Мы ничего им не должны!

Глава 10. Без названия

Сентябрь… в России уже осень вступает в свои права… "В багрец и золото одетые леса", а здесь пока все еще стоит "лето". Впрочем, по ночам уже начинает ощутимо подмораживать и поэтому все чаще и чаще приходится незадачливым путникам – Александру и его тезке искать место для ночлега под крышей, у костра уже не так уютно – утром что называется зуб на зуб не попадает. Если раньше обходились ночевками в лесу и в поле, то теперь приходится прибегать к услугам различных постоялых дворов или останавливаться в деревнях.

В последние дни уходящего южного лета, приблизительно за час до заката солнца, через южные ворота в город Д вошли гости, как всегда незваные. Немногие из жителей городка, находившиеся в этот момент у окон или на пороге своих домов, обратили внимание путешественников и оглядывали их с некоторым беспокойством. Всевозможных бродяг из разряда "перекати поле" в провинции традиционно не любят, здесь все прочно приросли корнями к насиженным местам, не оторвешь, даже если захочешь. Город, словно древний моллюск, спрятался в броне крепостных стен, извилистые и кривые улочки только усиливали сходство с раковиной.

Пришельцы выглядели так, словно проделали длинный путь не в одну сотню верст. Грязь дорог навечно въелась в кожу их ботинок, а пыль пропитала одежду вплоть до нижнего белья. Их было только двое… Один с виду – уроженец юга, смуглое живое и подвижное лицо, черные как смоль волосы. Итальянец, испанец, или может француз из южных департаментов, земли опаленной горячим пламенем иноземных нашествий. Второй путешественник больше смахивал на уроженца северных областей Пруссии, давнего и надо сказать весьма нежелательного соседа Франции. Одеты оба были не броско, по распространённой в ту пору "простонародной" моде. Белая холщовая рубаха под серой, местами уже прохудившейся курткой-блузой, синие полотняные штаны – отдаленные предки "джинсов", навыпуск и неизменный картуз. Правда, хлопчатобумажная фуражка с кожаным козырьком, опущенным на глаза, была только у "южанина", его спутник щеголял в матерчатой шляпе неизвестного фасона и отвратного грязно-зеленого цвета. Внимательный наблюдатель, вероятно, заметил бы одну странную деталь в облике этих типичных "пролетариев" начала века девятнадцатого – обувь, добротные ботинки "бедных тружеников" никоим образом не вписывались в общую убогую картину. Но кому такие мелочи интересны, те более, что совершенно неуместные "артефакты" отчасти скрывались под прикрытием потертых и пыльных брюк. Женщины старого предместья, находящегося в нижнем конце города, заметили, как эти двое задержались под деревьями бульвара Гассен-Ди, чтобы напиться у фонтана в конце аллеи. Вероятно, их сильно мучила жажда, потому что дети видели, как они вторично останавливался напиться, шагах в двухстах подальше, и у следующего фонтана на Рыночной площади.

Сашка следуя как хвост за собакой вслед за Фигнером по пути рассматривал местные достопримечательности, благо их было не особо много: готический собор в центре города, да еще одно красивое здание поодаль – вот собственно и все, более ничего примечательного. Его спутника волновали проблемы куда более насущные, они сегодня обошлись без обеда и поэтому к вечеру пустой желудок ненавязчиво напоминал о том, что надо обязательно подкрепиться.

В то время в городе Д был один хороший трактир под вывеской "Трех Дофинов". Хозяином заведения был некий мэтр Жакен Лабарр, человек, пользовавшийся в городе почетом за родство с другим Лабарром, содержателем трактира "Кольбасский Крест" в Гренобле, служившим раньше в полку старой гвардии во времена славного, но неудачного египетского похода. Якобы именно по этой причине в трактире однажды останавливался сам император, будучи проездом. Но такие сведения, как правило, проходят по разряду "городских легенд"… на самом деле Наполеон посетивший город на пути из Парижа в Канн, в ту пору бывший только генералом и консулом республики, отдыхал в служебном отеле префектуры. До вышеупомянутого питейного-закусочного заведения, скорее всего, добрались только денщики и конюхи будущего императора: "Куда конь с копытом, туда и рак с клешней".

Наведя справки у аборигенов насчет местных трактиров и постоялых дворов, Фигнер немедленно потащил своего напарника в "Три Дельфина", как ошибочно на слух воспринял название Сашка. Внутри трактир вполне оправдывал свою славу лучшего в округе заведения общепита, чистота не идеальная, но все же на уровне приличной заводской столовой века 20-го. Разве, что кухня у "Дофинов" была соединена прямо с общим залом, но так даже привлекательнее, уютнее и хорошо видно, что и из каких продуктов готовят посетителям. Сильное пламя пылало в очаге, а почтенный дородный трактирщик в белом фартуке, он же и главный повар с мальчишками-помощниками, деловито хлопотали около плиты и кастрюль, внимательно наблюдая за прекрасным обедом, варившимся для извозчиков, громкий хохот и болтовня которых раздавались за столами неподалеку. Кому случалось путешествовать по Франции, тот знает, что никто не ест лучше извозчиков, да выпить эти ребята горазды, особенно за счет щедрого клиента. Откормленный поросенок, окруженный белыми куропатками и глухарями, медленно кружился на вертеле перед огнем. На плите аппетитно шкворчали в сметане два жирных озерных карпа, каждый размером со штык лопаты и еще какая-то речная рыба, может быть форель – другую в этих краях не уважают.

– Пошли отсюда нахрен, да быстрее! – шарахнулся Александр, разглядев вблизи жарящегося "поросенка" и не без труда подавив рвотный позыв, – Они сволочи тут, что не иначе собак жрут?

– Темный ты братец! Это сурок, зверюшка эдакая навроде нашего российского зайца. – успокоил своего спутника более опытный Фигнер, – Их нарочно орехами откармливают, почитай деликатес, аки у нас молочный поросенок.

– Все едино, не собака, так крыса? – Сашка по-прежнему не желал приобщаться к таинствам местной кухни и его неудержимо тянуло прочь.

Пока они пререкались по поводу угодившего на вертел несчастного грызуна, хозяин, услышав, что дверь отворилась, и вошел кто-то еще, не отрывая глаз от плиты, спросил:

– Что угодно господа?

– Поесть и переночевать! – моментально выпалил Фигнер и за себя и за Сашку.

– Нет ничего легче, – продолжил трактирщик не отрываясь ни на минуту от процесса приготовления пищи. Но, затем подняв голову и критически оглядев весьма сомнительную наружность новоприбывших, он прибавил:

– За деньги? У меня здесь не богадельня, всяким нищим не подаю! Если карманы пусты, то идите в префектуру, там о вас позаботятся.

