Моря Африки

9. Посреди океана. Часть 1

Я стою на вершине, на гребне огромной дюны круто спускающейся к морю. Ноги утопают в песке. Опускаю глаза вниз и скольжу взглядом по крутому склону. В четырёхстах метрах ниже он заканчивается в воде, и там, немного близко к берегу — наша лодка. На голубой воде, с поднятыми парусами отсюда она кажется маленькой и ненадёжной, почти ненастоящей.

Забраться сюда, это была немного сумасшедшая идея, пришедшая в голову в конце очень суматошного дня. Всё началось этой ночью, когда мы были ещё в бухте Hadiboo.

Неизвестно откуда прилетевший жестокий порыв ветра засвистел в вантах, заставил вибрировать мачту и корпус лодки, развернув её на 180 градусов на якорной цепи. Цепь неожиданно натянулась от сильной нагрузки. Мы бросились крепить всё что могло улететь в море: сушившееся бельё, солнечный навес, тендер. Вокруг бушевала странная буря из горячего воздуха, ветер пах пылью и землёй. Через несколько минут всё закончилось, но это было как предупреждение: погода давала знак, что пора отправляться дальше.

По причинам, которые мне не ведомы, муссон дующий со скоростью двадцать четыре узла на всей западной части Индийского океана, у Сокотры более жестокий. Установившись в зоне острова, он усиливается до пятидесяти узлов, поднимая огромные волны. Шквал этой ночью был предупреждением и мы восприняли совет. С первыми утренними лучами солнца быстро подготовили лодку к переходу. Сдули и сложили надувной тендер, привели в порядок паруса, закрепили всё внутри лодки и ещё в первой половине дня, как только подул ветерок, снялись с якоря и подняли паруса.

Жаль, Сокотра ещё многое могла бы рассказать нам. На этом острове живут два народа: люди моря и люди гор. Первые — это арабы, прибывшие сюда в этом тысячелетии, они мусульмане. В горах же живут потомки древних обитателей острова. Они маленькие и скрытные, непонятной расы. У них свой язык, своя религия, они не смешиваются с людьми побережья и почти не показываются на вид.

Мы хотели подняться в горы, найти их и султан вызвался быть нашим проводником и переводчиком. Но бухта Hadiboo, где нам пришлось бы оставить лодку без надзора, слишком открыта волнам и ветру и мы не рискнули.

Наконец мы вышли и меньше чем через час плавания вдоль безлюдного берега Сокотры увидели дюну: внушительная, очень высокая из мелкого светлого песка она расположилась между морем и горой.

— Но как весь этот песок оказался здесь? — спрашиваю я себя.

Окружающие горы чёрные и скалистые, и кажется, что огромная светлая дюна перенеслась сюда по волшебству.

— Не знаю, может она всегда здесь была.

— А что, если сойдём на берег пофотографировать?

— Не получится, мы уже убрали тендер. — замечает Лиззи.

— Можно добраться до берега вплавь.

— Ты с ума сошёл.

— Ну почему? Мы ушли слишком в спешке. — настаиваю я. — Всего на несколько минут.

То, что мы сделали потом, было немного рискованно. Подошли на лодке очень близко к берегу, до глубины всего два метра, бросили якорь в неподвижной воде и, оставив поднятыми грот и бизань, так как не было ни малейшего ветерка, прыгнули в воду, захватив гермоупаковку с одеждой и фотоаппаратом.

Теперь, глядя с высоты на лодку, которая кажется слишком близко к прибрежным скалам, мне хочется бежать вниз. Если бы сейчас поднялся ветер, лодка оказалась бы в опасности и у нас без тендера были бы проблемы с возвращением на борт.

— А если кто-нибудь прийдёт, пока мы здесь наверху? — говорит Лиззи.

— Да ладно, кто сюда может прийти? — отвечаю я, стараясь не выказывать своих опасений.

На самом деле, пустынный, безлюдный пейзаж, окружающий нас, наводит на мысль, что вряд ли кто-нибудь может жить в таком месте. Но всё же мысли о ветре, который может вдруг подуть и о аборигенах, которые могут забраться на лодку лишают пребывание здесь всякого удовольствия. Отснимаем в спешке ролик плёнки и начинаем сумасшедший спуск, катясь и утопая в песке, как дети бегущие со снежной горы. С большим чувством облегчения вхожу в воду, совершенно горячую у берега.

Хватит. Действительно пора отправляться. Сразу берём курс на северо-запад, чтобы удалиться от острова с его горами, которые загораживают ветер. И когда начинает опускаться вечер, первые неровные порывы ветра дают знать о себе.

В десять часов умеренный ветер с востока, берём первые рифы на гроте.

