Мой худший друг

Глава 14

Ариша

Скольжу пальцем по его руке будто в попытке за что-то оправдаться или же доказать самой себе, что мне нравятся эти ощущения. Те чувства, что закручиваются в сердце от этих робких, но таких горячих прикосновений.

Теперь отпираться и говорить, что поцелуй был лишь помутнением рассудка – глупо. Но я все равно это делаю. Убеждаю и себя, и его.

Зачем? Зачем снова его касаюсь? Слушаю сбитое дыхание. И свое, и его. Мы оба часто дышим. Стоим слишком близко, чтобы этого не заметить. Наблюдаю за тем, как рельеф груди под его футболкой вздымается и резко опускается. Рывками. Будто ему и правда не хватает воздуха.

Он зол или же раздражен…

Провожу большим пальцем по тыльной стороне мужской ладони. Снова. Медленно.

Когда мне стало необходимо к нему прикасаться? Когда?

Тим перехватывает мою руку. Сжимает дрожащие от его резких движений пальцы в кулак и тянет к своей груди. Прямо под сердце. Сдавливает еще сильнее. Это невозможно, но мне кажется, я слышу эти тяжелые удары и шум крови, бегущей по его артериям.

– Ты мне нравишься.

Слова, сорвавшиеся с его губ, нельзя вернуть. Нельзя вытравить. Они проникают глубоко под кожу.

Выстрел. Да, его слова звучат как выстрел. Прямо в лоб. Прямое попадание.

Нужно время, чтобы прийти в себя. Осознать. Секундная стрелка биологических часов замирает. Прилипает к воображаемому циферблату в страхе двинуться с места. Минуты превращаются в часы, а дни – в годы.

Я все еще не могу пошевелиться. Стою и смотрю на Азарина как полная оторопелая дура. Ни звука, ни взгляда. В зрачках стекло. Я даже вижу его мутно.

Главное – дышать. Вдох – выдох. Вот так. Медленно, это же совсем не страшно.

– Ты меня ненавидел… – сама не понимаю, как шевелю губами.

– Нет.

Тим понижает голос. Моя рука все еще в ловушке его длинных пальцев. Прижата к самому сердцу. В висках грохочет.

– Да! – говорю тверже. Хочу звучать убедительней, насколько бы глупо это сейчас ни выглядело.

– Ты реагировала только на агрессию и шутки, – делает паузу, пытается посмотреть мне в глаза. Но, не получив желаемого, продолжает: – Прости, что в четырнадцать у меня не хватало ума выразиться адекватно.

Будто специально игнорирую вторую часть его слов. Хватаюсь за самое начало, за то, что для меня более понятно. То, что я испытывала на себе из года в год. Его шутки…

– Шутки? Я с такими шутками была недалека от психлечебницы.

– Извини…

Тело снова бросает в жар, а разум и так уже давным-давно подпалился.

– Если допустить, что я тебе сейчас верю…

Намеренно формулирую абстрактно.

– Допустить?

– Угу. Если я тебе верю… то что… что ты хочешь?

Пульс снова приближается к скорости света. Запрокидываю голову. Делаю то, чего на самом деле так боюсь, – столкнуться с ним взглядами.

Смотрю в его глаза и вижу там свое отражение. Это всего лишь происки воображения. В комнате не настолько светло, чтобы разглядеть себя его зрачках, но я вижу. Вижу!

Во рту сухо. Мысли, которые до этого наперебой лезли в голову, испаряются. Я застываю перед Тимом словно статуя, не разрывая наш визуальный контакт.

У него красивые глаза. Ресницы длинные, пушистые такие. Темные-темные.

– Чего я хочу?

Он словно пробует этот вопрос на вкус. Говорит медленно. Негромко.

– Чтобы ты была моей девушкой, – произносит уверенно. Даже головой кивает, будто два раза меня убедить хочет.

Девушкой? Девушкой Азарина?

Охаю, полностью игнорирую какое-либо стеснение. Следом с губ срывается громкий и тяжелый вздох.

Девушкой?

Он, кажется, окончательно сошел с ума.

– Я… мы… нет…

– Да.

Буквально секунда, и его голос становится тверже, а прикосновения не то чтобы грубее, уверенней. Да именно уверенней.

Тим напирает, прижимает меня к стене. Едва успеваю хватануть воздуха, прежде чем влетаю ему в грудь и окончательно теряю связь с реальностью. Девушкой? Сознание рассыпается, все привычные прописные истины крошатся в пыль. Это же Азарин! Наглый, злобный, ненавидящий меня…

Мысли путаются. Мозг будто специально подкидывает самые неприятные моменты нашего прошлого. Самые болезненные. Зажмуриваюсь. Делаю глубокий вдох.

