком случае, в ельцинской книге «Президентский марафон» написано именно так:

«Как-то раз ко мне в Барвиху приехал Валентин Юмашев. Я не выдержал и поделился с ним своими мыслями: чувствую, что процесс не контролирую, вижу по потухшим глазам помощников, в частности Виктора Илюшина, что ситуация в штабе день ото дня ухудшается и мы медленно, но верно погружаемся в болото. И, судя по всему, штаб — сплошная склока, никакой стратегии нет, советский стиль общения, на собрания единомышленников совсем не похож.

— Нужен свой человек в штабе, — сказал я.

Валентин послушал, покивал, задумался... Но кто? Кто это может быть?

— А если Таня? — вдруг спросил он».

В 1996 году задача Татьяны Дьяченко заключалась в том, чтобы мягко влиять на отца, убеждая его в правоте рекомендаций предвыборного штаба.

Все это потом будет казаться заговором, гнусной махинацией, пренебрежением волей народа. Дескать, олигархи думали только о том, как сохранить свои деньги, нажитые преступным путем. Поэтому они купили средства массовой информации, а те обманули народ.

Уверенность противников Ельцина в том, что в 1996-м он одержал победу только благодаря умелой пропагандистской кампании, невольно отражает веру в тотальную пропаганду, во всемогущество телевидения, политической рекламы, умелого манипулирования мозгами. В то, что, если постараться, избирателя можно заставить проголосовать за что угодно.

Это не совсем так. Личный интерес олигархов совпал с интересами большей части страны. Прихода к власти Зюганова и его команды боялись и те, кто не нажил палат каменных.

В 1996 году команда Зюганова жаждала реванша, это было бы губительно для страны. Больших успехов в экономике ельцинская команда не добилась, но коммунисты ничего нового предложить не могли. Это, кстати, станет понятным в конце 1998 года, когда главный коммунистический экономист Юрий Маслюков станет первым вице-премьером в правительстве Примакова. Он быстро увидел, что идеи, с которыми он пришел, не работают, и вынужден был в общем и целом проводить ту же политику, что и презираемые коммунистами молодые реформаторы.

Юрию Маслюкову, опытному и знающему менеджеру, чтобы разобраться, понадобилось несколько месяцев. А если бы на всех постах оказались его товарищи по партии, то прежде, чем они осознали бы, что экономика развивается по законам, столь же определенным, как и законы физики, хозяйство страны окончательно разрушилось бы... Что касается духовной жизни страны, то коммунисты откровенно предупредили людей о своих планах и насчет цензуры, и многого иного.

В 1996 году я работал в «Известиях», которые тогда никому не принадлежали, были совершенно независимы. Еще до начала избирательной кампании наш главный редактор твердо сказал на заседании редколлегии:

— Мы сделаем все, чтобы коммунисты не пришли к власти.

Таково было общее настроение журналистов — и газетчиков, и телевизионщиков. Ельцину вовсе не надо было их покупать. Все понимали, что с избранием президентом Зюганова закончится свобода прессы. Григорий Явлинский говорил тогда журналистам:

— Зюганов — это не смена власти, а полная смена режима, государственного строя. Россия этого больше не выдержит. Следующих президентских выборов не будет, не станет поста президента. Править придет партия, генсек, советы...

Никита Михалков твердо выступил в поддержку Ельцина:

— С чистой совестью я могу сказать: президент России Борис Николаевич Ельцин должен продолжить начатое им дело! Обязан его продолжить. Как бы ни называлась Россия, она всегда ею останется, и ни один государь в ее истории, уходя со своего поста, не смел оставить державу для того, чтобы ее подобрал тот, у кого громче голос или толще дубина...

Именно поэтому на выборах 1996 года многие говорили: лучше Ельцин со всеми его недостатками, чем Зюганов и его команда. Народу не продавали кота в мешке, как это произойдет на следующих парламентских, а затем и президентских выборах. Все знали, кто такой Ельцин и чего от него ждать.

Да и кандидата от коммунистов трудно было назвать обаятельным политиком, за которого хочется голосовать. Один немецкий журналист так отозвался о Зюганове: он похож на трактор «Беларусь» — неуклюжий, неповоротливый, зато ему износу нет. За плечами бесцветная карьера. Бюрократ средней руки. Когда Зюганов говорит, кажется, что ему так же скучно, как и слушателям...

Постепенно заговорили, что в азарте ниспровержения Ельцина и критики его недостатков демократически мыслящие граждане зашли слишком далеко. Другого кандидата, способного составить конкуренцию Зюганову, в стране нет. Когда эта мысль распространилась достаточно широко, первый шаг к победе Ельцина был сделан.

Отношение к Ельцину в мире тоже изменилось. Еще недавно его сравнивали с положением Михаила Горбачева, когда тот отстранил своих либеральных советников (а нелиберальные его предали) и остался сначала без поддержки, а затем и без президентского поста. Но тут мир словно спохватился, испугавшись ухода Ельцина и прихода к власти радикальной оппозиции. Международный валютный фонд не колеблясь выдал России очередной кредит в десять миллиардов долларов.

Более того, обычно очень осторожный директор-распорядитель Международного валютного фонда Мишель Камдессю фактически поддержал Ельцина в борьбе за президентский пост. Он объяснил, что, если Ельцин проиграет выборы, МВФ может пересмотреть условия предоставления займа.

Руководитель Международного валютного фонда, ломая обычное о нем представление, сказал, что ничего не имеет против корректировок в сторону социальных проблем, о которых говорит Ельцин. Камдессю сам сказал, что всегда настаивал на создании в России надежной системы социальной защиты населения. Запад выразил поддержку Ельцину только по той причине, что не хотел видеть президентом Зюганова.

Канцлер Германии Гельмут Коль, похоже, взял на себя задачу мобилизовать Европу в поддержку Бориса Ельцина. Он отправил дипломатической почтой секретное послание Биллу Клинтону в Вашингтон и сделал несколько важных публичных заявлений в пользу Ельцина.

Впрочем, реалисты на Западе понимали, что они не в состоянии как-то повлиять на выборы в России. И даже наоборот, любая попытка показать, что Западу нравится тот или иной кандидат, скорее всего, привела бы его к поражению.

Стратегия ельцинского штаба была очень простой. Люди должны понять, что они делают выбор не между двумя кандидатами, а между будущим и прошлым, между нормальной жизнью и возвращением к тоталитарному режиму.

Сам Ельцин должен был опровергнуть представление о нем как о больном и уставшем человеке. Ему предстояло объехать всю страну и повсюду демонстрировать динамизм и решительность, готовность решать любые проблемы. Страна должна была увидеть прежнего Ельцина. И Борис Николаевич старался быть прежним.

Георгий Сатаров говорит:

— Когда надобно было решить практически невыполнимую задачу — победить на выборах при войне в Чечне, при низкой популярности, при неважном состоянии здоровья, он зарядился, настроился и был очень энергичен. Ему интересно было общаться со своим избирательным штабом, с аналитической группой. Такого неформального интеллектуального общения было в тот момент гораздо больше обычного...

Ельцин полностью подчинился советам и рекомендациям своего штаба. В каждой поездке по стране его сопровождали социологи, они сопоставляли настроения до и после появления президента. После одной такой поездки выяснилось, что рейтинг Ельцина не только не увеличился, но, напротив, упал.

Борису Николаевичу выложили на стол фотографии и показали: это была не предвыборная поездка, а какая-то начальственная инспекция — в центре президент, окруженный огромным количеством охранников, а где-то в отдалении горожане, которые пытаются услышать, что там барин говорит... А для сравнения вытащили его фотографии 1991 года, где Ельцин без всякой охраны — в окружении восхищенных избирателей.

Ельцин все оценил и сказал Коржакову:

— Понял? Чтобы я вас в поездках больше не видел.

И охрана действительно не мешала ему работать с избирателями. А предвыборная кампания шла трудно. Когда Ельцин встречался с людьми, они часто говорили: надо кого-то помоложе избрать. Борис Николаевич должен был доказать обратное.

Мало кто знал тогда, чего это ему стоило. Знаменитые кадры, когда Ельцин, сбросив пиджак, танцует на сцене, будут потом показаны сотни раз.

Певец Евгений Осин вспоминал:

— Во время моего выступления он вдруг попросил, чтобы ему «подыграли что-нибудь такое», и совершенно неожиданно выскочил на сцену, повергнув в шок администраторов и охрану...

Больное сердце нельзя подвергать таким испытаниям. Но он хотел победить и ради победы готов был на все.

Анатолий Чубайс через несколько лет после выборов рассказывал журналистам:

— Альтернатива Ельцину в 1996-м была одна — Зюганов. И я совершенно искренне говорю и повторяю: для меня тогда уже сильно болевший Ельцин был много лучше, чем совершенно здоровый Зюганов. Ельцин танцует... Это было его решение — сплясать. По-моему, личное. Во всяком случае, я никогда не мог найти человека, который бы ему это советовал. И он знал, чем рискует, что его может просто хватить инфаркт — и все, все кончится.

Борис Николаевич вернул себе симпатии тех избирателей, которые в нем успели разочароваться, но не стали ему врагами. Это как в семье — супруги ссорятся и все же надеются на возвращение былой любви. Ельцин словно проснулся, стал сильным и заботливым и смог вернуть эту любовь.

В середине марта рейтинг Ельцина прилично вырос. Он вышел на второе место после Зюганова, опередив Александра Лебедя и Григория Явлинского. Ельцин довольно быстро возвращал себе симпатии реформистски настроенной части публики. Но возникла новая проблема: хватит ли ему физических сил до конца избирательной кампании?

Проблемы с сердцем в 1995 году несколько раз укладывали Бориса Ельцина в постель. Кремль пустился во все тяжкие для того, чтобы скрыть детали его болезни, и это, естественно, породило множество слухов в России и за рубежом. Говорили, что состояние президента на самом деле хуже, чем об этом сообщается. Так оно потом и оказалось.

Официально было объявлено, что Борис Ельцин страдает от стенокардии или, точнее говоря, от ишемической болезни сердца. Это самое часто встречающееся сердечное заболевание и самая частая причина смерти. Предполагали, что у президента России был инфаркт, а может быть, и два. Потом оказалось, что их было больше...

Уже тогда возникало множество вопросов.

Почему его не лечат более активно, если он действительно болен тем, о чем было официально заявлено? Означает ли это, что президент отказался от средств, предложенных врачами? Почему он это сделал — по политическим соображениям, боясь, что пострадает его имидж? Чем можно объяснить периодически возникающую одутловатость лица? Действительно ли он иногда как бы нетвердо стоит на ногах? Если да, то какова причина? Может быть, из-за травмы спины, полученной в 1990 году, он принимает болеутоляющие средства, которые оказывают седативный эффект?

Только сам Борис Ельцин или его врачи могли точно ответить на эти вопросы. Но они-то как раз и молчали.

И июля 1995 года президента доставили в Центральную клиническую больницу с болью в области живота, связанной с сердечным заболеванием. Диагноз — ишемическая болезнь сердца, то есть ухудшение кровоснабжения сердечной мышцы.

Через несколько дней после того, как президент был госпитализирован, появилось официальное медицинское заключение, из которого следовало, что у президента был «мелкоочаговый инфаркт миокарда» — то есть такой инфаркт, который не прорывает стенки сердца. Главная проблема состояла в поражении сердечной мышцы в результате злоупотребления алкоголем, поэтому у больного возникла острая сердечная недостаточность.

Тогда Борис Ельцин провел две недели в больнице и еще две недели в санатории. Врачи говорили о необходимости изменить образ жизни, в частности отказаться от алкоголя. Ельцин к рекомендациям не прислушался.

26 октября 1995 года он вновь был госпитализирован. Официальный диагноз был прежним — «острая ишемическая болезнь». Сообщили, что электрокардиограмма президента немногим отличается от предыдущей. Это должно означать, что инфаркта миокарда у Бориса Ельцина не было. Но некоторые специалисты в Москве справедливо полагали, что Борис Ельцин перенес повторный инфаркт.

В декабре у Ельцина еще один инфаркт, сопровождавшийся падением артериального давления и сердечной недостаточностью. Его врачи были сильно напуганы. Пациент нуждался в серьезном лечении, о чем Ельцин не желал даже слышать.

Американские врачи, не имевшие, правда, возможности осмотреть российского президента, первыми заговорили о том, что Борису Ельцину необходимо аорто-коронарное шунтирование. Это очень серьезная и тяжелая операция на сердце. Но Ельцин отложил операцию на время после выборов.

5 мая 1996 года начальник Службы безопасности президента Коржаков заявил корреспондентам, что президентские выборы нужно отменить. Ельцин публично осудил Коржакова и подтвердил, что выборы состоятся в условленный срок.

