Мракобой

4. Ты помнишь, как все начиналось

Низкий статус Пестеля подтверждал тот факт, что он сидел в одном кабинете не с нормальными людьми, а с программистами. Программистов в фирме оказалось 2. Если с Евреем еще можно было иметь дело, во-первых, он не являлся евреем по национальности, просто был очень умным, длинный под 2 метра, худющий как жердь, как специалист безотказный, то Угрюмый был туп как сибирский валенок. К тому же Угрюмый обожал гороховую кашу, носил из дома громадные судки, и после обеда приближаться к его столу было опасно для здоровья.

Распределение обязанностей в «Авроре» было аховое. Угрюмый оформлял 2 договора в год. Еврей 9. Пестель 3, но в месяц. Только поступив на службу и узнав чудовищный расклад, он пытался донести нелепость ситуации до своего непосредственного шефа Абрашкина, но нарвался лишь на грубость.

Естественно пошли замечания. Пестель физически не мог вычистить договора, поставленные на поток конвейерным методом.

Абрашкин ругался.

— Вот смотри, Пестель! У Угрюмого ни одного замечания!

— Так у него всего 2 договора! Будь у меня столько, я бы вылизал все по пунктам! К тому же у Угрюмого каждый год контракты одни и те же: на локальную сеть и на обработку данных по локальной сети. Он только год переправляет. У меня же все новое и впервые.

— Я устал от тебя, Пестель! — признавался Абрашкин. — Ты так много говоришь, что у меня болит голова! И юристы на тебя жалуются!

Юристы это был особый разговор. Юристы жаловаться любили.

Нормальная-Женя — ушла в декрет. Остались идиот Пузанов, сын главбуха, и 2 отъявленных мерзавца: Балеев, пигмей полтора метра ростом, тешивший свое самолюбие ездой на огромном «Кадиллаке Эскаладе» и Жанна Выдрина, красивая вроде девка, но с таким мерзким поведением, что казалось, у нее под платьем мужской хрен.

Если с Пузановым-младшим еще можно было иметь дело по причине его полной некомпетентности, то Балеев и Выдрина при любой ошибке Пестеля шли даже не к Абрашкину, а прямиком к директору Тоболову.

Абрашкин Тоболова боялся до трясучки, и с удовольствием Пестеля подставлял. Так что репутация у последнего была та еще.

— Ты какой-то не респектабельный! — подтрунивал Еврей.

Все знали, что скоро Пестеля выгонят. Место у него было невезучее. Каждые 2–3 месяца кого-то увольняли.

29 мая в 10 часов позвонил Абрашкин и велел зайти.

— К чему бы это? — заподозрил неладное Пестель.

— А ты не знаешь? — поддел Еврей. — Менеджер должен знать все!

Этот мем про менеджера грозил стать вирусным. Как-то раз Пестеля стали драть за договор, который вообще не входил в его компетенцию. Когда он сказал об этом, Абрашкин и произнес эти замечательные слова.

У самого Еврея были довольно занятные отношения с Угрюмым из-за воды на розлив по 5 рублей за литр. Еврей никогда не платил эти несчастные 5 рублей, но всегда пил с удовольствием. Угрюмый, чтоб его не обделили, был вынужден носить 5-ти литровый баллон с работы и на работу. И вообще в любую свою отлучку брал канистру с собой.

Абрашкин ждал Пестеля в своем кабинете.

— Александр Иванович! — патетически воскликнул он.

Все! Пиздец! Понял Пестель.

Но это был еще не он, он подкрался после.

— Бухгалтерия просрочила платежки! — сообщил Абрашкин.

Пестель попытался осмыслить трагическое известие и определить свою вину в произошедшей катастрофе. Вины не проглядывалось ни с какого боку. Это косвенно подтвердил и сам Абрашкин.

— Я понимаю, это не входит в ваши обязанности, — сказал он. — Но вы должны контролировать работу главбуха тоже!

Главбух Степанида Петровна Пузанова представляла собой двухметровую многопудовую тетку с жутчайшим характером, которую сам Абрашкин боялся, как черта, на второй позиции после директора Тоболова. Он мог часами стоять в коридоре, дожидаясь высочайшей аудиенции, хотя сам занимал в фирме соизмеримый пост.

Пестель не понимал, как он может контролировать работу бухгалтерии, занимающей целый этаж, но у него хватило ума не вякать.

Когда Пестель вернулся к себе, завхоз Ольга собирала деньги на день рождения архивариуса Веры Александровны.

— У меня нет! — сразу отказал Угрюмый.

