Глава 15. Приобщение к культурной жизни

– Все, хватит таскаться по закоулкам и помойкам, пора приобщатся к светской столичной жизни и к искусству! – с утра огорошил своего спутника неожиданным предложением Фигнер, и увидев недоумение на лице у Сашки не замедлил пояснить, – В Оперу сегодня сходим, местечко для покушения подходящее, надо там присмотреться и узнать что к чему.

Перед культ-походом Александра тщательно проинструктировали на предмет, как он должен себя там вести, почти как в СА, только теперь в роли старшины выступил аж целый капитан.

– Девок за перси не лапать, туземцев по мордам не бить – коли они борзеют, то сперва меня спроси! И на диковины разные открыто глаза не пялить!

– Самойлович, я что дурак? – Сашка даже немного обиделся на такое недоверие, хотя надо признать, что кое в чем его соратник был прав, один раз он уже и так "залетел" по собственной глупости.

– По бумагам ты Сашка как раз – дурак и есть натуральный, иначе тебя чего доброго в конскрипты загребут, и оглянутся не успеешь, как в гвардии окажешься, – не без улыбки отметил Фигнер, – Да ладно не журись, я пошутил. Но помни, что мы не развлекаться пошли, а на работе и лишнего себе не позволяй!

Для посещения столь известных очагов культуры срочно потребовалось сменить имидж, клошаров туда и на порог не пустят, и поэтому пришлось прибегнуть к услугам старьевщиков, благо лавочку одного из них Самойлович заприметил неподалеку от их нового временного пристанища. Время от времени они так и ранее поступали – меняли одежду на более "приличную", когда требовалось побывать в тех местах, куда "уличному отребью" доступ был закрыт.

– Сиди пока тут смирно, никуда не выходи и что бы впредь – никаких девок не по делу! – приказал Фигнер своему напарнику, затем исчез в неизвестном направлении и отсутствовал примерно полчаса. Вернулся обратно "отец-командир" с двумя внушительными узлами.

Примерили обновки, на долю Александра досталась блуза, относительно новая и чистая, пошитая из хорошего полотна вроде современной джинсовой ткани. В принципе он и ранее во Франции носил нечто подобное, но была все-таки ощутимая разница. Теперь он из "оборванца" стал "блузником", уже другая категория аборигенов Парижа, крохотное продвижение вверх по социальной лестнице первой империи. Впрочем, с точки зрения "господ", не очень значительный прогресс, "блузники и прочая рвань" – так примерно тогда и писали в газетах, вполне официально и с одобрения властей. Фигнер облачился в потертый сюртук, вместо измятого картуза на голову одел побитый молью цилиндр, дешевая тросточка в руку – ни дать, ни взять франтик-студент "на мели". И таких в Париже хватало с избытком, нередко провинциалы, прибывшие учится, быстро спускали родительские денежки на гулящих женщин, вино и прочие столичные удовольствия.

– Теперь и не грех хоть в Тюильри к Самому податься! Пожалуй пустят, разве только с черного входа, и на правах прислуги. – тут же "отец-командир" спохватился, вспомнив видимо где и в чьей "шкуре" пребывает он сам в данный момент, – Давай снимай все живо, ишь вырядился словно щеголь замоскворецкий! В подворотне переоденемся, а не то еще привратница решит, что мы кого-нибудь из буржуа обчистили.


Если речь зашла об Опере, стоит сказать пару слов о парижских театрах, раз уж занесла нелегкая туда наших героев. Театры издавна делились на королевские ли в эпоху Наполеона – императорские, получающие финансовую поддержку от казны и частные. "Казенных" театров было пять: три музыкальных в том числе и Опера, Итальянский театр, Комическая опера и два драматических – "Одеон" и Французский театр. Последний был известен в России под названием "Комеди Франсез". Частных театров и просто развлекательных заведений в столице Франции было гораздо больше – не пересчитать. Из всех этих многочисленных заведений для Александра и его напарника интерес представляла только Опера расположенная на улице Лё Пёлетье́, где эпизодически появлялся "сам" Бонапарт, на которого они уже который месяц безуспешно охотились. По случаю зимних праздников доступ в этот "очаг искусства" был открыт для всех, проводились так называемые "рождественские балы". Поэтому появилась хорошая возможность провести разведку и ознакомится с обстановкой прямо на месте предполагаемой акции.

Несмотря на голод в стране, Наполеон в зиму 1811-1812-х давал особенно многочисленные балы, всевозможные придворные спектакли и великолепные праздники в том числе и для "черни", что он считал обязательным для поддержания престижа высшей власти. Император прекрасно понимал, что если реального благополучия в стране нет и не предвидится, то следует создать хотя бы видимость. Пусть уж лучше французы развлекаются и веселятся на балах, чем думают о политике. Листовки роялистов полиция Парижа в ту пору срывала со стен чуть ли не каждый день, а ведь вроде бы оппозиция давно переместилась из подполья в светские салоны. В любом случае, положение самозваного императора оставалось по прежнему шатким, складывалось впечатление, что одна серьезная неудача на войне и в Париж ему можно уже и не возвращаться.


Фигнер в этот раз поторопился, они вышли с большим запасом, и что бы убить "лишнее" время пришлось немного пройтись по городу, заодно и посмотрели на кое-какие достопримечательности. На площади Бастилии гости из России полюбовались на немногие останки знаменитой крепости, со штурма которой и началась Великая Французская Революция, а затем и на слоника, того самого, в котором проводил ночи маленький бродяга и революционер Гаврош у Виктора Гюго. "Произведение монументального искусства", грубо сляпанное из досок и гипса на вид еще совсем новое, возвели ведь макет недавно – в прошлом году и местные бомжи еще не успели утилизировать "слона" под бесплатную ночлежку. Наполеон, следуя своим проектам по перепланировке Парижа, решил в 1808-ом году воздвигнуть на площади гигантский фонтан в виде слона – l"éléphant de la Bastille, увековечив свои победы в Египте. Слон должен был быть сделан из трофейных бронзовых пушек и иметь минимум 24-е метра в высоту. На отливку должна была пойти пушечная и колокольная бронза захваченная у испанцев. Из Египта же, кроме арабского триппера, по вполне понятной причине ничего существенного вывезти "непобедимому" полководцу не удалось, все военные трофеи изъяли в свою пользу "просвещенные мореплаватели". Лестница, ведущая наверх монумента, должна была быть устроена в одной из слоновьих ног. Архитектор Жан-Антуан Алавуан взялся за работу, но в результате в 1811-ом году на готовый постамент был поставлен только гипсовый макет в натуральную величину. Одним словом, какая виктория – таков и памятник о событии или если по русски: "По Сеньке и шапка". У Бони это своего рода фирменный стиль выработался, все полимеры красиво и со вкусом спустить в унитаз, а затем объявить об очередной "великой победе" – и ничего, часто для местных дураков и не такое прокатывало.

На Гревской площади друзья увидели, как справедливая французская Фемида расправляется со своими жертвами. Успели они как раз к самому "шапочному разбору", все улицы от Palais de Justice – Дворца правосудия до Place de Greve – Гревской площади и мост усыпаны были народом, пришедшим посмотреть на казнь. Как показалось тогда Сашке в толпе преобладали в основном женщины, было так же много детей в том числе и совсем маленьких. Разве, что у самого эшафота стояли почти сплошь одни мужики и парни, слабый пол туда пробиться не смог. Несмотря на героические усилия конных жандармов, поддерживавших порядок вокруг гильотины, народ волновался и двигался взад-вперед, и едва ли можно было устоять на одном месте от беспрерывного напора с то от эшафота, то с противоположной стороны. Наконец представление началось, толпа встревоженно "загудела", глаза всех собравшихся обратились к возвышавшемуся над мостовой на добрых 3-и метра зловещему деревянному помосту. Привезли из тюрьмы осужденного на черной фуре, запряженной парой лошадей, конвой шел пешком рядом – шестеро солдат с ружьями и сержант с саблей наголо. Никаких там особых церемоний, как-то все буднично и в рабочем порядке… Минута и сунули его в гильотину, другая прошла – и нож "чик", отрезанная голова скатилась в специально подставленный красный ящик. Затем туда же исполнители положили и тело казненного, представление закончилось. Палачи работали сноровисто и быстро, как на конвейере, раз-раз и все, их там целая команда собралась у "машины" – три человека. Один старший, он распоряжался и контролировал, как объяснили потом Сашке, "мастер" или Мэтр – у них эта профессия передается по наследству и два помощника, этих набирают из "раскаявшихся" преступников.

Между тем Фигнер купил за одно су у одного из сновавших в толпе разносчиков листок, чтобы узнать, кого и за какие грехи покарали. Всенародно объявлять, как в России через глашатая здесь было не принято. Капитализм во всей красе, даже на таком мероприятии кто-то делает свой маленький бизнес продавая зевакам "сентенции", заодно и мелкая уличная торговля процветает – собравшиеся во множестве зрители обязательно что-нибудь да купят в лавочках и у лотошников пока дожидаются кровавого "представления".

– Хм, жену свою законную сей достойный муж, газетчик-литератор к слову, выходит отравил… – вслух зачитал Фигнер первые строчки, и шепнул на ухо напарнику, – Да ты не пугайся заранее, нас с тобой, коли не выгорит дело, расстреляют без такой помпы.

– Да мне плевать. – ответил ему Александр, и чтобы хоть как-то снять охватившее его напряжение спросил, – А почему люди не расходятся? Еще кому-то "секим башка" сегодня будут делать?

– Тут пишут, что более экзекуций не будет. Хоть нет соврал… "гражданская казнь" еще у них в сегодня в программе. – Фигнер снова уткнулся носом в листок.

– Кнутом или розгами пороть что-ли очередных преступников намереваются? – удивился Сашка, такого он от "просвещенной Европы" не ожидал, а других вариантов исходя из своего российского опыта представить не мог.

– Погоди немного, сейчас сам увидишь. – таков был ответ и в самом деле времени у них было предостаточно.

В античном театре за трагедией обычно всегда следовала комедия, так и в жизни частенько происходит. Если в момент гильотинирования первого осужденного собравшиеся на площади молчали, то теперь слышен смех, крики и различные непристойные шутки-прибаутки. Оно и понятно, постоять часик-другой у позорного столба, это вам не собственной головы лишится, такое "испытание" можно пережить без особого душевного волнения. Вслед за писателем-отравителем "казнили" еще трех человек, двух молоденьких девиц и какого-то "разбитного" парня в рваном солдатском мундире без погон, эти правонарушители отделались легким испугом. Если молодые женщины, после приведения приговора в исполнение, хоть покраснели и сделали вид, что осознали тяжесть содеянного и раскаиваются, то их "собрат"-правонарушитель ни малейших угрызений совести не испытывал. Стоя на эшафоте, солдатик паясничал и кривлялся, точно клоун в цирке и весело переругивался с людьми из толпы. Подмостки с позорными столбами ничем не были отгорожены от собравшегося на казнь народа, однако глазевшие на преступников парижане соблюдали почти идеальный порядок, для поддержания которого хватало усилий пяти конных жандармов. Эшафот же с гильотиной кроме наряда жандармов охраняли еще и национальные гвардейцы, надежно оградив помост "забором стальных штыков". Никто в "негодяев" ничего не швырял, не было никаких дохлых кошек и гнилых яблок, как у Марка Твена. Такое впечатление, что собравшиеся на Гревской площади им даже сочувствовали, или по крайней мере жалели "провинившихся" – возможно следствие своего рода эмоциональной "разрядки" после предыдущей жестокой акции.

– Обер-офицер, его разжаловали в рядовые за какой-то дисциплинарный проступок. За что девок привлекли к ответственности в сей бумаге не указано. – уточнил для Сашки Фигнер.

И в самом деле чего особенно горевать? Один черт, направят провинившегося прямиком обратно в ряды великой Армии, куда его еще денут, не на галеры же сошлют в гребцы за пьянку и промотание на этой почве казенного имущества? А там он или снова выслужит себе офицерский чин или голову сложит, но ведь то же самое ждет и почти всех остальных участников так называемых "наполеоновских войн", или пан или пропал.