В реальности идея отмены выборов активно обсуждалась в Кремле. В апреле после довольно быстрого и неожиданного роста рейтинга Ельцина вдруг наступил период некоторого падения. Вот уже он сравнялся с Зюгановым, и вдруг все пошло назад. Вот это была опасная тенденция.

Вадим Печенев, который руководил Главным программно-аналитическим управлением администрации президента, рассказывал мне:

— Мне дали на обработку записочку, в которой предлагалось все-таки с учетом этой тенденции подумать, стоит ли проводить президентские выборы. Записка не была подписана. Естественно, такие документы не подписываются. Передали ее Ельцину или нет, я не знаю. Она была при мне прочитана, вслух никак не прокомментирована и положена в папку для доклада...

Сам Коржаков потом рассказывал, что он три раза встречался с членом президиума компартии Виктором Зоркальцовым и предлагал коммунистам отложить выборы, скажем, на два года. Зоркальцов передавал содержание разговоров Зюганову, Коржаков — Ельцину. Коржаков предлагал организовать Зюганову встречу с президентом, чтобы обговорить все детали. Руководители всех партий могли бы собраться и договориться о том, что выборы откладываются. При этом Коржаков исходил из того, что за два года можно будет подготовить преемника Ельцину, и даже назвал имя преемника — Олег Сосковец.

Если Коржаков стал говорить о преемнике Ельцина, то понятно, почему он вскоре был уволен — вместе с Сосковцом, которого генерал-охранник прочил в президенты...

— Президент сам придумал отменять выборы или это ему посоветовали? — спросил я Георгия Сатарова.

— У меня было ощущение, что это во многом инспирировано Коржаковым. Утверждать не могу, но такое ощущение, что это во многом шло с той стороны.

Через несколько лет тогдашний министр внутренних дел Анатолий Куликов расскажет, что это он блокировал отмену выборов и чисто силовой вариант, при котором Ельцин в любом случае оставался у власти.

Георгий Сатаров:

— Рассматривался такой вариант. Действительно, Куликов принимал участие в его блокировании. Но не он один. На самом деле была группа людей в Кремле, которым было поручено готовить этот вариант с политической, с юридической точек зрения.

— Как это происходило?

— В воскресенье, 17 марта, президент вызвал своих помощников, нескольких министров. Сказал: я принял такое решение, готовьте документы о роспуске Государственной думы, запрете компартии и переносе президентских выборов. И эти люди, которые выполняли это поручение президента, одновременно готовили материал, из которого неоспоримо следовало, что отменить выборы никак нельзя. Ему на стол положили материалы и «за», и «против».

Все помощники президента были категорически против. Анатолий Чубайс сказал:

— Остается только одно — писать заявление об уходе. Это ведь политическая гибель президента.

Помощники написали Ельцину записку с аргументами против. Около одиннадцати вечера позвонили ему на дачу: Борис Николаевич уже спал. Илюшин остался в Кремле, чтобы на следующий день попасть к президенту первым. Ельцин приехал в Кремль без пятнадцати шесть утра. Илюшин положил ему на стол записку, подписанную всеми помощниками.

23 марта в шесть утра президент собрал нескольких силовиков, Черномырдина, главу администрации Николая Егорова. Министр внутренних дел Куликов говорил, что в половине регионов России коммунисты контролируют законодательную власть. Если они выведут своих людей на улицу, министр не может поручиться за своих людей: что делать, если часть милиции поддержит президента, а другая — коммунистов?

Татьяна Дьяченко привела к отцу Анатолия Чубайса, который убежденно говорил, что в нынешней ситуации сгорит тот, кто первым выйдет за конституционное поле. Отменять выборы нельзя. Под таким напором Ельцин сдался.

Между группами Чубайса и Коржакова шла настоящая война. Причем Ельцин все больше доверял Чубайсу и его людям. Татьяна Дьяченко рассказывала отцу, какие это гениальные ребята.

Коржаков этих восторгов не разделял. Он, вероятно, боялся, что Ельцин проиграет или не выдержит физически. Но забота о здоровье президента для Коржакова была и заботой о самом себе. Если бы Ельцин решил остаться у власти без выборов, то никакой Чубайс ему не нужен, а генерал Коржаков необходим позарез.

У Коржакова в руках был весомый аргумент — пугающее заключение консилиума, подписанное кремлевскими врачами 20 мая 1996 года:

«За последние две недели в состоянии здоровья Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина произошли изменения отрицательного характера.

Все эти изменения напрямую связаны с резко возросшим уровнем нагрузок как в физическом, так и эмоциональном плане. Существенную роль играет частая смена климатических и часовых поясов при перелетах на большие расстояния. Время сна сокраще- -но до предела — около 3—4 часов в сутки.

Подобный режим работы представляет реальную угрозу здоровью и жизни Президента».

Проводить или не проводить выборы — это решение было трудным для Ельцина. Что бы ни говорили ему штабные аналитики, элемент риска оставался..Никто не мог гарантировать ему победы. Он мог проиграть и потерять все — не только власть. Если бы победил Зюганов, Ельцину припомнили бы все, начиная с запрета компартии и Беловежских соглашений и кончая расстрелом Белого дома в октябре 1993 года.

Реальная ситуация и настроения в стране президенту были известны. Он получал информацию из множества источников. Каждый понедельник в одиннадцать часов руководитель администрации Николай Егоров вручал ему подготовленный в трех экземплярах секретный обзор ситуации и прогноз на ближайшее будущее. Документ Вадим Печенев составлял на своем компьютере, работал на отдельных Дискетах — это была относительная гарантия того, что не произойдет утечки информации. Потом все исходные материалы уничтожались... -

Отмена выборов, введение чрезвычайного положения, скажем под предлогом чеченской войны, казались соблазнительно простым выходом, избавлением от всех проблем. Но одновременно Ельцин понимал, какую ненависть он вызовет в стране, если введет диктатуру — пусть даже на время. Кроме того, левые радикалы могли спровоцировать новое кровопролитие в стране, как осенью 1993 года. И главное: отменить выборы — это означало перечеркнуть всю его прошлую жизнь. Ельцин хотел быть президентом, избранным народом. И он предпочел рискнуть. Он верил в себя.

Кандидат от компартии Геннадий Зюганов призывал Ельцина провести с ним теледебаты в прямом эфире. Борис Николаевич, находясь в Астрахани, ответил:

— Я тридцать лет был коммунистом и столько наслушался этой демагогии, что сегодня, при моем демократическом мировоззрении, я выдерживать ее больше не могу...

В середине мая Ельцин уже опережал Зюганова на 10 процентов. Люди увидели энергичного, активного президента — прежнего президента. Он удачно выступил 9 Мая перед участниками военного парада на Красной площади. Он ездил по стране, разговаривал с людьми, слышал их и что-то сразу делал. Например, прилетев в Омск, Ельцин прямо на трибуне подписал указ «О дополнительных мерах государственной поддержки экономического и социального развития Сибири». Правительство, сокращая задолженность, рассчитывалось с пенсионерами и бюджетниками.

И все-таки для победы этого было недостаточно. В окружении Ельцина пытались укрепить его позиции с помощью Явлинского — уговаривали Григория Алексеевича снять свою кандидатуру в пользу Ельцина. Они дважды встречались, прощупывали друг друга. Ельцин уже подписал указ о назначении Явлинского вице-премьером. Но не сговорились... 17 мая Явлинский написал президенту письмо с перечислением условий, на которых он готов поддержать Ельцина. Это был трудновыполнимый ультиматум. Явлинский не хотел выбывать из президентской гонки.

На предмет заключения стратегического союза прощупывали Александра Ивановича Лебедя, который тоже выставил свою кандидатуру в президенты.

Лебедь пытался предложить себя в роли третьей силы, симпатичной тем, кто не желает голосовать ни за Ельцина, ни за Зюганова. Но он вступил в предвыборную борьбу без денег, без команды и без собственной партии.

Генерал-лейтенант Лебедь, профессиональный военный, десантник по специальности, был, без сомнения, одним из самых оригинальных политиков. Наделенный от природы здравым смыслом и своеобразным юмором, он произвел на страну неизгладимое впечатление, когда его стали показывать по телевидению. Одних он пугал, другие им восхищались, но, так или иначе, телевидение сделало из него знаменитого человека.

Что бы потом о нем ни говорили, Александр Иванович Лебедь был очень незаурядным человеком. Жизнь у него была тяжелой. Подростком получил колом по лицу, результат: сотрясение мозга и нос своротили на сторону.

Но упорства и настойчивости ему было не занимать. Он хотел стать военным летчиком. Не прошел медицинскую комиссию. Выяснилось, что ему надо вырезать гланды и выпрямить перегородку в носу. Пришел на следующий год. На~сей раз отправили лечить гайморит. Пришел вновь — и теперь уже выяснилось, что по приказу министра обороны тех, у кого было две операции, в летчики не берут. С горя Лебедь решил стать десантником.

Первый прыжок — и неудачный: сломал копчик в четырех местах. Не испугался. Судя по всему, он вообще ничего никогда не боялся. Александр Иванович Лебедь окончил Рязанское воздушно-десантное командное училище. Природные данные, боевая выучка, принадлежность к элитарным частям воспитали в нем полнейшую уверенность в собственных силах. Рука у него тяжелая, люди ему подчинялись.

Важную роль в его жизни сыграло то, что его командиром оказался будущий министр обороны Павел Сергеевич Грачев. У Грачева было много недостатков, но он человек широкой и щедрой души, привык друзьям помогать. Он вел за собой Лебедя, который сделал изрядную карьеру.

Лебедь воевал в Афганистане, как и его брат Алексей, который теперь возглавляет Хакасию. Воевал успешно и удачно.

Кто знаком с генеральскими мемуарами, помнит, наверное, как тогда еще полковник Лебедь наводил порядок в Баку во время январских погромов 1990 года. Он заходил с пистолетом в руке в кабинет местного начальника, и это пугающее зрелище любого заставляло беспрекословно повиноваться. Уверенность в том, что он таким способом — с пистолетом в руке — способен навести порядок во всей стране, не-покидала Лебедя.

В августе 1991-го командующий воздушно-десантными войсками генерал Грачев отправил своего заместителя по боевой подготовке генерала Лебедя в здание Верховного Совета Ельцину на выручку. А вскоре десантник Лебедь получил под командование общевойсковую армию, что открывало большие перспективы. Оставалось только окончить Академию Генерального штаба. Но получилось иначе.

Три года, с июня 1992-го, он командовал 14-й армией, расквартированной в Приднестровье. Там шла настоящая война между армией Молдавии и гвардейцами Приднестровья, которые не хотели быть частью Молдавии и образовали никем непризнанную Приднестровскую Молдавскую Республику. Лебедь прекратил эту войну и стал известен всей стране. Он начал воспринимать себя как самостоятельную фигуру.

Нарушив армейскую дисциплину, он вступил в публичный спор с министром обороны Грачевым. Ельцин, видимо, не обратил внимания на мятеж одного из генералов, позволил Грачеву уволить Лебедя в запас и создал себе еще одну проблему.

Мятежный генерал появился в Москве в роли оппозиционного политика. В декабре 1995 года Лебедь стал депутатом Государственной думы и начал подумывать о президентстве.

Его подхватил Конгресс русских общин — карликовая партия, которая обещала объединить русских, оказавшихся за пределами России. КРО в тот момент возглавлял Юрий Скоков, уже покинувший стан Ельцина, но желавший вернуться в политику.

В предвыборном списке КРО Лебедь шел вторым номером, но и он не помог партии преодолеть пятипроцентный барьер. Сам Александр Иванович получил депутатский мандат в Туле, где когда-то командовал воздушно-десантной дивизией. В январе 1996 года Конгресс русских общин выдвинул его кандидатом в президенты. Но с людьми из КРО Лебедь поссорился и оказался в неудачном для политика одиночестве.

Он восхищал многих военной прямотой высказываний, хотя одновременно и отпугивал. Лебедь доказывал, что диктатором быть не собирается.

Накануне первого тура голосования «Комсомольская правда» опубликовала стенограмму закрытого заседания предвыборного штаба Лебедя. Александр Иванович говорил:

«Лебедь не собирается страну на рога ставить. Не будет кровавых бифштексов. Эти придурки войну в кино видели, а моя жена на меня похоронку получала. С меня хватит. Но сохранить мир в стране и тихо сидеть в том дерьме, в котором мы сидим, — не одно и то же... Порядок будем наводить не танками. Если в России будет порядок — значит, будет работать экономика. Вот тут и будет стабильность — стабильно платятся зарплаты, бандиты стабильно сидят в тюрьме...»