Еврей как ни странно сдал.

— Дураки вы! — самодовольно заметил Угрюмый. — Я в прошлый раз 100 рублей не сдал, сэкономил, а торт ел!

Угрюмому оставалось 2 года до пенсии, мужик был не бедный, после родителей 2 квартиры осталось, которые он сдавал. А сколько стоит жилье в столице? Да и как-то странно было, что взрослый мужик хвастается постыдными вещами.

Где он раньше работал? Прикидывал Пестель.

Время приближалось к обеду. Угрюмый поставил в микроволновку свою кашу «Дневной салют».

В это время Пестелю позвонила одноклассница Люба Перфилова, работавшая этажом ниже.

— Ты слышал, Северная Корея объявила Америке ультиматум? — в ее голосе сквозила неподдельная тревога.

Простая была девушка.

— Пустое! — успокоил он. — Президент умный человек не допустит войны!

Он не сразу понял, что происходит.

Угрюмый ржал как лошадь.

— Еще есть дураки, которые политикой интересуются! — выкрикнул он.

Пестель не нашелся, что ответить. Солидный вроде человек, с высшим образованием, только что не сдавший несчастный стольник старушке архивариусу, развалился на стуле, распахивая пасть в хохоте и разваренном горохе. Подслушивать чужие разговоры и даже вмешиваться в них, он тоже за грех не считал.

Может он из деревни приехал, лимита? Подумал Пестель. Но оскорблять деревню своими предположениями не стал.

Командир «Огайо» капитан 1-го ранга ВМФ США Гарет Дауман в своей каюте, расположенной вблизи отсека центрального поста, читал томик Мэри Джо Солтер.

Кровь и пену промышленных отходов он и представить не пытался, зато, когда дошел до чая, вспомнил о нем и потянулся к стакану, закреплённому в специальном углублении на столе. В это время лодка, шедшая со скоростью в 25 узлов, вдруг полностью встала на полном ходу.

Кипяток из стакана извилистой петлей хлестнул по голой ладони капитана. Кричать он начал уже в полете. Его словно выпустили из пращи, наметив мишенью книжную полку на стене, и он не промахнулся.

Некоторое время он слизывал кровь, которая текла из района лба, слушая как рядом на палубе матерится кто-то из экипажа. Пульсирующая лампа и надсадный ревун вывели капитана из ступорозного состояния.

Он поднялся и взял массивную телефонную трубку, которой вполне можно было убить.

— Центральный пост! Что там у вас? Ответьте капитану! — прорычал Дауман.

— Мы во что-то врезались, сэр! — доложил кап-3 Джереми Фейн.

— Что по реактору и ракетному отсеку?

— Осматриваемся в отсеках!

— Дать задний ход!

— Пробовали! Нас что-то держит!

— О'кей! Я сейчас буду!

Каюта капитана располагалась недалеко от центрального поста, так что на месте он уже был через минуту.

— Капитан в отсеке! — подал команду Фейн.

— Есть повреждения в отсеках?

— Нет, сэр!

— Почему стоим?

— Мы… не можем двинуться, сэр!

Логично, подумал капитан.

— Акустика ко мне! — приказал Дауман.

— Уоррент-офицер Мэтью Крайтон, сэр! — доложился акустик.

— Так во что мы врезались, сынок, и почему? — ласково спросил Дауман.

Крайтон понял, что если он неправильно ответит, то его начнут душить, не сходя с места.

— Причина неизвестна, сэр. Никаких акустических помех не замечено!

— Не замечено или их не было совсем? — уточнил капитан.

— Не было совсем!

— Тогда во что вы вперлись на полном ходу? — закричал капитан.

— Возможно это русская стелс-лодка? — сделал предположение Фейн.

Капитан с такой яростью глянул на него, что кап-3 визуально уменьшился в росте.

— На какой мы шли глубине?

— 30 метров! — доложил Фейн.

В этом месте морские глубины начинаются с километра, прикинул Дауман.

— Какая глубина сейчас?

— Приборы показывают ноль!

— Это неучтенная морская банка, сэр! — встряла Сара Элмерз, одна из 3-х женщин в экипаже.

Дауман явственно представил километровую подводную гору, не указанную ни на одной карте, и волосы зашевелились у него на голове.

На борту новейшее радиолокационное оборудование, подумал Дауман. Гидроакустический комплекс Ай-Би-Эм с активной, пассивной, навигационной и буксируемой антеннами. Плюс радиоразведка WLR.

— А мы сели на мель как кучка идиотов посредине океана! — подытожил он.