Я же так и не отпустила его руку. Так и сжимаю. Отнекиваюсь, но продолжаю удерживать его пальцы в ладони своей. Ненормальная.

– Я… не хочу, чтобы кто-то знал. Я не уверена… Мне не нужны отношения. У меня другие планы и приоритеты. Мне…

– Так не пойдет.

– Что?

За дверью снова раздается крик. Сжимаюсь на автомате, и, как только я это делаю, Тим меня обнимает.

Крепко. Дыхание сбивается. Да все настройки внутри летят к чертям.

Губы обжигает поцелуем, и кожа вмиг покрывается мурашками.

Тим снова переплетает наши пальцы. Его свободная рука ложится на мою талию. Запах мужского парфюма забивает легкие.

Сердце разрывается от переполняющих меня эмоций. Они такие разные. От жуткого страха, смешанного с робостью, до всепоглощающего умиротворения вкупе с наслаждением.

Легкий озноб касается кожи, тайком пробираясь к сердцу. Оно неестественно сжимается, пуская по венам новую дозу крови, но уже обогащенную эндорфинами. Их слишком много. Сознание затуманивается.

Открываю глаза. Чувствую новое прикосновение губ. Щеки горят огнем.

Делаю маленький шажок назад, еще больше вжимаясь в стену.

Тим скользит пальцами по моей шее, волосам. Его теплое дыхание задевает ухо.

Вытягиваюсь. Привстаю на мыски, обвивая его шею.

Вдох – выдох.

Глаза снова застилает тонкой вуалью дымки, сотканной из эмоций.

Свет в комнате внезапно загорается. Яркая вспышка отпечатывается на Азаринском лице, и мне сразу хочется отпрянуть. Но теперь некуда. Больше некуда.

Распахиваю глаза шире. Смотрю на его губы, чуть выше. Сталкиваюсь с ним взглядом.

Свет, словно вестник апокалипсиса, возвращает меня в реальность. В ту реальность, где я никак не могу сознаться себе в чувствах. В своих чувствах к этому непоседливому мальчику.

– Игра, кажется, закончилась, – бормочу ему в щеку.

– Видимо.

Оттеснившись на пару миллиметров, рваными движениями завязываю волосы в хвост. Приглаживаю выбившийся на висках пушок и инстинктивно облизываю губы.

Они горят, а еще, наверное, пестрят красным.

– Давай выйдем раздельно, точнее… – впервые не могу сформулировать мысль. Могу только просить и жалобно скулить. – Пожалуйста.

Прячу руки в карманы джинсов. Азарин от этого движения бесится, вижу, как напряглись его плечи и вон, лицо перекосило.

– Зачем? – снова толкает к стене и нависает сверху.

– Мне нужно обдумать. Переварить. Мне нужно время, Тим.

Аккуратно кладу ладони ему на плечи.

– Насколько понимаю, это не «нет»?

Рассеянно качнув головой, увиливаю от прямого ответа и не спеша протискиваюсь к двери. Отодвигаю стул, тяну на себя ручку, а потом… потом, в плену какого-то ненормального, необузданного порыва, резко поворачиваюсь к Тиму лицом.

Секунда, две. Мои руки снова на его плечах. Касаюсь губами его щеки и шумно выдыхаю.

– Блин, я чуть не описалась, когда этот мужик с бензопилой выбежал!

Катька театрально хватается за сердце, а потом громко смеется.

Мы сидим в кафе недалеко от той самой локации, в которой моя жизнь, кажется, разделилась на до и после.

– Нет, нет, дальше слушайте, самое смешное было, когда Данис на рефлексах чуть этому мужику с пилой и мешком на голове по морде не заехал.

Все продолжают смеяться. Кайсаров же лишь едва заметно улыбается. На Тима я не смотрю. Мы сидим рядом, и, если я начну ни с того ни с сего на него пялиться… Короче, со стороны это будет выглядеть странно.

– Ты громче всех орала. Я, как только визг слышу, – тараторит Аня, – сразу думаю, ну это точно Катька.

– Я туда больше ни ногой.

Катя улыбается и закидывает руку Данису на плечо. Бегло проходится пальцами по его волосам и, склонившись ближе, говорит что-то на ухо.

Опускаю взгляд в чашку кофе, чувствуя, как Тим прижимает свою ногу к моей. Теперь мы сидим максимально близко. Будто прилипли.

Закусываю губу, активно размешивая в чашке сахар, который я, к слову, туда вообще не клала.

Губы все еще покалывает от поцелуя, а ведь прошел уже как минимум час.