Туго набитый увесистый кожаный мешочек-кошелек, как по волшебству появившийся в руках Фигнера, успокоил хозяина и тот сразу же заявил, что всегда готов помочь путешественникам. Вещевые мешки и намозоливший уже до крови спину контейнер моментально отправились под стол. Александр, усевшись на скамью, с наслаждением вытянул уставшие за день ноги, а его "сенсей" между тем принялся заказывать блюда. Официантов или половых, как в русских трактирах, здешний сервис не предусматривал, а в качестве метрдотеля выступал обычно сам трактирщик собственной персоной. Меню тоже не было, поскольку все, что можно получить, представлено в натуральном виде, просто укажи пальцем, очень удобно для человека плохо ладящего с местным языком. Сашка встрепенулся было услышав в перечне знакомое название – "солянка", супчику он бы не отказался с дороги откушать, но вспомнив по какой технологии это блюдо здесь готовят, вовремя прикусил язык. Пусть уж напарник выбирает, Самойлович по части еды маху не даст… не хватало им еще баландой из объедков с господского стола питаться.

В то время, как новые посетители заведения грелись у очага, честный трактирщик Жакен Лабарр первым делом вытащил из кармана карандаш, оторвал уголок от старой газеты, валявшейся у него на столе, написал на оторванном клочке одну или две строки, сложил бумажку вдвое и, сложив, сунул в руку расторопному мальчику, служившему ему поваренком и рассыльным. Трактирщик шепнул что-то мальчишке на ухо, и ребенок побежал по направлению к мэрии. Эти манипуляции не укрылись от внимания Фигнера, но трезво оценив ситуацию, и приняв во внимания наличие двух входов в трактир, он все же решил пока остаться на месте. Слишком поспешный уход, или точнее бегство вызвали бы неминуемые подозрения.

– Скоро ли обед? – переспросил он еще раз хозяина.

– Сейчас, я уже начал готовить, – поспешил ответить тот, но в глаза спрашивающему посмотреть не решился.

Посланный гонцом поваренок возвратился быстро, не прошло и десяти минут. Мальчик принес обратно записку, трактирщик поспешно развернул ее, как человек, ожидающий ответа на тяжелый и неприятный вопрос. Он читал с явным вниманием, затем покачал головой и задумался.

– Милостивый государь, – сказал он после некоторой, – Я не могу принять вас.

– Это еще почему?

– Будьте добры пройдите префектуру для проверки документов. С начала месяца велено всех прибывших в город, кто изволит остаться хоть на один день направлять туда.

– Так накорми тогда нас сначала черт брюхатый! – Фигнеру такой новый порядок не понравился.

– Сказано же по-хорошему тебе – не могу! Меня за это оштрафуют, пока ходите туда и обратно будет вам приготовлены и обед и постели. – попытался выкрутиться хозяин, прикидывая в уме, что и то, и другое "незваным гостям" смогут совершенно бесплатно предоставить в местной тюрьме. Кто знает, как все еще сложится, отвечать за чужие грехи трактирщик не собирался. Пусти такого постояльца, а наутро придет полицейский и окажется, что у "респектабельного" с виду господина желтый паспорт бывшего каторжника.

– Дай хоть рыбы сушеной с пивом, мы наскоро перекусим и двинемся дальше! – предложил компромиссное решение Фигнер, но ему на встречу не пошли.

– Нет! Все это уже заказано и оплачено.

– Кем?

– Да вот этими господами извозчиками!

"Водители кобылы" в зале между тем одобрительно загудели, поддерживая Жакена, так мол их пришлых подонков, надо гнать бродяг в шею, пусть не отнимают деньги и работу у честных горожан.

Сашка, между тем, с тревогой следил за реакцией своего "отца-командира", как бы чего не вышло, да привычно кастет в кармане нащупывал. Иной раз порывистый Самойлович в таких случаях просто "взрывался" словно порох, вот и сейчас обстановка накалилась и в воздухе запахло очередной дракой. Но в этот раз на удивлнение обошлось без мордобоя, без бокса и без савата.

– Е…ные гужееды! – зло сверкнул глазами Фигнер, нарочито громко и отчетливо произнеся оскорбление, чтоб все в таверне услышали, в тайной надежде вызвать хоть кого-нибудь на потасовку. Мужики за соседним столом враз, как по команде притихли, уткнулись носами к кружки и тарелки, хоть их семеро против двоих чужаков, но по всему видно, что "буйных" здесь нет.

– Я имею привычку обращаться вежливо со всеми, – ни к кому конкретно не обращаясь сказал побледневший как смерть трактирщик, помолчав немного, чуть слышно добавил уже примирительным тоном, чуть слышно, на грани шепота – Уходите отсюда… ради бога.

Пришлось в итоге им удалится "не солоно хлебавши", ввязываться в бессмысленную драку с посетителями трактира не решились, слишком уж место не подходящее, да и свет клином не сошелся на этих "Трех Дофинах". Матерясь почем свет стоит, мрачный Фигнер справился у первых встречных уличных мальчишек, где можно найти харчевню для "народа" без претензий, ему указали одно подходящее заведение на окраине в городских трущобах. Получилось как раз в противоположном конце города, туда они и направили свои стопы. По дороге прошли мимо местной тюрьмы, непременного атрибута каждого более-менее крупного городка. Здание, сложенное из красного кирпича, мрачное, но довольно внушительное, выглядит, как монумент, как наглядная агитация в камне, напоминающая о том, что законы нарушать нехорошо и за это может последовать возмездие.

– А вот сюда нас с тобой Сашка возьмут без всяких казенных бумаг! – пошутил Фигнер, и прежде чем его спутник успел ответить подскочил к порогу и дернул цепочку звонка.

В массивной, укрепленной железными полосами двери отворилось небольшое смотровое окошечко, оттуда на оторопевшего Александра грозно зыркнула мутными очами заспанная харя привратника:

– Чего вам надобно? Ходят тут всякие…

– Дядя пусти бродяг в острог переночевать! – нагло влез в разговор, оттеснив товарища Самойлович, но с ним разговаривать не стали.

– Пошли вон оборванцы, здесь казенное учреждение, а не кабак! – глухо, но с достоинством последовал ответ из-за толстых дубовых досок и дверная амбразура тотчас захлопнулась.