Посмотрев вместе с остальными парижанами на жертв местной юстиции Фигнер и Сашка не спеша двинулись дальше, "дискотека" в Опере начнется после обеда и времени у них еще вагон и маленькая тележка. Новое же обличье выгодно отличалось от старого в том плане, что "блузник" в отличие от "клошара" уже мог не вызывая ничьих косых взглядов заглянуть в любую кофейню и там посидеть с газетой за чашкой ячменного напитка – суррогатного кофе, или просто перекусить наскоро. В те годы подписка на различные периодические печатные издания была доступна только обладателям тугого кошелька, простые смертные обычно прибегали к услугам разного рода публичных библиотек и читален. Владельцы различных уличных забегаловок для привлечения клиентов всегда выкладывали на столы подшивки, обычно к услугам посетителей был один голимый ура-патриотический "официоз" и нередко недельной давности. Впрочем, остальную, так называемую "свободную" прессу Наполеон сразу же после захвата власти прибил почти полностью, закрыв более 60-ти из 80-ти издававшихся в начале века французских газет и бог знает сколько журналов. Иначе нельзя – пишут там всякие вольнодумцы чего-то крайне сомнительное и за всеми цензура уследить не успевает.

– А ну посмотри-ка товарищ сюда, папа Жозеф не дремлет оказывается! Словили на днях очередных покусителей-злоумышленников, да еще и с поличным. – напарник протянул Александру подшивку относительно свежего "Монитора".

Однако, оказалось вдруг, что у того по части французского "грамотность" хромает на все четыре ноги, вывески читать уже может без затруднений, а вот до газет и книг еще далеко. Пришлось Самойловичу перевести, а затем и объяснить кое-что своими словами. Хоть полу-официальное сообщение и содержало массу всяческого пустословия и похвальбы в адрес императора и его полиции, но тем не менее кое-какую полезную информацию о деятельности "конкурентов" оттуда почерпнуть все же удалось. Что там было? Молодежь северной Германии с негодованием переносила то ярмо, какое надел Наполеон на их родину, страдала от унижений, какие терпела их страна, и в тайных собраниях изыскивала способы освобождения своей родины. В конце 1809-го года, один из них – Фридрих Штапс чуть было не убил Наполеона на параде в Шенбрунне, когда тот был окружен своей гвардией. Смелость признания его, презрение, какое он питал к смерти, его заявление, что, если его простят он обязательно повторит покушение, – все это было так необычно, что выходку сочли за прискорбный единичный факт, как следствие увлечений нездорового ума. Но эта "болезнь" могла быть заразительной и для других патриотов своего отечества. Двое молодых людей из лучших семей Саксонии отправились в начале 1812-го года из Лейпцига с твердо предпринятой целью исполнить в Париже то, что не удалось провернуть в Шенбрунне студенту Штапсу. Один из них раскаялся, а точне заложил оккупационным властям сообщника и вернулся домой "героем". Другой заговорщик, де Ласала, в Страсбурге сошелся с каким-то военным комиссаром, который довез его до Парижа, где злоумышленника и "приняли" агенты Фуше. Могли бы и не спешить, поскольку второй несостоявшийся "террорист" к тому времени почувствовал "угрызения совести" и сразу же донес министру иностранных дел при короле саксонском, де Шнефу о задуманном ими плане. Де Шнеф срочно отправил в Париж курьера с секретным донесением для Фуше, а ведь мог бы и не спешить с докладом… Бони ему как бы не "отец родной", а захватчик и оккупант, весьма грубо "нагнувший" недавно родное отечество. Доверенное лицо и заместитель министра полиции – герцог Бассано получил депешу в полночь, сообщил своему шефу и сразу же отдал приказ задержать заблаговременно взятого ранее под наблюдение подозрительного иностранца. Той же ночью наряд полиции нашел саксонца в отеле и арестовал его. При нем нашли пистолеты, кинжал и "злодейские планы", как уж без них, особенно без планов и кинжала, странно, что еще и "замыслы" заодно с "чорным" плащом не обнаружили сыщики? Пока злоумышленника объявили ненормальным и заключили в тюрьму Венсенн. Скорее всего его, как и предшественника, потом расстреляют – по крайней мере автор газетной статьи на это "верноподанно надеялся".

– Да уж, бараны еще те! Хоть вроде и немцы, или Саксония – это все же поляки? На двух заговорщиков – три предателя и опять они собирались Его благородно "режиком заножить". Всех рэ-э-эзать да, мать их… дикари какие-то… – высказал свое мнение Сашка, в кофейне посетителей почти не было и можно поговорить открыто, без риска попасть "на крючок", прячущемуся под личиной какого-нибудь мелкого ремесленника, агенту полиции. Времена, когда во Франции государственного деятеля такого масштаба любая безмозглая курица могла заколоть кухонным ножиком, купленным на распродаже за два франка давно канули в лету. Странно, что соседи-немцы этого никак не поймут, а ведь и стрелки там у них хорошие найдутся, у народа и винтовки приличные наверняка есть.

Только теперь он полностью оценил прозорливость напарника, сумевшего найти рациональное "зерно" в форсайтовском "Шакале". Всех кто хоть отдаленно смахивал на "офицера с денщиком" тайная и обычная полиция сразу же брали "за жабры", а вот на "чернь" у них просто ресурсов не хватает. Все же "верные люди" и "друзья России" из списка Барклая, как и в случае с саксонцами наверняка давно "засвечены", перекуплены или добровольно сотрудничают с тайной полицией, помощи от них ждать бессмысленно. Лишь благодаря принятому методу маскировки, они с Фигнером относительно неуязвимы и "вскрыть" их агентура Фуше сможет не ранее самого момента проведения террористической акции, как собственно было и у "англичанина" в той книге.

– А про наших отечественных скотов ничего французы не пишут? – не удержался Александр, нет-нет, да подобная тема всплывала и на страницах европейской прессы, очень уж удобный предлог пнуть лишний раз восточного соседа.

– Есть, да тут бог мой, уже и политика пошла и не малая… Эх не те времена, лет сто назад бы без лишнего шума твоему Пферду голову оттяпали, или вздернули на первом же суку… да.

Нашлась целая статья, нет скорее серьезный обзор, даже удивительно как в "Мониторе" это пропустила цензура, может уже окончательно пошли на конфронтацию с Россией и теперь дозволены столь "сильные" материалы? Судя по стилю, глубине владения информацией и оборотам не борзописец-журналист на этот раз излагал свои мысли, а как бы не дипломат, или даже не разведчик ли, хорошо знакомый с текущими российскими реалиями. Пока они с Самойловичем добирались до Парижа банальная уголовщина успела вырасти до масштабов большой политики, неприятно – но факт.

Автор газетной статьи рассматривал сложившуюся ситуацию, как развитие давнего конфликта двух влиятельных придворных партий – "московской" и "питерской". Первая представляла интересы крупной аристократии и соответственно помещиков, а вторая объединяла в основном чиновников и военных. Обе политические группировки были по сути своей глубоко консервативными, но тем не менее между ними издавна шла "холодная война" за влияние на царя, а вот теперь, после известных событий в Сосновке, началась и "горячая". В нескольких словах было сказано и о главном фигуранте скандального уголовного дела, привлекшего внимание самого императора. Мелкий землевладелец, родом из Курляндии, он за несколько лет сколотил крупное состояние сомнительным путем, обычная для России история, но тем не менее сумел забраться необычайно высоко. Личность, оказывается, в российской империи весьма известная, калибра конечно же не "змия" Аракчеева, но где-то на уровне "больного на голову" генерала Ростопчина, московского главнокомандующего и официального лидера "патриотического" направления. В кавычках – потому, что как к народу, пребывавшему у них в рабстве, так и к России эти "господа патриоты" не имели ни малейшего отношения, они отстаивали интересы только своего сословия, да и то не всего дворянства, а лишь небольшой его части.

Начинал этот известный политический деятель с малого, и как ни странно, дебютировал сперва в стане реформаторов, отчасти даже опередив самого Сперанского по части предлагаемых преобразований. Впервые на него внимание обратили после подачи "наверх" ряда смелых "записок". Еще одна характерная особенность российской империи, здесь можно ровным счетом ничего не делать, надо только вовремя "вопрос поднять" на нужном уровне – и тебя заметят в верхах. Затем курляндский барон, почуяв изменение политической конъюнктуры, переметнулся в лагерь реакционеров и теперь уже вместе с Ростопчиным, адмиралом Шишковым и прочими "зубрами" реакции пытается "свалить" своего вчерашнего соратника по реформам – Сперанского, правда пока безуспешно. Графский титул Пферду пожаловали в прошлом году за крупное пожертвование "на церковь", отстегнул он от своих щедрот миллион рублей ассигнациями на строительство храма Христа Спасителя в Москве. Сам Александр Первый уже давно хотел увековечить свое царствование сооружением подобного памятника, но все никак не мог "раскачать" московских толстосумов на финансирование, а тут такой случай. Пришлось царю под давлением "москвичей" закрыть глаза на темные делишки курляндца, тем более, что с юридической точки зрения тот был до последнего времени чист, или по крайней мере ловко прятал "концы в воду". В Москве местная "общественность" была безусловно в курсе насчет бизнеса по "поставке девок в бордели" и прочих коммерческих подвигов бывшего барона, но тем не менее постоянно продвигали его в пику ненавистному Санкт-Петербургу. Вот на таких противоречиях между политическими группировками, да еще и на щедрой спонсорской помощи так называемому "дворянскому патриотическому движению" в итоге и поднялся наверх новый владелец Сосновки. Острословы из известного на всю Россию Английского клуба даже приставку придумали к фамилий данного новоявленного аристократа: граф фон Пферд-Бл…ский, так за глаза кое-где в московских салонах его и называют.

Француз, автор газетной статьи, исходя из собственных соображений полагал, что дело даже не в том, что "господин граф" совершил двойное убийство – для того времени событие заурядное, "чернь" ведь за людей не считают. Скорее всего, перед грядущей войной пошло неизбежное в таких условиях "затягивание гаек" в угоду "питерцам", и первой жертвой должен стать как раз вышеупомянутый граф Пферд. Далее за ним последует под суд отставной генерал Измайлов, еще один видный представитель "московской партии", известный эпическими подвигами на ниве "курощения быдла", а там и другие кандидаты потянутся, благо с этим проблем в России нет. Последователей незабвенной мадам Салтычихи среди помещиков можно легко найти в каждом уезде, было бы только желание у властей. И такая потребность есть, в противном случае императору Александру Павловичу воевать придется сразу на два фронта, как против внешнего врага, так и против внутреннего – своих же подданных из числа крепостных крестьян. Но может получится и так, что могущественная "московская партия" своих в обиду не даст и тогда в России очередной царь вдруг да неожиданно "почит в бозе", как совсем недавно Павел Первый. Отметил автор статьи и единственный позитивный момент сложившейся ситуации – кинувшиеся спасать своего щедрого "спонсора" консерваторы-москвичи на время оставили в покое Сперанского, и не исключено, что тот все же сможет довести до конца проводимые им реформы.

– И не таких козлов у нас обламывали! Посадят и твоего барончика, коли наш император решит. – прокомментировал прочитанное Фигнер, заметив отразившиеся у Сашки на лице сомнения.

Остался неприятный осадок в душе у Александра после этой чертовой статьи в "Мониторе" – проклятый француз может быть и сильно преувеличивает, да к сожалению все очень похоже на правду, но не бросать же теперь уже начатое дело? Назад дороги унтер-офицеру нет… Покончив с местной прессой и отвратительным ячменным кофе они покинули гостеприимную кофейню и скорым шагом двинулись в направлении Оперы. Им предстояло пешком пройти еще примерно с километр. Воспользоваться, предлагаемыми на каждом углу, услугами наемного транспорта не позволяла принятая новая "шкура", они уже не нищие, но еще и не принцы.

На улице St Germain-des-Pres внимание Фигнера привлекли продавцы жаренных каштанов, расположившиеся со своими жаровнями прямо на мостовой, или как их местные называли "mardrand de marrons".

– Давай руки согреем, два су ведь не деньги, – решил он, и вот – пожалуйста, горячий кулек, свернутый из грубой оберточной бумаги обжигает ладони, словно углей туда насыпали.

На вкус печеные каштаны, "marrons chads" – оказались редкостной дрянью, никакого сравнения с подсолнечными семечками или лесными орехами, какие обычно продают в России на базарах с лотков. Скорее всего парижане их покупают только для "сугреву" холодной порой, иного объяснения предложить нельзя.