Александр Коржаков потом расскажет, как он беседовал с Лебедем. Коржаков уговаривал Лебедя снять кандидатуру, взамен предлагал ему пост командующего воздушно-десантными войсками:

— Вот твой предел, зачем тебе политика? Мы с тобой одного возраста, одного воспитания, в одно время даже генералов получили. Экономики не знаешь. Куда тебе в президенты?

Лебедь предложения не принял:

— Я себе цену знаю...

Два генерала выпили, и разговор принял весьма живой характер. Лебедь, по словам Коржакова, с намеком сказал:

— Я вижу, что-вы очень крутой. Пуля любого крутого свалит.

Коржаков согласился:

— Я давно это знаю. Когда у меня стали ноги слабеть, я начал заниматься стрельбой, дошел до мастера спорта.

А Лебедь опять свое:

— Побеждает тот, кто выстрелит первым.

Коржаков его поправил:

— Побеждает тот, кто первым попадет...

Хороший разговор для двух генералов. Но эта беседа не была последней.

Социологи в президентском штабе пришли к выводу, что Лебедь больше опасен не Ельцину, а Зюганову, ибо он способен отобрать голоса у Геннадия Андреевича. После этого Лебедь получил неприметную для посторонних помощь президентской команды и — главное — стал появляться на телеэкранах. Новое и необычное лицо действительно привлекло к себе внимание немалой части избирателей, которые не хотели голосовать за Ельцина, но предпочли Зюганову Лебедя.

Аман Тулеев за неделю до выборов снял свою кандидатуру в пользу Зюганова. Все антиельцинские силы сплотились вокруг Геннадия Андреевича.

16 июня прошел первый тур голосования. Он был не очень удачным для Ельцина. Он шел первым, но разрыв между Ельциным и Зюгановым был пугающе небольшим. Ельцин получил 35,2 процента, Зюганов — 31,95 процента. Теперь им предстояла схватка во втором туре.

Сенсацией был успех Александра Лебедя — он собрал 11 миллионов голосов, около 15 процентов, вдвое больше Явлинского. В команде Лебедя работал Алексей Головков, бывший соратник Гайдара. Он очень хорошо провел избирательную кампанию, особенно ее последние недели.

Перевес Ельцина над Зюгановым был настолько мал, что ситуация внушала серьезные опасения.

И главное, как поведут себя люди, которые в первом туре голосовали за Явлинского, Лебедя и других кандидатов? Кому они отдадут голоса — Зюганову или Ельцину? И придут ли благодушные сторонники президента еще раз голосовать или уедут на дачу в теплый летний день?

У кого-то даже возникла безумная идея просить Ельцина снять свою кандидатуру, тогда Зюганов во втором туре встретится с Лебедем и проиграет.

Через три года Анатолий Чубайс расскажет, что сразу после первого тура президентских выборов, когда президент из-за инфаркта не мог продолжать избирательную кампанию и страна висела на волоске, он пришел к Явлинскому и сказал:

— Забудь на секунду о своих амбициях, забудь о том, что тебе очень хочется занять должность президента. Ну кончилось уже это! Сегодня вопрос не о Чубайсе или Явлинском, сегодня вопрос о стране, у которой завтра может быть красный президент со всеми последствиями, о которых ты знаешь не хуже меня. Вот решение, которое дает тебе возможность реально взять на себя ответственность.

Явлинскому предлагали пост первого вице-премьера. Взамен надо было поддержать Ельцина во втором туре.

Явлинский отказался:

— А почему, если я вам так нужен, ты предлагаешь мне должность первого зама, а не председателя правительства?

Потом Григорий Алексеевич сказал, что не считал возможным поддержать Ельцина, хотя и не хотел, чтобы победил Зюганов...

Тогда было решено заключить союз с Лебедем. И это получилось! Лебедь очень помог Ельцину, хотя, пожалуй, погубил тогда собственную политическую карьеру.

Если бы Александр Иванович остался видным оппозиционным политиком, у него, возможно, сохранился бк шанс на вторую попытку в 2000 году. Но он был слишком неопытен, хотел получить все и сразу. Не победив на выборах, он не знал, чем ему заняться. Сидеть в Думе — это не для него. И тут подоспело предложение Ельцина войти в президентскую команду. У провинциального генерала, не успевшего освоиться в Москве, можно сказать, закружилась голова от близости власти.

Лебедь встретился с Ельциным, и они договорились.

Первым делом в отставку отправили министра обороны Павла Грачева, с которым у Лебедя вышел конфликт. В Кремле тогда пошли бы и на большее, лишь бы сговориться с Лебедем.

19 июня Лебедь предложил своим сторонникам голосовать за Ельцина. Взамен он получил крепкое рукопожатие Ельцина, который многозначительно сказал, глядя в телекамеры:

— Это союз двух политиков.

На самом деле это была циничная сделка. Ельцин накануне второго тура голосования покупал Лебедя и покупал голоса его избирателей. А Лебедь, казалось, не верил своим глазам: неужели это он в Кремле, рядом с президентом?

Александру Ивановичу дали должность секретаря Совета безопасности и помощника президента. И он сразу же поспешил разделаться с недавними обидчиками. Наслаждаясь своей новой ролью, он рассказал журналистам, что подавил ГКЧП-3: будто бы в комнате отдыха министра обороны Грачева 18 июня высокопоставленные военные и с ними министр обороны Грузии говорили о том, что надо поднять войска Московского военного округа и заставить Ельцина оставить Грачева и не пускать Лебедя во власть.

Позже выяснилось, что ничего этого не было. Грачевские любимцы сокрушенно собирали вещи и прощались с министерством обороны. А кто-то поспешил выслужиться перед Лебедем и нашептал ему нечто многозначительное.

Но едва президентская команда одержала маленькую победу, подкрепив Ельцина Лебедем, как все чуть было не рухнуло. В тот же день вечером разразился скандал вокруг картонной коробки из-под бумаги для ксерокса, в которой вместо белой бумаги высокого качества лежало полмиллиона долларов.

Президента Ельцина едва не погубила хорошо подготовленная операция его собственной Службы безопасности во главе с Александром Коржаковым.

Накануне вечером генерал Коржаков подписал распоряжение о проведении «спецмероприятия» в кабинете заместителя министра финансов Германа Кузнецова в Белом доме. Кузнецов был казначеем предвыборной кампании Ельцина и имел второй кабинет в здании правительства.

Руководил операцией полковник Валерий Стрелецкий, один из подчиненных Коржакова. В Службе безопасности президента был отдел «П», который занимался борьбой с коррупцией и другими должностными преступлениями в правительстве, и отдел «К», ведавший администрацией президента. Полковник Стрелецкий, который перешел к Коржакову из Московского уголовного розыска, возглавлял отдел «П».

Его оперативники ночью вскрыли сейф в кабинете заместителя министра и нашли там то, что и ожидали увидеть, — полмиллиона долларов в банковской упаковке. Тогда еще действовала отмененная позже статья Уголовного кодекса, запрещавшая внебанковские операции с валютой.

В кабинете установили аппаратуру прослушивания, а «слухачи» устроились этажом выше. На следующий день ловушка сработала. Когда два человека в пять вечера пришли в кабинет Кузнецова за деньгами, полковник Стрелецкий довольно доложил Коржакову:

— Мышеловка захлопнулась.

Коржаков приказал действовать.

Через двадцать минут на выходе из Белого дома на втором контрольно-пропускном пункте заранее предупрежденная охрана задержала заместителя генерального директора Общественного российского телевидения Аркадия Евстафьева, бывшего пресс-секретаря Чубайса, и генерального директора компании «ОРТ-реклама» Сергея Лисовского, организатора кампании «Голосуй или проиграешь».

Самые известные артисты и музыканты ездили по стране, устраивали концерты и призывали молодежь голосовать за Ельцина. После выборов президент собственноручно напишет на одном из предвыборных плакатов: «Сергею Лисовскому. Вы голосовали — мы выиграли. Борис Ельцин».

Лисовский держал в руках картонную коробку из-под ксерокс-ной бумаги. Евстафьев его сопровождал. Лисовского попросили предъявить пропуск на вынос материальных ценностей. Пропуска, естественно, не было. Вызвали понятых, вскрыли коробку. В ней лежало полмиллиона долларов наличными. Лисовского и Евстафьева повели на допрос.

Генерал Коржаков прекрасно знал и откуда брались деньги, и кому они предназначались.

Тот же Коржаков рассказывал через несколько лет, что управляющий делами президента Павел Бородин собрал десять банкиров в первом корпусе Кремля, устроил обед. Всем предложили скинуться по пятьдесят миллионов, и все согласились. Эти деньги офицеры Службы безопасности развозили по стране руководителям предвыборных штабов Ельцина. Безопасность этих денежных операций обеспечивал заместитель Коржакова генерал Георгий Рогозин. Все избирательные кампании в стране проводились с помощью «черного нала».

Во-первых, закон, установивший очень низкий уровень средств, которые кандидат мог использовать для агитации в свою пользу, обрекал кандидатов на его нарушение. Во-вторых, неучтенные наличные деньги циркулировали во всей экономике — зачем платить налоги, если их можно не платить? В-третьих, «черный нал» существует во всем мире — в 1999 году в Германии разразится скандал, когда выяснится, что бывший канцлер Гельмут Коль тайно получал от промышленников наличные деньги на предвыборную кампанию.

Почему же вдруг Коржаков решил разоблачить своих коллег по предвыборному штабу Ельцина? Как станет потом известно, Служба безопасности подбирала материалы на всех, кто окружал президента.

Скажем, Коржаков плохо относился к первому помощнику президента Виктору Илюшину, и за ним велась слежка, то есть формально — за женщиной, с которой Илюшин регулярно играл в теннис.

Оперативники Коржакова установили, что Илюшин вроде бы передавал ей какие-то документы, которые она просматривала в своей машине. Обнаружили и некоего гражданина Италии, который беседовал с этой женщиной до и после ее встреч с Илюшиным. Потом этот человек шел в квартиру, которая, по словам начальника отдела Службы безопасности полковника Валерия Стрелецкого, «была хорошо известна нашим спецслужбам. В ней жил... установленный разведчик ЦРУ». Но самое любопытное заключается в том, что за этой находкой ничего не последовало. Илюшин остался на своем месте.

Вероятно, такого рода оперативная информация накапливалась на всякий случай — с ее помощью можно было вывести из игры любую фигуру, даже самую крупную.

Можно предположить, что внезапное появление Александра Лебедя в президентском окружении сразу изменило баланс сил вокруг Ельцина — и не в пользу. Коржакова. Становилось очевидным, что после победы Ельцина во втором туре позиции Чубайса и его команды невероятно окрепнут. А позиции коржаков-ской команды ослабнут.

Видимо, у генерала Коржакова сдали нервы. Возможно, он увидел, что если Ельцин убрал Грачева, то может убрать и его самого. Он решил сделать предупредительный выстрел. Он вовсе не собирался устраивать публичный скандал — понимал, что это ударит в первую очередь по Ельцину. Он хотел получить в руки крупный козырь против Чубайса. Это была схватка за влияние на президента.

Вначале все шло по плану. Коржаков позвонил своему другу Барсукову, директору Федеральной службы безопасности. Михаил Иванович поручил это дело начальнику управления Федеральной службы безопасности по Москве и Московской области генералу Анатолию Трофимову. Бывшие диссиденты были потрясены его назначением — помнили, как он, тогда следователь КГБ, вел дела «антисоветчиков».

Трофимов рьяно взялся за дело. Приехал следователь, стали допрашивать Евстафьева и Лисовского. От них требовали назвать имена тех, кто распоряжался этими деньгами.

Но дальше произошло непредвиденное. О задержании Евстафьева и Лисовского стало известно. Считается, что тревогу подняла личная охрана Сергея Лисовского.

Через три часа после их задержания Чубайс уже знал, что идет допрос. Для Чубайса и его команды это была тяжкая ночь. Все могло повернуться очень печально, ждали ареста. Во всяком случае, они исходили из худшего варианта — в ФСБ им подберут уголовную статью, сделают соучастниками хищения валютных средств, посадят. Они собрались у Березовского, в Доме приемов «ЛогоВАЗа». Охрана Березовского установила, что за домом следят — предположительно сотрудники Федеральной службы безопасности.

Но Чубайса недаром называют самым гениальным менеджером России. Он не струсил, не испугался, а, напротив, ринулся в бой. Коржакову не следовало тягаться с Чубайсом. Анатолий Борисович сумел безвыходную, проигрышную ситуацию обратить в свою победу.

Он позвонил директору Федеральной службы безопасности Барсукову и разговаривал с ним очень жестко, так, словно был уверен в силе своей позиции. Чубайс требовал немедленно освободить задержанных, говорил, что Барсуков с Коржаковым предали президента. Барсуков явно потерял уверенность и засомневался, а не ошибся ли Коржаков, затеяв все это.

