Глава 6

В квартире Вяземских к телефону подошла прислуга. Сказала, что хозяева спят, будить не велено. Ну да, рановато. Взял пирожные и, попрощавшись с Жюли и Августом, направился отсыпаться от подвигов продажного мужчины.

Мадам Клоди, получив коробку пирожных окончательно стала моей. Душой и, если я захочу, телом. Хотя у неё муж. Плавает на баржах по Сене. Раз в пару месяцев появляется на пару дней. О чем я ей и сообщил. Как человек чести, не могу разрушать чужое счастье.

Спустившись пообедать, я опять позвонил Вяземской. Прислуга поведала, что мадемуазель ушла на службу. Но, если господин Колтцофф хочет с ней связаться, он может позвонить завтра, около десяти утра. Официант Август, глядя на опустившего трубку меня, заулыбался. На улице было тепло и светило солнце. Воздух был слегка голубоват и чувствовалась весна. Париж был именно таким, каким его воспевали тысячи поэтов и певцов.

Вечером, в «Тетушке Катрин» я порвал зал искрометным мастерством. Исполнив в финале «Русское поле» из «Приключений Неуловимых». И на бис — «Госпожу Удачу». Мсье Роже сказал, что это большое счастье, что такой артист работает у него. Воспользовавшись случаем сообщил ему, что вскоре возможно уеду на некоторое время, для поправки здоровья. Он горячо меня заверил, что мое место будет меня ожидать, потому что равных мне не наблюдается. Художники опять накидали полную шляпу мелочи.

Во вторник, без пяти десять, я уселся за стойку, подвинул телефон, и уставился на часы. Трубку сняли после первого гудка.

— Здравствуйте! Могу я услышать мадемуазель Вяземскую?

— Это я, Кольцов. Не ожидала, что вы позвоните.

— На мне некоторая ответственность, Наташа. Я не мог не узнать как у вас дела.

— Со мной все отлично. Еще что-нибудь?

— Наташ. Пригласите меня в ресторан. Пообедать, а?

— Я вам уже говорила, что вы дурно воспитаны? Воспитанный мужчина сам приглашает даму!

— Но не в нашем случае! Ведь если я вас приглашу и вы откажетесь — это катастрофа! У меня будет тяжелая душевная травма. Я буду вечерами петь песни про смерть и все пропало. Художники начнут рисовать скелеты, могилы и ужас. Туристы покинут Монмартр, а потом и город. Город зачахнет. А если вы пригласите меня, то я ни за что вам не откажу. Наташа! Спасите Париж!

— Вы понимаете, что нарушаете все правила приличий?

— Париж важнее, Наташ.

Она наконец засмеялась. По голосу было слышно, что она улыбается, маскируясь суровым тоном. У неё чудесный смех.

— Ну хорошо. В четверг у меня выходной. Приходите к моему дому в два часа.

— Чай и кофе брать? Или только сахар?

— Нет уж! Будем гулять в Булонском лесу. А там, я посмотрю на ваше поведение.

— Я на всякий случай присмотрю ресторан. Вдруг вы проголодаетесь.

— До свидания — фыркнула она и положила трубку. Мне кажется, повесив трубку, она засмеялась.


Отыграв в кафе, по дороге домой, я опять влип в историю. Перед поворотом за угол я услышал звуки драки. Работал мотор авто, и раздавалось азартное кхеканье. Гастон, что ли народ опять бомбит, блин… Прислонив в тени гитару, явил себя людям. Им было не до меня.

В свете фар работающего авто я увидел, что трое мужчин лупят одного. Еще один стоял чуть поодаль. Диспозиция вырисовывалась следующая. Четверо, судя по издаваемому периодически «бля!» — русские, пытаются захватить пятого. Пятый — судя по всему боксер, умело отмахивался от троих. Тот, что поодаль был со стволом в руке. То, что пистолет не стрелял, говорило о том, что спортсмен нужен живым и целым. Но не любой ценой. Как раз в момент моего появления спортсмен свалил одного из нападавших прямым в челюсть. Терпение нападающих иссякло. Один, отскочив, отстегнул от пояса что-то типа дубинки и вмазал спортсмену сначала по руке, а потом и по башке. Тот начал падать.

Нуууу… мы так не договаривались!

Я включился. Сначала вырубил пистолетчика, а потом по полной отработал сладкую парочку. Контрольно вмазав каждому в челюсть, когда они уже валялись. Не забыл уже отрубленого.