И вот уже и здание Оперы видно в конце улицы, не бог весть какой дворец – размером примерно с большой "дом культуры", какие массово строили в 70-е и 80-е годы в Союзе по типовым проектам в провинциях. Просто так подойти к вожделенной цели не удалось, пришлось с боем прорываться через настоящий заслон из проституток. Сотня, если не больше "этих самых" девиц перегородила дорогу в одном узком месте и миновать их было крайне затруднительно. Дамочки так настойчиво навязывали свои услуги любому проходящему мужчине, что отбиться от "амурных предложений" можно было только кулаками. Вот, что соответствующий имидж с людьми делает – на убогих клошаров местные "жрицы любви" внимания не обращают, а блузникам уже и свободного прохода нет. Ни дать ни взять женский "батальон смерти" оборону держит, как у Керенского в 1917 году в Зимнем. Такие бабы хоть кого испугают, благо у каждой второй на лице, видны следы "ошибок молодости" и это несмотря на обилие пудры и белил, отличительный признак женщины "легкого поведения". Выглядят эти красотки прямо как "оружие устрашения". Будет из кого императору Бонапарту формировать "ударные" части для защиты Парижа, когда последние солдаты у него разбегутся.

Зашли они с Самойловичем в эту шумную толпу накрашенных гулящих девок вдвоем, а вышли оттуда уже с "довеском", втроем. Пока напарник "отшивал" путем рукоприкладства настойчивых "мамзелек", Александр вдруг почувствовал, что в карман его штанов осторожно лезет чья-то рука, нет скорее "ручонка", судя по габаритам. Разбираться в этом содоме с оборзевшим карманником не было возможности, да и вообще за женскими юбками Александр воришку не увидел. Но желая наказать наглеца, он поступил проще – схватил его за запястье, и поволок за собой, двигаясь вслед за Фигнером, пока тот словно ледокол прокладывал в толпе проституток дорогу для Сашки. Так втроем они выскочили, пожертвовав лишь несколькими оторванными в ходе "галантных объяснений" пуговицами.

– А тебе брат уже девок для забавы мало? На отроков перешел? – не упустил возможности подколоть напарника вечно "злой на язык" Самойлович, когда увидел кого тот выловил в толпе.

Александр сконфуженно принялся объяснят, что это он схватил воришку-карманника, да еще в момент совершения кражи, вроде бы надо покарать примерно… да уж больно жалкий вид имел задержанный преступник, и возраст – едва ли лет 11-12-ть от силы.

– Ну и что, в полицию его теперь отведем? – подмигнул ему Фигнер, – Али уже забыл зачем мы здесь?

И в самом деле, по сравнении с тем мероприятием, что предстояло провернуть "руссо туристо, облико аморале" мелкая карманная кража – проступок не стоящий никакого внимания. Тем более, что поживится вору удалось только носовым платком и несколькими медяками на сумму примерно в четверть франка. Повезло гамену, добрался бы мальчишка до пистолета у Александра, или хотя бы запустил пальцы в другой карман, где лежал магазин от ТТ, тогда его бы так просто уже не отпустили. Наказанный лишь легким пинком (Фигнер, Сашка пожалел воришку) малолетний карманник тотчас бегом кинулся обратно в толпу проституток, под прикрытием которых он и "трудился", успешно обчищая карманы ротозеев, пока бабы их отвлекали. Не исключено, что здесь – "семейный подряд", пока маман парня завлекает клиентов, сыночек ощупывает у них карманы, работают на пару.

Хоть времена – 1812-й год, на дворе и не легкие, провинция так и вообще местами голодает, все равно желающих культурно отдохнуть и развеяться в Париже среди мелких ремесленников и рабочих оказалось на проверку хоть отбавляй. Первоначально они с Фигнером рассчитывали сразу же и без затруднений купить билеты прямо в кассе театра – какое там… пришлось долго стоять в длинной очереди, а вроде бы цена в два франка для среднего парижского пролетария совершенно неподъемная. Но таковы все французы по своей природе, они скорее с голоду подохнут, но на развлечения деньги обязательно найдут.

Нет худа без добра, пока они толкались в фойе Оперы, так хоть послушали о чем между собой простой народ говорит. Александр правда всего не понял, слишком уж много жаргонных и искаженных словечек, но основной смысл все же более-менее уловил. Особенно много шумел стоявший рядом вихрастый молодой паренек, по одежде скорее всего – извозчик, или может быть приказчик в мелкой торговой фирме: "Говорят торговля у нас поднялась и сильно развивается? А как же… Было у меня пять рубашек – три пришлось продать!". И далее в таком же духе… сильно досталось и первой жене императора, с которой он к тому моменту уже развелся, такое впечатление, что мадам Жозефину не оприходовал только самый ленивый парижанин. Вспоминали аборигены с тоской, что при старых порядках – ранее до революции, еще при прежнем короле и развлечения для народа были всегда бесплатные. Более того, нередко даже вино раздавали и неплохую закуску в придачу, а теперь скупердяй-император за все, за каждую мелочь – хочет взимать немалую мзду, точно не хватает ему и так уже непомерных налогов. И в самом деле, Наполеон нарушил эту древнюю, восходящую еще ко времена Каролингов, традицию под надуманным предлогом "усиления охраны общественного порядка". Раздача королевского угощения же, как правило, сопровождалась различными безобразиями, правда до побоища масштабов Ходынки у них ни разу так и не дошло. Летом к услугам отдыхающих парижан и дешевые кабачки за заставами города, и лес, и поле там же, а зимой и ранней весной особо податься некуда. Скорее всего только этим и объясняется неожиданно высокая популярность так называемых "народных балов".

– Дарового вина нет, хлеба нет, мяса нет – не Рим, зато жандармы кругом в изобилии! – пошутил спутник Сашки, когда они так и не добыв вожделенные билеты, вышли на улицу. Надоело им стоять в тесном и душном фойе и захотелось подышать свежим парижским воздухом.

Насчет представителей правоохранительных органов Фигнер немного погорячился, порядок перед Оперой поддерживал всего один взвод жандармерии и то верхами. Возможно были где-то рядом еще и полицейские агенты в штатской одежде, но Александр ни одного такого "ряженного" вблизи себя не заметил.

– Это нам на руку, коли так они и в будни службу несут. Конному за пешим здесь не угнатся, чай не чистое поле, по каменной мостовой лошадь идет как по льду корова, того и гляди упадет… – вполголоса, так что бы услышал только Сашка произнес Фигнер, между тем в собравшейся к тому времени перед зданием толпе он определенно кого-то выискивал глазами, пока не нашел, – Обожди меня здесь, стой у последней колонны и никуда не уходи!

Отсутствовал напарник недолго и уже через пять минут вернулся, размахивая зажатыми в кулаке бумажками. Приобрел он билеты у спекулянтов-перекупщиков, переплатив при этом в общей сложности еще три франка сверх установленной "казенной" цены, денег у них что называется "куры не клевали" и экономить "на спичках" не было никакого смысла. Александр хотел было тогда сохранить один такой хитрый билетик на память, да Фигнер у него отобрал и уничтожил – лишняя улика, а если вдруг бы они угодили в лапы полиции?

Забавная такая розовая бумаженция, где на обратной стороне крупным шрифтом напечатано для сведения посетителей: "Просьба оставить оружие и трости при входе. Военные с оружием и в шпорах не допускаются!" Почему с оружием в Оперу не пускают – понятно, в России тоже кое-где господам офицерам приходится оставлять шпаги и сабли у привратника. Гражданские гости там же в фойе сдают на хранение свои тросточки и прочее опасное дубье от стильного "аглицкого" хлыстика до полупудовой суковатой "эх ухнем" – так сказать, во избежание членовредительства и нарушения общественного порядка. И это правильно, поскольку нередко развлечения, особенно с легкодоступными женщинами и обильным употреблением спиртного в "галантный век" заканчиваются обыкновенным мордобоем, нравы в обществе еще те, но чем провинились шпоры? И что делать нижним чинам из кавалерии и конной артиллерии, у которых это казенное "украшение" намертво приклепано к форменным сапогам, разуваться теперь как в мечети каждый раз? Забегая вперед, следует отметить, что несмотря на зимнее время гардероб не работал и поэтому, даже если бы "руссо туристо" вдруг да и захотели сдать туда весь свой носимый под одеждой смертоносный "арсенал", то не смогли.

– Юбки этими железками кавалеры девкам распарывают при танцах, – так объяснил этот непонятный момент Фигнер, отвечая на вопрос Сашки, – Бывает у иной барышни и весь подол целиком оторвут коли удачно зацепится шпора, вечная беда на балах.

На удивление, в пестрой толпе народа желающего попасть внутрь здания Оперы военных мундиров почти не было заметно. Офицерам, надо полагать, как и везде – такое народное увеселение "не по чину", собственно в России то же самое, существуют разные гласные и негласные запреты. Некоторое исключение представляет разве, что совсем "глухая" провинция, где "их благородия" нередко от скуки даже в кулачных боях "стенка на стенку" принимают посильное участие. Куда подевались остальные служивые, их же в Париже очень много? Александр тогда так и не понял, с чем связано подобное странное явление. Не исключено, что несмотря на либеральные порядки, нижние чины Великой Армии все же ограничены в свободе посещения некоторых общедоступных увеселительных мероприятий, или же для своих солдат Наполеон устраивает гулянья отдельно от гражданских, чтобы они лишний раз не общались с горожанами. Мало ли – сегодня у них "любовь до гроба", а завтра – может быть командиры прикажут подчиненным в этих же самых людей стрелять, такое бывает не только в России.


Наконец, Сашка с Фигнером все же оказались внутри той самой пресловутой Оперы, вокруг которой проболтались с добрый час. Там как в музее, красиво… стиль ампир кажется, так это называют – кругом какие-то сплошные аляповатые цацки, купидончики и прочие замысловатые завитушки. Понимают все же французы толк в таких вещах, этого у них не отнять. Правда кое-что, какие-то там отдельные статуи и панно были наглухо закрыты мешковиной или щитами из свежеструганных досок. Смахивало на то, что власти боялись, как бы "народ" ненароком не отломал чего-нибудь или не дописал нечто нецензурное, возможно как раз бюсты и портреты "горячо любимого" императора и его родственников убрали с глаз долой таким незамысловатым образом.

С помощью деревянного настила, который укладывался поверх кресел вровень со сценой, все внутреннее пространство Оперы было превращено в одно огромное помещение, хоть в футбол тут не играй. А Сашка, стоя на улице, еще голову ломал – где они там скачут, такая масса народу, на сцене все не поместятся, а в зрительном зале надо полагать как и в 21-веке размещены стулья или скамейки. Музыканты, как ни странно, находились не на положенном месте – в оркестровой яме, а стояли и сидели на стульях прямо посреди зала, расположившись компактной группой в самом центре. Вокруг оркестра весело и задорно кружились парочки, "быстрый" вальс, или какой-то французский народный танец, черт знает как у них это называется? Девицы, на взгляд нашего современника, мало знакомого с местными обычаями, могли бы кричать и не так сильно, а то порой пронзительным визгом даже музыку перекрывали. На сцене, где в другое время выступали актеры в этот раз, располагалось самое ценное, что только может быть в любом театре – буфет с чаем, кофе, алкоголем и различными закусками горячими и холодными! Фигнер с ходу оценив окружающую обстановку сразу же потащил напарника прямо туда, на сцену. Такое впечатление, что ему очень хотелось установить контакт с постоянными служащими Оперы, временные ее гости из числа парижан Самойловича не интересовали.

Не сказать, что выбор угощений был богатый, бутербродов с икрой посетителям не предлагали, интерьер тоже не "айс", так один веревочный ковер на полу чего стоит, иной половик из тряпок в русской избе и того краше, но пиво оказалось на удивление приличным и достойным уважения. Они взяли по кружке, Самойлович сразу же, чего время зря терять, насел на буфетчика и его подручного, был там в помощь "сидельцу" еще какой-то подросток, полный аналог российских "мальчиков на побегушках" в купеческих лавках. Разговаривать с людьми, или даже "зубы заговаривать" – смотря по обстановке он умел почти профессионально, на уровне хорошего следователя, или балаганного зазывалы, или даже специалиста-шарлатана. Еще одно маленькое открытие, впервые во Франции Александр увидел самовар, а до этого ему казалось, что это чисто русское "изобретение", но видимо и в Европе применяют точно такой же аппарат для подогрева воды кое-где, пусть и редко.