Сердечный ритм нормализовался. Дыхание и подавно восстановилось. Но вот эти ощущения, от которых пальцы на ногах поджимаются, а внутренности судорогой сводит, никуда не делись.

Это совсем непохоже на порхающих в животе бабочек, скорее, наоборот, их там будто ножом по одной убивают.

Крепче стискиваю чашку пальцами и украдкой кошусь на Азарина. Он, в отличие от меня, расслаблен. Сидит, широко расставив ноги, чуть съехав вниз. Затылок упирается в диванную спинку. Крутит телефон в руках, иногда перебрасывается с ребятами шуточками и общими впечатлениями от похода к этим страшилкам.

Ни единой эмоцией не выдает того, что между нами произошло. И ведь меня это радовать должно, но, вопреки доводам разума, меня его спокойствие бесит. Я тут на месте не могу усидеть, а ему словно все равно.

Но сама же просила не подавать вида? Просила же? Да! Но разве от этого легче?

Телефон, который я положила на стол, тихо вибрирует. Я, как его купила, звук выключила и больше не включала. Вечно на беззвучном.

Свайпаю папин звонок и подношу динамик к уху.

– Привет.

– Арина, ты обещала к десяти вернуться. Двадцать минут одиннадцатого уже. Все хорошо?

– Да, прости, мы засиделись. Уже вызываю такси.

– Катя с Тимой еще не собираются домой? Может, с ними лучше, чем на такси…

– Я не знаю, – пожимаю плечами в такт словам и смотрю на Катьку.

Мы с ней сегодня почти не разговаривали. Не мирились. Я не извинялась. Тупо все вышло. Максимально тупо.

– Чего там? – Токман подается ближе к столу.

– Да папа спрашивает, домой ты не собираешься? Тип мне одной на такси…

Договорить не успеваю. Катюха уже перекидывает сумку через плечо.

– Как раз собиралась. Тим, подкинешь?

Хлопаю глазами, наблюдая за Катей, которая с первой же секунды собралась домой. Это что-то новенькое.

Азарин на ее вопрос отвечает молчаливым согласием. Потому что в ту же минуту поднимается из-за стола и пожимает Королеву руку.

В машине я намеренно сажусь назад. Но Азарин специально сначала закидывает домой Катюху. Которая, между прочим, живет от него в нескольких километрах. Логичней было бы первой отвезти меня… Ладно.

Катя отстегивает ремень безопасности, а потом резко поворачивается. Ее лицо застывает между сиденьями.

– Не обижаешься же? Мир? – как в детстве, тянет мизинчик.

– Конечно, – цепляюсь за ее палец. – Прости меня, – подаюсь ближе и перехожу на шепот: – Я не хотела на тебя кричать.

– Ум-м-м.

Катрин шмыгает носом. Улыбается и обхватывает меня за плечи с криком: «Обнимашки!»

– Все, всем пока, – разомкнув наши объятия, треплет Азарина по голове и выскальзывает из машины.

Прячу улыбку и откидываюсь на спинку. Чувствую колоссальное облегчение. Не припомню, чтобы мы с Катей вообще когда-либо серьезно ругались, и вот мысли об этой сцене в комнате меня очень сильно мучали, практически больше суток. Чувствовала себя отменной дрянью.

– Ты так и будешь там сидеть?

Вздрагиваю. Совсем забыла, что Тим тоже тут. Ловлю его взгляд в зеркале и сцепляю руки в замок.

– Мне здесь очень удобно.

Тим приподнимает бровь.

– Это ты меня так послала или пригласила?

Думать даже не хочу, что он имеет в виду под этим «пригласила», и именно поэтому торопливо перебираюсь на переднее сиденье. Накидываю ремень, но в спешке никак не могу его защелкнуть.

Пальцы не слушаются, и в какой-то момент Тим просто перехватывает мои руки. Уводит их от ремня и сжимает в свои ладони.

В машине тепло, и сейчас это только в минус. Спина покрывается липким слоем пота. Еще немного, и я промокну насквозь от своей нервозности.

Ну нельзя так хватать и смотреть тоже нельзя! Но он смотрит. Неотрывно, прямо в глаза. Я даже взгляд отвести не в состоянии. Точно окаменела.

Тим отрывает руку от нашей пирамидки из ладоней и заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос. Такое невинное движение, от которого внутри снова происходит возгорание. Сглатываю, чувствуя, как его пальцы касаются моей щеки.

Очень легко. Нежно. Будто он боится, что я испарюсь. Это кажется мне настолько милым, что губы непроизвольно растягиваются в улыбке.

Тим опускает взгляд. Знаю, что смотрит на губы, и, о чем думает, тоже догадываюсь.

Разряд. Кажется, мы потеряли пациента.

