3

И опять пришлось разбирать чемоданы, развешивать на плечиках – разумеется, громадных, предназначенных для мужских пиджаков пятидесятого размера, – платья и сарафаны, раскладывать по ящикам и полкам майки, футболки и нижнее белье, расставлять перед зеркалом баночки, тюбики, флакончики. Неужели Константин в своем номере сейчас занимается тем же самым? За исключением флакончиков. Хотя флакончик с туалетной водой в его хозяйстве наверняка имеется, временами можно уловить тонкий, элегантный аромат. Опять же пена для бритья и что там еще… Прислонившись к стене, Алина обессиленно расхохоталась. Мысли, достойные настоящей блондинки. Все еще смеясь, пнула босой ногой разверстый чемодан и жестом бесконечной усталости отбросила за плечо прядь волос.

Тук-тук. Вздрогнув, она уставилась на дверь. Еще бы полчаса… навести порядок в комнате, принять душ…

Но это был не Константин. Это была Ольга.

– Мы едем в Наусу. Ты с нами? – Через плечо Алины она с любопытством заглянула в комнату. – Янис говорит, там можно поужинать и погулять в парке.

– Поужинать? – Глаза Алины расширились. – Ты что, проголодалась? Лично я во время обеда наелась на неделю вперед.

– Ну, я бы съела пиццу или пирог.

Алина покачала головой.

– Посмотреть Наусу я бы не отказалась, но только не сейчас. Быть может, завтра. Сейчас мне хочется только в душ и в постель.

– Ладно, отдыхай, – понимающе кивнула Ольга. – Ты и правда выглядишь измученной. Костя тоже отказался ехать. – В глазах ее светилось неукротимое любопытство. – Тоже, наверное, устал.

– Наверное.

Когда она, наконец, удалилась, напомнив, что на завтра запланировано посещение четырех виноделен, машины будут поданы к парадному подъезду к девяти утра, а выпить чашку кофе в ресторане можно начиная с семи тридцати, Алина уже и правда думала только о том, как бы побыстрее добраться до кровати.

Она успела не только принять душ, но и высушить волосы, и даже нанести увлажняющий крем на руки и лицо, прежде чем раздался ТОТ САМЫЙ стук в дверь. Отрывистый, нетерпеливый и вместе с тем деликатный. И надо же умудриться вложить столько чувства в обыкновенный стук.

Теперь поспокойнее. Всегда же можно передумать, сослаться на усталость или просто попросить его уйти. Попросить без объяснений. Разумеется, это несколько осложнит их отношения, но Константин – человек воспитанный, повернется и уйдет, а на людях продолжит общаться с ней как ни в чем не бывало.

Успокаивая себя таким образом, Алина распахнула дверь.

– Ждала меня? – Дерзкая, чуть насмешливая улыбка, непринужденная поза, внимательный взгляд. – Я угадал?

В панике она попыталась закрыть дверь у него перед носом. Он отреагировал мгновенно, вставив ногу между дверным полотном и коробкой.

– В чем дело?

– Почему ты не поехал в Наусу? Надо было ехать.

– Я сам знаю, что мне надо и чего не надо. А ты? Ты знаешь, что надо тебе?

– Пожалуйста, уходи. Мне трудно сейчас говорить об этом, но… – Она прикусила губу. – Позже я все объясню. Обещаю.

Воспитанный человек толкнул дверь и вошел. Оглянулся по сторонам.

– Класс! Всегда восхищался способностью женщин буквально за час превратить безликий номер отеля в уютное жилище.

Забившись в угол, Алина молча следила за его передвижениями. На нем были те же синие джинсы, но рубашка другая, серая в полоску.

– Что ты собираешься делать?

Она постаралась задать этот вопрос максимально безразличным тоном, но получилось все наоборот.

– Что я собираюсь делать? Я? А почему не мы?

– Потому что я совершенно не представляю…

Почувствовав себя круглой идиоткой, она замолчала.

Константин улыбнулся.

– Давай поговорим.

– О чем?

Он развел руками, одновременно пожав плечами.

– О чем угодно. Знаешь, как это бывает: сначала ты спрашиваешь, я отвечаю, потом я спрашиваю, ты отвечаешь. – Еще одна обворожительная улыбка. – Годится?

– Можно попробовать. – Она немного подумала. – Ты принимаешь подарки от женщин?

– Ну… – Константин нахмурился, продолжая улыбаться. – Смотря какие подарки. Смотря от каких женщин. Смотря по какому поводу.

– Без повода.

– И без причины?

– По причине любви и обожания.