Пока напарник собирал ценные сведения Сашка исподволь разглядывал вип-ложу, где во время спектакля и имел обыкновение пребывать император. Отличить ее легко – вон какого "огроменного" одноглавого орла на ограждение балкончика налепили – не ошибешься, если даже и захочешь. Плохо только то обстоятельство, что даже с высоты сцены сидящих в ложе людей практически не видно, разве, что ловить момент, когда Он встанет. Так у жандарма, что скучает сегодня в одиночестве на "царском" месте Бони можно разглядеть лишь верхушку гребня на каске. Скорее всего, с уровня зрительного зала и вообще не получится результативно отстреляться по такой едва видимой цели, там же еще почти два метра в минус уходят. Что там дальше имеется, куда можно подняться… как эта хрень называется у них, та пространственная конструкция, где занавес "ходит" – рампа или это относится к декорациям? Вот если получится туда влезть наверх, то тогда можно было бы без особых проблем "добить" до нашей столь обожаемой вип-персоны из обычного ТТ, не говоря уж о карабине, и оптика не нужна, поскольку расстояние смехотворное даже для посредственного стрелка. Невольно взгляд Александра скользнул и по высокому потолку, его внимание не могла не привлечь гигантская люстра, нет в самом деле эта штука имеет просто циклопический размер и весит никак не меньше пары сотен килограммов.

Вот это "дура"! Как они там свечи зажигают, их почти сотня на первый взгляд – Карлсон что-ли свой имеется в штате обслуги? Со стремянки тянутся наверх каждый раз по отдельности за каждой свечкой – удовольствие еще то, весьма сомнительное. Судя по наличию блока в основании крепления, этот мощный осветительный прибор опускают вниз с помощью специальной лебедки, а затем после "заправки" поднимают обратно под небеса. Вот рухнет однажды такое сооружение на головы зрителей… мда, в 21-ом веке бы явно подобное извращение запретили, непуганый здесь еще похоже народ.

Делать пока нечего, отец-командир к тому времени уже вовсю "пытает" буфетчика на итальянском певучем наречии, к "земляку" понятное дело всегда доверия больше. Сашка из этой белиберды не понимает ровным счетом ни слова, тот еще "басурманский язык", а говорят от латыни вроде произошел. Народ в зале зажигает по полной, можно сказать от души, особенно девушки и молодые женщины стараются, чуть ли не летают уже птичками в крепких руках партнеров. В свое время он как-то всю "эту эстрадную музыку", все дискотеки, вечера, концерты и так далее пропустил мимо себя стороной, грохот динамиком и рев зала – не для него определенно. С подругой лучше же прогуляться где-нибудь на природе, там при некотором везении можно и сразу к активной стадии ухаживания перейти, а тут сплошное "Бум, бум, бац…" басов по ушам зверски лупит, глушит как выстрел из РПГ… ну пусть чуть слабее, но все равно приятного мало. Никогда Александр не понимал людей "фанатеющих" от подобной адской какофонии, что бы там они ему не говорили в свое оправдание. Но все же может статься, ошибся он тогда сильно, теперь появилась возможность наверстать – второй шанс в жизни дали, можно все пройти "по новой" и на этот раз "правильно" и "как все"… Так размышлял про себя бывший унтер-офицер российской императорской армии, понемногу потягивая пиво из большой медной кружки с "птичкой" первой империи. Начальник не на шутку увлекся болтовней со своим итальянским псевдоземляком-"бамбино", потом скорее всего начнет по Опере рыскать, и смотреть, что и где и как у них заведено и расположено – двери, окна, коридоры, проходы и так далее, разведка как она есть. Значит верные час-полтора в запасе у Сашки есть, почему бы и в самом деле не отдохнуть и не развлечься? После поистине адских трудов по очистке ливневой канализации, за которые им, кстати, ни сантима не заплатили, Александр имеет законное право на отдых или нет?

Из такого приятного, бесцельного и совершенно бесполезного "жизненного размышлизма", его вытащили быстро, незаметно подкралась слева, подошла какая-то девчушка, скорее девочка-подросток и смело дернула его за рукав блузы. Кто это у нас такой отважный, что не боится "страшного дурака" Сашки и сделал выбор в его пользу – "сегодня дамы приглашают кавалеров"? Если по одежке встречают, то можно сделать следующий вывод: юбка короткая, не взрослая девица пожаловала, те обычно длинными подолами пол метут, но и не до колен юбченка. Значит она уже не малолетний ребенок – подросток от 12-ти до 16-ти лет по европейским меркам, что вполне подтверждается и "визуально", про таких в народе говорят "от горшка два вершка". В России верхняя граница проходит ниже, но там и девки здоровее, не такие малохольные как здесь в Европе, слабые дети просто не выживают в суровой среде, интенсивнее работает естественный отбор.

Похоже, что "дюймовочке" не досталось в этот раз партнера, вот и присмотрела себе Александра для танцев. С другой стороны ему с его "великолепным французским" нормальную, взрослую местную девку для развлечения ни за что тут ни "снять", и в самом деле испугаются еще, он и пробовать бы не стал бы если вдруг возникла такая потребность. Александр невольно приосанился, пригладил волосы на голове рукой, смахнув с лица не к месту свалившуюся со лба упрямую прядь, пора бы уж давно подстричься, да все руки не доходят. Он по сравнению с местными парижскими пролетариями, полжизни просидевшими на одной картошке, парень вполне видный, да и в России девки деревенские случалось заглядывались на такого бойца. Одна беда, так называемый "языковый барьер" сильно мешает сближению с прекрасным полом в нормальной обстановке, а не в "полевой", где лишние слова – только помеха.

"Слишь женщин, твой красивый, пашол ипатся да?" – скорее всего так и выглядит для средней француженки попытка Александра с ней познакомится, может и есть среди них любительницы на такого дикого "сына гор", но их еще поискать надо в общей массе парижанок. Поэтому даже эта "недомерка" сегодня кстати, для танцев и прочих безобидных "обжиманцев" вполне сгодится, а на большее он не претендует, не то место, да и партнерша не та. С другой стороны девчонка очень даже и симпатичная, на взгляд Сашки, добавить бы ей несколько лет и будет в самом расцвете красоты, если не "разнесет" ее конечно с возрастом как многих девиц, если останется такой же относительно хрупкой комплекции. Хоть и любитель он миниатюрных и стройных девушек, но на "неоперившихся" подростков никогда не тянуло, формы все же не развитые, и потискать то не за что. Его Глаша – особый случай, там сперва в голове словно что-то замкнуло накоротко, да так что дым коромыслом пошел, а потом и настоящая любовь накатилась словно горная лавина, сметающая все на своем пути. Это были "обстоятельства непреодолимой силы", как любил в таких случая говорить один его приятель и справится с ними не получилось.

– Пошли со мной, недорого с тебя возьму, пять франков за "по-быстрому", – тянет куда-то его несовершеннолетняя "мадемуазель", как там ее…

Смысл сказанного до Александра дошел не сразу, а когда окончательно "допер", так даже челюсть отвисла, что и "эта" тоже, как те шлюхи на улице перед Оперой? Да быть такого не может, там "промышляли" тертые жизнью и многими сотнями, если не тысячами мужиков бабенки, а здесь прямо ангелочек, какой-то с картинки. Внешность у девушки совершенно "детская", так бы и куклу или плюшевого мишку ей в руки и дал. По видимому на лице у него что-то отразилось, несмотря на все усилия, на все попытки сохранить невозмутимый вид, девица это изменение увидела и истолковала по-своему, "молчание – знак согласия".

– Деревенский что ли? В Париже недавно? Так привыкай, тут у нас девки даром не дают!

Не прошло и минуты как весь прейскурант на интимные услуги был оглашен: в вертикальном положении – пять франков, в горизонтальном – семь, минет – десять франков. Были и другие заманчивые предложения, одним словом, как в лучших домах, публичных… Девчонка заранее предупредила, что она и на нетрадиционное – "в дымоход" согласна за скромную сумму в пятнадцать франков, но только на определенных условиях.

– Ежели у тебя женилка не как у коня, иначе не буду, мне туда больно!

Видно сразу, что "ремеслом" мадемуазель занялась совсем недавно иначе бы клиенты разработали ей все соответствующие отверстия. Остался непонятным только один момент, где собственно "любовью" в таком скопище народа можно заняться, неужели прямо в толпе? Хоть и Париж но все равно на людях как-то неудобно, но и тут все "деревенщине" доходчиво объяснили. Если хочешь дешево, то в подвале – прямо в нужнике, в отдельной кабинке, если же есть лишняя монета для билетерши – так можно снять на полчаса для утех ложу, там и диванчики удобные всегда к вашим услугам. Не театр, а прямо дом свиданий какой-то, культура да и только?

Вот те на… словно в зловонную дыру головой макнули, даже запах испражнений на долю секунды Сашка явственно ощутил, романтика еще та, охренеешь от подобной. Хоть и за последние годы избавился Александр от излишней щепетильности и "чистоплюйства" свойственных многим его современникам, но некоторая, небольшая доля все еще сохранялась. В походе и на войне он даже бы не думал ни минуты, там народ жил одним днем – текущим, и для "любви" солдату годилась любая девка, вовремя подвернувшаяся под руку, а вот здесь одолевали сомнения. Нет, он конечно читал немного у романистов-французов в свое время, Золя кажется, но там все как-то более-менее прилично выходило и уж точно без нужников и дерьма. Да и у Гюго "гавроши" проституцией не занимались, но то литература, а вот по жизни выходит по-другому: выброшенные на улицу дети и подростки пойдут и на это, лишь бы не умереть от голода, знакомая картина для России периода правления незабвенного Бориса Николаевича Ельцина, крестного отца пресловутой "рассейской демократии".

– А может ты до мальчишек любитель? – задорно сверкнула глазками девица, видимо решив окончательно "добить" свою потенциальную жертву, – Постой, я сейчас своего младшего братца позову. У него такая задница, такая милая и пухлая жопка, всем господам нравится и дает он всего за десять франков!

– Б…ть! – так и вырвалось у Сашки, лишь успел в последний момент стиснуть зубы.

Молоденькая проститутка ничего не поняла, бормочет что-то себе под нос "тупая деревенщина" да и бог с ним, лишь бы заплатил, а кошелек у этого дурня, судя по всему толстый, раз сразу и с порога в буфет направился пиво пить.

Вышло в точности как в старом анекдоте, может статься это как раз зарисовка с "натуры" была, а не досужий вымысел неведомого рассказчика. Как там разбитной портье-французик в отеле предлагает "богатенькому буратино" – русскому постояльцу сперва женщину, затем девочку, затем мальчика… заканчивается перечень услуг, кажется, на чае с лимоном, понимают "мусье" толк в извращениях. С другой стороны появилось искушение а почему бы и не пойти с этим "ангелочком", не он ее "снимет", так обязательно найдется другой любитель молоденького "свежего мяса". Вон как раз какой-то пожилой мужик в черном сюртуке напротив пристроился, по виду – типичный мелкий лавочник. Этот буржуа уже минут пятнадцать бесцеремонно их разглядывает –, не то слово, прямо "ест глазами" и похоже примеряется, прикидывает как бы самому "подцепить" девицу. Намерений своих соглядатай особо не скрывает, аж слюна у дяди по усам бежит от вожделения и в штанах ниже пояса скорее всего "великая французская революция" идет полным ходом. Так уж лучше Сашка сам эту крошку оприходует, чем тот толстый старик, он ее особо напрягать не будет, а Фигнеру… можно потом сказать, что появилась возможность ложу рядом с императорской осмотреть. Вроде бы выходит все по делу, а деньги все равно казенные, все равно так или иначе придется потратить.

Затянувшиеся раздумья неожиданно пресек Фигнер, появившийся внезапно как черт из табакерки, еще минуту назад он задушевно беседовал с "земляком" и вдруг резко кошкой метнулся к Александру.

– Брысь мокрощелка! – последовала короткая реплика, это для девицы, грубо конечно вышло, но сугубо "по существу дела".

– Уходим отсюда и быстро! – а это он уже напарнику отдал короткое распоряжение.

Маленький и милый "ангелочек" мгновенно превратился в фурию, кукольное личико исказила злобная гримаса и пробормотав ругательство, смысл которого до Александра так и не дошел, девчонка тотчас исчезла в толпе кружащихся в танце столичных обывателей, словно ее и не было никогда. Приказ есть приказ… его не обсуждают и Сашка послушно двинулся вслед за отцом-командиром. В чем причина столь внезапного и поспешного бегства он пока не понимал, но ни малейшего повода не доверять "чутью" Самойловича у него не было.