Немного ерзаю на сиденье и, притиснувшись к спинке, заглядываю ему в глаза.

– Меня дома ждут, – бормочу не своим голосом.

Тим кивает. Слегка заторможенно, но отстраняется при этом сразу. С легкостью защелкивает ремень и выезжает с территории Катькиного особняка.

Пейзажи за окном медленно начинают меняться. Поселок остается позади, и Азарин ловко выруливает на трассу.

– Пошли завтра в кино, – говорит осипшим голосом. Приглушенным. Совсем не таким, как обычно.

Поворачиваю голову.

– Ты так на меня смотришь, будто приведение увидела. Я что-то не то сказал?

Часто моргаю, а потом так же быстро кручу головой.

– Нет. Нет… просто… вдвоем?

– А тебе нужна большая компания?

Украдкой замечаю, как ладони Тима обхватывают руль, который до этого он довольно свободно придерживал одной рукой.

– Мы с мамой вечером на балет идем.

– Можно днем. В кино.

Мне кажется или теперь он предлагает гораздо менее уверенно? Минус мне в карму, но я снова улыбаюсь.

– Да, тогда можно днем. Правда, я понятия не имею, что там сейчас идет.

– Аналогично. Заодно завтра и выясним.

К нам во двор Азарин не заезжает. Я выхожу у ворот и не оглядываясь бегу в дом. Сердце снова не на месте. Так и до тахикардии недалеко. Делаю глубокий вдох и открываю дверь.

В голове все еще крутится его попытка меня поцеловать, когда я хотела выйти из машины. Мы так сильно стукнулись лбами…

Поцелуй сорвался, а вот обоюдное стеснение увеличилось. Никогда бы не подумала, что Тим вообще на такое способен. Нервничать…

– Арина?

Папин голос из гостиной вырывает из воспоминаний. Снимаю пальто. Трогаю свои красные щеки, которые можно оправдать минусовой температурой, и останавливаюсь у зеркала. Глаза шальные, и губы чересчур розовые. Да я вся выгляжу как-то слишком неестественно.

Главное – спокойствие.

– Да, пап, я, – шурую в гостиную, – прости, что не предупредила заранее. Долго обсуждали поход в эту комнату страха.

– И как, понравилось?

– Ну, окровавленные муляжные головы выглядели вполне реалистично, – плюхаюсь на диван. – Где мама?

– В ванной. Тебя Тим привез?

– Да, он сначала меня закинул, а сейчас Катьку повез.

Папа кивает, но смотрит при этом в ноутбук.

– Я на днях говорил с ректором, его дочь проходила у меня реабилитацию после аварии…

– Я поступлю сама! – выпаливаю резче, чем хотела. – На бюджет. Мне не нужна помощь.

– Знаю, – папино лицо смягчается, а на губах появляется улыбка. – И верю в тебя. Поступишь, конечно, просто ректор посоветовал тебе походить на предподготовку. Курсы при универе.

– А разве они не с начала года начинаются?

– Вообще, с октября. Но для тебя сделают небольшое исключение. Разберешь самые сложные вопросы, получишь дополнительный плюсик.

– Но я только на выходных могу.

– Онлайн будешь заниматься. Но в выходные по возможности, конечно, и очно желательно присутствовать.

– Да, хорошо. Я готова.

– Тогда завтра ближе к обеду тебя отвезу.

Завтра? К обеду? Мы же с Тимом в кино хотели…

– Надолго?

– На пару часов. Планы какие-то были?

– Нет. Не было никаких планов.

Если выбирать между своим будущим и отношениями, в приоритете, конечно, будет первое. Напишу Азарину, что не смогу. Учеба для меня сейчас куда важнее, любой, даже самой душещипательной, интрижки.

Слово «любовь» намеренно не использую. Это явно не она. Ну и что, что руки дрожат и сердце сжимается, когда Тим рядом. Просто гормоны. Не больше.

Я с пятого класса нацелилась поступать в медицинский, и спустить все в унитаз сейчас, почти на финишной прямой, – глупо и безответственно.

Когда с детства смотришь на отца, который, будучи первоклассным хирургом, практически заново собирает людям лица после аварий и травм, тебе и самой хочется заниматься чем-то отнюдь не рядовым.

Ничего не имею против экономистов, юристов, политиков, рекламщиков, но представить себя офисным клерком или даже успешным политическим деятелем не могу.

Врач – это призвание, и, как бы это пафосно ни звучало, я считаю себя именно таким человеком.

– Как в школе дела? Со всеми в классе подружилась?

– Ну почти. Давай чай попьем? Я пока заварю, может, мама из ванной вылезет как раз.

– Давай, – папа откладывает ноутбук на диван, – помогу тебе.