— Эй, Декабрист!

Юбка секретарши директора Тоболова заканчивается чуть выше среза стола Пестеля, так что когда он поднимает взор, то на расстояние одной компьютерной мышки от своей руки видит красивые ровные ноги.

— Пошли обедать, Декабрист!

Диана девушка кипучей энергии. Неудивительно, что она стала инициатором их знакомства, и на всех корпоративах старалась держаться с ним. Пестель не успел загордиться, потому что девушка как-то призналась, что обожает всех дефективных.

Увы. Ну и пусть. Все менеджеры завидовали Пестелю черной завистью. Пусть дефективный, но хоть бы раз пройтись в медляке с красоткой, подержаться за гибкую талию.

— Смотри, какая я гибкая! — хвалилась она.

Боже мой, если бы знала она, какой гибкой и в каких отчаянных позах виделась она в его мечтах.

А потом они вжарили рок-н-ролл на последнем корпоративе на двоих. Перед всем отделом. И это оказалось трагической ошибкой.

— Шеф на нее глаз положил, а ты этакое вытворяешь! — попенял Еврей.

Ему было плевать и на шефа, и на его глаз. Но глаз оказался чересчур плохой. В списке на сокращение фамилия Пестеля стала безальтернативной.

В компании никому не было дела до крохотного и безнадежно тонущего Декабриста. У всех на виду разворачивался гигантский устрашающе красивый роман Тоболова и Дианы.

Шеф стал одеваться по-молодежному и дарить Диане роскошные букеты. В рабочее время они уезжали вдвоем и подолгу отсутствовали. Их видели в дорогих ресторанах. Пестель бессильно скрипел зубами от отчаяния, представляя, что следовало за этими посиделками.

Оба были семейные. Тоболов на 29 лет старше. У Дианы муж психованный спортивный мужик. Пестель до последнего опасался, как бы чего не вышло.

Ничего и не вышло. Муж Дианы безропотно сдался, при встрече оговаривался:

— Моя Дианка!

Какая она на хрен твоя.

Пестель на его месте убил бы директора, вбил очки в его глотку, сломал нос, рвал и метал, а тут ничего. Мы же интеллигентные люди. Ну иди тогда, гавно пинай. У тебя жену увели, а ты культурную рожу корчишь.

Зато жена Тоболова сопротивлялась отчаянно. И было отчего. Кроме квартиры в центре, директор обзавелся особняком на Подушкином шоссе с кучей слуг, за который вспыхнула настоящая битва, в которой с обоих сторон полегла в неравном бою куча юристов.

Вся компания бурно обсуждала разворачивающуюся драму и лишь двоим не было до нее никакого дела. Пестель и Диана вели себя так, будто ничего не происходит. Пестель не знал, что при этом на самом деле чувствует Диана, сам же он наслаждался каждой секундой их мимолетных встреч.

— Такая вкусная сметанка, можно я твою съем? А ты мою котлетку! — предложила Диана.

Состоялся взаимовыгодный обмен.

— Что ты все время ерунду слушаешь? — возмутилась Диана.

Пестель в это время засмотрелся на плазму на стене обеденного зала, где министр иностранных дел Тавров, напоминающий видом угрюмого сантехника, вещал о полном разрыве отношений с НАТО.

— Это не имеет к нам никакого отношения! — безапелляционно заявила девушка. — Надоела политика! Эй, музыку включите!

— Нет, оставьте! — попросил Пестель.

Но послушали как всегда Диану.

В день, когда Россия окончательно разорвала отношения с НАТО, у Пестеля случился очередной залет, оказавшийся фатальным.

Виновником его стал сын главбуха Пузанов-младший, числившийся в фирме юристом. То, что он годен лишь для подшивки бумаг, Пестель узнал слишком поздно.

Узнав, что поставщик зашивается со сроками, он пришел к Пузанчику и поделился своими опасениями.

— Ерунда! — уверенно заявил Пузанчик. — Допсоглашение оформим и все дела!

То, что все свои глупости Пузанчик изрекает таким уверенным тоном, Пестель в тот момент не знал.

28-го договор был закрыт с неисполнением оговоренного бюджета, а 29-го Пестель был вызван к Степаниде Петровне и изнасилован.

— А что ты хочешь? — заметил Абрашкин. — Сын главбуха! Я сам в коридоре у кабинета главбуха в очереди стою.

— Как вы еще с таким юристом по миру не пошли! — угрюмо заметил Пестель.

— Ничего не поделаешь! Из вас двоих с Пузанчиком один накосячил, и это естественно не Пузанчик! Так что, Александр Иванович, мне придется тебя уволить!