Уходили они долго, очень долго – почти до самой темноты, то чуть ли не бегом двигались по бульварам, то неожиданно сворачивали в сторону от основного направления и петляли как зайцы по разным проходным дворам, пытаясь обнаружить за собой "хвост". Но или с агентами наружного наблюдения у ведомства "папы Жозефа" были определенные проблемы, или и в самом деле на "руссо туристо облико аморале" никто не обратил внимания. Возможно, что тайная полиция просто физически не могла отслеживать всех подозрительных посетителей Оперы, еще бы там за вечер собиралось несколько тысяч человек со всего города, да еще бог знает сколько толкалось рядом на улице – снаружи стояла целая толпа, это те неудачники, кому билетов на "праздник жизни" не хватило. Скорее всего так оно и было в самом деле, наблюдатели в самой Опере подозрительную парочку безусловно заметили, но отследить не получилось, поскольку весь наличный резерв филеров к тому времени уже был давно израсходован на других сомнительных "гостей". Не зря Фигнер все же выждал лишний час перед началом торжественного мероприятия, видимо были у него кое-какие соображения на это счет. Осталось только надеяться, что подобная наглая рекогносцировка пройдет безнаказанно и без серьезных последствий, фотоаппаратурой спецслужбы начала века еще не располагают, им остается рассчитывать только на обычную зрительную память своих агентов. Однако, перед глазами людей "папы Жозефа" в тот вечер должно было пройти столько всяких различных субъектов достойных внимания полиции, что они вряд ли бы сумели потом опознать конкретных "этих двоих". Тем более, что ни в каких серьезных криминальных деяниях ни Александр ни его начальник пока не отметились, избиение отдельного полицейского в штатском не в счет, на окраинах Парижа такие происшествия – не редкость, да там частенько этих "ряженных" и просто убивают.

– Постой! В такой личине нам на квартиру заявиться нельзя, спалимся… консьержка заложит фараонам! – уже в двух шагах от "дома" Фигнер чуть ли не за шиворот затащил напарника в какую-то темную подворотню.

Шляпа, тросточка, а за ними и картуз-фуражка Сашки полетели в ящик для мусора, клошарам такие предметы гардероба не положены. Затем настал черед и верхней одежды, часть пуговиц долой – прямо "с мясом", швы надорвать и в завершение – обработка ногами. Наблюдая за тем как его соратник с ожесточением топчет, брошенную на землю одежду, как собственный сюртук, так и "пролетарскую" блузу Сашки, наш современник невольно вспомнил эпизод из "Двенадцати стульев" Ильфа и Петрова. А что… очень даже похоже… Фигнер прямо вылитый Остап Бендер, даже черты лица немного у него "восточные". С другой стороны, сам Александр отнюдь не Киса Воробьянников, и не предводитель дворянства мифического Старгородского уезда. Великому комбинатору было намного проще, он спокойно гонялся за сокровищами по всему Союзу, а вот на него самого никакое ГПУ не покушалось, "огреб" турецко-поданный лишь от румынских пограничников и по собственной глупости. У них же здесь игра идет честная, они с Фигнером и охотники и дичь одновременно. Один раз "руссо туристо" уже дошли буквально до последней черты, спасло лишь чудо, им попался тупой полицейский чин, не такая уж и редкость даже в "просвещенной" Европе. Второй раз испытывать судьбу на прочность ни малейшего желания нет.

Ну вот и все, они опять на парижском "дне", короткий, но яркий праздник жизни закончился, всего лишь несколько часов и погуляли по столице Франции как нормальные люди. Будет, что потом вспомнить, если суждено им благополучно вернуться с задания. Сашка поспешно натягивает на себя пропитанную уличной пылью блузу. Брезгливость и прочие "сантименты" он давно уже утратил, со всеми предрассудками покончено раз и навсегда во имя великой цели, или просто он уже привык и ничего не замечает. Теперь можно смело возвращаться к недавно снятому "углы", а точнее – в маленькое и грязное помещение на чердаке доходного дома. Снова огарок сальной свечи тлеет в разбитой глиняной плошке и при мерцающем свете снова рождаются великие замыслы, способные изменить этот мир. Единственная отрада для бывшего сержанта – пистолет из века ХХ-го по прежнему при нем, в наплечной кобуре на своем законном месте. Он, Токарев – как опора, как якорь, надежно удерживающий корабль сознания нашего современника в этой чужой и непонятной среде. Без оружия он как-то нехорошо себя чувствует в этом якобы патриархальном мире, а так – полный порядок, восемь патронов в магазине, их должно хватить на все случаи жизни.

Как правило, раньше в свои планы начальник Александра не посвящал, но в этот вечер Фигнер сделал исключение. Видимо, и ему иногда нужно было хоть с кем-то поговорить, прежде чем решить, что же делать дальше. Ситуация сложилась такая, что и "хочется и колется"… Парижская Опера – слишком уж удачное место для покушения на Бонапарта, и "папа Мюллер" императора об этом знает. Первоначально Кадудаль и компания именно там и собирались "сократить" столь нелюбимого монархистами первого консула Республики, и не они одни, были и еще подобные "мечтатели". Большое здание, масса людей почти три тысячи, если не больше только одних зрителей собирается здесь. Взять под контроль такой объект очень сложно, разве, что заменить каждого второго любителя искусства агентом полиции. Когда-нибудь Александру в будущем самому придется решать вопрос с безопасностью одной ВИП-персоны на подобном мероприятии, он чуть ли не "на стенку полезет". И есть от чего, пусть и портативные радиостанции имеются в наличии, слишком уж много негативных факторов, которые трудно учесть. А у "бойцов" Фуше нет ни токи-уоки, ни даже примитивной звонковой сигнализации типа "тревожной кнопки"… не та эпоха. Пока один пост охраны злоумышленники "берут в ножи", другой же совсем рядом за стеной ничего не знает и не предпринимает.

– Внутрь Оперы мы пройдем легко, два верных пути у нас есть… – вслух рассуждал Самойлович, – Билеты купим в одну из лож, или девка твоя проведет с черного хода. Поди ты приглянулся ей? Целую же ночь миловались на крыше… Коли не захочет даром, так дадим ей тысяч пятьдесят франков на булавки и конфеты.

Александр молчал, по делу пока сказать было ему нечего. Впутывать посторонних людей особого желания нет, но как тут поступить? И в самом деле нехорошо выходит с девчонкой, был бы мужик задействован – тому можно еще втолковать, чтоб переждал полгода, пока не "утрясется" обстановка вокруг и не стихнут страсти по безвременно умершему Наполеону Бонапарту. Эта же птичка-"курица" уже через неделю побежит в Пале-Рояль за бриллиантами и прочими "лучшими друзьями девушек". Там ее голубушку полиция и возьмет, Сашка и Фигнер к тому моменту уже покинут Францию, а вот судьба молодой танцовщицы представляется очень печальной. Как бы даже с гильотиной ей не пришлось свести знакомство в конечном итоге.

Подробный план здания у них был, и можно в спокойной обстановке заранее прикинуть что и как. Ценное приобретение для потенциальных террористов и опять же легкость с какой им достался столь занимательный документ вызывает определенные подозрения.

– Вот этим проходом Он поднимается в императорскую ложу. – палец Фигнера уткнулся в синеватую бумагу, отмечая нужное место, – Полагаю, человек пять или шесть охранников Его сопровождают, остальной конвой ждет на улице возле экипажа…

"Я не люблю, когда стреляют в спину…" – так вроде у Высоцкого поется, но в реальной жизни приходится среди прочих рассматривать и такой вариант, чистоплюйство надо оставить в стороне. Прямое нападение, а почему бы и нет… Каких бы крутых "Рэмбов" не выделил Фуше для своего главного босса, все равно шансы на успех такого предприятия имеются и не малые. Скорострельное оружие и ручные гранаты дают нападающим определенное преимущество, надо только суметь им воспользоваться. А еще можно просто выпустить магазин ТТ и барабан револьвера заодно прямо в дверь императорской ложи, там помещение маленькое и пули сами найдут себе цель, лишь было много их – наших маленьких свинцовых "ос". Есть и другие интересные возможности, но только как потом уходить с места преступления? Самоубийственная атака на императора в планы Фигнера никогда не входила. Как поведет себя публика после выстрелов заранее предсказать практически невозможно. Может выйдет как у Брута с Линкольном, в зале никто ничего и не заметит… мало ли что-то хлопнуло там наверху. Бывает такое в театре, может хлопушка сработала прежде времени, на сцене порой и так "гремят адские громы" по воле режиссера. С другой стороны народ в Париже, мягко говоря, не совсем адекватный по части общественных развлечений, театр здесь как футбол в 90-е ХХ-го века имеет собственных поклонников и даже фанатов. Был случай, когда все зрители в едином порыве скопом ринулись ловить и бить какого-то провинциального дурака, посмевшего свистнуть с галерки местной оперной знаменитости, и едва его полиция спасла от неминуемой расправы.

И все же… сам Александр предпочел бы "снять" императора выстрелом со стороны сцены, с какого-нибудь возвышения. Дистанция для пистолета ТТ вполне приемлемая, а шуму выйдет ничуть не больше, чем если бы они с Фигнером стали ломится в ВИП-ложу. Мало ли там разного народу за кулисами шатается, только одного технического персонала и актеров в Опере задействовано до 200-от человек и две лишние "морды" ни у кого подозрения не вызовут. Отстрелялись и можно покинуть "храм искусства" через служебный выход, в самом крайнем случае – выпрыгнуть из окна второго этажа с задней стороны здания, там не так уж и высоко.

Аргументы "за" Оперу полностью исчерпаны, пришло время для "против"… что скажет начальник?

– И все же мы туда не пойдем! – внезапно ошеломил напарника Самойлович, – Чую, ловушка там нас ожидает!

Первые подозрения у него возникли сразу, как только не в меру болтливый "земляк"-буфетчик поведал, что совсем недавно в театр приняли массу новых сотрудников, чуть ли не полсотни разом. Со слов итальянца выходило – "новички" мало того, что абсолютно не нужны в производственном процессе, но и сами совершенно не стремятся работать и даже мешают всем остальным. Старожилы хотели забастовку в знак протеста устроить, однако администрация вовремя увеличила жалованье персоналу и конфликт был погашен в зародыше. Скорее всего, эти новые "работники сцены" проходят не по ведомству Мельпомены, а числится на балансе у "папы Жозефа".

Фигнера подобное препятствие не остановило бы – рисковать он любил и умел, но были еще и определенные сомнения насчет самого факта присутствия императора в Опере во время представлений. Слишком уж значительная фигура, для использования в качестве "живца", вряд ли министру полиции дозволят такие опасные действия. Так кто же там сидит на законном месте Бонапарта в театральное ложе, кто разыгрывает его роль? Двойники? Да – двойники или дублеры императора.

В свое время Фигнер и его напарник исключили из своего рабочего списка все до единого посольства, хоть и официального запрета на "охоту" в этих местах от царя не было. Ходили в Париже устойчивые слухи, что Наполеона Бонапарта на разных там скучных официальных дипломатических мероприятиях то и дело подменяют специальные актеры-двойники. Это вполне в стиле Бони, он как известно по натуре тот еще "сачок" был всю свою жизнь. Даже будучи обер-офицером королевских войск молодой корсиканец откровенно "косил" от службы, под различными надуманными предлогами и если бы не революция, то его из королевской армии просто выгнали в шею. Факт общеизвестный, но затем лавры гениального полководца и создателя новой империи, как-то затмили этот неприятный момент, столь тщательно избегаемый почти всеми историками Наполеона.

Сколько у Бони было "дублеров" никто не мог точно сказать, но некоторые из них так или иначе "засветились" в разное время, даже и без помощи всемогущего министра полиции первой империи. Капрал Франсуа Эжен Робо, родившийся в 1771-го года в селении Балейкур департамента Мёз, был так похож на Бонапарта, что в полку его сослуживцы так и прозвали – "император". Наполеону стало известно" об этом, и Робо мигом очутился в императорской свите. Парню крупно повезло, скорее всего с иностранными дипломатами именно он и общается, все равно все более-менее важные переговоры идут в других местах за закрытыми дверями, а на различного рода приемах и обедах происходит лишь обмен любезностями. Язык международного общения в начале 19-го века – французский, понатаскали бывшего капрала немного и вперед, а если что, то под рукой у него всегда окажется кто-нибудь из ловких сотрудников МИДа первой империи.

– Странные новости я от итальянца узнал, – поделился с Александром информацией Фигнер, – Такое впечатление, что Его в Tuileries держат как каторжника в карцере на хлебе и воде. Жрет, этот мать его Антихрист со страшной силой, не успевают к нему из буфета деликатесы разные подавать, да вина и шампанские. Почитай только на него и работает вся прислуга тамошняя.

Сашка в свою очередь припомнил, что и его недавняя ночная подружка жаловалась – танцовщиц и певичек к Самому и на версту не подпускают охранники.