Даже б если бы они ожидали нападения, шансы у меня были. А сейчас мне на руку играли темнота и шум, что они производили. На всякий случай засадил по печени ногой тому, что с пистолетом. То есть наганом. Откинул ногой в сторону наган, и неожиданно тяжелую дубинку.

Подошел к спортсмену. Он прижимал к груди левую руку и, опираясь на правую, пытался встать. Но его вело в сторону, и он опять садился. Судя по всему, молодой, высокий, широкоплечий блондин в ношеном, но опрятном костюме, и ношеных, но сверкающих ботинках. Поодаль валялась шляпа.

— Вы как? Идти можете?

— Кто вы?

Я пожал плечами.

— На данный момент — друг. Давайте я помогу вам убраться отсюда.

Быстрый обыск агрессоров подарил мне еще один наган, и люггер, именуемый в народе парабеллум. В карманах пиджаков, в бумажниках, оказалось достаточно много денег. Пара десятков патронов, для наганов и люггера. Автомобильная книжка на авто Рено Nn1, 1924 г.в.

Свалил пистолеты на переднее сидение. Помог подняться и сесть на заднее сидение пострадавшему. Сходил, принес гитару. Проверил люггер, заряжен. Протянул избитому парню.

— Пользоваться умеете?

Тот выщелкнул и вставил обратно обойму и кивнул. И тут же схватился за голову. Я тронулся.

Слава богу, что навыки Ивана сохранились. Я на этом тракторе ехать бы не смог. Мы выехали на Бульвар Клиши, и я остановился у тротуара. Хотел поинтересоваться, куда мне его отвезти. Но он был без сознания. Похлопал его по щекам. Он открыл мутные глаза.

— Где вы живете? Куда вас везти?

— Я только сегодня приехал, и, с отсутствием средств, хотел остановиться у знакомых. Но они переехали, так что не знаю. Высадите меня здесь — заплетающимся языком сказал он, и попытался открыть дверь авто. Но снова отрубился.

И что делать? Да уж. Снова тронулся и поехал к своему дому.

Мадам Клоди, увидев меня в обнимку с высоким мужчиной, потеряла дар речи.

— Это не то, что вы подумали, мадам. Это мой кузен. Он приехал из провинции меня навестить, но подвергся нападению апашей.

Двенадцать пролетов вверх мы одолели минут за двадцать. Но все когда-нибудь кончается. Свалив парня на кровать, я взял полотенце и вытер лицо. Он слабо пошевелился.

— Разрешите представиться. Барон Мейдель, Яков Карлович. В Париже по делам. Проживаю в Бургундии.

— Хм. Кольцов Иван Никитович. Живу в этом дворце. Барон, у меня есть несколько срочных дел. И я вас покину. Постарайтесь не вставать. А если все же захочется — вот ведро. До свидания.

Я не решил, избавиться мне от авто, или его можно как-то использовать? Когда Иван из Марселя приехал в Париж, то некоторое время подрабатывал в гараже у Батиста, в Клиши, почти на набережной. Батист был партнером контрабандной бригады где трудился Иван. Обеспечивал её заказами. Ивану, не имевшему никаких знакомств, пришлось искать работы у него. Место было так себе. Почти в Сен-Дени, в окружении подозрительных складов, и мастерских, где клепали всяческую фигню выдавая её за импорт. С соответствующим контингентом.

Через некоторое время Иван ушел. Но отношения сохранил нормальные. Насколько это возможно в этой среде. И вот теперь пригнал сюда угнанную тачку. Замолотил кулаками в ворота гаража.

— Давненько не виделись! — проворчал Батист узнав меня. — кой черт тебе нужно?

— Хочу оставить тачку на пару дней. — Батист глянул мне за спину.

— Сто франков. — я кивнул.

Он открыл ворота и показал место на заднем дворе. Загнал, выключил двигатель, протянул ему ключи.

— Только, Батист. Без неожиданностей, ладно? — Он хмыкнул и кивнул.

Меняя работу Иван, по русскому обычаю, проставился работягам. Заодно набил морду кузнецу, что считал себя здесь пупом земли, и задирал молчаливого русского все три месяца. Чем очень впечатлил. Так что грубо кидать Батист не станет.