Он отвернулся и некоторое время молчал, глядя в окно. Потом заговорил негромко, чуть запинаясь:

– Однажды на выставке художественной фотографии в Манеже я совершенно случайно встретил старую знакомую – девушку, с которой вместе работал в Галерее Вин. Мы осмотрели экспозицию, зашли в ближайшее кафе. Посидели, поговорили. Выяснилось, что она разводится с мужем и, поскольку о разделе имущества речь не идет, надеется на быстрое и безболезненное решение вопроса. После кофе с мороженым я поехал ее провожать. Разумеется, наутро мы проснулись в одной постели.

– И часто с тобой такое бывает? – спросила Алина, приподняв брови.

– Да, – рассеянно отозвался Константин. – Я не слишком разборчив. – Рука его привычно потянулась к пачке сигарет. – Мы встречались два раза в неделю, иногда чаще. Встречались, чтобы просто переспать, ничего друг другу не обещая, поэтому внезапные слезы моей подруги после секса в один прекрасный день привели меня в состояние жуткого замешательства. Что я сделал не так? Оказалось, все так. Даже очень так. Впервые за много лет она начала регулярно испытывать оргазм, и это ее так потрясло, что случилась истерика. Через полчаса я уже обо всем забыл, ведь слезы были не слезами обиды, а слезами облегчения. Но на следующий день она напомнила мне, причем без слов, смущенно протянув флакон достаточно дорогой туалетной воды. Я уставился на обтянутую пленкой коробочку, и в голове опять зазвучали слова: «Только с тобой, Костя, только с тобой». И как это следует понимать? Как вознаграждение за сексуальные услуги? Все еще пребывая в некоторой растерянности, я перевел взгляд на лицо своей подруги и вдруг сообразил, что именно этого она и опасается – благородного негодования, высказываний в духе «как ты могла»… – Он сделал паузу, чтобы закурить. – Я принял у нее из рук коробочку и сказал: «Спасибо, Света. Мне очень приятно». Увидел ее счастливую улыбку, улыбнулся в ответ и вечер был спасен.

Алина не спускала с него глаз.

– Что? – спросил он негромко.

Тембр его голоса при этом изменился, в нем появились интимные нотки.

– Расскажи мне о своих желаниях.

– Ты собираешься их осуществить?

– Для начала понять, способна ли я на это.

– Не надо. – Он покачал головой. – Когда мы пробуем поймать такие вещи, мы их упускаем.

– Что же делать? – спросила Алина серьезно и вместе с тем заинтересованно, как будто речь шла об условиях проведения научного эксперимента.

– Ну… просто делать.

– Все что угодно?

Подойдя вплотную, Константин легким касанием очертил контур ее щеки.

– Все что захочется.

Она моргнула и попятилась. Но тут же снова застыла. Странное чувство – стоящий рядом мужчина как будто удерживал ее взглядом. Ни у кого еще она не видела таких страстных, таких выразительных глаз.

– А если я сама не знаю, чего мне хочется?

– Это сложнее. – Уголки его губ чуть дрогнули, выдавая улыбку, которую он тщательно скрывал. – Но можно начать с того, чего хотелось раньше, но так и не удалось осуществить… а даже если удалось, почему бы не сделать это еще раз… и постепенно продвигаться в направлении нынешних желаний, не вполне осознанных.

– С тобой? – спросила Алина, глядя на него в упор.

Константин пожал плечами.

– Почему нет? Если я тот самый, ты это поймешь. Если нет, поймешь тем более. В конце концов, что мы оба теряем?

– Так ты не считаешь, что секс к чему-то обязывает?

– Сам по себе секс? Конечно, нет. К чему может обязывать физиологический акт? Другое дело, что иногда он становится чем-то большим, нежели просто физиологический акт.

Окинув его испытующим взглядом, Алина подошла к окну и задернула шторы. Слегка вздохнула, не торопясь оборачиваться. Что он делает сейчас? Стоит и смотрит на нее? Конечно. Смотрит и будет смотреть. Следить за малейшими изменениями выражения ее лица по мере убывания одежд, за жестами, за голосом, за дыханием. Внезапная дрожь – о чем она может говорить? О страхе? О смущении? Этот первый акт любви – или как он сказал, «физиологический акт», – нет ничего ужаснее. Все равно что сдавать экзамен, не будучи готовой. Да это и невозможно – подготовиться. Невозможно при всем желании. Новый мужчина, незнакомое тело, неизвестная повадка. Притягательный, но все равно чужой – чужой, чужой! – запах его кожи.

Константин уже стоял рядом. С замиранием сердца Алина ждала его слов или действий, но ничего не происходило. Она обернулась. Встретила пристальный взгляд серых глаз.

– В чем дело? – спросил он вполголоса. – Почему ты так напряжена?

– Я жду. – Она беспомощно развела руками. Попыталась улыбнуться и поняла, что сейчас расплачется. – Жду и боюсь. Глупость, правда?