– Все сходиться… – подвел черту под дальнейшими рассуждениями умный потомок прусского еврея, – Зачем Ему вообще театр нужен, да еще в такое время, когда подготовка к большой войне идет? Был бы наш черт заправским парижанином, а то такой же дикарь как и мы с тобой, если не хуже. А чего нормальному мужику там надобно по сути… да повертеть на своей елде молодые дарования вроде твоей мамзельки, как ее звать, так и не узнал?

Александр только молча кивнул и в самом деле, опять они "как муха в самолете" пролетели. Когда собрали воедино пеструю мозаику всех добытых сведений, то возникло впечатление, что вместо Бонапарта в ВИП-ложе оттягивается по полной программе какой-то совершенно левый его земляк-корсиканец, лишь отдаленно внешне смахивающий на императора. Появляется дублер Бони всегда уже после начала представления, а уходит незадолго до конца, скромный он такой… да. На время перемещений "императора" двери из всех остальных лож, галерки и зрительного зала охрана запирает, так что в лицо этого так называемого "Наполеона" никто и близко не видел уже добрых полгода. В полутьме же Оперы разобрать, что за деятель расселся на императорском месте невозможно, настолько освещение плохое, да и видна из зала лишь его макушка. Становиться понятным и почему женский пол так усиленно ограждают от Самого. Пусти их только и через час весь Париж будет извещен, что "царь ненастоящий"!

– Да там поди и не капрал Робо подсадной уткой старается, а кто-то из дальней родни корсиканской нашего хрена. У них ведь как у цыган – детей ровно тараканов не счесть по всем углам. Не из близких явно молодец, те на королевства давно пристроены. До жирного казенного пирога не допускают его, вот и пирует он на халяву из буфета театрального. – под конец сказал Фигнер, подведя итог раздумьям.

Сашке только и осталось – согласиться с доводами командира, Парижская Опера отпадает целиком и полностью. Пусть и дальше тот корсиканский парнишка пялит глаза на столичных девиц и уплетает устрицы и прочую снедь, да и хорошему вину должное отдает… живи амиго и наслаждайся, пуля из ТТ тебя минует. Сразу камень с души неподъемный скатился как с горы лавина, теперь его легкомысленной "ночной подружке" ничто не угрожает, не придется ей участвовать в предстоящем покушении на Бони, ни прямо ни косвенно.

Какие еще варианты остались – да совсем немного, до сих пор не рассматривали только официальную резиденцию императора. Дворец Tuileries, или Тюильри, если на "великом и могучем".

– Ну что братец, придется нам теперь похоже черепицу ломать? – намекнул Фигнер на "новый объект разработки".

В свое время на месте дворца была небольшая мануфактура, маленькая фабрика по выделки стройматериалов, отсюда и название. Построил же само здание известный французский архитектор Philibert Delorme в начале 17-го века.

Центральный корпус, плюс два флигеля, плюс еще какие-то мелки постройки – в принципе не много. Но в отличие от Оперы, здесь у "руссо туристо" нет ни малейшего представления о том, что там внутри находиться. В период подготовки они просмотрели все материалы по Парижу и его окрестностям, какие только нашлись в бункере у Сосновки, в дополнение к тем данным, что Фигнер добыл самостоятельно или через различных посредников. Ничего нет, ни единой бумажки… в ХХ-ом веке дворца не существует, сожгли во время Коммуны и теперь на его месте разбит одноименный парк. Не сохранилось в архивах никаких документов, а на сведения от эмигрантов-французов надежда плохая. Здание с историей, да еще с какой богатой, "Черепица" пережила кучу королей, а после них еще и представительные органы Первой республики – Учредительное собрание, Конвент и Совет пятисот – пока последний не переехал в 1798 году в Бурбонский дворец. И каждый раз новый владелец менял планировку и перестраивал все внутри по своему вкусу. Довелось резиденции монархов и услышать гром пушек – брали один раз Тюильри парижане штурмом, как в России Зимний дворец в 1917-ом. Причем в отличие от Питера, людей положили тогда немало, швейцарская гвардия последнего Людовика патронов не жалела и дралась до конца, там их всех и перебили. Мир хижинам, война дворцам – в Париже этот лозунг впервые обрел плоть и кровь.

Утро вечера мудренее, кое-как перекусив в винной лавке и запив нехитрую трапезу дешевым и слабым алкоголем, друзья-товарищи "отбились", еще один день в столице Франции отработан и… впустую, снова их постигла неудача.


С первыми лучами солнца Фигнер потащил Сашку в самый центр Парижа, куда ранее они и носа не совали. С точки зрения гостя столицы первой империи – маршрут очень даже привлекательный, но они с Самойловичем не туристы, а террористы. Маленькая такая разница в пару-тройку букв, а как все сразу меняется.

Еще до дворца они не дошли, но стало им ясно, что похоже и тут – "дело дохлое".

– Нам отсюда не уйти после акции, вертолет нужен, или по подземной канализации придется пробираться… – к такому заключению пришел Александр, увидев сколько военных и полицейских постов и патрулей оберегают походы к "логову зверя".

К многочисленным стражам в мундирах, надо добавить еще и "ряженных" в штатском, что встречались почти на каждом шагу. Последних с головой выдавали стандартные верноподданные "казенные рожи", да и гражданская одежда на многих сидела как на корове седло. Один такой "как бы простой горожанин" проявил определенное внимание к парочке клошаров и неотступно следовал за ними по пятам, едва потом от него избавились. Фигнер уже даже прикидывал, как и где этого настырного филера резать, но обошлось в этот раз без применения оружия. Они быстро проскочили через парочку проходных дворов, затем смешались с толпой парижан возле стихийного "блошиного рынка", и все – о неуклюжем и неумном "шпике" можно и забыть навсегда. Слава богу, и в это раз везение – от профессионала так легко бы не отделались, как от переодетого в цивильное платье солдата.

Если не принимать во внимание цели, ради которой поход в Тюильри и был затеян, то посмотреть там было на что. Триумфальная арка, символизирующая нагибание Бонапартом "всея Европы", смена дворцового караула – целый парад в миниатюре, и вообще место для праздной прогулки прекрасное, если бы только не идиотский "хвост" в пяти шагах за спиной.

Было бы в запасе у них не два-три месяца, а несколько лет, то тогда и на "Черепицу" замахнуться по силам, а так выходит лишь бесполезная трата драгоценного времени. К обеду экскурсию пришлось прекратить, смысла в дальнейших изысканиях в центре города не было никакого.

Что теперь… придется Фигнеру вспомнить зачем собственно дали ему в помощь Сашку и о карабине Шарпса с оптическим прицелом, что ждет своего часа в тайнике. Пока они вместе мотались по Франции кое-какими скудными сведениями о раннем этапе подготовки покушения на Бони начальник все же поделился с напарником… в Париж нижнего чина загнал как ни странно – его величество Случай. По первоначальным планам военного министра в качестве второго члена боевой группы должен был дебютировать Лунин, да тот самый, его современники считали одним из лучших стрелков в лейб-гвардии. "Гостю из будущего" у военного министра, генерала-лейтенанта Барклая-де-Толли ни малейших оснований доверять не было. Михаил Богданович полагал, что уроженцу века ХХ-го далекая Франция может оказаться даже ближе по духу, чем вроде бы родная Россия. Почти угадал генерал, надо отдать ему должное… если и ошибся он, то совсем немного, недооценил лишь языковой барьер, преодолеть который Сашка с ходу не смог.

В данном конкретном случае в пользу нижнего чина сработал даже не принцип: лучшее – враг хорошего, а скорее трагедия в Сосновке, только так военному министру и удалось привлечь Александра к делу "спасения России от Антихриста".

Но это уже история… теперь же надо кровь из носу, но найти позицию, место откуда снайпер мог бы прицельным выстрелом поразить главу первой империи. И вот тут только Сашка понял, как он тогда "пролетел" в 1807-ом году, какой великолепный шанс был упущен в той войне. Одно дело ползти в камуфляже через луг к временной ставке Бонапарта на берегу Алле-Алой, там особых препятствий вроде бы и не было и совсем другое – охотиться на императора в Париже. Жозеф Фуше, гений он или нет, но дело свое знал хорошо… меры безопасности введенные министром полиции подошли бы с некоторыми оговорками и для ХХ-го столетия. Вряд ли французы всерьез опасались снайпера, не тот век, скорее они ждали повторения "адской машины" Кадудаля или может быть обычного нападения. Однако неприятный факт – подойти к Наполеону даже на выстрел из карабина стало практически невозможно. На тех же немногих официальных мероприятиях, где присутствие главы государства обязательно, Бонапарта подменял дублер. Времена когда первого консула можно было застать на на улице или в театре давно канули в лету, вандейцы и прочие радетели "за бога и короля" уже успели отметиться – было несколько неудачных покушений на Бонапарта и сделаны соответствующие выводы.

Гостям из России остается лишь ловить "красного зверя" в его естественных местах обитания, безвылазно сидеть в резиденции Наполеон не может. Полным ходом идет подготовка к большой войне, а значит император время от времени должен появляться в генеральном штабе, в ключевых министерствах и лишь изредка – в войсках. На капрала Робо такие важные функции не повесить, роль дублера – говорить послам и прочим деятелям "дежурные" комплименты да и только. На взгляд дилетанта легче всего взять Бони в полевых условиях, в момент когда он будет инспектировать войска, но это простота, что хуже воровства. Наши террористы не имеют никакой поддержки извне, никто им информацию о передвижениях и прочих намерениях императора не поставляет, надежда только на собственные силы. И если в Париже хоть как-то можно прикинуть и сделать вывод когда и в каком министерстве император на неделе появится, то за его пределами – "темный лес".

Чего тут сложного, одеть чужой офицерский мундир, саблю на портупее через плечо и вперед, вроде бы и удостоверения личности пока не в ходу, какие проблемы? Александр так сперва и предложил, но ему быстро разъяснили, что и почем… Такой прием хорош для кино или авантюрного романа, но в жизни все намного печальнее. В реальной истории Александр Самойлович Фигнер неоднократно использовал такой "подлый" трюк. Один раз он сумел до такой степени вкрасться в доверие коменданта Данцингской крепости, генерала Раппа, что тот послал его к Наполеону с важными депешами, которые, конечно, попали в русскую главную квартиру. Да вот только вероятность разоблачения даже на войне, где правит бал тот еще бардак, очень уж высока до неприличия. На шесть удачных попыток проникновения во вражеский стан у Фигнера приходятся два провала, когда его разоблачили и лишь невероятное везение позволило разведчику выкрутиться. Но то война, а в мирное время будет пятьдесят на пятьдесят, и то в самом идеальном случае. Неприятельская армия – не та среда куда можно легко внедриться, это вам не под личиной пролетария шататься в обносках по Парижу, там да – свобода, даже и знание языка не требуется. Впрочем, следует заметить, что и общения с профессионалами сыска от полиции "руссо туристо" в ходе своей миссии тщательно избегали.

– Нет… коли не спалимся сразу, так продержимся неделю или две… слишком мало. – Фигнер быстро "погасил неуемные мечтания" у своего соратника, – Начнут расспрашивать, кто и как, откуда и где служил… Рано или поздно заподозрят подмену. И как угадать, в какой полк или дивизию Он приедет?

Остается лишь Париж. На карте города ряд объектов уже помечены крестиками, Самойлович в первую же неделю в столице оценил все "перспективные места" и теперь дело лишь за выбором подходящей позиции. Если раньше они пытались приблизиться в императору на пистолетный выстрел, или на дистанцию броска гранаты, то теперь другие требования…


Эх жаль… не то время, не тот век… слишком уж здания в "столице мира" низенькие, обычно максимум пять этажей, а чаще всего – три или четыре. Не раз такие мысли посещали голову Сашки, пока они с Фигнером производили рекогносцировку, это если на "военном языке", а по-простому – искали место, откуда Бони можно было поразить выстрелом из карабина Шарпса.

– Знал бы, что так получиться… В Тильзите бы его пристрелил играючи, там он так не прятался! – невольно вырвалось у Сашки после очередной неудачи.

– Соломки подстелить? – зло пошутил его спутник, – Не выйдет братец, изволь пострадать. Да ладно тебе… на сегодня закончим.

Поиск позиции – занятие простое, но времени на него уходит до обидного много. За день обычно удавалось обследовать два или в лучшем случае лишь три подходящих объекта. Они даже определенную методику выработали, так сперва "работал" Самойлович, в его задачу входила общая оценка обстановки на предмет безопасности, а затем на сцене появлялся и Сашка – а вот он уже прикидывал откуда и как можно применить оружие.