Чубайс позвонил и начальнику столичного управления госбезопасности генералу Трофимову. Тот на всякий случай уверял, что вообще ничего не знает и не стоит беспокоиться...

Чубайс связался с Лебедем и Черномырдиным. Виктор Степанович не спешил определить свою позицию. А Лебедь был рад каким-то образом прищемить хвост всесильному Коржакову. Включилась и дочь президента Татьяна Дьяченко, которая была возмущена действиями Коржакова и Барсукова.

Самым сильным ходом стало решение рассказать о происшедшем по телевидению — поздно вечером на НТВ с экстренным выпуском новостей появился Евгений Киселев:

— Страна на грани политической катастрофы!

Люди вздрогнули: неужели опять попытка переворота?

Полковник Стрелецкий первым сообразил, что ничего не получилось, и позвонил своему начальнику Коржакову:

— Александр Васильевич, время упущено. Видимо, сделать уже ничего не удастся.

Стрелецкому позвонил Барсуков. Полковник растерянно спросил его:

— Что делать будем, Михаил Иванович?

— Сухари сушить. Давай заканчивай, задокументируй все и отпускай их к чертовой матери. Утром будем разбираться.

Тон сотрудников Службы безопасности, которые допрашивали Евстафьева и Лисовского, сразу изменился: нам не надо скандала, ведите себя тихо. В четыре утра, оформив изъятие денег, Евстафьева и Лисовского отпустили.

Чубайс успел заручиться поддержкой нового секретаря Совета безопасности Лебедя. Александр Лебедь, ошеломленный своим вознесением на вершину власти, едва ли понял, что случилось. Для него слишком много событий произошло в один день. Он явно не справлялся с ситуацией.

Но его слова насчет того, что «любой мятеж будет подавлен, и подавлен предельно жестоко», сказанные в четыре часа ночи в объектив телекамеры, прозвучали как твердое осуждение действий Коржакова и Барсукова. Правда, и это не имело особого значения. Все решала позиция Ельцина.

Царедворцы Коржаков и Барсуков ни у кого не вызывали симпатий. Челядь не любят. В общественном мнении они проиграли сразу. Сила их состояла в особой близости к президенту. Коржаков в любую минуту мог соединиться с президентом. Другие — нет. Трубку любого президентского аппарата снимал один из людей Коржакова.

Генерал не сомневался в поддержке президента. Не может же Борис Николаевич всерьез обидеться на своего настоящего и, может быть, единственного искреннего друга. Ну, в худшем случае отругает за то, что устроили ненужный шум, не сумели все сделать чисто и аккуратно. Коржаков и не понял масштабов разразившегося в стране скандала...

В восемь утра Ельцин выслушал Коржакова и Барсукова и вполне спокойно отнесся к их объяснениям. Но Ельцину сообщили, что Чубайс, который безуспешно пытался с ним связаться, уже назначил пресс-конференцию. Понятно было, что он скажет. Ельцин мог в один день потерять и всю команду, занимавшуюся выборами, и накануне второго тура стать действующим лицом скандала, губительного для его репутации.

В десять утра в президентском кабинете появился Анатолий Чубайс. Он говорил откровенно и, как всегда, убедительно. Объяснил, что деньги предназначались артистам, которые участвуют в акции «Голосуй или проиграешь». Иного способа заплатить артистам столько, сколько они стоят, нет. Коржаков прекрасно это знал и устроил эту провокацию, чтобы избавиться от него, Чубайса, и от других — тех, кто работает в предвыборном штабе. А может быть, и вовсе для того, чтобы сорвать выборы. И почти добился своего.

Чубайс воспользовался этой историей, чтобы убедить Ельцина убрать Коржакова, Барсукова и Сосковца.

Ельцин оказался перед выбором: или он отказывается от Чубайса и его компании и в результате вполне может проиграть во втором туре, или он расстается с Коржаковым и его компанией и побеждает...

На самом деле никакого выбора у Ельцина не было. Он мог принять только одно политически правильное решение. И раздумывал он недолго. Все было предельно ясно'. Вся его жизнь была подчинена одной цели — власти. И эмоции ему не мешали.

Но это был, пожалуй, первый случай, когда расставание с одним из подчиненных далось ему непросто: Коржаков был самым близким ему человеком. В определенном отношении он был ближе жены...

Президент велел Барсукову и Коржакову писать рапорты об отставке. Коржаков рассказывал потом, что они сочиняли их с улыбочками. Видимо, не верили, что это всерьез: погорячился — отойдет... Коржаков написал президенту письмо с просьбой принять их с Барсуковым и выслушать, передал через Анатолия Кузнецова, адъютанта президента. Борис Николаевич прочитал, спросил: где Коржаков? Сидит в своем кабинете в Кремле — был ответ. Президент приказал опечатать кабинет, отключить телефоны, отобрать машину и удостоверение.

Утром Ельцин представил Лебедя Совету безопасности и сказал, что решил уволить Сосковца, Барсукова и Коржакова. Он сказал на Совете безопасности:

— В целях усиления и обновления команды я освободил первого заместителя председателя правительства Олега Сосковца, руководителя Федеральной службы безопасности Михаила Барсукова и руководителя Службы безопасности президента Александра Коржакова. Надо менять кадры, чтобы были свежие люди. Все время меня упрекают за Барсукова, Коржакова, Сосковца. Разве президент должен за них работать?.. Никогда такого не бывало, чтобы я работал по подсказке Коржакова... Силовые структуры надо заменить: они слишком много стали на себя брать и слишком мало отдавать...

Выступал он безумно коряво, так что многие и не поняли, что именно он хотел сказать. Коржаков даже потом с издевкой рассказывал, что мама его упрекала: надо было с президентом делиться. А Ельцин хотел сказать простую вещь — Коржаков и его друзья перестали быть полезными, стали обузой, жили за счет президентского авторитета. А зачем ему такие помощники?

Днем Чубайс устроил знаменитую пресс-конференцию, .на которой говорил об опасности военного переворота, о том, что организаторы этой провокации целились в президента.

Выступал Анатолий Борисович очень красноречиво:

— Речь идет о попытке ареста двух ключевых членов избирательного штаба Ельцина. Мне бы хотелось сказать о том, что само по себе это событие является завершающей стадией достаточно длительной и тяжелой борьбы — борьбы между той частью ельцинской администрации, которая работала на победу Ельцина в демократических выборах, и той частью ельцинской администрации, которая предпочитала выход на силовые решения.

По сути дела, сегодня уже можно с очевидностью сказать, что именно господа Сосковец, Коржаков, Барсуков были лидерами той части российской власти, которая возлагала свои надежды на силовые варианты решения выборных задач в России. Это проявлялось многократно в течение последнего времени. Собственно говоря, это проявлялось в то время, когда именно эта команда в феврале прошлого года была отстранена Ельциным от руководства избирательной кампанией. Однако они, что называется, не сложили руки и предприняли усилия для того, чтобы вновь подготовить условия для силовых действий в России.

Вы хорошо знаете о том, что некоторые из членов этой команды проговаривались и прямо говорили о том, что выборы в России надо переносить. Именно исходя из этой логики, для такой силы после первого тура выборов наступил критический момент.

Суть этого критического момента была связана прежде всего, собственно, с победой Бориса Ельцина в первом туре выборов, которая, по сути дела, сделала почти бессмысленными попытки перевода ситуации в силовое русло. А второе решение Ельцина, принятое через день после этого, — решение о назначении генерала Лебедя секретарем Совета безопасности России, — лишило последних надежд сторонников силовых решений в российской власти.

Ельцин активно приступил к обновлению своей команды. Ельцин, как вы знаете, не ограничился решением по назначению Лебедя секретарем Совета безопасности — он приступил и к решению по обновлению руководителей силовых структур. Начал это с Павла Грачева. Неудивительно, что именно в этот момент для господ Коржакова, Барсукова и духовного отца — господина Сосковца стало очевидно, что надежд на сохранение их во власти без силовых решений не существует. С каждым днем, с каждым часом истекали последние надежды на силовое решение проблемы выборов в России.

Именно с этим я связываю ту безумную провокацию, на которую пошли эти господа в ночь со вчерашнего дня на сегодняшний, когда они сфабриковали провокацию, арестовали двух ключевых членов команды президента, работавших на выборы, добиваясь, как я полагаю, стратегических целей.

Ситуация развивалась непросто. Были в ней драматические моменты. Итог этой ситуации подвел президент Ельцин час назад. Как вы знаете, им принято решение об увольнении господина Сосковца, господина Коржакова и господина Барсукова с занимаемых постов.

Я бы особо отметил роль, которую сыграл в этом процессе вновь назначенный секретарь Совета безопасности Лебедь, который своей жесткостью, твердостью, способностью ясно и последовательно отстаивать те цели, которые изложены в его программе под названием «Правда и порядок», оказал важную поддержку Борису Ельцину в ключевой для него момент.

По сути дела, мы с вами стали свидетелями того, как вновь образованный политический союз не просто подтвердил свою работоспособность, а доказал, что именно в рамках этого союза российские зласти способны преодолевать самые тяжелые, самые опасные кризисы власти на любых уровнях.

В моем представлении, три дня назад, когда Борис Ельцин назначил Лебедя секретарем Совета безопасности, был вбит последний гвоздь в крышку гроба истории российского коммунизма. Сегодня ночью и днем, когда Борис Ельцин принял решение об увольнении господ Сосковца, Барсукова и Коржакова, был вбит последний гвоздь в крышку гроба иллюзий по поводу военного переворота в российском государстве.

Для нас абсолютно очевидно, что это мощное, волевое решение президента еще раз доказывает уникальный политический потенциал этого человека, еще раз доказывает его потрясающую способность глубоко и стратегически оценивать ежедневные события и принимать по ним абсолютно необходимые решения в абсолютно необходимый момент. Или — обобщая все то, что сказано, — с моей точки зрения, то, что произошло сегодня, означает неизбежную победу Ельцина во втором туре президентских выборов 3 июля этого года...

Чубайса, естественно, спросили, какие именно деньги выносили из Белого дома его помощник Евстафьев и активный участник президентской кампании Сергей Лисовский.

Анатолий Борисович знал, как и Коржаков с Барсуковым, что это за деньги — ими из черной кассы оплачивались услуги участников борьбы за избрание Ельцина президентом.

Но говорил Чубайс другое:

— Я глубоко убежден в том, что так называемая коробка с деньгами является одним из традиционных элементов традиционной кагэбэшной советской провокации, опыт которых в нашей стране чрезвычайно велик. Мы хорошо знаем, как российским диссидентам, да и не только им, подбрасывались валюта, деньги. А недавно были свидетелями подобной ситуации с подбрасыванием наркотиков. К сожалению, это демонстрация тех методов, которые стали почти обыденными вновь для господ Барсукова и Коржакова. И я убежден в том, что эта провокация, эта фальсификация в ближайшее время будет на официальной основе правоохранительными органами полностью развеяна...

Въедливые иностранные корреспонденты спрашивали:

— Как вы объясните заявление сегодня утром Черномырдина насчет того, что службы безопасности действовали правильно, предотвратив незаконный вынос денег, которого, как вы говорите, не было?

Чубайс был готов ко всему:

— Если вы обратили внимание, то, о чем вы говорите как о заявлении Черномырдина, в действительности является не заявлением Черномырдина, а заявлением его пресс-секретаря господина Кононова, что не совсем одно и то же... Я бы просил вас обратить на это внимание...

Чубайс говорил виртуозно. Он не упустил случая восхвалить Ельцина:

— У президента, как нетрудно догадаться, сегодня была очень, очень непростая ночь. На его долю выпала очень тяжелая психологическая нагрузка. И скажу вам откровенно, я ожидал увидеть Бориса Николаевича в не блестящей форме. Должен вам прямо сказать, что мой разговор с президентом, который состоялся сегодня, подтвердил не просто отличную форму президента, а самое главное — его уникальную способность к принятию самых тяжелых, самых трудных, но абсолютно точных решений в самый нужный для этого момент...

Ельцину, который держался из последних сил, пришлось отказаться от намеченной на те дни поездки во Францию. Чубайс не забыл отыграть и этот шар, сказав, что президент не поехал, потому что предчувствовал некую опасность:

— Хорошо известно, что Борис Николаевич, кроме собственного уникального политического опыта, обладает еще одним уникальным политическим свойством — интуицией... Я не исключаю, что Ельцин почувствовал что-то... Это — не покер и даже не шахматы, это чуть-чуть более серьезно. Цена вопроса — кровь. И к большому сожалению, мы в России знаем это очень хорошо. Это не та игра, к которой следует применять какие-то искусственные приемы.