Ответ тюремного стража однако поднял, упавшее было до самой низкой планки настроение и путники направились туда, куда их и послал сердитый тюремный охранник. На веселой улице Шофо никаких формальностей и бумаг из мэрии от путешественников не потребовали, рука всемогущей имперской бюрократии сюда еще не добралась. Здесь все просто, доступно и грязно, только плати и наслаждайся, в ассортименте всевозможные удовольствия вплоть до амурных: кислое вино, дерущая горло, точно наждаком крепкая виноградная водка, плохо прожаренное мясо непонятного происхождения и готовые на любые "ласки" накрашенные гулящие девки от трех франков за штуку. Оптом на все услуги потребителю полагалась внушительная скидка, в расчете на то, что когда гость упьется до невменяемого состояния вся его наличность так или иначе перейдет к хозяину заведения. Кабачок больше всего походил на тот полу-притон, в котором Сашка с товарищами-сослуживцами неоднократно "зажигал" во время последнего похода на войну, когда им дали месячный отдых в Смоленске. Вывески здесь нет и в помине, ее заменяет еловая ветка, воткнутая в железную подпорку над входом, в глухой российской провинции точно так же обозначают питейные заведения, отсюда и присказка в народе бытовала: "Подался к Ивану Елкину". Даже запахи те же самые в наличии – мочи и еще чего-то мерзкого, блевотина и огрызки под столами, и пьяницы в дальнем углу нестройно галдят почти как в родной стороне, вот только это не Россия… куда тебя бедолагу занесло? Унтер-офицер с трудом поборол нахлынувшую ностальгию, такое ощущение, что кажется – закроешь глаза на миг, а когда разомкнешь веки, то рядом окажутся старые друзья-товарищи из 13-го егерского полка с которыми так славно пинали в Смоленске оборзевшую мастеровщину, потом тушили пожар в публичном доме, а затем наконец познакомились с "отвязными" девчонками-портнихами. Воспоминания хоть и не замысловатые но приятные, можно сказать, что "теплые" особенно по части девиц…

Провести ночь в гостеприимном кабачке они не остались – невозможно: вместо комнат в наличии были только "нумера". Так тут называют тесные клетушки с вонючими кроватями, отгороженные дырявыми грязными занавесками вместо дверей и стен, эрзац-помещения рассчитанные на кратковременное пребывание клиента с проституткой: "сунул, вынул и пошел дальше". Спать в таком специфическом гадюшнике было нельзя, разве что, будучи мертвецки пьяным, но так можно и на улице в канаве, да там, пожалуй, и безопаснее выйдет – карманы не обчистят.

– В предместье пристроимся, или у крестьян по дороге. – решил Фигнер, и Александр возражать не стал, в городе для них подходящего приюта не было.

Так уж получилось, и вероятно в этом есть веление судьбы, что их путь из кабачка, до городской заставы пролегал мимо мэрии. У дверей на каменной лавочке дремал, сладко посасывая глиняную трубку страж местного порядка, пожилой пузатый жандарм, эдакий "Карбас-Барабас" в мундире, точно сошедший со страниц детской книжки. По всему видно, что дяденька ветеран многих кампаний – крест почетного легиона в петлице и еще полдюжины различных медалей на груди. Заметив его, спутник Сашки поспешно сорвал с головы заношенный до дыр картуз и картинно с ужимками раскланялся, не преминув незаметно ткнуть локтем в бок своего товарища, чтоб не зевал и оказал подобающие знаки внимания заслуженному старому воину. Вышло довольно комично, с изрядной долей фиглярства, в другое время представитель власти, может быть, и не обратил внимания на такую вопиющую дерзость, но тут встрепенулся от сна.

– Кто такие будете? А ну, прохвосты, поди сюда!

Ничего страшного с ними не случилось, привычная рутинная процедура, как и десятки раз ранее на дороге. Проверил представитель закона паспорта и рабочие книжки, и хотел было отпустить работяг на все четыре стороны с миром, но в последний момент передумал и принял другое решение.

– Ты малый плотник вроде, в книжке у тебя указано? Как раз мне такой и надобен, пошли тут работы для тебя на пару часов! Да не криви морду приятель, чай руки не отвалятся потрудиться немного на благо нашей империи.

В очередной раз Сашку и Фигнера самым бессовестным образом "припахали", такова уж судьба французского пролетария – существа абсолютно бесправного, приходится всякий раз угождать слугам власти и закона. Полиция и жандармерия помещались тут же рядом в административном здании городской мэрии, на первом этаже в двух небольших смежных комнатах с окнами выходящими на внутренний дворик. Пока потомок остзейских дворян страдал со стамеской и молотком, подтесывая разбухшую от влаги дверь, Александра озадачили как слесаря-оружейника. Жандарм откуда-то, вероятно из из кладовки, принес и вывалил ему на стол пару дюжин старых разнокалиберных пистолетов и коротких кавалерийских карабинов.

– Затяни разболтавшиеся винты, смажь, почисти, подтяни пружины и замени кремни, где надобно!

Древнее, видавшее виды оружие – возни с ним у Сашки вышло как раз на два часа, а вот Фигнер управился с дверями намного быстрее. Между тем "заарестовавший" их сержант отлучился куда-то по делам, кажется, он пошел в ратушу, а может быть захотел промочить горло кружечкой местного пива.

– Сашка у тебя отмычка далеко запрятана? – вскоре спросил Фигнер, уставший ждать, пока компаньон закончит свои труды по части восстановления казенных ружей и пистолетов.

Александр без всякой задней мысли протянул товарищу набор хитрых железок, его внимание было полностью поглощено борьбой с упрямой "перкой" антикварного карабина, сработанного вероятно еще во времена д`Артаньяна и Ришелье. Опомнился он только тогда, когда заметил, что Фигнер вскрыл бюро и без малейшей тени стеснения роется в служебных документах, дотошно просматривая папки одну за другой.

– Слушай может не надо так в наглую? Того и гляди наш жандарм явится и поймает тебя! Спалимся?! – встревожился он, но тщетно, напарника было уже не остановить, тот дорвался как ребенок до любимой игрушки.

– Нет, ты только взгляни сюда! Умеет папа Фуше работать, куда нашему дурню Санглеру до него! – напарник потряс перед носом Сашки толстой стопкой бумаг, листов тридцать не меньше толщиной, отпечатанных типографским способом, – Откуда они столько сведений набрали, скажем есть целая таблица с перечислением персон, кои могли бы меня опознать при личной встрече. Бог мой, да они все знают! Посмотри, всех моих баб прописали, про которых я уж и сам подавно забыл!