В одиннадцать уже ветер уже крепкий и появляются первые волны. Восходит луна и в её мерцающем свете лодка оживает и набирает ход. Пять узлов, шесть узлов, восемь… Берём вторые рифы на гроте и первые на бизани. Убираем тяжёлую геную и заменяем её на стаксель номер один.

В полночь Сокотра исчезает за кормой, ветер уже превышает двадцать пять узлов и большие волны катятся с юга. Берём две полки рифов на гроте и две на бизани. Ставим бизань кливер и стаксель номер два. С этими уменьшенными парусами «Barca Pulita» пробирается через волны, поднимаясь каждый раз на несколько метров без видимого усилия, за исключением, когда волна обрушивается, отвешивая оплеуху и покрывая нас пеной.

Началась большая качка! Это море, этот сильный ветер и волны будут сопровождать нас последующие недели.

День первый

6.00. Солнце восходит над волнующимся морем. Большие волны на просторе напоминают ряды одинаковых холмов. Только что рассвело, высовываю голову наружу и замечаю идущее совсем рядом судно. Слишком поздно маневрировать и судно проходит менее чем в ста метрах у нас за кормой. Заметили ли они нас? Может быть заметили и сманеврировали, чтобы разойтись с нами. А может они, как и мы спали и мы не столкнулись, лишь потому, что не смотря ни на что, океан огромен, и мы и они в сравнении с ним просто мошки и вероятность столкнуться с кем то на таком огромном пространстве в действительности минимальная.

Конечно, я осознаю, что мы должны быть более внимательны и один из нас обязательно должен нести вахту. Да только у нас нет на это сил, мы неважно себя чувствуем, так как страдаем от морской болезни.

Всё утро мы валяемся на койках, изнывая от жары и односложно ругая их неудобность. Я начал читать автобиографию Чарли Чаплина. Он рассказывает о своём детстве в Лондоне, когда он был вечно голоден и питался лишь бульоном из рыбьих голов, единственное что могла достать его мама…я же чувствую тошноту и даже от мысли о еде меня мутит.

Наконец Лиззи, сделав над собой усилие, шарит по шкафчикам и извлекает пиалушку с остатками рисового салата, который мы приготовили ещё вчера перед выходом. Но вкус у риса прогорклый и ситуация только ухудшается. Мы отказываемся от идеи поесть и молча лежим, каждый на своём месте, периодически выходя по очереди наружу, проверить паруса и глянуть на море.

Море вокруг нас огромно. После недавнего судна мы не встретили больше никого. И я уверен, что с каждой милей, удаляясь от Красного моря, можно не бояться других встреч. В остальном всё спокойно, ветер остаётся стабильным, около пятнадцати узлов, волны большие, но регулярные. Утром мы отдали рифы и теперь нет необходимости трогать паруса или такелаж, лодка сама продолжает свой бег по волнам.

18.00. Меня всё ещё мутит, но Лиззи чувствует себя намного лучше. Собравшись с силами она принимается разжигать примус, чтобы отварить картошки с луком. Наливает спирта в горелку, но что то не так с горючим, примус не разжигается и запах паров спирта и керосина заставляет сжиматься мой желудок. Однако, позднее от кастрюли начинает доноситься более приятный запах и через пол часа мы садимся ужинать в кокпите. Уже стемнело, небо наполовину звёздное наполовину облачное. Лодка бесконечно поднимается и опускается на волнах и вокруг нас море. Может быть от того, что я не ел уже больше двадцати четырёх часов, но вкус варёной картошки мне показался самым лучшим в мире. Он возвращает меня к жизни, я даже начинаю смутно осознавать грандиозность того, что нас окружает.

Банка с солью упала со стола и катается вперёд — назад по сланям, в такт качке.

— Подними её. — говорит Лиззи.

— Подними ты. Боюсь выблевать картошку. — я бросаюсь на койку. До Мальдив ещё 1146 миль. Целая бесконечность.

День второй

Морская болезнь прошла, хотя волнение по-прежнему сильное. Сегодня ночью, около трёх часов, ветер усилился. Мы не взяли рифы, надеясь, что усиление кратковременное.

Действительно, на рассвете немного утихло, но волны остаются большими и длинными, и нам придётся привыкать к ним, думаю такими они и будут на протяжении всего перехода.

Мы больше не видели других огней или лодок, но, в компенсацию, летучая рыба приземлилась на палубе, отчаянно трепеща крыльями, пытаясь вернуться в море. Она длинной с сардину, покрыта переливающимися чешуйками, прозрачные крылья почти такой же длинны как сама рыбка. Я хотел спасти её, но пока мы искали куда она забилась между якорными лебёдками и клюзами на корме, сломалось одно крыло. Я всё равно бросил её в воду. Конечно, не выживет, но хоть послужит пищей другим рыбам.

12.00. Наши координаты 11°51' северной широты, 57°40' восточной долготы. До Мальдив остаётся 1064 мили.