Чубайс не скупился и на комплименты Лебедю. Кто мог бы тогда подумать, что именно Анатолий Борисович осуществит операцию по изгнанию Александра Ивановича из власти?! Тогда он говорил о генерале исключительно в превосходной степени:

— Господин Лебедь не только сыграл ключевую роль сегодня ночью и проявил мужество и решительность, но и быстро вошел в свои должностные обязанности, исходя из этого он уже предпринял ряд абсолютно профессиональных действий по обеспечению полного контроля за ситуацией не только в России, но и в Москве... Я убежден в том, что, если даже кому-то из уволенных лидеров силовых структур придет в голову безумная мысль о применении силы, эта сила будет подавлена одним движением мизинца генерала Лебедя...

Формально происхождение денег так и осталось загадкой. Новый Уголовный кодекс отменил ответственность за сделки с валютой, поэтому в январе 1997 года уголовное дело переквалифицировали — составом преступления были уже не незаконные валютные операции, а мошенничество. А в апреле Генеральная прокуратура и вовсе закрыла дело «за отсутствием состава преступления».

Генеральный прокурор Юрий Скуратов сообщил, что не установлен «источник, из которого были получены изъятые деньги. Факт причинения кому-либо ущерба подтверждения не нашел. Не установлен и законный владелец указанной валюты».

Скуратов, как считается, не стал раскручивать это дело, чтобы не повредить президенту и его команде. Летом 1999-го Скуратов, уже отлученный от должности, вспоминал:

«Меня попросили, чтобы эти материалы не стали достоянием общественности, чтобы вокруг не было поднято шумихи. Да, я сделал это, но не вижу здесь никакого нарушения закона: есть тайна следствия. Если же такое обращение трактовать как просьбу притормозить расследование, этого как раз сделано не было.

Ведь Чубайс что говорил? Что это гэбэшная провокация, что денег не было, что во всем виноваты Коржаков-Барсуков. Мы сказали, что Чубайс лжет, что деньги выносились — никуда не денешься. Другое дело, что нам не удалось привлечь этих лиц к уголовной ответственности.

По многим причинам. Во-первых, не было оперативной поддержки: спецслужбы здесь ничего не сделали. Нам не удалось пройти всю цепочку, установить следственным путем собственника денег: все от них открещивались. Во-вторых, Дума введением нового Уголовного кодекса декриминализировала этот состав преступления. Конечно, если бы удалось «раскрутить» это дело, был бы большой скандал. Наверное, то, что этого не получилось, объективно помогло президенту...»

Коржаков и его люди сумели все-таки напоследок устроить Чубайсу большую неприятность. Они передали журналистам оперативную запись очень откровенного разговора Чубайса с первым помощником президента Илюшиным в «Президент-отеле». Там располагался штаб предвыборной кампании Ельцина.

Запись разговора появилась в «Московском комсомольце», затем в книге полковника Валерия Стрелецкого, который руководил той операцией в Белом доме.

В разговоре участвовал Сергей Зверев из группы «Мост», один из видных членов президентской предвыборной команды. В комнату периодически заходил Сергей Красавченко, советник президента.

Вот как шел разговор.

«Илюшин. Я шефу сказал, когда вчера с ним разговаривал. Я говорю: «Борис Николаевич, вот сейчас, если захотеть, то около «Президент-отеля» можно поймать, как минимум, 15—20 человек, которые выносят спортивные сумки из нашего здания с деньгами». Он сидел с каменным лицом. Я говорю: «Потому что если мы будем перечислять деньги по неизвестным каналам, то выборы мы не сможем организовать. Поэтому у нас нет срывов сейчас пока, но организовать (неразборчиво) элементарно». «Понимаю», — сказал президент.

Чубайс. Люди за президента, мы голову подставим. В прямом смысле слова.

Илюшин. Я предлагаю так. Вы, Анатолий Борисович, с ним разговаривайте, имея в виду свои некоторые детали. Я с шефом переговорю в понедельник тоже. Уже с точки зрения общей... Я ему, во-первых, доложу, что я повстречался. Я ведь у него разрешение спросил встретиться с силовиками. Я ему скажу, что встречи состоялись, и скажу, что нужно, по нашему мнению, указание Скуратова, что этих ребят не отдавать. И защитить, естественно, контролировать действия, чтобы они не провалились все.

Чубайс. Я буду... звонить в это же самое время. Физическая позиция в том, чтобы изъять у Скуратова...

Илюшин. Ну ладно. Я с ним переговорю в понедельник либо по телефону, либо приеду.

Чубайс. Это очень важно — будет ли он на даче или на работе. На работе я с ним свяжусь по прямому, а на даче я не свяжусь. Тогда давайте в одну точку, Виктор Васильевич. То, что вы хотели сказать... защитить ребят. ФСБ дать команду защитить, Крапивину дать команду защитить, чтобы они знали, что приказывает президент. А вот по Генпрокурору просьба затребовать у него полный комплект документов для... президента.

Илюшин. И хранить у себя...

Чубайс. Наши товарищи делали нашу работу, брали на себя самую рискованную ее часть, подставляли свою башку...

Зверев. Надо задачи как бы на две части разделить: шум вокруг этого из-за выборов. И личная безопасность этих трудящихся тоже, наверное, должна быть как-то обеспечена.

Илюшин. Я разговаривал на эту тему, только лишь имея в виду — до выборов. Как дальше, скажу честно, я особенно речи не вел, потому что убежден в том, что там нам всем выбираться придется самим.

Зверев. При положительных результатах выборов будут шансы выбраться.

Чубайс. Но есть же простые вещи! Ну ни фига себе! Они башку подставляют свою, а мы им сейчас скажем: «Извини, после

3-го выбирайся сам». Куда это годится?! Я не согласен с этим категорически. Люди ходят под статьей! Да, распределились так, что Илюшин, Чубайс здесь, а они там. Но мы же их туда послали! Не кто-то!

Илюшин. Значит, будем действовать в этом направлении.

Чубайс. Да мы головой отвечаем за это! Да как я в глаза буду смотреть?! Вы что?!

Илюшин. Я согласен с такой постановкой.

Чубайс. Что получится — значит, свое дело сделали, а дальше мы как бы разошлись. А дальше — ну дали тебе пять лет, ну извини, бывает, с кем не случается.

Илюшин. Нет, я, может, не вел на эту тему разговор, но я полностью разделяю эту позицию, и в данном случае я, может быть, не очень верно сориентировался. Конечно же обязательно об этом продолжу разговор, в частности со Скуратовым. Это правильно.

Чубайс. Есть исходный вопрос: а следует ли нам препятствовать переходу документов к Скуратову?

Илюшин. А мы ничего не сможем сделать. Когда мне вчера Трофимов (начальник управления ФСБ по Москве) позвонил, он сказал, что я обязан передать документы.

Чубайс. Трофимову не верю, ни одному слову вообще.

Илюшин. Со Скуратовым, когда я сегодня разговаривал, я не задавал вопросов. Он сказал, что сегодня все документы будут переданы ему.

Чубайс. Трофимов организовывал все лично. С Трофимовым я разговаривал в час ночи, в момент, когда все это происходило. Он мне врал, что они не знают, кто такой Лисовский, а Евстафьев, может быть, немножко задержался, но его сейчас отпустят... Трофимов по ту сторону баррикад, у меня нет никаких сомнений. Не знаю, какие у него отношения были с Барсуковым, но то, что это враг, который хотел уничтожить нас, у меня сомнений нет. По его поведению это было совершенно очевидно. У меня прямой разговор был с ним в час ночи. Было совершенно ясно, какую позицию он держит.

Илюшин. Но мы не сможем воспрепятствовать передаче материалов в прокуратуру, если прокуратура их затребует.

Чубайс. В прокуратуре же Илюхин (председатель комитета Думы по безопасности, один из лидеров КПРФ. — Л. М.) как у себя дома.

Илюшин. А если я попрошу Скуратова держать у себя документы?..

(Илюшин по телефону звонит Скуратову.)

Чубайс. Начните с того, что попросите его перенести передачу материалов.

Илюшин. Юрий Ильич, вот какой вопрос возник: можно было бы сделать таким образом, чтобы документы, которые вам придут от Трофимова, ни к кому, кроме вас, в ближайшее время не попали? И чтобы они у вас некоторое время полежали до совета с Борисом Николаевичем, после того как вы с ними ознакомитесь лично?.. Надо именно так и сделать, потому что у нас есть сведения опасаться того, что это очень быстро перетечет, если кто-то у вас будет заниматься другой, в стан наших противников... Да, пусть это лучше полежит у вас лично, и никому не передавайте в производство. А потом подумаем, ладно? Потому что нам это нежелательно.

Чубайс. Что, если вторым шагом попросить Бориса Николаевича...

Илюшин. Вообще похоронить?

Чубайс. Нет, затребовать у Скуратова документы себе на анализ. Затребовать полный комплект документов.

Илюшин. Понимаете, у меня отношения тоже с ним такие, официальные. Я не могу сказать то, что я могу сказать любому.

Чубайс. У Скуратова в принципе позиция нормальная. Но дело не в нем. В прокуратуре в целом.

Илюшин. Тем более хорошо, что мы все эти дела упредили.

Чубайс. Надо найти выходы на Барсукова и Коржакова и объяснить им ясно и однозначно ситуацию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать. Потому что это продолжение борьбы сейчас на острие приведет просто к...

Илюшин. Они не успокоились, да?

Чубайс. Вы же видите — информация проходит! Откуда же еще?..»

Прочитав в «Московском комсомольце» эту расшифровку, многие были потрясены: вот, значит, как делается большая политика? Илюшин и Чубайс оказались еще и наивными — не подумали, что их могут прослушивать.

Потом я спросил Евгения Савостьянова, который до Трофимова возглавлял столичное управление госбезопасности, а потом стал заместителем Чубайса в администрации президента: как же запись такого предельно откровенного разговора стала достоянием общественности?

— А, разговор в «Президент-отеле»? Это, как я считаю, яркий пример махинаций Службы безопасности президента, которая была полностью в курсе всех вопросов, без которой ни один вопрос не решался и которая одновременно пыталась собирать грязь на своих коллег. Это уже личная склонность Коржакова к интриге и стремление продвинуться ценой гибели тех, кто работает рядом с тобой...

Конечно, всю эту историю с картонной коробкой, набитой долларами, долго еще поминали с раздражением и брезгливостью. Но если вдуматься, то эти полмиллиона долларов не такая уж большая цена за демократию. Альтернативой была отмена президентских выборов, чрезвычайное положение, танки на улицах... Тогда, в 1996 году, у Ельцина был выбор. Он мог не рисковать своим положением, не мучить свое больное сердце поездками по стране и танцами с молодежью на сцене. Достаточно было прислушаться к Коржакову и отменить выборы. Ельцин мог получить все голоса даром — с помощью танков, спецназа и госбезопасности, а он старался их купить.

Накануне второго тура голосования Зюганов рассказал, что он намерен в случае победы сформировать правительство национального доверия. Он предложил войти в такое правительство Егору Строеву, Юрию Лужкову, Григорию Явлинскому, Александру Лебедю, президенту Башкирии Муртазе Рахимову, губернатору Новосибирска Виталию Мухе. Все отказались. Это был неблагоприятный сигнал для Зюганова.

Но самое ужасное состояло в том, что перед вторым туром, в ночь с 25-го на 26 июня, у Ельцина вновь развился тяжелейший инфаркт — врачи поражались, как он вообще выжил...

Ельцин держался до последнего, не подавал виду, что ему совсем плохо. Но сердце не выдерживало таких нагрузок.

Его болезнь тщательно скрывали. Он отказался лечь в больницу. Но чем было объяснить внезапное исчезновение президента? Его нельзя было даже показать по телевидению. Администрация отменила все встречи. Новый пресс-секретарь президента Сергей Ястржембский демонстрировал чудеса изобретательности, рассказывая о напряженной работе Ельцина с документами.

Ястржембский произвел на страну самое благоприятное впечатление — сравнительно молодой, деятельный человек с оптимистическим складом характера. У него сильный, но интеллигентный голос, хорошая речь. Сначала, подставленный под объективы множества телекамер, он сильно волновался, потом почувствовал себя уверенно.

В Кремль он перебрался из Словакии. Сергей Ястржембский был самым молодым российским послом в самой молодой стране, только что провозгласившей независимость. В Братиславе российское посольство — удивительное дело! — пользовалось большей популярностью, чем американское. Сливки словацкого общества собирались у обаятельного и уверенного в себе российского посла.

В Братиславе Сергей Ястржембский вел себя совсем не так, как обычный посол, был прост и доступен, демонстрировал презрение к чинопочитанию, сам водил машину. И даже кабинет выбрал себе небольшой, как он мне сказал, «отвечающий моим представлениям о разумной достаточности».