Действительно, ведомство Жозефа Фуше постаралось на славу, снабдив своих сотрудников исчерпывающими сведениями для поимки опасных государственных преступников. Вот только не учли господа шпионы одного обстоятельства, машина времени в ходе неудачной попытки переброски в прошлое "отреставрировала" и омолодила обоих Александров примерно лет на десять. В противном случае не факт, что спасла бы даже тщательная, хорошо продуманная и исполненная, маскировка под представителей самого низкого и презираемого сословия – в бумагах имелся неплохо выполненный неизвестным художником портрет Александра Самойловича Фигнера. Судя по всему, пока огромный и сложный механизм сыска первой империи крутился вхолостую, попутно зажевывая зубцами шестеренок случайных людей: всех кому не повезло с внешностью, всех кто, попал под подозрение, путешествуя в Париж в обществе слуги или денщика. Другие варианты тайная полиция империи в настоящее время не рассматривала, но кто знает, что будет дальше? Хорошо хоть, что пока еще власти население не оповестили о разыскиваемых опасных преступниках, но рано или поздно дойдут и да такой меры.

Александру французские агенты, обосновавшиеся в России, уделили намного меньше внимания, чем его напарнику, прямо даже до слез обидно стало в первый момент. Скорее всего, они просто выписали данные из какой-то казенной ведомости: нижний чин из рекрутов по набору, унтер-офицер 13-го егерского полка, возраст и скупой словесный портрет: "особых отличительных примет не имеется в наличии". Нет у них людей на "нужном уровне", нет таких информаторов, что бы могли с солдатами, сослуживцами Сашки побеседовать накоротке, вот и приходится выкручиваться. А может быть и в самом деле французы решили, что нижний чин просто денщик, обычный военный слуга, "мальчик на побегушках", основное назначение которого – драить до зеркального блеска хозяину-офицеру сапоги и ставить самовар, одним словом, лакей в солдатском мундире? Если так, то за долгие годы, это первый случай, когда шкура бесправного российского воина спасает своего обладателя от весьма серьезных неприятностей. Всего жалких двадцать строк мелкого убористого шрифта, даже обидно стало, по Самойловичу французы чуть ли не целую монографию накатали, хоть не переводи и не отдавай в издательство, в набор. Ха-ха… серия книг "Жизнь замечательных людей" – была в советское время такая… Александр попытался вспомнить, была ли там книга посвященная Фигнеру, ведь судя по всему человек незаурядный, но ничего в голову так и не пришло. Может быть просто под руки не попалась нужная книжица, их там в библиотеке помнится много было, целые стеллажи, а он историей особо не увлекался, предпочитая "дешевую развлекательную литературу" на вроде Чейза и Кинга.

Кое-как под вечер они с грехом пополам все же выползли из негостеприимного городка на дорогу, уже смеркалось, и надо было решать вопрос с ночлегом. Срочно требовалась хоть какая-то крыша над головой, хоть осень во Франции заметно теплее, чем в России, но провести ночь под открытым небом все равно неприятно. Как назло в полях не видно ни одного стога, куда можно было бы зарыться с головой неприкаянным путникам, рачительные местные крестьяне сразу же пускают солому в дело или на продажу. После недолгих дебатов было принято решение попытать счастья по дороге, других вариантов уже не осталось. Хоть городок и был невелик, но за ним как за кораблем в плавании тянулся длинный "след" предместья, или посада, если переводить на чисто российскую терминологию. Отдельно стоящие дома или скорее маленькие усадьбы встречались даже на расстоянии в несколько километров от городских стен.

Сумерки догнали их сразу за полуразвалившимися городскими воротами, которые запирали в последний раз при царе Горохе, массивные петли проржавели намертво и теперь никакой богатырь не сможет захлопнуть створки. Мощенные камнем улицы и высокие стены домов уже давно закончились, пошли все больше какие-то не то сады, не то огороды и небольшие аккуратные одноэтажные домики, почти как в деревне. Вместо оград и каменных заборов – низенькие плетни из прутьев, а кое-где и вообще изгородь не без успеха заменяли колючие кусты шиповника, видок довольно живописный, разве что, встречающиеся временами на пути дымящиеся кучи навоза общую картину портят. Сунулись сдуру было путешественники в первое попавшееся по дороге жилище – и нарвались на отказ, хозяева какой-то праздник справляют и постояльцам не рады, даже на предложенную хорошую оплату не соблазнились. В другом месте Фигнер, прежде чем ломится в дверь, внимательно изучил внутренности помещения через окно, благо занавесок или штор там не было. Сашка тоже не удержался и заглянул, помещение было неплохо освещено изнутри свечами и масляной лампой в придачу, столь привычная для России лучина в Европе не в ходу. Сквозь мутное зеленоватое с прожилками стекло они увидели большую комнату с выбеленными стенами, с кроватью под ситцевым пологом и колыбелью в углу, несколько почерневших от времени деревянных стульев и ружье на стене – типичная остановка у в меру зажиточного европейского крестьянина или горожанина той далекой эпохи. Надо сказать, что Александр всякий раз рассматривая внутренности того или иного жилища ловил себя на мысли, что ищет взглядом телевизор, музыкальный центр, радиоприемник или еще какую-нибудь "бытовую электронику" или хоть розетки и электропроводку на стенах – и не находит. Сознание как бы тихо протестовало против такого "неестественного" порядка вещей. Несмотря на то, что он прожил уже почти 11 лет в этом времени, отчасти оставался одной ногой все еще там, "дома" – в веке 21-ом, и ничего с этим нельзя было поделать.

Посреди помещения стоял накрытый стол с остатками ужина. Медная масляная лампа освещала толстую белую скатерть из некрашеного домотканого холста, старую помятую оловянную кружку, блестевшую как серебро, наполненную до краев вином, и глиняную дымившуюся миску с похлебкой. За столом сидел человек лет сорока, мужчина с веселым добродушным лицом, а на коленях его прыгал ребенок, девочка примерно лет трех. Подле него очень молодая женщина кормила другого ребенка грудью, удобно устроившись в старом плетеном кресле. Отец играл со старшей своей дочкой, девочка весело смеялась, мать улыбалась. Фигнер и Сашка постояли несколько минут в раздумье перед этой мирной идиллической семейной картиной, и только потом решились войти.

– Детей у них мало, всего двое, а дом большой и вроде не бедные, коли в будний день вино пьют. На ночь пустят. – предположил Самойлович, однако и в этот раз они чуть было не пролетели.

Дверь была не заперта изнутри на засов, но все же спутник Сашки, вопреки обыкновению, в этот раз решил постучатся. Оттуда, из глубины дома, сразу же раздалось:

– Кто там пожаловал? Муженек поди открой! – голос явно женский и на слух весьма приятный…

Началось вроде неплохо, а вот дальше возникли проблемы. Хозяин, едва увидев кто заявился на ночь глядя, сразу сорвал ружье со стены.

