ГЛАВА ПЯТАЯ. Жизнь в новой России

Как у всех, в начале 90-х годов у Бориса начались проблемы с работой: его организация стала сворачивать свою деятельность, прекратили выплачивать зарплату. В какой-то момент Боре стало абсолютно нечем заняться, он всё время сидел дома. Я, конечно, преподавала. Повсеместная безработица, которая началась в промышленности, школ не коснулась.

И в этой ситуации Лёня предложил нам переехать в Коралово с тем, чтобы папа мог найти там работу. Последние семь лет нашей жизни в России неразрывно связаны с этим местом, с домиком, в котором мы жили, с преподавателями и воспитанниками лицея-интерната, организованного в Коралово по инициативе ЮКОСа, и с прекрасной природой Подмосковья, которая окружала нас. Из Коралова мы и уезжали в Израиль. Но об этом чуть позже...

Расскажу вкратце, как всё начиналось. Банк МЕНАТЕП взял в аренду бывший дом отдыха ЦК профсоюзов. Самого Дома отдыха в те годы уже не существовало: и здание, и вся территория были в запустении. Если мне не изменяет память, МЕНАТЕП обязался отреставрировать усадьбу, восстановить её первоначальный облик. Что и было сделано. Помимо этого, в надлежащий вид было приведено здание корпуса, где впоследствии жили лицеисты. Учебное же здание было оборудовано, как говорится, по последнему слову науки и техники. Обустроили и все подсобные хозяйства. В лицее смогли обеспечить очень высокий уровень преподавания и хорошие условия для детей. К тому времени, когда мы туда приехали, директором был Юрий Мамонов, генерал в отставке и бывший пограничник. Очевидно, по этой причине первыми учениками школы стали дети, чьи отцы погибли в Чеченской войне или в других военных конфликтах. Со временем получилось так, что в лицее начали учиться и дети работников ЮКОСа. К 2000 году на территории были возведены уже более современные здания, куда и переселились ребята. Лицей-интернат, кстати, несмотря на события, произошедшие с ЮКОСом, функционирует и сегодня.

Боря был в Коралово ответственным за работу котельной и генератора. Получал небольшую по тем временам зарплату, но это была работа, которая его устраивала. Мне же в 1997 году пришлось уволиться и уйти на пенсию, к этому моменту мне уже исполнилось 59 лет. Конечно, очень жаль было уходить с работы - я ведь работала практически всю жизнь, но надо было выбирать.

И самое главное. Исполнилась моя мечта. Я всегда хотела жить на природе. Раньше осуществить наше желание и приобрести дачу мы просто не могли. На зарплату инженера и учительницы построить дачу невозможно, поэтому, когда Лёня предложил нам жить в Коралово, и мы поняли, что у Бори там будет работа, то мы, конечно, согласились.

В Коралово топ-менеджеры МЕНАТЕПа (или в то время уже ЮКОСа, не помню) решили построить четыре небольших двухэтажных деревянных домика со всеми удобствами для своих родителей. Один такой домик заняли мы, а во втором - наездами жила мама Володи Дубова, Дора Дубова. Мы с ней подружились. Она преподавала испанский язык в одном из ВУЗов Москвы, поэтому постоянно жить в Коралово не могла.

Я сейчас часто вспоминаю наш дом. Открывая дверь, мы сразу попадали на террасу, откуда открывался чудесный вид и где так приятно пахло деревом. Тишина и покой. Удивительно красивые места.

Родители Ходорковского тоже жили на территории лицея-интерната, в доме, который был построен специально для них. И нам предлагали построить большой дом, но мы отказались. Нас вполне устраивал наш домик. И как показали дальнейшие события, мы оказались правы, что не затеяли строительства.

Конечно, в Коралово мы жили жизнью лицея, потому что школа была сердцем усадьбы. Мы посещали все мероприятия, нас приглашали на праздники, мы знали практически всех воспитанников лицея, и даже в самом начале, правда очень недолго, я там работала. Я не преподавала, а занималась русским языком дополнительно с теми лицеистами, которым это было необходимо. Обычно люди неделю работают, а на выходные выезжают на дачу, на природу. У нас было по-другому: мы неделю жили в Коралово, а на выходные ездили в Москву

В 2000 году Лёня неожиданно предложил нам купить квартиру. Несмотря на то, что в нашей квартире на улице Крупской был сделан хороший ремонт, дом этот всё же был старый. Лёня же хотел, чтобы мы жили в новом доме. Он купил нам квартиру на Покровском бульваре. Квартира была очень хорошая, все было оформлено профессиональными дизайнерами, и ремонт был сделан на самом высоком уровне. Можно догадаться, что жили мы там, в основном, по выходным дням, а всю рабочую неделю проводили в Коралово.