Основная проблема с которой они столкнулись была все та же, что и ранее, когда пытались "взять" противника традиционными средствами. Оберегая босса от контактов с "рыцарями плаща и кинжала" Фуше создал заодно и массу затруднений для снайпера. Как назло, почти при всех казенных зданиях имелся в наличии небольшой дворик и черный вход – особенности дизайна, принятого в данном столетии. Если раньше экипаж императора останавливался у парадного подъезда, лакей в ливрее с вензелями N открывал входные двери и парижане на несколько минут могли насладиться лицезрением своего кумира, то теперь нет – "халява" для снайпера закончилась. Бонапарт, прикрытый со всех сторон конвоем заезжает во внутренний двор и ворота закрывались на замок. Вроде бы и рядом "цель" но поди попробуй ее достать, бессильна тут и оптика, даже самая совершенная. В теории – следует подойти к воротам, или к забору, благо обычно на практике там решетка из железных прутьев, но…

– Пошли вон оборванцы! Валите отсюда! – злобно рычит на Сашку некая личность в полицейском мундире, дубинка угрожающе занесена над головой. А у него в руках нет ничего, кроме панамы-афганки, он снял заранее головной убор перед "начальством", но не помогло – бдят не на страх, а на совесть стражи и такой дешевой лестью их не подкупить.

Дураков нет и здесь, все важные объекты плотно опекаются полицией и многочисленными агентами в штатском. Вдобавок еще одна беда – и ограда и ворота задрапированы национальным французским триколором, не то просто совпадение, не то намеренно.

– Может попробовать с крыши или кучерского места экипажа? – предложил Александр, в принципе – выход.

– Черта с два… Или не видишь, они все повозки с улицы убрали загодя, до появления Его, видать "адской машины" боятся. – моментально ответил Фигнер и как по команде оба они одновременно посмотрели на соседний дом.

С крыши этого здания внутренний дворик министерства финансов виден как на ладони. Бони – частый гость в минфине, война постоянно требует денег, денег и еще раз – денег, а посему – место верное. Да вот незадача, там напротив такое учреждение интересное помещается… арестный дом, что-то вроде тюрьмы, если по российским реалиям. Проникнуть туда Сашка с Фигнером могут легко, работа на пять минут – только подойди к ближайшему полицейскому и дай ему в морду, там в доме возле министерства финансов и окажешься наверняка. Может быть даже в камере откуда и за самим Бонапартом получиться беспрепятственно следить.

– Никак намеренно император здесь кутузку поместил, намекает своим казнокрадам, что их ждет, коли сильно заворуются… – высказал свое предположение "отец-командир", да только им то от этого не легче.

Никакого результата не дал и тщательный осмотр остальных зданий поблизости минфина. В одни сильно затруднен доступ посторонних с улицы – там обосновались различные ведомства… чиновник на чиновнике сидит и чиновником же и погоняет. С крыши и верхних этажей других домов, куда все же удалось попасть, внутренний двор министерства финансов толком не просматривается. Вряд ли кто намеренно создал такую запутанную ситуацию, да вот только Александру и его тезке от осознания этого факта ни тепло и не холодно, все равно надо искать какой-то приемлемый выход. Выход есть всегда…

Вся неделя убита на бесплодные поиски, обошли чуть ли не полгорода… воскресенье, последний день и последний объект, значащийся в списке Фигнера, кажется – казначейство, опять что-то связанное с финансами. Осталась еще не обследованной только местная Академия Наук, но там "академика" Бонапарта видели лишь один раз и то прошлым летом.

Стандартный набор неприятностей – все как и везде, каменная коробка казенного здания, высокий забор, ворота и хмурые физиономии полицейским, не сулящие ничего хорошего всяким там "ненашим" да и "нашим" заодно. Разве что красивого имперского триколора нет и в помине, вместо него – грубые щиты из неструганных досок. Довольно мрачное место и почти окраина Парижа, но странное дело – раз в неделю император его все же регулярно навещает с визитами. Ошибки быть не может и экипаж его местные старожилы видели здесь неоднократно и конвой из конных гвардейских егерей.

– Посмотри-ка вон туда! – указал своему спутнику направление Фигнер, и у Александр уловил в его голосе какие-то слабые нотки торжества, неужели все нашли, то что так долго искали?

Казначеев тюрьмой император не пугает, на противоположной стороне улицы расположен обычный доходный дом – в таких обычно сдают квартиры приезжим. Жаль только всего два этажа и вопреки обыкновению – плоская крыша, а не мансарда, вряд ли внутренний двор казначейства оттуда виден. Слишком низко, еще бы хоть пару этажей добавить… поневоле охватывает тоска по веку двадцатому, где в городах сплошь протыкают небо башни-высотки.

– Да не туда ты уставился Сашка! Гляди вдаль, что там за этой хижиной стоит!

А вот это уже интересно, может и в самом деле "руссо туристо" наконец улыбнулась удача. За доходным домом виднеется еще какое-то высокое кирпичное строение. Видны четыре этажа, нет даже пять, но последний лишь местами обозначен кое-как, а крыши нет совсем. Такое впечатление – долгострой как в ельцинской России. Здание давно заброшено, пустые оконные проемы смотрят на улицу как глазницы черепа и никаких признаков жизни там нет.

Без лишних разговоров оба и Сашка и его начальник сразу же и направились к этому дому. Правда пришлось "нарезать" изрядный круг прямо с улицы подойти не удалось, но ноги не жалко – за всю долгую неделю поисков у них можно сказать – успех. И в самом деле, первое впечатление оказалось верным, заброшенная стройка, вокруг здания по периметру идет двухметровый забор, одной стороной выходящий на пустырь и вроде бы ни единой души за ним. Сашка попытался было перебраться через ограду, не бог весь какой барьер для дипломированного промышленного альпиниста благо и никаких лишних глаз поблизости нет, но Фигнер его остановил.

– Э нет, так нельзя, если нам сюда надолго, то надобно по-хорошему!

Калитку в заборе они нашли быстро, дверца узенькая всего в две доски, протискиваться придется боком. Подергали – заперто… гостей здесь не ждут, а может и не ходит никто.

– Дымом пахнет… – втянул ноздрями воздух Фигнер, и сразу же принял решение, – Обожди меня здесь, я сейчас кое-куда слетаю.

Пока отец-командир в отлучке есть время осмотреться и подумать… было бы о чем. В принципе, если подходить с точки зрения террориста, лучше места и не отыскать. Отсюда, по крайней мере, можно быстро и бесследно удрать, а вот ближе к центру города такой трюк вряд ли получится. Хоть и начало 19-го века на дворе, а парижская полиция работает на удивление слажено и оперативно. Сашка уже видел однажды, как они за считанные минуты оцепили целую улицу. Они тогда с Фигнером чуть было не "провалились", еще немного и пришлось бы прорываться с боем, но отделались легко, пинки и удары дубинки не в счет. Оказывается представители властей ловили расклейщиков роялистских листовок, и убогие клошары внимание стражей порядка не привлекли.

Выстрел… а ведь могут и сообразить супостаты откуда их любимому Бони прилетел свинцовый "подарок". Кроме оптического прицела они с Фигнером располагают еще и "глушителем", однако надежды на это приспособление немного. Грохота не будет, но громкий щелчок неизбежен в любом случае. Заглушит ли уличный шум этот специфический звук или нет – тот еще вопрос, предстоит выяснит на практике, здесь окраина, а император обычно появляется по утрам, когда как назло достаточно тихо. Кроме того есть другая возможность определить, откуда примерно прилетела пуля, метод грубый, но иногда срабатывает. Англичане в первую мировую бывало подсовывали немецким снайперам "шляпных болванов", а потом смотрели откуда в муляж вошла пуля. Что там есть с той стороны, где бы мог укрыться супостат? Старый брошенный окоп, полусгоревший перелесок, разрушенная ферма – артиллерии все равно, ей нужны только координаты.

Денек будет холодным, хоть с утра и дымка стояла, окутывая окрестности словно полупрозрачным покрывало. Бывший наш современник бросил взгляд в сторону предместья, хотя какое тут "пред", видно, что город уже кончился полностью. Справа жиденький лес, слева старое кладбище с маленькой часовней без креста, старые камни могил как зубы гнилые торчат, посередине не то луг, не то поле – зимой и ранней весной не понять, хоть и снега тут всего лишь пара сантиметров на грунте. Прошлогодняя трава из под белого покрова вылазит местами совсем как щетина на небритом лице у Сашки, значит все же луг, может быть где-то рядом и ферма молочная имеется.

Тоска зеленая все же, черт побери… кладбище, поле, бетонный забор… мы вышли на поле как на ладонь, из-за забора шквальный огонь… Откуда эти строки вылезли – черт его знает, может быть из школьной хрестоматии, а пулемет бы им с Фигнером не помешал. Александр еще один раз мысленно обматерил последними словами всех тех кретинов, что не догадались послать в прошлое месте с бункером и прочим барахлом ну хотя бы старенький РПК и пару магазинов к нему. Одна длинная очередь по той самой бронекибитке в которой Бони возят и с "ужасом всей Европы" покончено раз и навсегда, на конвой и полицаев можно и не отвлекаться. РПК – машинка добрая, и бьет в умелых руках достаточно точно, Сашке доводилось из него стрелять пару раз на учениях, впечатления остались самые благоприятные.

Вот и Самойлович бежит, легок словно весенний ветер, только свежий снежок хрустит под толстыми подошвами иновременных берцев. Что он там тащит с собой? Ого… затарился начальник на славу, целый литр виноградной водки взял – пузатая бутылка темного стекла в корзине из прутьев в одной руке, подмышкой другой закуска – почти метровый "батон руж", та самая знаменитая французская булка, которой там любят хрустеть некоторые мечтали в 21-ом веке и вдобавок – увесистое "крыльце ковбаски", как хохлы говорят. Вроде бы отмечать победу еще рано, а пить без повода у Фигнера привычки нет, к чему эти излишества сейчас? Подождем – узнаем.

– А ну братец подержи! – Фигнер с разбега кинул все свои приобретения Сашке в руки и принялся с ожесточением пинать и трясти несчастную дверь, преграждавшую им доступ на территорию стройки.

– Проснитесь, мертвые восстаньте из гробов… да вставайте суки вербованные, мы вам водки принесли!!! – прозвучало над тишиной пустыря и только эхо издалека откинулось – "Хуу…у Ли!".

Не прошло и пяти минут, как страстный и полный глубокого смысла призыв был услышан, теми, кому и предназначался.

– Не ломитесь черти, открою сейчас. – послышалось из-за забора, голос скрипучий как будто петля ржавая, а затем и заскрежетал засов.

Калитка распахнулась и наружу выглянул бдительный страж, по виду словно сошедший с со страниц детской книжки "Дед Мазай и зайцы". Колоритный такой дедушка, борода белая до груди, глаза добрые, разве что синий шрам от уха и до самой шеи не то от ножа, не то от сабли всю идиллическую картину портит. Дедок видимо собирался наорать на незваных гостей, и послать их туда, куда во всем мире посылают и даже в легкие уже стал воздух набирать, но быстро передумал. Емкость с водкой, своевременно выставленная под нос сторожу Фигнером, сразу же изменила его намерения, словно тумблер в мозгах у него переключили.

– Чего вам ребята? – уже миролюбивым тоном спросил "дед Мазай".

Сказано было так, что Александру, которому уже порядком надоело ждать, захотелось ляпнуть что-то вроде: "Ничего, Бони вот вашего пришли мочить!", но он сдержался, за него ответил Самойлович.

– Папаша, мы выпить собрались, на улице холодно, в харчевню не пускают, изволь у них брать… Может пустишь? Не обидим!

Вопрос решен, какие там еще интриги – соображают на троих не только в России оказывается. Пороки, что обычно огульно приписывают русскому мужику на 99 % общечеловеческие и в той или иной степени свойственны всем народам от эскимоса до китайца.

Без "шока" все же не обошлось, едва Александр протиснулся сквозь узкую щель прохода, как за спиной у него раздалось какое-то сдавленное рычание. Он без всякой опаски обернулся, полагая, что у сторожа прикормлена в помощь какая-нибудь мелкая шавка.

– Б…ть! – только и смог на вдохе прохрипеть он, правая рука сама по себе полезла под куртку к пистолету.

Не ту псину "Мосфильм" снял в "Собаке Баскервилей", в том фильме, где еще Ливадный играет… явно не ту, там обычная овчарка была. Этого бы монстра туда им, вышел бы полноценный триллер без всяких комбинированных съемок. Дед – то "Мазай" вылитый, а вот "зайка" у него – "внушаить!", как в России говорят в народе, такую тварь встретишь случайно ночью и точно заикой станешь на всю оставшуюся жизнь. Чудовище между тем "улыбнулось" продемонстрировав пришельцам внушительные клыки – саблезубый тигр нервно курит в сторонке. Сашка бы тоже туда, в сторонку… и подальше от этого цербера, но уже поздно.