– Убирайтесь к черту бродяги! Застрелю! – грозно щелкает он курком и пытается взять на прицел Сашку, а Фигнер между предусмотрительно отпрянул в сторону, точно готовясь к очередной схватке.

Сперва не совсем понятно было, чего вдруг спокойный с виду глава семьи так неожиданно "завелся", но вскоре обстановка прояснилась. Причина столь неадекватного поведения стоит у хозяина за спиной с обнаженной грудью как пресловутая "Свобода на баррикадах", якобы ребенка ей надо кормить. Сашка всегда считал, что для этого занятия вполне достаточно одной единственной "сиськи", но эта молодая француженка похоже придерживалась другого мнения. Размер грудей у бабенки конечно не XXL, как у иной "крутой" порнозвезды из Плейбоя, но тугие "мячики" красивые и почти не отвисшие, что в природе редко встречается у рожавших женщин. Радуют глаз и аккуратные коричневые соски средних размеров – самое то, главное, без всякого силикона, не изобрели еще этой пакости в 19-м веке. И даже полупрозрачная белая капелька молока, прочертившая липкую дорожку вниз по смуглой коже впечатления не портит, настолько все выглядит натурально и привлекательно. Помять бы такие естественные прелести в руках унтер-офицер, как и любой другой представитель сильного пола, не отказался, да и Самойлович, судя по виду, тоже был не прочь "отведать молочка". Мужик между тем продолжал психовать размахивая перед носами пришельцев своим оружием:

– Убирайтесь говнюки проклятые к дьяволу, не то всех перестреляю нахрен! – ревел он точно буйвол, бешено вращая красными, налитыми кровью глазами.

– Постой хозяин! Как по нам палить то будешь? У тебя ведь кремня на ружейном замке нет! – весьма уместное замечание Самойловича разом разрядило взрывоопасную обстановку.

Секунду назад буйный, теперь мужик как-то сразу скис, даже как будто в размерах уменьшился, точно проколотый иголкой воздушный шарик. Он лишь обреченно махнул рукой – заходите мол, коли уж притащились.

– А ведь совсем новое ружье, в прошлом году только купил. Отдал намедни шурину поохотится и вот… так с этими родственниками. Дашь чего, так мигом испортят поганцы эдакие. – закручинился он, совсем позабыв о своей благоверной, что продолжала гордо демонстрировала гостям части тела, обычно скрываемые женщинами под одеждой.

– Ничего, мой брат слесарь, он твою пушку враз починит! – поспешил успокоить мужика Фигнер, между тем исподтишка плотоядно разглядывал молодую женщину, а та кажется совсем и не против была, стоит как в ни в чем ни бывало и даже ничуть не смутилась, только грудь рукой слегка прикрыла и то не до конца – пуговки сосков так и проглядывают между растопыренными пальцами. Впрочем, в этом жесте больше просвечивало кокетство, чем природная стыдливость – даже человеку несведущему было ясно, что тут скорее завлекают-приглашают.

Далее события развивались как по заранее отработанному сценарию. Молодой хозяйке, спрятавшей наконец свои прелести обратно под корсаж – долго же она их однако демонстрировала гостям, вдруг что-то срочно потребовалось найти не то в погребе, не то в сарайчике и всучив мужу в руки ребенка женщина быстро исчезла. Вслед за этой особой, совершенно незаметно, не производя лишнего шума бесследно испарился и Самойлович, только его и видели, настоящий партизан.

Сашка только вздохнул, опять кому-то халява отвалиться, а ему отдуваться за всю компанию. Но ничего не поделаешь, и он не торопясь, аккуратно разложил на столе свои инструменты и принадлежности. У хорошего слесаря и оружейного мастера всегда с собой имеется обязательный набор, завернутый в кусочек промасленного холста или старой кожи. Не то что бы работа была в этот слишком сложной и длительной, как раз напротив. Но надо было ухитрится операцию, на которую отводится от силы минут пять растянуть на добрый час, кровь из носу требовалось "прикрыть" напарника в столь деликатном деле. Если он управится раньше времени, то хозяин, наблюдавший за ремонтом ружья, чего доброго отправится на поиски своей благоверной и тогда их в итоге выгонят прочь. После теплого "домашнего очага" убираться обратно на улицу совсем не хотелось и Александр пустился "на все тяжкие", благо владелец оружия попался такой, каких в веке 21 обычно ласково называют "чайником". Александр не торопясь занялся привычной работой, и заодно появилось время рассмотреть хозяина вблизи. Пока они с Самойловичем тащились по стране, то имели возможность наблюдать множество различный типов местного населения, но такой экземпляр попался впервые. Это был высокий мужчина, по роду занятий – полукрестьянин, полуремесленник, в широком кожаном фартуке, пристегнутом к левому плечу и оттопырившемся на груди как большой карман, обычно туда за пазуху прятали различные мелкие вещи, такие например, как красный носовой платок, курительную трубку, табакерку, связку ключей и прочую дребедень, все это добро удерживал широкий пояс-кушак. Мужик то и дело запрокидывал голову назад, и низко вырезанный ворот рубашки обнажал белую и толстую, как у вола, шею. У него были густые брови, огромные черные бакенбарды, бород во Франции в ту пору не носили – мода на них появилась позднее, глаза навыкате и низ лица удлиненный, а на всем этом неуловимый отпечаток сознания, что он – господин в своем доме, вот только молодая жена, судя по поведению, об этом не знает и регулярно наставляет благоверному рога. Свою посильную лепту в общее дело внесли дети, как без них? Старшая девочка упорно лезла под руки Сашке, постоянно мешая работать – ей видите ли обязательно надо потрогать "цацки" и инструменты – дополнительная задержка, а младшая отвлекала папашу одним только фактом своего присутствия. С такими добровольными помощниками контрольный выстрел в открытое окно, свидетельствующий о завершении ремонта, и спугнувший сидевшую на дереве ворону, был произведен только спустя полтора часа – своего рода рекорд в профессиональной деятельности Сашки, как мастера-оружейника. Можно было конечно разрядить ружье и другим способом, для этого имеется специальный разрядник, но Александру было лень возится, да и Самойлович к тому времени уже должен управится со своей новой пассией. Почти сразу же после пробной стрельбы появилась хозяйка, на лице у женщины нетрудно было прочесть чувство глубокого удовлетворения, вслед за ней пришел, подтягивая на ходу штаны и Фигнер.