На кухне сразу тянусь к полочке за чаем. Кажется, мама привезла его из Индии. Насыпаю заварку в чайник и заливаю кипятком. Пока расставляю чашки, папа режет торт, который они купили к моему возвращению из школы на выходные.

Пока копошусь с ложечками, в кухню заходит мама. В халате и с кандибобером из полотенца на голове.

– Приехала, а то папа у нас меня чуть с ума не свел. «Где Арина? Ничего с ней не случилось?»

Мама посмеивается и касается папиного плеча.

В их союзе отец, конечно, более ответственный. Стоит только вспомнить любой наш отдых, папа будто с двумя детьми летает.

Улыбаюсь и разливаю заварку по кружкам.

– В кафе еще посидели зашли.

– Ну и отлично, расслабляться тоже нужно. Немного разгрузить голову от учебы не помешает.

Мама садится на стул и кладет мне на тарелочку кусочек торта. Сама воздерживается, потому что строго следит за фигурой. Всю жизнь на каких-то диетах и ограничениях.

– Мы завтра на балет-то идем? – мама делает глоток чая.

– Идем, – киваю. – Папа с нами?

– С нами, с нами.

Улыбаюсь маме в ответ.

В детстве мы с отцом практически не пропускали маминых выступлений, когда она еще сама танцевала. В прошлом она – балерина, сейчас – ведущий балетмейстер.

Театр очень ярко запечатлелся в моих детских воспоминаниях. Красивая музыка, грациозные девушки в белых пачках. Мужчины в смокингах, женщины в шикарных платьях.

Антракты, мамина гримерка, высокие потолки, лепнина на стенах, массивные балконы и королевский занавес… Такой неповторимый флер.

Звонок отцовского телефона возвращает меня на бренную землю, в нашу прекрасную кухню.

– Это по работе, – говорит па и выходит на веранду, прихватывая пачку сигарет.

Мама кладет ногу на ногу и, уместив локоть на столе, потирает кулаком подбородок.

– Как твоя геометрия?

– Нормально. Во вторник планирую все исправить.

– Значит, точно исправишь.

– Надеюсь, – морщу нос, вспоминая Звереву и отпивая чай с громким хлюпом.

– Привыкла в школе?

– Вполне. Кстати, почти научилась плавать. Там классный бассейн и толковый тренер.

В бассейн я на этой неделе целых три раза ходила. Два из них тайком, без Азарина. Не хочу, чтобы он крутился поблизости, когда я так беззащитна.

– Это прекрасно. А мальчики симпатичные есть?

– Мам, – закатываю глаза.

– Мой ты серьезный ребенок. Тортик еще будешь?

Мама посмеивается и тянется к лопатке.

– Не-а.

На самом деле у меня от мамы никаких особых секретов никогда не было. Чаще всего я ей все рассказывала. Про Антона, например, и нашу попытку быть не друзьями, а парнем и девушкой.

Родители всегда относились ко мне с доверием, не давили, свое мнение не навязывали и всегда-всегда были готовы выслушать.

Поэтому сейчас мне как никогда хочется поговорить с мамой про Тима.

Обсуждать Азарина с Катькой идея гиблая. Во-первых, потому, что он ее брат и она вечно его превозносит. Во-вторых, Катюха абсолютно случайно может взболтнуть ему лишнего.

Но вот как рассказать маме все так, чтобы она не догадалась, что говорим мы про Тима?

Не хочу, чтобы родители знали. Не уверена я, что все это может продлиться долго. Тиму надоест, а родители наши дружат, ни к чему их посвящать в наши интрижки.

Поэтому начинаю более чем абстрактно.

– На самом деле, меня завтра один мальчик в кино позвал…

– А ты? – мама мгновенно включается в разговор. Даже чашку от себя отодвигает.

– Ну я вроде согласилась, но мы же с папой завтра в универ поедем. Предподготовка.

– Точно, Стёпа мне говорил. Он с ректором виделся.

– Да. А вечером в театр уже билеты купили. Нужно как-то кино отменить, но так, чтобы не обидеть.

– Завтра суббота. Перенеси свидание на воскресенье.

– Это не свидание, – морщу лоб. – Да и вдруг на курсах задание дадут? Нужно будет выполнить… Возможно, это займет все воскресенье.

– У меня складывается впечатление, что в кино ты не очень-то и хочешь. Может, себя не мучать? Заодно и парню призрачных шансов не дашь.

– Ну, не то чтобы я не хочу… Просто…

– Что?

– Он мне встречаться предложил… А у меня другие планы. Скоро экзамены, сейчас вот еще доподготовка. Не лучшее время для отношений. Вдруг я из-за этого мало баллов наберу? Потом на бюджет не поступлю. Сама же себя возненавижу.