В Кремле у него кабинет был побольше и очень уютный. Ему достался письменный стол, за которым когда-то сидел еще советский президент Михаил Иванович Калинин. А массивная приставная тумба — и вовсе музейный экспонат: это единственное, что осталось от Лаврентия Павловича Берии, который некогда тоже обитал в Кремле.

Я спрашивал тогда Сергея Ястржембского:

— Ты попал в Кремль в неудачное время, когда президент заболел, исчез. Тебе задавали очень неприятные вопросы. Ты спокойно пережил это?

— Назначение было для меня неожиданным. Я попал не то что с корабля на бал... Балом тут и не пахло. Ситуация была стрессовая. Физически и нервно...

Сергей Ястржембский выразился дипломатично.

Предвыборный штаб Ельцина должен был проводить избирательную кампанию без кандидата. Борис Николаевич в прямом смысле не мог встать с постели. Когда президент пропал с телеэкранов, страна забеспокоилась. Тогда организовали специальную съемку. В комнате, где лежал Ельцин, соорудили деревянные панели — такие же, как в его кремлевском кабинете.

Ельцина посадили в постели, подложив под него подушки, надели на него рубашку, галстук, пиджак. Даже эта манипуляция стоила Борису Николаевичу огромных усилий. Только сильная воля и страсть к победе могли заставить его перебороть боль и слабость.

Вокруг стола расселись только свои, те, кто знал истинное положение дел, Валентин Юмашев, Татьяна Дьяченко... Эту картинку показали по телевидению.

Когда готовили обращение Ельцина к избирателям, всех телевизионщиков попросили выйти из комнаты, чтобы они не видели, как ведут президента, который с трудом произнес несколько слов. Когда в день выборов показывали, как Ельцин опускает бюллетень в урну для голосования, вспомнили последние съемки уже смертельно больного Черненко...

Казалось, все рушится. Если страна поймет, в чем дело, люди не проголосуют за тяжело больного человека, и победит Зюганов. Тем не менее страна уже сделала свой выбор. В воскресенье 3 июля, на втором туре голосования Борис Николаевич получил 53,82 процента голосов, Геннадий Андреевич — 40,3 процента. Одержав победу на выборах, президент Ельцин предоставил убедительное свидетельство своего политического здоровья. Но теперь окружающий мир был обеспокоен его физическим здоровьем.

5 августа появился указ «Об официальных символах президентской власти и их использовании при вступлении в должность вновь избранного Президента Российской Федерации».

Инаугурацию предполагалось провести на Соборной площади в Кремле под звон колоколов и пение од.' Пришлось сократить всю церемонию до двадцати минут. 9 августа Ельцин с трудом появился на публике, прочитал по телесуфлеру слова президентской клятвы и опять исчез. В день инаугурации страна увидела тяжело больного человека, который еле держался на ногах. Сидевшие в зале видели слезы на глазах его дочери Татьяны Дьяченко. Правда, на приеме, где Ельцин пробыл те же полчаса, он держался очень мужественно и произнес тост.

16 августа в Кардиологическом центре академика Чазова Борису Николаевичу сделали коронарографию — исследование, позволяющее определить степень поражения сердца и его сосудов. Результаты повергли врачей в уныние. Участники расширенного консилиума не сомневались в том, что президент нуждается в аорто-коронарном шунтировании, но повреждены были не только сосуды сердца, но и сама сердечная мышца, которая не справлялась со своими функциями.

Состояние президента было угрожающим, сердце работало на пределе своих возможностей. Врачи боялись внезапной остановки сердца. Делать операцию было невозможно. К тому же обнаружилась анемия и ослабление иммунитета. Сам Ельцин и его окружение хотели сделать операцию побыстрее, чтобы снять напряжение. Но врачи Кардиологического центра рекомендовали отложить операцию месяца на три, провести курс лечения и немного восстановить Ельцина.

5 сентября страна узнала, что Ельцин страдает ишемической болезнью сердца и нуждается в серьезной операции. Это вызвало большое разочарование. Выходит, проголосовали за тяжело больного человека. И еще неизвестно, чем закончится операция. Такой была реакция обычных людей.

Но для политиков тяжелая болезнь Ельцина, грядущая операция с неясным исходом открывали неожиданные возможности. Так, может быть, в ближайшее время понадобятся новые выборы? И все взоры устремились на Лебедя. Вот человек, который на сей раз постарается не упустить власть. Тем более, что сам Александр Иванович выражался ясно и определенно: «Власть никто не может дать. Ее берут твердой рукой и держат».

Еще до болезни Ельцина шли разговоры о том, что Лебедь попытается при удобной ситуации захватить власть. Александр Иванович поспешил высказаться на сей счет:

— Президент, думаю, знает, что в моей биографии нет ни одного случая, когда бы я нарушил свое слово. Мои амбиции никогда не превышали реальностей. А они сегодня таковы. После первого тура выборов, оказавшись на третьем месте, я могу забыть о притязаниях на этот пост, как минимум, до выборов 2000 года. Каждый баран должен носить свои рога — эта грубоватая формулировка несет в себе глубокий житейский смысл...

За два дня до второго тура выборов появилось интервью Ельцина Интерфаксу. Среди прочего Ельцина спросили: а не отправит ли он Лебедя в отставку после второго тура выборов? Писавшие текст интервью сотрудники президента ответили от его имени так: «Под указом о назначении Александра Лебедя стоит не одна моя подпись. Считаю, что рядом стоят подписи тех миллионов избирателей, которые проголосовали за него 16 июня. Их доверие обмануть нельзя. Уверен, Александр Иванович пришел всерьез и надолго».

Но операция, которая предстояла Ельцину, меняла ситуацию. Тем более, что и позиции Лебедя изменились. Он заключил мир в Чечне, закончил войну и претендовал на большее.

Но роман с Лебедем оказался очень коротким. Александр Лебедь допустил большую ошибку, согласившись по наивщости занять должность, которая не отвечала ни его политическому темпераменту, ни его долгосрочным целям.

Помощник президента и секретарь Совета безопасности — это по определению безвластная должность. Александр Лебедь же стремился к власти, чтобы доказать, на что он способен.

Аппарат Совета безопасности разместился в одном из бывших зданий ЦК КПСС, известном тем, что там до августовского путча находился аппарат ЦК компартии РСФСР. Совету безопасности отдали помещения на тех этажах, где находилась военно-промышленная комиссия ЦК. Эти комнаты, уверяют специалисты, надежно защищены от прослушивания. Любой посетитель Совета должен был миновать тройной кордон — у ворот комплекса, при входе в здание и при выходе из лифта на нужном этаже.

Охрану КГБ в этом здании заменили люди в штатском, но нравы остались прежними: проголодавшийся посетитель может заглянуть в буфет, но в столовую охрана пускала только по отдельным пропускам.

Скучные кабинеты сотрудников аппарата Совета безопасности обставили все той же цековской канцелярской мебелью, на окнах все те же белые занавески. Главное отличие состояло в том, что в кабинетах установили компьютеры, подключенные к закрытым правительственным информационным сетям. И появилась — по американскому образцу — ситуационная комната, где можно заседать в случае кризиса: здесь есть все виды связи.

Но в общем ничего особо таинственного в работе Совета безопасности никогда не было. По коридорам тоскливо бродили такие же люди, как и в любом госучреждении, курили в отведенных для этого местах, жаловались-на низкую зарплату и жадно прислушивались к слухам.

Как аналитический центр, способный облегчить президенту принятие ключевых решений, Совет безопасности за все эти годы никак себя не проявил. Возможно, в силу ограниченности интеллектуальных ресурсов аппарата Совета.

Надо еще иметь в виду, что сам по себе аппарат российского Совета безопасности фактически недееспособен. Он постоянно перестраивался и реорганизовывался. Сотрудники аппарата были заняты исключительно устройством личных дел и с испугом или безразличием ожидали очередного приказа о выводе всех за штат.

Иностранцы считали российский Совет безопасности новым политбюро, которое стоит выше правительства и втайне принимает ключевые решения. Или просто называли Совет безопасности тайным правительством, которое принимает все основные решения.

На самом деле есть как бы два Совета безопасности. Один — это учреждение, входящее в администрацию президента. Другой просто собрание высших должностных лиц государства, которые нашли удобное название для своих заседаний по секретным делам.

Когда Борису Ельцину надо было обсудить какое-тд сложное и опасное дело (скажем, военную операцию в Чечне), он собирал ключевых министров, и это называлось заседанием Совета безопасности. Но к работе самого Совета безопасности такое закрытое совещание обычно никакого отношения не имело.

После назначения Лебедя заседание Совета безопасности проходило только один раз, когда его представляли.

Со стороны казалось, что здесь находится один из центров власти, но работники аппарата властью себя не чувствовали. Сотрудники аппарата Совета в кулуарах жаловались, что настоящая власть — в руках ближайшего окружения президента, и что сам секретарь Совета безопасности отрезан от президента, и что его предложения просто не доходят до Ельцина.

Видимо, поэтому Александр Лебедь предусмотрительно прибавил к посту секретаря Совета еще и должность помощника президента, чтобы иметь гарантированный постоянный доступ к Борису Ельцину.

Самым логичным было бы назначить Александра Лебедя министром обороны. И он был бы на месте, и полномочий было бы у него предостаточно. Но его соблазнили пышной, красиво звучащей, но отрезанной от рычагов управления должностью. Почему он согласился?

Должность вроде выше министерской, а тогда он еще не знал, где есть реальная власть, а где ее нет.

С самого начала было ясно, что Александр Лебедь не удовлетворится такой ролью. Он хотел сам принимать решения и проводить их в жизнь. В таком случае Совет безопасности, вместо того чтобы давать советы президенту, должен был заменять собой правительство. Так и получилось. Александру Лебедю понадобились дополнительные полномочия для работы в Чечне, а министр внутренних дел Анатолий Куликов все равно отказался ему подчиняться.

Тогда Лебедь вышел за пределы своих полномочий. Он пытался самостоятельно расставлять кадры и подписал с чеченцами документы, подписывать которые ему явно не по чину. Он решил, что в нашей стране не только суверенитета, но и власти берут столько, сколько смогут.

И очень быстро стала очевидной шаткость позиций Лебедя.

30 августа в Хасавюрте Лебедь и Масхадов подписали совместный документ «Принципы определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской республикой». Договорились, что политическое соглашение о Чечне будет подписано до 31 декабря 2001 года.

Глава правительства Виктор Черномырдин одобрил действия Лебедя. Военные считали это предательством. В аппарате правительства и президентской администрации говорили, что Лебедь вышел за рамки своих полномочий и подписал то, что не имел права подписывать. Но теперь ничего нельзя поделать...

Доку Завгаев сказал, что Лебедь совершил государственный переворот в Чечне и сдал Грозный бандитским формированиям. Его заместитель Николай Кошман вспоминал позднее:

— В Грозном боевики сразу стали ездить на бэтээрах и кричать «Аллах акбар!». Хасавюртское соглашение превратилось в нашу капитуляцию. Нас оттуда выгнали.

1 октября начальник главного штаба вооруженных формирований чеченской оппозиции Масхадов заявил по телевидению: «Как только российские войска уйдут, мы построим исламское государство».

2 октября в Государственной думе министр внутренних дел Анатолий Куликов назвал хасавюртские соглашения лживыми — они выгодны только тем силам, которые стремятся уничтожить Россию.

Куликов вел свою маленькую войну с Лебедем. Выяснилось, что за машиной Лебедя ведется слежка. Генерал приказал узнать, кто этим занимается. Его охрана задержала четырех лейтенантов, сотрудников 9-го отдела оперативно-поискового управления МВД. У них отобрали оружие и видеоаппаратуру, да еще Лебедь велел показать их по телевидению.

Министр внутренних дел устроил свою пресс-конференцию и сказал на ней, что боевики не одерживали победу над федеральными силами в Грозном в августе.

— Был налет на город по типу буденновского, были те, кто разными способами содействовал успеху этого налета, и был достойный отпор, был полный контроль над ситуацией к моменту, когда начались крики о поражении и необходимости кого-то от чего-то спасать... Поэтому когда секретарь Совета безопасности ставит себе в заслугу то, что он предотвратил захват в плен тысячи российских военнослужащих и их позорное шествие под конвоем боевиков на глазах у всего мира, то он лжет. Лжет сознательно и осмысленно.