Время было уже позднее: простой ужин бедных путешественников – черный хлеб, сыр, дешевое вино, примерно на 4-е су, так они и питались всю дорогу на пути в Париж. Лишь изредка случались небольшие послабления по части конспирации и тогда в рационе появлялись такие деликатесы как свежее мясо, пиво, вино и прочие изыски местной кухни. Александру от представительниц женского пола, в этот раз ничего не "обломилось", все досталось более шустрому и обаятельному Самойловичу, хозяйские дочки не в счет – чего с малых детей возьмешь. Посему остаток вечера и ночь прошли более-менее спокойно, без особых приключений. Однако утром следующего дня, в четыре часа, был момент, когда он сильно пожалел, что по приказу Фигнера спрятал пистолет в контейнер…

– Черт возьми! Хозяин!!! Открывай живей, жандармы! – дверь содрогается под сильными ударами сапог, еще немного и хлипкие петли не выдержат напора.

Спросонья бормочет проклятья глава семьи, плачут разбуженные и испуганные дети – донельзя неприятное пробуждение. Александр в панике кинулся вскрывать контейнер-тайник, ТТ сейчас бы не помешал, да пожалуй и гранаты могли пригодится. Первая мысль была уж очень нехорошая – доигрался все же Самойлович, уж очень он неаккуратно, там в мэрии он затолкал обратно в бюро папки с документами, не иначе заметили…

– Оставь, это не за нами! – почти сразу же одернул тот своего спутника, не дав ему извлечь и подготовить к бою оружие, – Лежи себе спокойно и виду не подавай.

Действительно в этот раз обошлось, Фигнер прекрасно знал повадки местных "стражей закона", как оказалось им нужно было только "прикурить", а высекать огонь огнивом лень, вот и вломились в первый попавшийся дом, чтобы добыть огня из очага, или из печи – местные жители, как правило, не гасят пламя всю ночь, угли так и тлеют помаленьку.

– Вот черти, носит их нечистый по ночам! Мешают спать честным людям. – только и зевнул хозяин вслед удаляющемуся в сторону города жандармскому патрулю.

Александр, поеживаясь от холода, вышел улицу, какой уж теперь сон после такого "шухера", надо вставать. Уже светало, рассвет потихоньку задвигал ночную мглу, но на темно-синем небе все еще можно было различить звезды. Стоп, а что это там на западе, почти у самой кромки пылающего горизонта за тонкая, едва видимая полосочка появилась? Неужели это она – та самая комета 1811–1812 года, вестница великих потрясений? Войны, положим в этот раз не будет, в этом Сашка был более-менее уверен, пока все шло по намеченному плану и особых сомнений в успехе не было, но вот насчет всего остального… время покажет. Никаких известий о событиях в России они уже давно не получали, и время от времени его стали донимали сомнения: правильный ли выбор сделан, может все же стоило тогда попытаться расправится с Пфердом самостоятельно? Отчасти выручил Фигнер, объяснив, что кое-какую актуальную информацию можно будет получить непосредственно в Париже. Дело намечается "резонансное", а французская пресса, несмотря на введенную Бонапартом политическую цензуру, славится на весь цивилизованный мир своей болтливостью. Обязательно что-нибудь будет в газетах, там всегда охотно печатают любой "негатив" о потенциальном противнике, а тут еще столько "грязных" подробностей. По крайней мере история с женой придворного ювелира, "случайно" убитой великим князем Константином, с газетных полос не сходила несколько лет.

"Дорога, дорога, осталось немного…". А что там дальше было? Склероз, нет скорее на этой фразе Александр в свое время переключил радиоприемник на другой канал, "подражателей Высоцкому" из числа современной "попсы" он не жаловал, что поделать человек он немного консервативный. До заветного Парижа, и следовательно до резиденции Наполеона Бонапарта оставалось совсем немного, всего несколько дней пути. С учетом того расстояния, что они уже "отмотали" по дорогам Европы, сущая мелочь. Но вот тут то Сашку и Самойловича местные чуть было не разоблачили. Опасность подкралась с той стороны, откуда и не ждали, даже предусмотрительный Фигнер в этот раз растерялся.

Дороги, в смысле само покрытие, во Франции восхитительные, если сравнивать с Россией. Разве что трасса Москва-Петербург может конкурировать с местными шоссе, да и то лишь местами. Удовольствие весьма, и весьма недешевое – местные обыватели прямо зубами скрипят, когда приходится раскошеливаться на содержание. С другой стороны по части организации транспорта, империя Бонапарта не далеко ушла от России-матушки: почти тот же самый бардак, если не хуже. По каким-то непонятным простому человеку правилам можно добраться на дилижансе из города А в С, но нельзя из А в В, хотя по идее именно туда и должны стремится большинство потенциальных путешественников. Как местные жители решают эту задачу? Да каждый по своему, сообразуясь с наличность и общественным статусом. "Богатенькие Буратино" пользуются собственным выездом, важные чиновники – казенными лошадьми, все остальные – собственными ногами, и попутным транспортом.

Из городка, столь негостеприимно принявшего российских лазутчиков "прямые" дилижансы на Париж не ходили, надо было ехать в соседний "райцентр", делать крюк почти в добрых 70 верст. Поэтому не было ничего удивительного в том, что оба Сашки продолжили двигаться к столице пешком, по времени получалось почти то же самое, что и на местном общественном транспорте, а другой вид передвижения, им был нежелателен по соображениям конспирации. Бедные рабочие-сезонники, да едущие в наемном экипаже, или не дай бог верхом? Проще уж плакат "шпион" на грудь повесить, эффект будет примерно тот же самый. Замысел Фигнера в том и заключался, он посчитал, что "чистую публику" люди Фуше, жандармы и обычная полиция будут "шмонать" по-черному при малейшем подозрении, а вот всякое там "быдло" имеет неплохой шанс проскочить мимо любых КПП не привлекая к себе внимания.

Поскольку места пошли довольно оживленные и людные, а французы по своей сути народ, как тогда говорили "компанейский", то вскоре к нашим начинающим террористам стали навязываться различные попутчики. Явление очень нежелательно, Александр по-французски говорил в ту пору еще не очень хорошо и нередко сам того не замечая сбивался на родной, русский. Особенно много тревог и неприятностей доставил им увязавшийся "за компанию" в одном селе мальчишка-савояр. Пожалуй этот молодой уроженец Савойи, области лежащей на юго-востоке Франции, оказался опаснее, чем все ранее встреченные бандиты вместе взятые. По началу на него особого внимания не обратили, а потом стало уже поздно… вов всем как все оказался виноват его величество Случай.