В то время мы с Лёней встречались редко. Они, руководители ЮКОСа, жили в Жуковке, и виделись мы в основном по случаю праздников или дней рождений. Это и понятно, работал он тяжело и много. Даже тогда, когда Лёня и его коллеги возвращались домой, они всё равно были рядом, опять встречались, опять решали деловые вопросы, то есть продолжали работать.

Всё было бы хорошо, если бы к 2000 году у Лёни не начались проблемы с Татьяной. Вполне естественно, что проблемы сына сразу становились и нашими проблемами. Лёня ведь с нами делился, да и мы сами видели религиозность Тани. И не просто религиозность, а религиозный фанатизм. Позднее она мне сказала, что её наказывает Бог, потому что она разрушила две семьи. Она имела в виду то, что, в конце концов, у неё разрушился и брак с Лёней. Люди идут в религию по разным причинам. Я думаю, что Таня стала религиозной от безделья. Сначала Таня тоже работала в «Зарубежгеологии», но как только Лёня встал на ноги, бросила работу. Должна сказать, что у неё отличный вкус и хорошее понимание интерьера. Я ей как-то посоветовала, мол, Таня, поучись на дизайнера, у тебя это получится, и ты сможешь работать. Она ответила:

- Я уже не смогу работать.

При этом, я бы не сказала, что она занималась воспитанием детей, как-то направляла их, знала их увлечения и интересы. Я просто уверена, что человек должен чем-то заниматься. У него должны быть какие-то интересы. Какая-то работа. А она не занималась ничем. Она умела хорошо готовить, но не любила и не готовила, предпочитала заказывать еду в ресторане. Одним словом, она ничем себя не занимала. Это была первая и главная причина того, что она ушла в религию.

Внешним поводом послужило вот что. В 2000 году, когда они переехали в Жуковку, у них появилась очень религиозная садовница, она и приобщила её к религии. Хотя, я уверена, что у Тани была к этому какая-то внутренняя, что ли, предрасположенность. У неё ведь бабушка была очень религиозная, а Таня много времени прожила с бабушкой, пока её родители работали за границей.

Лёню, конечно, она даже и не пыталась приобщить к православию, потому что Лёню привлечь к христианству невозможно. Лёня еврей и всегда считал себя евреем. Тем более, что именно в этот период он стал президентом Российско-еврейского конгресса.

Однажды он попросил нас встретиться с Таней и поговорить. Мы специально поехали в Жуковку. Долго разговаривали, объясняли, что нельзя так замыкаться и отстраняться от семьи - от мужа и дочери. Если ты веришь, верь, никто не запрещает и запретить не может, но не фанатично. Нельзя ставить под удар свою семью. Я говорила, что Лёня - человек публичный. Он вынужден бывать на встречах и мероприятиях, где присутствие жены обязательно. Таня отвечала, что ей это неинтересно и ненужно. «Если тебе дорога семья, - говорила я, - ты должна изменить своё поведение». Она слушала, качала головой и говорила одно и то же - неинтересно и ненужно. Объяснить ей что-либо было невозможно. Мы проговорили с ней почти три часа, но она стояла на своём. Таня такой человек, её практически невозможно в чем-то переубедить. Мы приводили всевозможные доводы, но разговор оказался совершенно бесполезным.

При этом разговоре присутствовала наша внучка Марина, у нас с ней были хорошие отношения. Мы часто встречались. Когда она подросла, я даже помогала ей в занятиях по русскому языку. Кстати, в этом конфликте между родителями она как раз была на стороне отца. И вроде бы, во время разговора она меня поддерживала, но как только мы вернулись домой, Марина мне позвонила и начала говорить, чтобы мы оставили маму в покое, что мы не правы. После этой встречи Марина на какое-то время даже перестала с нами общаться. Было понятно, что пока мы с Борей возвращались в Коралово, Таня поговорила с Мариной и убедила её в своей правоте. Марина крещёная, мне кажется, это надо учитывать, тем более, что и она тогда уже была верующей, хотя ничего особенно не соблюдала и вела довольно свободный образ жизни. Одним словом, наш разговор с Таней положительных результатов не дал.