Весть разлетелась по фирме.

— Первый пошел! — заметил Еврей. — Я следующий!

Угрюмый радовался молча. Плохо приученный к человеческим эмоциям, он криво скалился, точно маньяк из плохого фильма.

В коридоре его поймала Диана.

— Тебе должны 2 оклада дать! — глаза ее горели сочувствием.

Дадут, подумал Пестель. Сразу и не унесешь.

В коридоре слышалось радио: «Лидер Северной Кореи и президент Индии выступили с совместным заявлением, что в случае агрессии США будут действовать совместно».

— Пообедаем в последний раз вместе! — предложил Пестель. — Я тебе сметанку с булочкой, ты мне котлетку!

Глаза красотки загорелись, но она тут же опасливо оглянулась.

Да она боится, чтобы нас вместе не застукали и Тоболову не доложили, догадался Пестель.

В действиях Дианы появилась невиданная доселе пугливость.

А как ты хотел, одёрнул себя Пестель. Это раньше она была обеспеченная семейная дама, теперь она разведенка, полностью живущая за счет сожителя. Она никто и хвать ее никак.

До войны оставалось 2 дня.

Капитан 1-го ранга ВМФ США Гарет Дауман вяло слушал доклад заместителя Джереми Фейна о результатах разведывательной вылазки водолазов. Кап-3 скучным голосом перечислял беды, постигшие «Огайо». Прочный корпус не пострадал, но нос лодки вместе с гидролокатором и всей гидроакустической лабудой оказался зажат скальными породами. Судя по всему, лодка всем ходом вошла и застряла в узкой штольне подводной горы.

— Так тебе и надо, bitch! — злорадно подумал Дауман про проспавший банку гидролокатор.

Но это были еще не все беды. Задний горизонтальный руль намертво застрял в глубокой расщелине. В результате весь корпус оказался надежно зафиксирован в двух точках.

О происшествии было немедленно доложено командующему подводных сил Тихоокеанского флота США контр-адмиралу Лоуренсу Гарднеру. Старик так орал, что забрызгал слюной свой кабинет на Гавайях.

Экипаж «Огайо» мог сидеть под водой полгода. Реактор имел топлива на 10 лет. Запас времени аховый. На помощь из военно-морской базы на Окинаве (Япония) вышел миноносец «Арли Берк».

В голове капитана крутились дурацкие стихи Мэри Джо Солтер про пену и чай. Он с ужасом представлял эвакуацию, когда экипаж покинет лодку, и все они будут болтаться на поверхности в нарядных оранжевых плотах. Это будет конец его карьеры. В дальнейшем ему доверят разве что экскурсионный катер в Пирл-Харборе.

Он приказал накрыть роскошный стол для экипажа и раскупорить ящик элитного коньяка для особых случаев. Стол накрыли, рюмки налили с особой тщательностью до краев, когда с поста вызвали капитана.

— Слышу усиливающийся шум винтов! Сопровождается шумом по дну! Похоже трал! — доложил акустик.

— Рыбаки со своей дурацкой сетью? — предположил Фейн.

— Какого они скребут по дну? — законно усомнился Дауман.

Трал зацепил лодку, и сигнал тревоги совпал с чудовищной силы рывком. Элитный коньяк смело на палубу. Дауман обнаружил себя в обнимку с Фейном, на лбу которого вызревала скороспелая шишка и который был без сознания.

Все-таки голова у меня крепче, удовлетворенно понял Дауман.

— Тревога! Всем занять посты согласно боевому расписанию! — рявкнул он. — И отключите эту чертову сирену, пока мы все не оглохли!

Он не сразу понял дискомфорт. Лодка колыхалась словно гигантская колыбель. Внутри царила приятная невесомость. Они освободились!

Дауман с невыносимой легкостью бытия отдал новую команду:

— Всплываем на перископную глубину! Поднять перископ!

Приникнув к окулярам, он увидел корму удаляющегося эсминца.

— Классифицировать цель!

— Русский эсминец, сэр! — доложил акустик.

Оклемавшийся Фейн определил по оперативной карте:

— Эдуард Суровый! Но это не точно!

Дауман сам знал, что неточно. В море у русских выходит «Суровый», а уже в походе название перекрашивают на «Добрый». Варвары, чего про них сказать.

— Боже, храни Америку! Нас спасли русские варвары! — провозгласил Дауман.

Незначительное локальное событие стало тем поворотным пунктом, что через 2 дня навсегда изменит историю человечества.