– Не бойсь солдатик, Герцог у меня добрый! – мимоходом разрядил напряженную обстановку сторож, а его чудовище подтверждая дружественные намерения лизнуло Сашку в лицо.

Ну и размеры у него, псу даже подниматься на задние лапы не потребовалось чтоб до лица человека достать, а Сашка по местным меркам – высокий, его рост – 168-ть сантиметров. По виду такая массивная собачка вполне тянет на молодого медведя-подростка. Слава богу, проверять действительно ли Маресьев завалил косолапого из ТТ, или это – очередной миф на практике не пришлось. Но вот пальцы, мертвой хваткой обнявшие рукоятку Токарева удалось разжать не сразу, Фигнер – и того изрядно "проняло", лицо спокойное у него как всегда, но по глазам видно.

К счастью, хозяин был так занят приготовлениями к грядущему застолью, что у Александра появилось время незаметно справиться со своими проблемами, две минуты – немного, но ему хватило. Он даже на всякий случай достал и осмотрел пистолет, проверяя нет ли в стволе патрона.

Первый тост за знакомство… потом между остальными – последовал обстоятельный разговор "за жизнь", опять как и везде на этом белом свете. Фигнер моментально придумал и озвучил более-менее правдоподобную легенду, Александру осталось лишь только слушать, как напарник умело "вешает лапшу на уши" доверчивому французу. Дедок то оказывается успел изрядно повоевать в молодости, да не при Наполеоне, а при его предшественнике. Александр даже и не знал раньше и что и до Бонапарта какие-то конфликты у Франции были с соседями. Герцог – и тот принял участи в общей пьянке, водки ему не положено, однако колбасу пришлось пожертвовать эту потомку зверя из Жеводана, на закуску и один хлеб пойдет, было бы что пить.

Виноградная водка тем и хороша, что в отличие от русской сивухи ее можно употребить много, запах и вкус правда специфические, но к этому быстро привыкаешь. Отечественное же пойло – дрянь еще та, даже самый крепкий мужик осилит лишь полбутылки "белого вина", люди способные выпить штоф целиком считаются уже "одной ногой в могиле".

Дело шло споро и весело, после третьего стакана хозяина строжки-сарайчика, где собственно они и дегустировали продукцию французских виноделов, круто "повело", началось – "бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они".

Грех смеятся над стариками, но у Александра сложилось стойкое впечатление – старперы везде одни и те же, невзирая на страну и век. Вот как примерно выглядел монолог француза, Сашка сравнивал с собственным дедом, тому тоже пришлось хлебнуть лиха в свое время между 1942-ым и 1946-ми годами в качестве солдата.

1. За Веру за Короля! В нашем, отечественном варианте – "За Родину, за Сталина!" Заправский сталинист, пардон – роялист оказывается наш "Мазай", среди старшего поколения в городах Франции отнюдь не редкость.

2. Еб…ные австрияки, в рот их… В нашем варианте – "фашисты" или иногда – "гансы", ну и туда же их поиметь, в то же естественное отверстие.

3. Черножопый корсиканец, его мать… все развалил и похерил. У сашкиного дедушки обычно так – "Гнида меченная!", это если без мата, иначе вариантов было много.

4. Жиды, масоны и англичане… "Жидомасоны и дерьмократы", старые знакомые, ну как же без них, скучно ведь?

5. Наш святой католический народ-броненосец… По разному… чаше просто – наш народ, изредка – православный в смысле "русский". Сильно верующих в роду у Александра как-то не водилось никогда.

6. И концовка – дедок вспомнил, как они какой-то город взяли и славно там все баб и девок пере… оделили вниманием, одним словом. И это, в принципе, хорошо знакомо Александру, причем даже не через воспоминания покойного деда-фронтовика, а – личный опыт.

Фигнер между тем лишь поддакивает дедушке-роялисту и следит, чтоб стакан у него всегда был полон. Сашка же с трудом сдерживает улыбку – даже Герцог и тот оскалился, псине и той смешно…

Примерно час времени, литр крепкой виноградной водки – и сторож полностью деактивирован как минимум до вечера, а с его мохнатым приятелем кое-как сумели поладить миром, еще бы столько колбасы ему скормили.

– Пойду я гляну, что там снаружи! Жди меня здесь. – распорядился командир их маленькой боевой группы и исчез на некоторое время. Предосторожность не лишняя, старый солдат напоследок, прежде чем отключиться окончательно очень громко много чего сказал "хорошего" в адрес "корсиканских содомитов Буонопарте". Как бы кто-нибудь из местных поклонников Бони не проявил бдительность.

Сашка от нечего делать принялся разглядывать убогую обстановку последнего пристанища бывшего королевского гренадера. Смотреть особо не на что, единственное украшение – маленький портретик-литография на стене, на нем – неизвестный нашему современнику деятель в парике дореволюционного времени, может быть – тот самый король, надпись отсутствует. Никаких признаков, что эту халупу посещают хоть время от времени представительницы прекрасного пола нет и в помине. Оно и понятно – "идеальный солдат" своего времени, ни дома, ни семьи, вообще – ничего и никого. В походах досуг воина за отдельную плату скрашивают ушлые маркитантки, праздник наступает лишь когда разрешат сверху "три дня на разграбление" очередного населенного пункта, а это случается не всегда. В мирное время жену заменяют проститутки, что целыми "семьями" селятся возле казарм и прочие случайные подруги на полчаса за полфранка.

Не надо думать, что сердце у такого представителя рода мужского пола обратилось в камень… Сашка вспомнил невольно одного из старых сослуживцев – Матвея, фельдфебеля. Оказывается угрюмый и неразговорчивый нижний чин носил в себе целую трагедию, достойную пера самого Шекспира. При подавления мятежа, было дело – поляков "учили", досталась ему в качестве добычи молоденькая девушка… и рука на нее не поднялась, отпустил ее "целой", тогда еще молодой и горячий Матвейка, а ранее от него ни одна баба или девка так не уходила. А через два дня, когда их эскадрон покидал разбитый в хлам фольварк, он еще раз ее увидел – обезображенный труп девушки лежал на обочине дороги. С тех пор солдат женщин более и никогда не трогал, ни добровольно, ни "принудительно" – зарекся навсегда.

Что еще есть из предметов заслуживающих внимания? Аналог знаменитой "пердянки" у сторожей ВОХРа советских времен – несуразное допотопное ружье стоит в углу. Антиквариат… Александр не удержался и взял чужое оружие в руки. Такого странного сочетания он еще не встречал ни разу. Ствол длинный, значит ружье, а не кавалерийский карабин, но заканчивается он раструбом, как у ручного пулемета Дегтярева или мушкетона века 19-го. Прицельных приспособлений нет и следа, а замок жутко древний – такие еще ни разу в руки Сашке не попадались, а уж сколько всякого хлама они с швейцарцем Бауэром за долгие годы увидели и не счесть.

– Чего уставился на сию пищаль, али свой ненаглядный пулемет нашел? – раздался за спиной знакомый голос, отец-командир легок на помине, – Все чисто брат, пошли наверх!

Ни окон ни дверей… есть они, да только забиты досками и так весь первый этаж. Устав искать вход, или хоть какую-нибудь дырку, где можно было пролезть, Фигнер, не долго думая, с размаху пнул по первой же попавшейся темной от времени и сырости деревяшке в проеме полуподвального окна. Хруст гнилого старого дерева, труха сыплется вниз как песок – и проход внутрь здания готов.

– Осторожнее, тут крысы под ногами шмыгают. – предупредил Сашку напарник, когда он только намеревался шагнуть под мрачные своды заброшенного строения.

И в самом деле – первый же шаг, под подошву ботинка попало что-то мягкое и отчаянный писк прорезал тишину. Первый этаж, он же станет подвальным, когда рядом уложат мостовую. Рядом Самойлович "вжикает" ручным фонариком и тусклый луч света поспешно ощупывает стены и пол, пока в поле зрения наконец не попадают ступени, ведущие куда-то вверх. Перил нет, камни ступеней на лестничных пролетах местами покрыты льдом и снегом, были бы у них обычные сапоги – не избежать бы падений и травм. Однако импортные туристические берцы оправдывают "на все сто" вложенные в них многие сотни долларов, даже и не подскользнулся Сашка ни разу вплоть до самой крыши.

Над головой серое небо, слабое весеннее солнце толком не светит, а лишь выглядывает в разрывы облачности. Они стоят на краю… впрочем "на краю" оба Александра уже давно, с тех пор как пересекли границу российской империи.

– Ну что скажешь робин гуд, можно Его отсюда успокоить?

Александр собирается с духом, трудно иногда бывает дать ответ на подобный вопрос, но…

– Нет!

– Почему??? Двор же отсюда просматривается! – с заметным раздражением в голосе возражает и Фигнер опускает бинокль от глаз.

– Не весь… тот кусок, что нам нужен скрыт оградой и стеной дома. Не будет же Он бегать вокруг своей кибитки, а подъезд и место рядом мы как раз и не видим.

Еще раз дотошный осмотр, в этот раз бинокль у Александра, так уж по привычке, особой необходимости в оптике он не испытывает. Глаза прочесывают каждый метр, найти хоть что-то, хоть какую-то зацепку. Шансов и здесь нет… видны отчетливо на камнях внутреннего двора две грязные колеи от колес экипажа Бонапарта, две параллельные прямые, но в этой реальности они "пересекаются" – ставят крест на всех гениальных планах "руссо туристо".

– Совсем никак? Думай! Ты же стрелок от бога!

– Если только у Него правую дверь кареты заклинит, или вдруг приспичит нашему другу немного прогуляться и ноги поразмять.

Вероятность такого события близка к нулю, глупо ожидать от судьбы подобный шанс, она и так им подарила много чего. Друзья-соратники спускаются на один этаж вниз, с отчаянья Александр решил прикинут, нельзя ли поразить цель прямо через ограду. И тут им тоже машет розовым крылом птица "обломинго", деревянные щиты, что мешают обзору сквозь прутья решетки, неведомый плотник сколотил на славу. Визуально не удалось найти ни одной большой щели, через которую можно было бы прицелиться хотя бы в теории. Структуру дерева, сучки и даже отдельные тоненькие щепки по краям он прекрасно и без всякого бинокля видит что отсюда, что с расстояния в километр, но за преграду не поможет проникнуть даже такое уникально острое зрение.

– Б..ть… а если эти дрова у них сегодня ночью сгорят? – предположил Фигнер.

– То к следующему визиту Его в казначейство на ограде будут новые щиты. Или трехцветными тряпками заткнут все дыры, как у минфина. – спокойно возражает Сашка, в душе он уже смирился с очередным провалом. Последнее время унтер-офицер постепенно поневоле стал пессимистом и есть от чего.

Фигнер вздыхает, молчит, и так ясно – предложил он это решение лишь для очистки совести. Поджечь сырые доски без "коктейля Молотова" не так уж просто и полиция, пусть даже ночью, но все равно за объектом присматривает. Если регулярно такие явления станут происходить, то власти обязательно кинуться на поиски поджигателей.

– Закрепить карабин в станке и заранее навести его в определенную точку? Сможешь определить куда? Доска там тонка и пулю не остановит, лишь бы железный прут не попался на пути.

– Ничего не выйдет, это не пушка, да и не понять тут ни фига куда надо целиться. Я как минимум должен видеть хотя бы макушку Его, или хотя бы тень… Из ручного оружия да по невидимой цели, да одним-двумя выстрелами… Нет Александр Самойлович, прости, я в сказки не верю, вышел уже из того возраста.

Сашка хотел было добавить еще, что требуется какое-то специальное оборудование вроде тепловизора, но для работы днем при солнечном свете, ни ткань ни тонкие доски тепловое излучение от тела человека не задержат, но чего не того нет. В бункере у Сосновки таким экзотическим хай-теком и не пахло, обычные прицелы и приборы ночного видения были и очень даже приличные, но они в такой сложной ситуации не помогут. А поэтому он счел за лучшее промолчать, чего зря травить душу несбыточными надеждами.

Ответом на все обоснованные возражения было лишь известное слово из пяти букв, что безуспешно пыталась запретить некая императрица. Ругательство не по адресу Сашки, он тут не причем, просто так от ощущения безысходности и собственного бессилия. Где выход черт возьми?

Загрузка...