– Мне иногда кажется, что мама у нас не я, а ты, Аришка. Иди сюда.

Быстро пересаживаюсь на стул рядом с мамой и кладу голову ей на плечо. Так грустно становится. Полнейшая растерянность. Ну не знаю я, что в этой ситуации делать. Не знаю.

Мне нравится Тим. Да. С ним даже может быть интересно. Но встречаться…

– Значит, мальчик из школы?

– Не важно, – бормочу себе в ладонь.

– Ладно. Тогда просто позвони и скажи все, как есть. Про занятия и про театр.

– Не думаю, что он поймет.

Точнее, уверена, что не поймет, а воспримет все это как мою очередную отговорку.

– Да и вообще, не уверена, что хочу с кем-то встречаться.

– Значит, он тебе не нравится?

– Нравится, наверное, – пожимаю плечами.

Целоваться с ним мне точно нравится. Но такое маме не скажешь уж точно.

В кухне появляется папа, и я быстро перевожу тему. В отличие от мамы, он не особо приветливо относится к моим так сказать ухажорам.

Мы сидим на кухне еще около часа, а потом расходимся спать.

Утром меня будит настырно жужжащий под подушкой телефон.

Еле разлепив глаза, пялюсь на номер Азарина.

Да-да, я ему вчера так и не позвонила. На его сообщение «Спокойной ночи» тоже не ответила.

Вздыхаю и подношу телефон к уху.

– Привет, – кошусь на часы. Половина десятого.

– Привет. Короче, я пробежался по афише, там сегодня показывают…

– Прости, – поджимаю губы, – сегодня не выйдет. У меня занятия в универе, перед поступлением. А вечером с родителями идем на балет.

– Завтра…

– Завтра весь день буду сидеть над заданиями, что дают на допподготовке.

Азарин замолкает. Я тоже. Кусаю свои губы и не знаю, что еще говорить. Наверное, уже нечего.

– Хорошо, – Тим со мной соглашается и сразу же сбрасывает звонок.

Еще пару минут лежу с прижатым к уху телефоном. Я все-таки его обидела.

Но так, наверное, и правда будет лучше. Не стоит начинать. Не стоит…

В двенадцать мы с папой едем в универ. Я там провожу практически три часа, после чего заглядываю в отцовскую клинику и уже оттуда возвращаюсь с ним домой.

Мама вовсю прихорашивается к походу на балет, я, не теряя времени, решаю заняться тем же. Но сначала бегло просматриваю все задания, что мне дали. На самом деле не так-то их и много. Все воскресенье их выполнение точно не займет.

Кошусь на телефон, на который больше не упало ни одного сообщения от Тима, и в сотый раз убеждаю себя, что так только лучше.

В половине шестого мы выдвигаемся в театр. А когда подходим к своим местам, первый, кого я там вижу, Азарин. Он о чем-то энергично болтает со своей матерью. Тетя Алёна, заметив нас, взмахивает рукой.

– Вы тоже тут? Вот это совпадение.

Да уж… Действительно, совпадение.

– Алёна? Привет!

Моя мама улыбается и целует Азарину в щеку.

– У нас вот культурный вечер, Тимоша пригласил меня на балет, пока Серёжа в Токио, – касается плеча сына.

Папа пожимает этому проклятому «Тимоше» руку, а все, что могу я, растерянно улыбнуться.

Тим уступает моей маме свое, более удобное для просмотра, место и плюхается в кресло рядом со мной, чем полностью отрезает меня от родителей. Которые, к слову, окончательно включились в разговор с тетей Алёной.

Его наглые пальцы дергают меня за локоть так, чтобы рука упала в проем между кресел и он без труда мог сжать ее в свою лапу, не привлекая дополнительного внимания.

– Ну привет, Ариша.

Теперь просто буквально понимаю выражение – сидеть на пороховой бочке.

Только моя еще и тикает, потому что в нее точно заложили взрывной механизм.

– Я подумал, раз в кино ты не можешь, то будет неплохо сходить на балет, – он лыбится, полностью поворачивая голову в мою сторону.

– Как ты узнал, где мы будем сидеть? – шиплю.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – разводит ладони в стороны. – Когда есть мозги и деньги, это несложно, – пожимает плечами.

– Скорее, только деньги, – фырчу в ответ.

– Вычислить людей, которые купили места рядом с вами. Связаться с ними и предложить за эти билеты больше их стоимости даже у перекупов. Все только ради тебя, – снова улыбается и сильнее сжимает мою ладонь.

– Ненормальный.