Это был один из тех кротких и веселых мальчуганов, которые странствуют из деревни в деревню, в оборванной одежде, сквозь которую просвечивает голое тело. Провинция, откуда родом этот десятилетний "юный артист" невероятно бедная и поэтому немало таких как он с волынкой через плечо и с сурком в котомке за спиной шатается как по Франции, так и по сопредельным странам. Всю дорогу мальчуган шел рядом с ними, то распевая песни и то поигрывая несколькими монетами, зажатыми в руке, по всей вероятности, составлявшими все его состояние, в числе которых находилась одна большая серебряная монета в сорок су. Может так бы они вместе добрались до Парижа, или попутчик-савояр отстал бы где-нибудь по дороге, но судьбы было угодно поступить в этот раз по-другому.

Ап, неуловимое движение и монетка, большой блестящий кругляш, выскочила рыбкой из рук начинающего жонглера. Описав в дорожной пыли замысловатую траекторию серебряная беглянка угодила точно под ноги Сашке. Секунда, неуловимое мгновение и тяжелый туристический ботинок вдавил монету с чеканным профилем Бонапарта в дорожную пыль. Александр ничего не заметил, его внимание было поглощено окрестными видами, мало ли что там щелкнуло под подошвой, может очередной камешек. Но не тут то было…

– Эй, эй! Отдай монету, это мое! – заверещал как ужаленный мальчишка и от неожиданности Сашка тотчас остановился, монетка так и осталась у него под ногой, встал и Фигнер.

– Да ради бога забирай, нам чужого не надо. – спокойно ответил унтер-офицер, сообразив наконец в чем дело и они двинулись дальше но уже вдвоем, савояр остался выковыривать из пыли свою драгоценную собственность.

– Долго он там копается, поди лик святой девы Марии в грязи узрел? Эти католики вечно его видят где попало, глядишь еще и часовню тут постоят? – беззлобно пошутил Самойлович, оглянувшись спустя шагов пятьдесят. Сашка тоже невольно обернулся, мальчишка не просто рассматривал, было видно, как он внимательно исследовал отпечаток, даже на колени встал, и затем для сравнения оставил рядом след своего ботинка. Вскоре однако это занятие маленькому савояру надоело и он вприпрыжку кинулся догонять ушедших далеко вперед своих спутников.

"Обувь, обувь… подошва, подошва…" – на ходу машинально пытался найти объяснение странному поведению спутника Сашка и внезапно его осенило и надо сказать, что открытие было не из приятных.

– Самойлович, слушай, да он же рубцы от наших туристических берцев там на песке разглядел!

– Не понял я тебя приятель, потрудись объяснить! – немедленно отреагировал Фигнер, мальчишка был еще далеко, почти в ста шагах и можно было говорить не таясь.

– У местных обувь имеет плоскую подошву подбитую гвоздями, а у нас НЕТ! У нас… да смотри сам! – и Александр с силой вдавил ботинок в полусырой дорожный песок, а затем убрал ногу прочь. На земле остался четкий отпечаток, столь обычный для 20–21 веков и столь же неуместный в патриархальном 19-м столетии, словно клеймо какое, как у каторжника…

– Б…ть!!! Промашка вышла… недосмотрел. Коли спросит молчи, я сам с ним поговорю! – решительно заявил Самойлович и как раз вовремя, сзади их уже догонял запыхавшийся мальчик.

Пока все обошлось… по крайней мере с виду. По прежнему они отмеряли километры, мальчишка трепался с Фигнером, а Александр выполняя приказ помалкивал. Вроде бы ничего, но на привале, когда только было собрались пообедать, стоило Сашке отвернутся, как очередное ЧП: проклятый маленький савояр неожиданно заинтересовался контейнером с оружием, замаскированным под толстую дубовую доску. С виду деревяшка-деревяшкой, пластик точно имитирует фактуру древесины, но вот на ощупь уже заметны существенные различия. Этот гаденыш стоило только отвернутся, так сразу шмыг, и протянул к драгоценной сашкиной ноше свои поганые лапки. Александр, очищая печеную в костре картошку, краем глаза наблюдал за любопытным мальчиком и надо сказать, что его поведение давало повод для беспокойства. Надо же прошли сотни, нет даже тысячи верст, ни одна собака ничего не заподозрила, а тут нарвались на внимательного и наблюдательного… сопляка. Что теперь с ним делать? Был бы это очередной бандит, или напротив жандарм – так минута, другая и глядишь тело уже остывает в придорожных кустах, а они с Фигнером топают себе дальше. Людей на своем веку унтер-офицер поубивал немало, правда все больше огнестрельным оружием, но в случае необходимости без колебаний сможет пустить в дело и нож, тут никаких комплексов и колебаний не было. Но теперь придется "пустить кровь" ребенку, хорошо еще если Фигнер сам этим поганым делом займется, а ведь он может приказать ему, формально Сашка все еще солдат российской императорской армии, нижний чин, так вот… Как ему рассказывали в Афганистане случай был подобный: летчик, как его фамилия… что-то память не удержала, сбили еще его… ждал вертолет, и пастушок местный на него набрел. По идее надо было придушить маленького поганца и забыть, спокойно дождаться поисковой группы, а тот подполковник не смог и в результате сам погиб, выдал его тамошний "Павлик Морозов" духам. Так и их с Фигнером этот мелкий савояришко гарантированно сдаст жандармам, прямо на первой же парижской заставе, точно сдаст. А ведь дорогой мальчишка все расспрашивал про Эльзас, откуда по "легенде" Сашка родом, видать сразу заподозрил что-то неладное. Надо было гнать в шею, а что теперь делать… Хрен знает, может Фигнер ошибся и циркуляры Фуше с описанием примет разыскиваемых террористов уже начали расклеивать по стенам домов в городах, что если в том городке просто не успели это сделать? В любом случае "неправильных" пролетариев, да еще как раз парочку обязательно повяжут, а там и до настоящего разоблачения недалеко. Выкинуть контейнер нельзя, но и попасть с ним в руки людей Фуше тоже, не идиоты там работают, быстро сообразят, что это за "доска" такая красивая.

– Что будем делать Самойлович? Пацан же нас спалил? – одними глазами, и едва слышным шепотом вопрос командиру… пока мальчик увлеченно пытается отковырнуть кусочек пластика можно и пренебречь маскировкой, теперь уже можно…

– Молчи! – злой короткий ответ, Фигнер и сам не знает, как поступить, с такой бедой он столкнутся никак не рассчитывал. Все предусмотрел, тут оказывается обмишурился.

Некоторое время спустя у них появилась возможность по-настоящему обсудить сложившееся положение, мальчишка ушел за ближайшие кусты по нужде и подслушать разговор не мог.

– Давай срочно придумай, чего. Иначе грех возьму на душу и зарежу засранца! – сразу же выдал ранее сохранявший олимпийское спокойствие Фигнер, – В двух шагах от Парижа, нет точно порешу, давай живее!