Леонид Невзлин

Мы с Таней прожили, можно сказать, больше двадцати лет. Это много. И в том, что происходило с ней в последнее время, есть и моя вина. Я это упустил. События развивались медленно, постепенно, но я так был занят работой, что действительно их проглядел.

Бизнес у меня был социально активным, что противоречит моим привычкам, но это было обязательством перед моими партнёрами и друзьями. И я делал свою работу, как мог.

Надо сказать, что Таня была асоциальна всегда. Она не любила встречаться с людьми. В системе координат, в которой я жил, был круг ближайших партнёров и их семьи. Второй круг - друзья. Третий круг - люди, связанные с моей сферой деятельности: депутаты, министры, заместители министров, бизнесмены, предприниматели, деловые люди и так далее. Естественно, что в данной ситуации жена должна быть партнёром. Партнёром и другом, потому что есть масса вещей, которые она через социальное общение может где-то приглушить, а где-то высветить. В такой ситуации надо быть парой, но произошло обратное. Как только у меня начался совместный бизнес с Ходорковским и товарищами, она полностью отрезала все свои социальные контакты. Она никуда не ходила в гости и никого не приглашала. Я к этому относился лояльно. Как-то незаметно такой стиль общения распространился на родителей и даже на детей.

Замечу, что Таня - человек не бесталанный. Она достаточно одарена. У неё хороший вкус. Причем, интуитивный. Это касалось дома и одежды. Это относится и к предметам искусства. С другой стороны, она не любит сопротивления. Взять, к примеру, Лёшу, сына Тани. До семи лет он был идеальным ребёнком и любимчиком. Она не могла на него нарадоваться. Но как только Лёша подрос, стал проявлять самостоятельность, у него появился свой взгляд на вещи, и этот взгляд не совпадал с её взглядами, Таня потеряла к сыну всякий интерес и моментально перестала им заниматься.

С Мариной, с нашей дочкой, ситуация была схожа: как только Марина проявила свой характер, Таня сразу перестала ею интересоваться: уже не делала с ней уроки, не водила её на танцы. Таня перестала делать что-либо. И получилось так, как получилось, - Таня осталась в своей, отгороженной от всех, капсуле. Она перестала даже готовить, хотя хорошо умеет это делать.

Такой пример. Приезжаю я как-то раз домой и спрашиваю:

- А что это на столе?

- Смешанный рис, - говорит она. Это было время, когда поднялась волна интереса к здоровому образу жизни.

- Молодец, - говорю я ей, - рис сварила.

- Я не варила, - отвечает она, - Это я в «Царской охоте» заказала.

Ресторан «Царская охота» был напротив. Я подошёл к охране (а в то время моя семья уже охранялась) и спрашиваю, мол, это вы за рисом ездили?

- Да, - отвечают, - мы.

- Только за рисом?

- Да, только за рисом.

В «Царской охоте» была шикарная кухня, и если там что-то заказывали, то делали это, что называется, от души. Но ей захотелось смешанного риса, вот она и заказала себе смешанный рис. И всё. И всё! Всё остальное её не интересовало. Ни я, ни дети. Этот пример может показаться незначительным, но, на мой взгляд, он говорит о многом. У меня был настоящий шок. Послать машину с охранниками, чтобы купить варёный рис...

В силу своей деятельности мне приходилось достаточно часто иметь дело с едой. Обедать и ужинать почти всегда нужно было с людьми. С определенного момента тема питания у нас на работе была решена, ведь там я и проводил большую часть своего времени. Еда в нашем клубе была замечательная, я взял людей из «Метрополя». Они хорошо знали, где купить, что купить и как приготовить. Это были и повара, и официанты, и весь менеджмент. Все эти люди являлись нашими работниками. Казалось бы, чего проще, когда можно вместе с дочкой и женой моего делового партнёра выйти, прогуляться, посидеть у нас в ресторане, пообщаться. Нет! Она заказывает варёный смешанный рис и посылает за этим машину с охраной...

