Мелвилл Г. Белый бушлат

XVII Шлюпки номер два, три и четыре спустить!

Как-то утром после очередной боевой тревоги мы подобрали спасательный буй, замеченный на нашем траверзе.

Представлял он собой плоский пробковый цилиндр около восьми дюймов толщины и четырех футов в поперечнике, покрытый просмоленной парусиной. По всей окружности от него отходили концы троса с мусингами, заканчивающиеся затейливыми кнопами. Это были спасательные концы, за которые должен был цепляться утопающий. В середину цилиндра был вставлен точеный шток, несколько уступавший по размеру древку пики. Весь буй оброс ракушками, а бока его были украшены фестонами водорослей. Вкруг него мелькали и резвились дельфины, а над штоком его парила белая птица. Штуку эту, надо думать, давно уже бросили за борт, чтобы спасти какого-нибудь несчастного, который, верно, утонул, а спасательный буй тем временем отнесло так далеко, что потеряли и его.

Когда баковые выудили его, матросы окружили его со всех сторон.

— Не к добру, не к добру это! — воскликнул гальюнщик. — Наверняка скоро кого-нибудь не досчитаемся.

В это время мимо проходил купор, матрос, в обязанности которого входит присматривать за тем, чтобы судовые спасательные буйки были в порядке.

На военных кораблях в течение всего плавания денно и нощно держат на корме два подвешенных буйка; тут же постоянно прохаживаются два матроса с топориками в руках, готовые по первому же крику перерубить тросы и сбросить буйки за борт. Их сменяют каждые два часа, как часовых. Ни в торговом, ни в китобойном флотах таких мер предосторожности не применяют.

Вот так-то Морской устав печется о спасении человеческих жизней; и трудно было бы подыскать этому лучшее подтверждение, чем то, что было после Трафальгарского боя: после того как, согласно лорду Коллингвуду, было уничтожено несколько тысяч французских матросов, а с английской стороны, по официальным данным, было убито или ранено тысяча шестьсот девяносто, командиры уцелевших судов приказали матросам, приписанным к спасательным буйкам, отойти от смертоносных орудий на свои посты наблюдения и превратиться в деятелей Человеколюбивого общества [114].

— Вот, Бангс, — крикнул Скриммедж, матрос при запасном становом якоре[115], — образец для тебя. Смастери нам пару спасательных буйков в этом роде, таких, чтобы на самом деле человека могли спасти, а не набирали воды и не тонули, едва за них схватишься, как это случится с твоими рассохшимися четвертными бочками, не успеешь их спустить. Я тут давеча чуть с бушприта не загремел и, когда на палубу выкарабкался, первым делом пошел глянуть на них. Да у них между клепками во какие щели образовались. И не стыдно тебе? Ну, подумай, что будет, коли ты свалишься за борт и пойдешь ко дну с буйком собственной работы?

— На мачты я не лазаю и за борт падать не собираюсь, — ответил Бангс.

— Не больно-то хорохорься! — крикнул якорный матрос. — Вы, сухопутные крысы, что только палубы и знаете, куда ближе ко дну морскому, чем ловкий матрос, который грот-бом-брамсель отдает. О себе бы позаботился, Бангс!

— И позабочусь, — ответил Бангс, — а вот ты что-то уж очень о других заботиться начал.

На следующий день, едва рассвело, я был разбужен криком:

— Всей команде по местам, парусов убавить.

Бегом поднявшись по трапам, я узнал, что кто-то упал за борт с русленя. Бросив быстрый взгляд на ют, я понял по движениям часовых, что тросы спасательных буйков уже перерублены.

Дул свежий бриз, фрегат быстро рассекал воду. Но тысяча рук пятисот матросов быстро заставила его лечь на другой галс и замедлила его движение.

— Видите что-нибудь? — кричал в рупор вахтенный офицер, окликая топ грот-мачты. — Видите человека или буй?

— Ничего не видно, сэр, — был ответ.

— Шлюпки к спуску изготовить, — раздалась следующая команда. — Горнист, вызвать команды второй, третьей и четвертой шлюпок! На тали! Тали нажать!

Меньше чем через три минуты все три шлюпки были уже спущены. На одной из них не хватало гребца, и я прыгнул в нее, чтобы восполнить недостачу.

— На воду! И навались! — крикнул офицер, командовавший нашей шлюпкой. — Каждый смотри в сторону своего весла и смотри в оба!

Некоторое время шлюпки в полном молчании скользили вверх и вниз по пологим вскипающим валам, но ничего заметить не удалось.

— Бесполезно, — крикнул наконец офицер, — умел он плавать или нет, — он пошел ко дну. Навались, нас скоро отзовут.

— А черт с ним, пусть тонет. Он мне весь отдых после вахты испортил! — воскликнул загребной.

— Кто же это? — поинтересовался другой.

— Да уж тот, кому гроб никогда не понадобится, — отозвался третий.

— И не скомандуют для него «Всей команде покойника хоронить», — вставил четвертый.

— Молчать, — приказал офицер, но шестнадцать гребцов уже было не унять. Все говорили разом. После того как мы прогребли два или три часа, на фор-брам-стеньге подняли наконец сигнал шлюпкам возвратиться, и мы вернулись назад, не увидев даже и следа спасательных буйков.

Шлюпки были подняты, паруса обрасоплены по ветру, и мы снова понеслись вперед, только нас стало одним человеком меньше.

— Всей команде построиться! — последовало приказание; сделали перекличку, и единственным недостающим оказался купор.

— Я же вам говорил, ребята, — воскликнул гальюнщик. — Не говорил я вам, что мы скоро кого-нибудь лишимся?

— Так значит, это Бангс, — произнес Скриммедж, матрос при запасном якоре, — говорил я ему, что его буйки никого не спасут. Это он теперь и доказал!