18.00 Большие облака на горизонте. Ветер поворачивает на юг: плохой признак. Берём две полки рифов на гроте и одну на бизани, меняем геную на стаксель 1, это самый маленький, он из более прочной парусины. Через час работы всё готово к встрече грозы, которая уже приближается угрожающе сверкая молниями. Так как паруса уменьшены, делать больше нечего а снаружи непроглядная тьма, мы скрываемся в каюте на своих койках. Периодически выходим осмотреться.

22.00. Гроза прекратилась, не нанеся никакого ущерба. Установилась непонятная погода, ветер постоянно меняет силу и направление. Нужно бы снова прибавить парусов и провести всю ночь регулируя паруса и рулевое устройство в соответствии с изменениями ветра. Но на это нет никакой воли и мы остаёмся на койках, хоть так и пройдём гораздо меньшее расстояние и даже, возможно, не в том направлении.

На небе уже виден Южный крест, а Полярная звезда, уже на Сокотре казавшаяся очень низкой, с каждым днём становится всё ближе к горизонту.

День третий

Прозрачный рассвет и небо ярких цветов, яркое солнце восходит из за горизонта. В 9.00 остаётся 961 миля до Мальдив. Значит за вчерашний день мы прошли всего 103 мили.

Причина в переменном ветре этой ночью и нашей лени. Но это не важно. Прекрасное утро и солнце служат нам утешением.

Так как сегодня воскресенье, Лиззи предлагает отпраздновать его оладушками, и я, в первый раз с начала нашего плавания, встаю к плите. Плескаю полужидкое тесто из яиц и муки на сковородку и держась покрепче за поручень слежу за процессом жарки и за эффектом, который оказывают волны на раскалённое масло в сковородке. Оно угрожающе раскачивается, но редко поднимается до края. Однако я держу руку на ручке сковороды, готовый в любой момент предотвратить его выплёскивание. Пол часа жарки в тесноте камбуза и ко мне почти вернулась тошнота, но блюдо румяных оладушков готово.

Едим в кокпите под палящим солнцем в окружении самого прекрасного в мире пейзажа: бесконечная голубая ширь усеянная белыми гребешками. И оладушки очень хороши.

Вторую половину дня проводим на палубе в тени парусов. С течением времени тень перемещается: сначала она в кокпите, потом в середине лодки, потом на носу. К закату мы сместились на самый нос, но это уже не так важно, солнце уже не жжёт а ласкает наши лица золотыми лучами.

Ветер держится умеренный и лодка идёт очень хорошо.

— Если бы всегда было так… — говорит Лиззи.

— Не питай больших надежд. Пока нам очень везёт.

Действительно, ещё до наступления ночи небо затягивает тучами и ветер крепчает.

22.00. Берём рифы на гроте и бизани и ставим стаксель 1.

23.00. Мелкий дождь и порывы ветра. Тревога на борту. Резкий свист, доносящийся снаружи, сопровождаемый прерывистым треском, подбрасывает нас с коек. Я ожидал чего то страшного, но, выскочив в кокпит под дождь, обнаружил что треск исходит от рыболовной катушки, закреплённой на кормовом релинге. Уже два дня, как мы бросили леску в воду и забыли и вот теперь должно быть что-то попалось. Темно и ничего не видно, но я бросаюсь к катушке, зажать тормоз, в то время как Лиззи, достав фонарь, освещает вдалеке за кормой что-то веретенообразное, что подпрыгивает и падает в воду.

— Это рыба! Огромная! — кричит она.

— Да ладно. Ночью это невозможно.

— Я тебе говорю. Я видела, как она прыгала.

Леска сильно натянута и наматывается с трудом, бросаю катушку и тяну леску руками, скидывая её беспорядочно в кокпите. Я начал было голыми руками, но вскоре, чтобы не порезать руки натянутым как струна нейлоном, пришлось одеть рабочие перчатки, которые Лиззи откопала в рундуке. Десять минут, и веретенообразное тело рыбины появляется из тёмной воды. Широким взмахом руки поднимаю её и бросаю в кокпит. Луч фонаря освещает светлые вертикальные полосы на длинном тёмном теле. Пасть полна зубов, огромный чёрный глаз смотрит угрожающе.

— Это же барракуда. Вот не везёт!

Из всех возможных, барракуда худшая добыча. Её мясо волокнистое и безвкусное, а сама рыба невероятно живучая и может часами биться пока умрёт, выделяя при этом отвратительную слизь, из за которой весь кокпит становится скользким и липким. И потом, ночью, при большом волнении и дожде любая рыба длинной больше метра это только лишние хлопоты. У кого сейчас возникнет желание чистить её, мыть, разделывать, не говоря уже о готовке.

— Мы можем её отпустить — предлагает Лиззи.

— Да, но как вытащить крючок?