– Ну, ты же была так занята, чтобы пойти со мной в кино, – вальяжно вытягивает ноги под соседнее кресло и дергает вниз галстук, чтобы ослабить.

– Какие жертвы – торчать тут ради меня. Смотри не усни.

– Поверь, у меня найдется очень много других, гораздо более интересных занятий, – играет бровями и поворачивается к родителям. – Может, после в ресторан сходим? – предлагает моему папе, на что тот не думая дает согласие.

– Ну вот, теперь ты в моем полном распоряжении на ближайшие пару часов, – склоняется к моему уху и переходит на шепот.

Свет в зале гаснет. Начинается первый и единственный акт.

Делаю глубокий вдох. Несколько раз пытаюсь вернуть себе свою руку, но все попытки тщетны. Азарин вцепился в меня как бульдог.

Сидит, смотрит на сцену, и даже с таким видом, будто ему действительно интересно.

Прикрываю глаза, а потом изо всех сил пытаюсь уловить суть сюжета, который разыгрывается на сцене. Я уже была на «Кармен-сюита». Но сейчас, смотря на сцену, вообще ничего не понимаю. Хотя и так знаю, что эта история закончится трагично. Погибнуть от рук любящего тебя человека никому не пожелаешь. Возможно, Кармен стоило прислушаться к картам, которые предрекали ей печальный исход жизни, и не отвергать Хозе. Но сердцу ведь не прикажешь.

Кошусь на Тима и не могу сдержать тихий смешок, потому что он сидит с закрытыми глазами, а рука, в которую он сжал мои пальцы, полностью расслабилась. Я на своих нервах, кстати, этого вообще не заметила.

Он реально вырубился. Боже.

Бегло оцениваю обстановку. Папа не большой поклонник балета, когда на сцене нет мамы, поэтому сидит с каменным лицом. Тетя Алёна прижала руки к груди, ну а моя мама водит в воздухе пальцами в такт музыке и движениям балерин.

Дергаю Тима за руку, и он мгновенно открывает глаза.

– Не спи, замерзнешь, – шепчу, стараясь не засмеяться. Потому что он часто моргает и, кажется, вообще не понимает, где находится.

Азарин зевает, игнорируя этикет и то, что неплохо было бы прикрыть рот рукой. Смотрит на смарт-часы. С начала прошло почти полчаса, уже скоро будет развязка.

– Что я пропустил? – упирается в подлокотники и вытягивает шею. Снова зевает, теперь уже в кулак.

Я, засмотревшись на него, делаю то же самое, прикрывая рот ладошкой.

– У меня другой вопрос: на чем ты вырубился?

– Они плясали.

– Если что, они тут все сорок пять минут пляшут.

Тим неопределенно взмахивает рукой, изображая в воздухе непонятные знаки.

– Молодые люди! – раздается позади. – Вы здесь не одни.

– Извините, – шепчу и сразу захлопываю рот. Наши шушуканья все же привлекли внимание.

Тим оборачивается на голос, окидывая мужчину раздраженным взглядом. Будто не мы создаем здесь хаос и мешаем, а этот самый мужик.

Поджимаю губы и сосредоточенно смотрю на сцену.

Полчаса спустя мы впятером выходим из Большого. Родители уже определились, в какой ресторан идем, поэтому тетя Алёна спрашивает у папы:

– Стёп, вы на машине?

– На такси.

– Ты, кстати, перенесла кино на завтра? – интересуется мама между делом. По идее, слышать должна это только я, но, так как Азарин стоит рядом и безостановочно меня палит, то тоже слышит.

– Нет. Много заданий дали, – отвожу взгляд куда-то вдаль.

– Что за кино? – вмешивается Тим.

– За Ариной мальчик ухаживает. В кино позвал, а она не хочет.

– Мама!

– И правильно не хочет, – вмешивается папа, который, видимо, тоже нас слышал.

Ну все, теперь моя личная жизнь выставлена на всеобщее обозрение.

– Согласен, – кивает Тим не без ухмылки.

Ну вот он-то куда? И без его издевок тошно. Пожалуйста, пусть я стану невидимкой. Зажмуриваюсь.

– Мам, езжайте тогда с Павлом, – Азарин кивает на стоящий неподалеку мерс, – а мы с Аринкой на такси.

Родители с его предложением, к несчастью, сразу соглашаются. Я же остаюсь стоять на месте и наблюдать, как они загружаются в черный седан, на котором передвигается мама Тима. Не сама, с водителем.

Как только машина трогается с места, Тимоша достает телефон. Такси, видимо, и правда вызывает.

– И что это за фокусы? – поворачивается ко мне и засовывает телефон обратно в карман.

– Какие фокусы? О чем ты? – глупо улыбаюсь и даже хлопаю глазами. Прям как его Яночка.