Когда Ельцин выбыл из активной политики, его фактически заменил Анатолий Чубайс, возглавивший президентскую администрацию. Чубайс рассказывал мне потой, что отчаянно сопротивлялся назначению:

— На всех предыдущих должностях у меня была очень содержательная работа. Были серьезные экономические проблемы, для решения которых я вынужден был использовать политические методы, иногда весьма сомнительного свойства. Теперь все содержание моей работы состоит из такого рода политики. Мне это не нравится. Но я предлагал другого человека на пост руководителя администрации — Игоря Малашенко, руководителя НТВ. Я написал личное письмо Ельцину, где изложил все положительные его стороны и написал, как преодолеть негативные, которых очень немного. Ельцин согласился, а Малашенко отказался, и даже Гусинский не смог его переубедить. Тогда уж мне пришлось...

Чубайса обвиняли в узурпации власти, называли регентом, говорили, что он не имеет права руководить страной. Никто не думал о том, в каком сложном положении он оказался. Он должен был обеспечить исправную работу государственного механизма в тот момент, когда президент сам действовать не способен, но и свои полномочия никому не передоверяет. И Чубайс с этим справился. Он удерживал корабль на плаву до тех пор, пока Ельцин не обрел способность контролировать своих подчиненных. Чубайс один заменил Ельцину целую команду, потому что Анатолий Борисович обладает фантастической работоспособностью.

Другого человека, который бы помог Ельцину добиться победы на выборах, а потом обеспечил бы работу государственного аппарата при очень больном президенте, просто не было. Администраторы такого класса, как Анатолий Чубайс, это штучная работа.

Он, конечно, возбудил против себя дикую ненависть среди политических противников.

«Насколько я понимаю, — пишет Борис Федоров, — вся личная жизнь Чубайса, вся его работа были многократно проанализированы противниками с использованием всего арсенала средств, доступных спецслужбам. Мне говорили, что допрашивали и пытались купить даже водителей и секретарей, которые работали с Чубайсом несколько лет назад. Ничего серьезного не нашли. Вопреки легендам, даже мощные службы безопасности олигархов не нашли доказательств коррупции...»

В 1987 году Чубайса и его друзей обвинили в том, что они получают незаконные доходы под видом литературного гонорара в 90 тысяч долларов за книгу о приватизации в России. Это была политическая месть за твердую позицию Чубайса в приватизационных делах — он не хотел делать исключения ни для друзей, ни для союзников.

Но Чубайс не должен был подставляться. Для абсолютного большинства населения страны девяносто тысяч долларов — огромные, немыслимые деньги. И люди не верят, что такую сумму можно заработать честным трудом.

Вспоминая циничные слова Талейрана, можно сказать, что это хуже, чем преступление. Это ошибка. Политик, государственный чиновник высокого ранга не должен давать повод заподозрить себя в чем-то недостойном. В этом смысле Анатолий Чубайс, который всегда очень заботился о своей репутации, совершил ошибку. Ельцин распорядился уволить первого заместителя главы президентской администрации Александра Казакова, близкого к Чубайсу человека, затем из правительства убрали ближайшего соратника Чубайса вице-премьера Альфреда Коха. Потом наступила очередь и самого Анатолия Борисовича.

Впрочем, в критические месяцы 1998 года Чубайса опять призвали на помощь. Ельцин назначил его специальным представителем России на переговорах с международными финансовыми организациями в ранге вице-премьера. Чубайс с невероятной скоростью заставил Международный валютный фонд выделить России крупный кредит — 10 миллиардов долларов. Правда, эти деньги уже не спасли страну от дефолта. Но Чубайс сделал все, что мог.

Упоминание фамилии Чубайса вызывает массовое помешательство. Нелюбовь к нему имеет понятные основания — его считают виновным в том, что приватизация была проведена несправедливо. Но есть и какие-то иррациональные причины для такой сильной ненависти.

Возможно, дело в том, что Чубайс — это Штольц наших дней, немец Штольц, изображенный Гончаровым в романе «Обломов» как антипод главного героя, как олицетворение западной деловитости.

Автор романа скорее симпатизировал умелому, толковому Штольцу, который если берется за дело, то исполняет его. Но вот Никита Михалков в фильме «Обломов» выставил немца Штольца глубоко чуждым России человеком. А Михалков тонко чувствует дух времени и настроения людей... Поклонников у Штольца, как и у Чубайса, маловато. Но обойтись без Чубайса не получается.

В жизни Анатолий Чубайс менее рыжий, чем он кажется по телевидению. Зато по телевидению не видно, что глаза у него красные от переутомления. Но усталости или отчаяния он не выдает. Он умеет держать себя в руках. Он на редкость спокойный и уверенный в себе человек.

Никто не слышал от него жалоб, истеричного недовольства. Чубайс нуждался в Ельцине, который дал ему возможность развернуться. И Ельцин нуждался в Чубайсе, потому что верил в его способности решить любое дело. Чубайс отличался от всех других подчиненных президента тем, что он не жаловался и ничего не просил. Чубайс — идеальный подчиненный.

Журналисты спрашивали его:

— Вы любите власть?

— Нет.

— Совсем?

— Вы не поверите, совсем. Это инструмент, не менее, но и не более того. Уточню, воспользовавшись сравнением. Отношусь к ней примерно так, как хороший токарь к токарному станку и пианист — к роялю...

Корреспондент «Новой газеты» Алексей Поликовский очень интересно описал Чубайса уже в роли руководителя РАО «ЕЭС». Журналист сопровождал Анатолия Борисовича в деловой поездке в Благовещенск.

«Первые четыре часа полета салон, в котором летят журналисты и сопровождающие Чубайса люди, погружен в сон. Я оглядываюсь назад — закинутые головы, полуоткрытые рты, ощущение провала. В иллюминаторах черно... Но через некоторое время все вдруг меняется, как будто кто-то где-то включил рубильник. По проходу между креслами начинается циркуляция людей с папочками и бумагами. Они без извинений будят друг друга и тут же обсуждают какие-то пункты и строки.

Мужчины в белых рубашках при галстуках появляются из двери переднего салона, исчезают снова. Салон превращается в офис... Чубайс летит в переднем салоне, никто из нас по-прежнему еще ни разу не видел его, но его присутствие чувствуется — как присутствие невидимого магнита, организующего вокруг себя силовые линии...

Все люди вокруг Чубайса, все члены его команды как бы связаны с ним отношениями, в которые постороннему не проникнуть. В их улыбках и жестах, в том, с каким видом они исчезают в переднем салоне, чувствуется какое-то таинственное посвящение — понимаешь, что все они принадлежат к одному клану или ордену. Они знают, что можно спрашивать и как нужно вести себя при этом королевском дворе, а ты — нет.

Ожидание разряжается, когда — вдруг — Анатолий Чубайс бесшумной походкой, с отрешенным лицом проходит по нашему салону в хвост самолета.

Это высокий и статный человек, скорее блондин, чем рыжий. В жизни он выглядит крупнее и значительнее, чем на экране ТВ...

Он сидит в последнем хвостовом кресле, перед ним ноутбук с мягко светящимся экраном, и он с сосредоточенным лицом читает. Я прохожу мимо и оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что у него на дисплее. Ничего особенного: строчки писем. Он работает с почтой.

Самолет приземляется в пять утра в аэропорту Благовещенска. Ночь. Горстка встречающих у трапа. В свете прожекторов прямо на посадочной полосе выстроился ряд мощных японских джипов и белых «Волг». В ярком свете прожекторов, в порывах ночного ветра есть что-то тревожное, почти военное...

В Чубайсе, каким я его видел, действительно есть что-то от властного демона, одержимого собственной волей. Несколько раз — в гостинице вечером, в самолете, на пресс-конференциях — я делал эксперимент: подходил к нему и встречался с ним взглядом. Я его видел, а он меня нет. Взгляд у него холодный и невидящий. Чубайс смотрит сквозь человека, мимо него.

Его не меняющее выражение, застывшее, одутловатое лицо — маска власти. Это не лицо менеджера, который реагирует на жизнь и связан с ней сотнями нитей, — это лицо имперского наместника, князя, владетельной персоны, пребывающего над жизнью, вне ее...

Мне и в голову не могло прийти заговорить с ним. Он — выражением лица, усилием воли, излучением психики — создает вокруг себя невидимое, но физически ощутимое поле отталкивания, ледяное поле отчуждения...

Впрочем, кое-что можно увидеть и понять. Я подхожу совсем близко и смотрю ему в лицо. Это красное лицо человека, страдающего от температуры или повышенного давления. У него мешки под глазами. Но весь облик его — высокий рост, прямая спина, черная кожаная куртка, холодное властное выражение лица — как бы отталкивает и отвергает саму мысль о его возможной слабости...

Несмотря на плохое самочувствие, он не отменяет совещаний и встреч, гонит себя вперед с безжалостностью человека, умеющего не обращать внимания на собственное самочувствие и настроение...

Чубайс, похоже, никого не предупреждает о своих решениях и никого никогда не ждет. Он просто движется в страшном темпе, без остановок, не обращая внимание на ночь, погоду, самочувствие, физические возможности людей, — движется сквозь к каким-то своим, только ему понятным целям...»

Портрет, конечно, получился прямо-таки демонический и, видимо, не совсем справедливый. Главное все-таки состоит в том, что Чубайс — человек дела и блестящий менеджер. И очень смелый человек. Уже при Путине, когда абсолютное большинство политиков поспешили присягнуть новому президенту на верность, Чубайс не боится высказывать свое мнение. Он назвал исторической ошибкой Путина решение вернуться к старому советскому гимну на музыку Александрова. Чубайс говорит, что люди боятся превращения страны в полицейское государство.

— И существуют политические силы, не очень далекие от Путина, которые поддержали бы именно такой курс.

Но главный недостаток Чубайса, как это всегда бывает в жизни, есть продолжение его достоинств. Он — технарь, у него механистический подход. Он выстраивает жесткие схемы, не учитывая таких привходящих факторов, как настроения и надежды людей...

Анатолия Борисовича дважды с проклятиями увольняли из правительства, но он ни разу не позволил себе выразить недовольство Ельциным. Говорили, что Чубайс будет баллотироваться в президенты. Но это вряд ли. Есть люди, за которых не голосуют на выборах. А некоторые возможные кандидаты в президенты ненавидели его так сильно, что Чубайсу впору было опасаться за свою судьбу.

Если для Геннадия Зюганова Чубайс — идеологический противник, то для Александра Лебедя «ржавый Толик», как изящно выразился генерал, стал личным врагом.

У Лебедя не сложились отношения ни с главой правительства Черномырдиным, ни с руководителем президентской администрации Чубайсом. Черномырдина Лебедь не очень уважал, а вот Чубайс оказался для него крепким орешком.

Лебедя президент не принимал, ему предлагалось обращаться к президенту в письменном виде. Александр Иванович возмутился тем, что стал получать поручения президента с факсимильной подписью Ельцина, о подготовке которых он ничего не знал. Тем самым Лебедь давал понять, что Ельцину эти документы даже не показывали, потому что тот не способен их подписать. Однажды Лебедь без приглашения приехал на президентскую дачу в Горки, чтобы добиться встречи с Ельциным. Охрана его не пустила.

Конечно, Лебедь нарушил все мыслимые и немыслимые правила. Но то, что его не пустили, что никто не к нему не вышел, тоже было делом из ряда вон выходящим. А войти ему не разрешили по той причине, что никому, кроме самых близких людей, видеть больного Ельцина не следовало.

7 сентября 1996 года Лебедь дал интервью известному немецкому журналу «Штерн». Немецкие журналисты расспрашивали его о ходе чеченской войны, о том, кто давал войскам приказы, подчинялись ли командиры Москве или же действовали на свой страх и риск.

Лебедь пренебрежительно ответил:

— Большинство решений принимались в Москве. Как в анекдоте из брежневского времени: сегодня, после тяжелой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, генеральный секретарь приступил к исполнению своих служебных обязанностей. В таком состоянии и принимаются сегодня решения в Москве.

Немецкие журналисты были несколько удивлены:

— Это звучит не очень лестно для Ельцина. До того как вы на президентских выборах перешли на сторону Ельцина, вы говорили, что ваш нынешний шеф — старый^ больной партийный функционер, который уже выполнил свою историческую задачу.

— Разве я не прав оказался?

— Вы также говорили, что ему пора уйти.

Лебедь повторил еще раз:

— Разве я не прав оказался?

25 сентября консилиум с участием американского хирурга профессора Майкла Дебейки признал операцию необходимой примерно через два месяца.

4 октября Лебедя наконец принял Ельцин и уделил ему 28 минут. Это было до операции. Борис Николаевич выглядел ужасно. Лебедь, видимо, решил, что Ельцину недолго осталось руководить страной. С этой минуты он исходил из того, что надо готовиться взять управление государством на себя. Мысль о том, что президент может выздороветь, им отвергалась.

Лебедь говорил журналистам:

— Надо просто менять систему. Надо менять людей. Надо менять исполнителей. Вот я к этому и готовлюсь — менять систему и менять исполнителей.