Потом произошло следующее. У нас, как и в любом большом доме, был садовник. Вернее, садовница. Как я потом узнал, её гнали отовсюду, где она работала, потому что она пыталась миссионерствовать, особенно среди женщин. И как выяснилось, эта садовница взяла Таню в оборот. Всё это, к сожалению, прошло мимо меня, но потом случилось то, что случилось. Стали нарастать лень и недовольство жизнью, состояние депрессии просто не прекращалось, и, в один прекрасный день, случился взрыв. Слёзы, злость, ненависть, страх! Она убежала из дома. Сначала она пряталась от меня за дверью, кричала: «Не подходи ко мне! Я тебя боюсь!» - падала на асфальт и билась, изо рта шла пена. Это действительно было страшно. Я растерялся, попытался разобрался, что же это такое было. Ходил к психиатру. Он выслушал меня и сказал, что это «контролируемая женская истерика». А по её словам, это было явление ей Господа! И Он ей рассказал всю её предыдущую жизнь, поведал ей обо всех её ошибках, об её грехах, направил её на путь истинный, рассказал о будущем и вот теперь, теперь, наконец, она будет жить по Господу! Она Его видела, она с Ним говорила, и отныне она будет следовать его указаниям. Она всегда была православная и крещёная. Но с этого дня её потянуло в ортодоксию. Я бы сказал, в сельское верование. Я пытался всё же её отвлечь, пытался сделать всё для того, чтобы она развеялась, увидела мир. Я всё ещё надеялся вернуть её к нормальной жизни.

И мы поехали в Грецию. Мы жили в гостинице, рядом с которой был удивительный женский монастырь. Он был, можно сказать, научным. Там работали женщины с обязательным знанием двух языков, у которых, как минимум, была одна докторская степень, а то и две, и в этом монастыре был определенный уклад жизни, который включал в себя труд физический и интеллектуальный. Так вот, Таня на все это посмотрела и сказала:

- А может, мне в монастырь уйти?

Меня от её слов чуть кондрашка не хватил. Я буквально взорвался и попытался ей объяснить разницу между монастырем интеллектуалов в северной Греции и русским ортодоксальным монастырем где-нибудь во Владимире, где ей надо будет унижаться и заискивать перед какой-нибудь матушкой, жить среди интриг, быть полностью зависимой.

- Разницу видишь? - спросил я её. - И если ты хочешь в такой монастырь, сначала получи образование и начни жить интеллектуальной жизнью, а не жизнью затворницы.

Признаться, этот момент в гостинице был для меня вторым ударом. Первый удар был тогда, когда она в состоянии истерики убежала в лес и там пряталась. Сейчас, конечно, об этом легко говорить, но тогда это был шок. Любимая женщина, прекрасные отношения, мы вместе уже много лет, и я собирался прожить с ней всю жизнь. У нас двое детей, дочь, которую мы вместе родили. Что я должен был думать, как я должен был всё это воспринимать и как я должен был жить?!

Квартиру мы буквально разделили. У меня была своя территория, у неё своя. Марина оставалась на её территории, но с ней я общался. Мы, можно сказать, ходили друг к другу в гости. А Татьяна жила в своей половине, которая со временем превратилась как бы в часовню, чему я, в общем-то, не препятствовал.

Хочу сказать, что об этом я позаботился сам. Она постоянно куда-то неслась, исчезала и появлялась, пристрастилась к чтению мистических книг. И я вдруг понял, что в таком состоянии Татьяна может легко попасть в руки сектантов -каких-нибудь проходимцев от религии. Тогда я пошёл к отцу Александру Борисову, который был учеником и другом Александра Меня. У него в церкви существовало направление «Евреи во Христе», привлекавшее многих. Мы встретились, я ему рассказал о сложившейся ситуации и попросил о помощи. Он спросил:

- Какая у тебя в итоге цель?

Я искренне ответил:

- Я просто хочу, чтобы ты вернул ей понятия христианских семейных ценностей, чтобы она поняла, что это не выбор между Христом и мною, как это у неё произошло, а это жизнь. Есть эта часть жизни и эта. Можно ли её убедить?

- Да, можно. Можно, если человек хочет.

Она могла бы пойти на компромиссы, и я был к ним готов, но она этого не хотела. И с этой минуты я стал отдаляться...


Загрузка...