– Ждешь, боишься… – повторил он, слегка хмуря брови. – И это все?

Алина замерла, уставившись на воротничок его рубашки. Обычный в тонкую полоску воротничок, верхняя пуговица расстегнута, на загорелой коже поблескивает золотая цепочка. Интересно что там – крест? Стараясь убедить себя в том, что делает это только из любопытства, она протянула руку и расстегнула еще одну пуговицу. Потом еще одну. Константин стоял неподвижно. Грудь его ритмично вздымалась от дыхания под тонкой тканью рубашки, и это вдруг расстрогало Алину до слез. Качнувшись вперед, она припала к нему – он по-прежнему не шевелился, как будто его коснулась волшебной палочкой фея, – провела пальцами вдоль брючного ремня, зацепилась, подергала. Константин легонько кивнул.

– Я хочу раздеть тебя, – прошептала она, с удивлением обнаруживая, что это правда. И добавила: – Ни разу в жизни я не раздевала мужчину.

– Я тоже, – серьезно откликнулся Константин.

– Что?

– Ни разу в жизни я не раздевал мужчину.

Несколько секунд она молчала, потом со смехом ударила его кулаком по плечу.

– Ах ты!..

На цепочке действительно обнаружился крест – полированный, гладкий, ничем не напоминающий православное распятие. Алина провела по нему кончиком пальца. По коже рядом с крестом. Опять по кресту. Ей нравилось юношески стройное тело стоящего рядом мужчины. Разглядывая рельеф мускулов на его руках и плечах, она вдруг подумала о том, что он старше нее на двенадцать лет. Двенадцать лет…

– Моя очередь спрашивать, – шепотом сказал Константин.

Ей стало не по себе.

– Каким был человек, которого ты полюбила первым?

Неожиданно для себя она засмеялась.

– О господи! А я-то думала… Ну, ладно. Я училась в девятом классе, а этот мальчик в десятом. Знаешь, действительно странно. – Она ненадолго задумалась. – Он был не очень похож на других – на тех, кто нравился мне после. Похож телосложением, но не похож… мастью, что ли. Меня всегда привлекали высокие и худощавые, вот как ты, и обязательно брюнеты, в крайнем случае шатены, а он был блондин. Единственный блондин в истории моих увлечений.

– Первый и единственный.

– Да. Брюнеты, безусловно, ярче и интереснее. Темные брови, темные ресницы – все это очень эффектно. Но тот блондин был тоже хорош. Когда он шел по школьному коридору в компании одноклассников, невозможно было не залюбоваться. Собственно, виделись мы только в школе. Я знала, где он живет, но не встречала его во дворе. Быть может, он предпочитал гулять в Останкинском парке или на ВДНХ. Начитавшись Цвейга и Дюма, я на полном серьезе вообразила, что настоящая любовь непременно должна быть несчастной, и принялась честно страдать. Прошел мимо и даже не посмотрел! А вчера вообще пренебрежительно усмехнулся! И все в таком духе. Моя подруга была в восторге, любовная драма разворачивалась прямо у нее на глазах. Однако для постоянного притока эмоций требовались события, все равно какие. И я написала своему избраннику письмо. Думаю, ты представляешь. Выждала несколько дней и позвонила ему по телефону. Подруга была со мной, вернее, обе мы находились у нее дома. Разговор получился в высшей степени дурацким. Парень хмыкал, мычал, запинался и, несмотря на всю свою вежливость, не мог скрыть досады. Ну, еще бы! Представь: вместо нормального человеческого знакомства тебе предлагают какой-то вывихнутый вариант «Письма незнакомки». И что со всем этим делать? Он понятия не имел, кто я такая и откуда взялась.

– Что же он сделал в итоге? – с интересом спросил Константин.

– Записал номер моего телефона. Обещал позвонить, – Алина улыбнулась, – и не позвонил.

– Ты расстроилась?

– Не особенно. То есть это я сейчас понимаю, что почти не расстроилась, тогда же мне полагалось терзаться, убиваться и проливать горькие слезы. Что я и делала со свойственной мне добросовестностью.

Лежа рядом, почти раздетые на велюровом покрывале кофейного цвета, они молча смотрели друг другу в глаза.

– Это не любовь, Алина.

– Знаешь, я не уверена, что в моей жизни было чувство… или состояние… или отношение… которое ты назвал бы любовью. Мне кажется, у тебя довольно своеобразное понимание вопроса.

Он не ответил. Неторопливо снял с нее оставшуюся одежду, коснулся губами сомкнутых век, словно успокаивая, внушая безмолвно «все будет хорошо».

И да – все было хорошо. Даже слишком хорошо для первого раза.

Загрузка...