В моей комнате, я достал из сундука два одеяла и старое пальто. Расстелил на полу одно одеяло, свернул вместо подушки пальто. Накрылся одеялом. Страдалец спал беспокойно, но крепко. Мое появление даже не заметил.

Под утро мой гость попытался встать и куда-то сходить. Но, наступив на меня, упал и снова затих. Когда он пришел в себя, я предоставил ему ведро и настоятельно попросил не экспериментировать хотя бы до дневного света.

При свете дня все оказалось не так уж и страшно. Левое предплечье превратилось в огромный синяк. На голове была шишка с голубиное яйцо. Но ни гематомы, ни перелома не было. Ерунда. Пару дней отлежаться. О чем и поведал своему невольному жильцу.

— Господин Кольцов! Я хочу вас поблагодарить за помощь, что вы мне оказали и оказываете. Будучи в стесненных обстоятельствах, я вряд ли бы смог выйти из ситуации, в которой оказался.

— Пустое, барон. К тому же вы не столь стеснены, как вам думается. Я успел получить контрибуцию с нападавших. В общей сложности полторы тысячи франков. Пятьсот из них ваши. И вот этот пистолет, вы вчера обронили.

Я протянул ему люггер.

— Я конечно не на чем не настаиваю, — он снова проверил обойму, — это грязные деньги. Но почему не поровну? Ведь если бы не было нападения, то не было бы и контрибуции.

— Яков Карлович! Я спал на полу, вы нуждаетесь в уходе. И в момент, когда я подоспел, речь шла не о контрибуции, а о вашем плене и выкупе. Сколько, кстати, за вас бы просили, как вы думаете?

— Увы, выкуп за меня требовать не с кого, я одинок.

— Тогда что это было? На первый взгляд это выглядело похищением с целью выкупа.

— В середине тридцатого года я вступил паем в одно предприятие. По условиям партнерства я могу забрать свой пай в любой момент. Вчера днем, я, на последние деньги, прибыл в Париж с целью уладить этот вопрос. То есть забрать свой пай, и выйти из партнерства. Руководства в конторе не оказалось. Меня попросили быть с утра. Я направился к знакомым, в надежде переночевать. Но они съехали. И вот, когда я шел на вокзал, в надежде переждать там до утра, на меня напали.

— Почему-то мне кажется, что деньги вам не вернут.

— Думаете?

Мы захихикали, но барон опять схватился за голову…

Я спохватился, достал спиртовку и принялся варить кофе. В процессе сказал Мейделю, что ему лучше пару дней не вставать. И не пытаться куда-нибудь переселиться. Потому что деньги ему настолько не хотят отдавать, что могут и найти.

Пока пили кофе, он поведал, что его пай в пятьсот фунтов должен был за это время потолстеть до шестисот тридцати. И что эти деньги ему очень нужны.

Сейчас, в условиях кризиса, это для Франции очень приличные деньги. На них можно купить авто и домик в дальнем пригороде Парижа.

— Понимаете, Иван, кризис. У меня замок неподалеку от Жуаньи. Это в Бургундии, между Сансем и Осером. Ну, какой замок? — груда камней на берегу Йоны. Свои виноградники я сдаю арендаторам. На это можно было прилично жить. Не роскошно, но достойно. Но в прошлом году половина арендаторов обанкротилась. Я нашел новых, но деньги будут только после сбора урожая. И я приехал забрать так необходимые мне средства.

— Вы, смотрю, налегке, барон? Ни вещей, ни прислуги?

— Давайте уже без чинов, а? Мы ровесники, оба воевали, к чему политесы?

— Давай.

— Иван! С кризисом я настолько обеднел, что у меня нет денег на приличный костюм. Какая прислуга?

За разговорами он поведал мне свою историю. Из старинного рода Мейделей. По окончании Михайловского училища, в шестнадцатом году, был представлен ко двору и начал службу в первом ЕИВ лейб-гвардии артиллерийском дивизионе. Сразу же угодив на фронт в Галицию. После революции оказался у Деникина. После разгрома эвакуировался в Турцию, а потом перебрался в Париж. В двадцать девятом году продал большое поместье в Эстляндии, недалеко от Гапсалы, и приобрел имение в Бургундии. Покупка оказалась не самой удачной. Потому что сейчас он совершенно без средств.

— Знаешь, Яков Карлович, похоже, у меня есть для тебя предложение. Как поправить дела, да и размяться. Мне кажется, ты там у себя в Бургундии заскучал.

Загрузка...