– Не делай так, тебе не идет.

Азарин хмурится. Делает шаг навстречу, оказываясь совсем близко. Хватаю морозный воздух ртом и смотрю куда-то за его плечо.

Ну вот что я ему скажу? Что передумала и решила не искушать судьбу этими совместными походами в кино? Так он сам ее искусил, явился в этот театр, будто его звали…

– Может, ответишь все-таки?

Он не напирает. Даже делает шаг назад, больше не вторгаясь в мое личное пространство.

– Я думал, мы все выяснили, а оказалось, видимо, не все.

– Ты постоянно давишь, – прячу руки в карманы темно-зеленой шубы, – и не даешь мне права выбора.

– Нет.

– Да, даже сейчас ты именно этим и занимаешься.

– Ты согласилась на кино, я тебе ни к чему не принуждал.

– Ты не понимаешь, просто не понимаешь, – нервно веду пальцами по волосам, оглядываюсь по сторонам и облизываю губы. Последние мгновенно охлаждает морозный ветер.

– Так объясни.

Что ему говорить? Что?

– У меня учеба. У меня планы. Я не могу сейчас ни с кем встречаться, это будет отвлекать… Да у меня просто нет на это времени. Понимаешь?

– Не можешь или не хочешь? – Тим снова цепляет на лицо ухмылку и как-то вмиг становится холодным и отстраненным.

– И не хочу тоже, – перехожу на шепот и почему-то так сильно боюсь поднять глаза. Взглянуть на него.

– Ладно.

Он кивает. Озирается по сторонам, потом смотрит в телефон.

– Наше такси, – указывает на остановившийся в двух шагах «Майбах».

Азарин пропускает меня вперед, водитель выходит из машины, чтобы открыть дверь, но Тим делает это за него. Ждет, пока я залезу, и лишь потом огибает багажник, чтобы сесть самому.

Как только оказывается в салоне, сразу закрывает перегородку, отрезая нас от водителя. Молча щелкает на какую-то кнопку и поднимает подножку, разваливаясь в кресле, как на диване.

Все это происходит в тишине. Пялюсь на свои пальцы и бешусь. Ну чего я ждала, когда все это ему говорила?

По сути, ведь даже этого не хотела. Просто снова вошла в раж отрицания. Вот такая она я. Сама не знаю, чего хочу…

Веду себя как дура!

Когда он рядом, меня к нему тянет. Так сильно, что трясти начинает. А когда далеко, я хочу увеличить расстояние между нами еще сильнее, чтобы никогда не встречаться.

– Ты обиделся? – вскидываю взгляд.

Тим медленно ведет плечом, а потом смотрит мне в глаза. Вроде пара секунд всего, но они кажутся вечностью.

– Нет. Ты внятно дала понять, что между нами ничего быть не может. Я смиряюсь.

– Мы можем дружить.

– Сама с собой дружи, Громова, – выгибает бровь. – Я не Данис, у меня с тобой «просто дружить» не получится.

Снова смотрю на свои ногти. Обычные, подпиленные мягким квадратиком, без всякого покрытия. Закусываю губу и чувствую, что вот-вот заплачу. Это же дикость какая-то – плакать. Именно сейчас. Именно в этот момент.

Сглатываю непрошеные слезы, а когда поднимаю голову, понимаю, что Азарин на меня смотрит.

Пристально.

– Давай так, чтобы никто не знал, – выдавливает из себя совсем тихо.

– Что?

– Ты хотела, чтобы никто не знал, – стискивает челюсть, – видеться, общаться… – Тянет ко мне руку, а потом подается всем телом. – Целоваться, – касается моего лица ладонью.

Облизываю губы. От Тима пахнет мятной жвачкой, она смешана с запахом парфюмированной воды. Что-то свежее, яркое.

Приоткрываю рот, но, что сказать, не знаю. Просто смотрю на него до тех пор, пока не чувствую на губах его тепло.

Это не поцелуй. Всего лишь касание. Мимолетное.

– Постараюсь не отвлекать тебя от учебы.

Он едва заметно улыбается, и я делаю то же самое.

– Дело же не в этом, – шепчу.

– Знаю. Но иду на уступки. Тебе же не все равно, – стискивает мои пальцы. – Иначе ты бы так не реагировала.

Кусаю и так истерзанные своими же зубами губы, а руки неожиданно тянутся к телефону. «Набираю» маму и на одном дыхании выпаливаю:

– Тут ребята недалеко, позвали к ним. Мы поедем, ладно?

Услышав согласие, прячу телефон обратно в сумочку и смотрю на Тима.

– Какой, ты говоришь, фильм выбрал?