— А когда же вы предполагаете стать президентом? — спросили тогда Лебедя.

— Это как карта ляжет, — ответил он.

Лебедь и не подозревал, что в окружении Ельцина уже давно решили его убрать. Только сделать это было непросто.

В один из последних октябрьских дней 1996 года, уже после увольнения Лебедя, я беседовал в Кремле с человеком, занимавшим тогда один из высших постов. К сожалению, я и по сей день связан обязательством не называть его имя. Но он раскрыл мне весь механизм интриги вокруг Лебедя:

— Поступить иначе мы не могли. Лебедь сделал ставку на досрочный приход к власти. Он видел Ельцина в худшие дни перед инаугурацией, когда самочувствие президента было на крайне низкой точке. Потом долгое время президент его не принимал, а окружение Лебедя сообщало ему, что президент уже на смертном одре, — все бумаги на самом деле подписывает Чубайс. И .Лебедь решил, что вот-вот дорога ему откроется...

В окружении Ельцина считали, что Лебедь сознательно шел на обострение отношений, чтобы иметь повод в решительный момент выйти на площадь, присоединиться к бунтующему народу и повести его на Кремль. Сотрудники администрации уверяли, что им было известно о контактах Лебедя с силовыми структурами — не на уровне первых лиц, а на уровне третьих-четвертых — с десантниками, со спецназом, с военной разведкой. Эти люди выражали ему поддержку и были готовы за ним пойти.

В Кремле опасались, что Лебедь выступит в худший день для власти — в момент какой-нибудь всеобщей забастовки он внезапно бросит на чашу весов свои связи в силовых структурах и совершит военный переворот.

А были ли основания подозревать Лебедя в том, что он способен совершить подобное?

Мой кремлевский собеседник ответил так:

— Он человек, который пойдет на все. Вернувшись после подписания документов с чеченцами, он приехал ко мне сразу с самолета еще разгоряченный. Я стал расспрашивать его о том, что будет потом. Он, среди прочего, говорит: «Надо готовить киллеров». — «Для чего?» — «Да с этими людьми — Яндарбиевым, Масхадовым — дело же иметь нельзя. Придется решать вопрос». Я человек не наивный в политике, но внутренне содрогнулся...

Мой собеседник был исключительно высокого мнения о талантах Александра Ивановича:

— У Лебедя поразительное политическое чутье и интуиция. Поразительная интуиция. Я несколько раз подталкивал его к ошибке, но он всякий раз уходил. Он почти не сделал ошибок...

На самом деле Лебедь ворвался в политику, не имея ни опыта, ни команды, ни советников, тех, кто бы мог помочь, поправить, предостеречь. Он словно висел в воздухе. Кроме личной популярности, у него ничего не было. Ни денег, ни партии, ни опоры в госаппарате. Он не был готов ни к интригам, ни к аппаратной борьбе. Ничего этого он не умел. И вообще не понимал этого мира. Так повод его уволить все-таки нашелся.

Ельцин передал Юрию Батурину, секретарю Совета обороны, право руководить комиссией по высшим воинским должностям и высшим воинским званиям. Иначе говоря, Лебедя лишили возможности раздавать генеральские погоны. Это было очень обидно и лишало важнейшего рычага влияния на армию и силовые ведомства. Обозленный Лебедь позвонил главе администрации Чубайсу, обложил матом и сказал:

— Все, я с вами дела иметь не буду. Я найду настоящих мужиков.

Лебедь сгоряча написал заявление об отставке, правда, не отдал его президенту, но в Кремле исходили из того, что он это сделал. Теперь нужен был только повод.

15 октября на заседании военного совета воздушно-десантных войск Лебедь раскритиковал решение министра обороны Родионова сократить воздушно-десантные войска. Когда Лебедь выходил из зала, все офицеры в знак уважения встали.

16 октября министр внутренних дел Куликов заявил на пресс-конференции, что Лебедь намерен захватить власть. Он пытается сформировать пятидесятитысячный «Русский легион». Министр говорил, что у него информация относительно того, что чеченцы обещали Лебедю прислать полторы тысячи боевиков для прихода к власти.

Это и был заранее организованный повод, который позволял убрать Лебедя.

Александр Иванович не понимал, что происходит. Он собрал журналистов, чтобы опровергнуть все обвинения. Он говорил, что его «уже три недели пытаются втянуть в подковерную борьбу за" власть». Почему его критикует Куликов? Лебедь сказал, что он отправил Ельцину документ с оценкой деятельности должностных лиц, ответственных за события в Грозном в августе: «Главным бездействующим и безответственным лицом в данном документе назван Анатолий Сергеевич Куликов».

17 октября с Лебедем встретился глава правительства Черномырдин. Лебедь принес документы, опровергающие заявление Куликова. Кроме того, направил письменный доклад президенту, попросил о личной встрече. Встречи не последовало. Трубку президентского телефона снимал дежурный.

17 октября Ельцин уволил Лебедя. Выступая по телевидению, президент сказал:

«Он просил у меня некоторое время назад об отставке. Я ему сказал, что надо научиться работать в контакте со всеми государственными организациями и руководителями. Надо научиться — тогда будет легче решать вам проблемы. А так — ни одной проблемы, если вы будете в ссоре со всеми, не решить. Я отставку не принял, считая, что он все-таки сделает выводы. Выводы он не сделал... Мало того, он за это время допустил ряд ошибок, которые просто недопустимы для России. Создается какая-то предвыборная гонка. Еще выборы в 2000 году, а уже сейчас создается такая обстановка, что, значит, все на выборы. Конечно, терпеть такую обстановку больше нельзя...»

В 18:00 был обнародован указ о его освобождении от должности. В 18:01 у него отключили всю связь. Планировалось так, что в 18:00 Лебедь выйдет из кабинета, а вернуться уже не сможет. Но Лебедя за полчаса предупредили об указе, и он еще полтора часа находился в кабинете и мог разобраться со своими архивами.

Были предусмотрены все варианты действий. В том числе такой, что Лебедь заявит: «Я указ не признаю, пока меня не примет президент, а пока что созываю моих сторонников собраться у Кремля и приказываю верным мне частям взяться за оружие». В администрации президента хотели сделать так, чтобы не повторилась история с Коржаковым, после ухода которого исчез архив Службы безопасности президента. Но было два варианта: либо арестовать Лебедя, либо позволить ему уйти с документами. У Лебедя трое официальных охранников и полсотни людей с оружием, которые нигде не числятся. В окружении Ельцина выбрали второе, чтобы избежать крови...

Александр Иванович до конца не верил, что с ним так могут поступить. Лебедь казался одним из самых влиятельных людей в России, многие были уверены, что он наследует Ельцину, что если пройдут досрочные выборы, то именно он победит, а он в один день был выброшен из политики. Когда Лебедь это осознал, это было, наверное, тяжким для него ударом.

Генеральный прокурор Юрий Скуратов, уже отстраненный от должности, расскажет со временем, что с ним «заводили в свое время разговоры об аресте Лебедя, когда его отстраняли. Я на это не пошел». Проверяли и обвинения тогдашнего министра внутренних дел Анатолия Куликова относительно подготовки Лебедем переворота, создания «Русского легиона».

Генеральная прокуратура пришла к выводу, что деятельность Лебедя на посту секретаря Совета безопасности не противоречила российскому законодательству. Но Куликов тогда получил повышение, стал вице-премьером.

После операции Лебедь покинул Кремль, но он не ушел из политики. Мой кремлевский собеседник говорил:

— У него сейчас в стране шестьдесят девять процентов поддержки. Если выборы будут досрочными, он победит. Если через четыре года, то неизвестно...

Теперь все зависело от исхода операции и от того, как скоро Ельцин встанет на ноги. За несколько дней до операции у меня была возможность спросить Анатолия Чубайса о состоянии здоровья Ельцина.

— Перед инаугурацией было совсем плохо, общение было затруднено, — честно ответил Анатолий Борисович. — Теперь задача — постепенно поднять показатели, необходимые для операции. Американский хирург Дебейки, выйдя после осмотра президента, сказал с облегчением: «Все не так плохо, как я думал, операцию можно делать». Врачи говорят мне, что я срываю их работу. Одна встреча Ельцина с кем-то снижает все показатели, которые они с трудом улучшают. Я планирую как можно меньше встреч, но, скажем, президент Лукашенко добился пятиминутного разговора по телефону и тут же сказал: надо бы встретиться. Раз надо, значит, надо, соглашается Ельцин. Тут же мне указание: вставить в расписание встречу с Лукашенко. Почту он получает в прежнем объеме, все читает и возвращает мне с резолюциями...

Накануне операции Кардиологический центр заполнили сотрудники Федеральной службы охраны. В реанимационном зале убрали все лишние кровати, оставили одну. Операционную опечатали. Руководитель Кардиологического центра академик Чазов ночь накануне операции провел на работе, зная, что Ельцина привезут из Барвихи рано утром.

5 ноября бригада хирургов во главе с профессором Ренатом Акчуриным сделала Ельцину удачную операцию аорто-коронарного шунтирования. Она продолжалась шесть часов. Сердце остановили, его работу выполнял аппарат искусственного кровообращения. Когда Акчурин закончил накладывать шунты, все замерли — «заведется» ли сердце? Сможет ли оно работать? К счастью, работа сердца легко восстановилась. Еще несколько часов президент находился под действием наркоза.

Операция прошла лучше, чем предполагалась. Если бы не операция, еще один, шестой по счету, инфаркт мог убить Ельцина. Но врачи предупредили семью Ельцина: он должен решительно изменить образ жизни, начисто отказаться от алкоголя и злоупотребления седативными препаратами, иначе начнется быстрое дряхление. А общее ослабление организма приведет к постоянным инфекционным процессам. К сожалению, прогноз оправдался — одно воспаление легких следовало за другим.

7 ноября в обращении к россиянам Ельцин сказал: «Рад сообщить вам, что операция прошла успешно. Я вновь вернулся к работе. Как я вам и обещал, ситуация в стране была под контролем».

8 ноября Ельцина перевезли из Кардиологического центра в более комфортабельные президентские апартаменты Центральной клинической больницы.

Операцию Борису Николаевичу действительно сделали хорошо. Через пять лет, в середине декабря 2001 года, Ельцин внезапно улетел в Берлин, и сразу пошли слухи, что ему будут делать новую операцию на сердце.

Он провел ночь в резиденции российского посла, а утром прибыл в Берлинский кардиологический центр клиники имени Рудольфа Вирхова. Руководитель центра Роланд Хетцер потом сообщил, что была всего лишь консультация и что «результаты операции пятилетней давности превосходны и здоровье президента очень хорошее».

Академик Ренат Акчурин сказал, что после консилиума в Москве они рекомендовали Ельцину посоветоваться и с врачами где-нибудь в Европе. Ельцин испытывает боли в груди. У Ельцина было ощущение, что болит сердце. Акчурин считает, что боли связаны с позвоночником — это результат его спортивных травм. «Каждый реагирует на хирургическую травму (а любая операция — это травма) по-разному, — объяснял Акчурин. — У Бориса Николаевича были осложнения с дыхательными путями в результате простудных заболеваний. Кроме того, за эти годы происходил процесс сужения сосудов, тромбоз. Так что вопрос в подборе необходимых лекарств». Повторное хирургическое вмешательство не потребовалось...

А тогда, в 1996 году, все гадали, каким появится президент после операции. Считалось, что худшее позади. Он оправится и начнет работать. Но в январе 1997 года у Ельцина началось сильное воспаление легких, и с того времени он, по существу, переходил из одной хворобы в другую.

Я спрашивал тогдашнего помощника президента Георгия Сатарова:

— Когда вы почувствовали, что он перешел в стадию одряхления, превратился в постоянно болеющего человека?

— Как ни странно, не после самой операции, а после простуды, которую он подхватил уже после операции. Помните, он вышел после операции, какое-то время все шло, казалось, нормально, и вдруг очень сильно заболел...

У Ельцина было крупозное воспаление легких. Болезнь наложилась на послеоперационный фон, и произошло резкое ухудшение состояния. Он как-то сразу постарел и одряхлел.

Чубайс говорил, что у президента абсолютно ясная голова, что он все помнит и постоянно дает ему по телефону указания. Еще в более бодром тоне это рассказывал пресс-секретарь Сергей Ястржембский. Но администрации уже не верили.

— А до операции вы были спокойны, думали: прооперируют, и он придет в норму?

— Операция была достаточно серьезная, — вспоминает Сатаров. — Но после таких операций люди спокойно выполняют свои профессиональные обязанности. Особенного беспокойства не было. Наоборот, если хотите, появилась надежда. Вот сейчас его подлатают как следует, и он начнет работать. Отработает второй срок. Потом — бац! И как-то все пошло-поехало.