Рыба прыгает и бьётся, хлещет хвостом и вибрирует, как бешенная. Мы на расстоянии наблюдаем в свете фонаря её пасть усеянную острыми зубами и думаем, как извлечь крючок не изувечившись.

— Придётся ждать пока сдохнет. — заключаю я.

— Смотри, она сама освободилась. — замечает Лиззи. От бесконечных прыжков крючок выпал и нам теперь остаётся найти способ выбросить чудовище в море не поранившись.

Я обхожу его на безопасном расстоянии по банке кокпита, хватаю за скользкий хвост и бросаю обратно в море. Барракуда исчезает со всплеском, даже не поблагодарив.

— Ты подумай, в рыбном магазине в Милане такая рыба стоила бы состояние.

Нам осталось только распутать леску и смотать её на катушку, вымыть с мылом скользкий кокпит и возобновить несение вахт. Дождь прекратился, но небо по прежнему затянуто и не видно ни одной звезды.

День четвёртый

11.30. Сегодня утром ветер дунул сильно, застав нас врасплох.

Погода начала портиться на рассвете: небо чёрное и покрыто тучами, сильный ветер, то начинающийся, то прекращающийся дождь. Волны более трёх метров. Мы сразу уменьшили парусность, взяли три ряда рифов на гроте и два на бизани и теперь сидим внутри, слушая вой ветра, шум дождя и плеск волн. Я начинаю готовить завтрак, как вдруг неожиданный резкий крен заставляет нас бросить всё и выскочить в кокпит. Хлещет сильнейший дождь, ветер, водяная пыль.

— Уберём грот. — кричу я. Лиззи кидается к фалам, я отключаю ветровой рулевой и становлюсь на руль. Лиззи у мачты изо всех сил тянет грот вниз, но он идёт с большим трудом. Я могу только оставаться на руле, стараясь держать нос против ветра, чтобы обезветрить паруса и облегчить Лиззи её усилия. Медленно грот ползёт вниз, но ветер дует с такой силой, что когда Лиззи пытается закрепить его, взбешенная парусина хлещет её по лицу и глазам. Но даже с убранным гротом мы продолжаем нестись как сумасшедшие, к тому же лодка стала сильно приводиться и теперь очень трудно держать её на курсе. Нужно бы пойти на нос и убрать один парус, хотя бы стаксель, но я не осмеливаюсь даже предложить это и просто продолжаю держать рвущийся из рук руль под дождём, который хлещет меня по спине. На мне ничего нет и я дрожу от холода. Но самое плохое продолжается не больше двадцати минут. Потом ветровой рулевой снова в состоянии держать курс и мы возвращаемся в каюту греться.

16.00. Через восемь часов такого сильного ветра первый стаксель не выдержал, расползся по шву. Потихоньку, потихоньку пробираемся на нос среди волн и брызг, убираем его и продолжаем идти под бизанью кливером и триселем, но и так делаем шесть узлов и о увеличении парусности не приходится думать, так как ветер продолжает усиливаться. Море белое от дождя и пенных гребней и в пятидесяти метрах уже ничего не видно.

19.00. Катаклизм не хочет заканчиваться. Мы сидим закрывшись в каюте. Видимости никакой, каждые двадцать минут передаём в эфир сообщение, с указанием наших координат и скорости. Если поблизости были бы суда, это их насторожило бы, привлекло внимание. Но никто не отвечает. Так лучше.

Сегодня я забыл нанести на карту наши координаты. Но что изменится, если мы будем знать, что до Мальдив осталось 870 миль вместо 850? Мы просто находимся посреди океана и расстояние, которое отделяет нас от берега, огромно.

День пятый

5.00. Ветер немного ослаб. Волны, однако, остаются большими и огромные гребни забираются на палубу. Поднимаем стаксель 2, чтобы увеличить скорость и быстрей убежать от непогоды. Завтракаем кофе с молоком и печеньем стоя, иначе рискуем перевернуть чашки.

Волны превышают четыре метра, я замерил их поднимаясь на мачту до точки пока гребни выровнялись с горизонтом. Но несмотря ни на что, море не кажется мне опасным, хотя и доставляет множество неудобств и каждое движение даётся нам с трудом.

С другой стороны, ещё до выхода мы знали, что так оно и будет. Летний юго-западный муссон очень капризный ветер, влажный, с грозами и шквалами. Если бы была зима, то дул бы северо-восточный муссон, более сухой и мягкий, но встречный и продвигаться вперёд было бы невозможно.

19.00. Погода не меняется весь день. Большие волны, сильный ветер и мы летим со скоростью шесть — восемь узлов под штормовыми парусами. Не остаётся ничего другого, как терпеть и возобновить несение вахт. Сегодня опять забыл нанести координаты на карту.

Вернее не забыл, а постоянно откладывал, но завтра точно сделаю.

— Спокойной ночи, Лиззи.

— Спокойной ночи, Карло.