– Дай ему денег, сколько там у нас осталось? 3–4 тысячи франков хватит за глаза. Пацан в жизни поди-ка и сотни в руках не держал?

– Ты в своем уме Сашка? Да с деньгами он еще быстрее в полиции окажется, и Фуше узнает наши приметы. Жозеф, он гад умный, сразу поймет, что ловил до сего момента не тех и натравит на нас всех свои церберов. Тогда к Бони нам уж точно никак не подобраться даже на пушечный выстрел.

– Ладно, только не смейся! Может крысу у него сожрем? – от отчаянья Александру уже лезла в голову всякая чушь, – Расстроится и забудет про нас?

– Ты же вроде сурчатину не любишь? – невольно улыбнулся собеседник, никакой другой реакции столь неуместное предложение вызвать и не могло.

– Ради общего дела… я готов… – только и смог промямлить Александр, разглядывая между тем котомку савояра, откуда, точно почуяв о чем идет речь, сразу же высунулась остренькая серо-коричневая мордочка с умными глазами-бусинками.

– Бред… нет придется резать… До вечера подожду, а там коли ничего не решим, так и сделаю! – окончательно определился Самойлович.

Сашка не стал ему напоминать о категорическом запрете причинять вред некомбанатам, гражданскому населению. Именно такое условие, по словам выступавшего посредником Баклая, выдвинул сам Александр Первый. Военные, полицейские, а равно и их антиподы – бандиты и разбойники в счет не идут, их отстреливать разрешено. У Самойловича явно были какие-то свои собственные, неведомые никому цели и тут его остановить было невозможно. Он ведь и так уже, грубо говоря, "забил" на все инструкции царя взяв с собой во Францию гранаты – сказано же было неоднократно: "Никаких адских машин и прочей пиротехники! Только пуля или клинок."

Перекресток дорог, прямо на Париж, налево – на Лион. Сторонний наблюдатель, оказавшийся там некстати в этот вечерний час безусловно бы решил, что эти двое парней свихнулись. И самом деле Сашка и Фигнер смеялись, нет не то слово ржали как безумные. Самойлович даже вынужден был опереться на дубовый столб указателя, чтобы не свалится, так его корежило. А куда же подевался третий, тот мальчишка с сурком? Его крохотная фигурка с трудом, но еще была различима на лионской дороге. Савояр улепетывал со всех ног, словно за ним гнался сам дьявол, что же случилось, а ведь совсем недавно троица совместно двигалась в сторону столицы?

Александр в первый момент ничего не понял, он неплохо на слух понимает "обычный" французский, но Фигнер и мальчишка болтали на юном наречии, а там все слова безбожно искажены. Так вот и шли они до поворота на Лион, вроде разговор был не то о трубочистах. не то у печных трубах. И вдруг на самом перекрестке савояр выпучив глаза прокричал, что ему срочно нужно в Лион и рванул прочь от них чуть ли не с первой космической скоростью. Кое-как сквозь смех спутник все же объяснил, что случилось… и тогда веселье в свою очередь разобрало и Сашку.

– В Лион говоришь побежал, так это же в другую сторону?! В Париж зачем он тогда с нами тащился?

– Еще не так побежишь брат, коли предложат, своя жопа дороже, вон как олень сигает!

– Слушай а он там жандармам не донесет?

– Плевать, они же шпионов, лазутчиков ловят, а не пи…сов!!! Ха-ха-ха… Ежели чего и скажет, так решат служивые, что со страху померещилось.

В действительности дело было так: на подходе к перекрестку савояр начал бахвалится подвигами по части покорения противоположного пола. Якобы он чистил дымовые трубы, у жены чуть ли не министра, и она его приголубила, а потом ее дочка, потом племянница и далее и далее… Судя по скверному знанию анатомических особенностей и поведения женщин, этот юный "гигант большого секса" на самом деле "это" видел только у своей сестры и скорее всего у младшей. В конец раздраженный нескончаемым потоком пустопорожней болтовни, Фигнер не выдержал, оборвал мальчишку, спросив, а не предлагали ли ему самому взрослые дяденьки "печную трубу прочистить"? И сразу понял, что попал что называется в "точку", савояр чуть ли не подпрыгнул на месте, глаза из орбит, челюсть отвисла. Надо ковать железо пока горячо, в противном случае и в самом деле придется прибегать к крайним мерам. И Самойлович, превосходный актер моментально воспользовался ситуацией.

– Так пошли с нами в Париж сладенький… Мы тебя к хорошему человеку пристроим. Будешь как сыр в масле кататься!

– Я а-а-а-а… – только и вылетело у изумленного мальчишки, и он как-то машинально даже попытался прикрыть руками заднюю часть тела.

– Да не бойся, научим! – с благостной улыбкой заверил его Самойлович, и сделал вид, что пытается поцеловать своего юного попутчика.

Вот после такого предложения, да еще столь убедительно озвученного савояру вдруг сильно захотелось попасть в Лион вместо Парижа, лишь быть как можно дальше от этих "странных работяг". Нет, Фигнер безусловно гений, и если в ЖЗЛ не попал, то только по недоразумению. Жаль, но Александр тут ничем помочь не может, ему дорога назад в век 21 отрезана раз и навсегда. Неподъемный камень с души снят, не пришлось убивать "гражданского", да еще и ребенка в придачу…

Внезапно улыбка слетела с лица сашкиного спутника, он бросил быстрый взгляд вверх на указатель и тихо произнес, словно ни к кому не обращаясь.

– Знаешь как нашего друга, папу Жозефа в сем Лионе прозвали? Le Mitrailleur de Lion!

– Прости мой убогий французский, но он что пулемет изобрел, или митральезу? – Сашка не смог сразу подавить "смешинку", но внезапная смена настроения у товарища от его взора не укрылась, – Вроде не время еще?

Пришлось ему сразу же объяснить Самойловичу незнакомые термины, впрочем тот и сам отчасти догадался по названию – там ведь отчасти принцип действия раскрыт.

– Пулемет… хорошая поди машинка, для Фуше. Тогда он пол-Лиона перестрелял из гладких ружей и картечью, Рона была трупами забита от берега до берега. А с митральезами и пулеметами со всем городом бы управился. – Фигнер задумчиво взглянул последний раз вслед убегающему прочь савояру, чья маленькая фигурка уже почти скрылась из поля зрения и добавил напоследок, – Все что раньше было почитай за детские игры! Через три дня будем в столице, а там… даже не ведаю… Я бы с таким поручением скорее в берлогу к медведю пожаловал, а не в Париж к Жозефу. Запомни, если мы оплошаем, то тогда П…Ц! Пощады не будет!