Мыши

6

Комов опасался, что новая подружка объявится в чем-нибудь иностранно-зарубежном цвета крыла попугая, то есть в шмотках, которые будут достойны посещения разве что "Савоя". Как говорится, прикид обязывает. Поэтому он тревожным взором выследил Лизу в толпе еще издали. От сердца сразу отлегло. У девушки хватило ума нарядиться проще, чем она расхаживала в своем частнокоммерческом заведении. Нечасто, надо вам сказать, о современных девушках можно вот так заметить: "У нее хватило ума".

Когда Лиза подошла ближе, Комов заметил, что рядом с ней вьется какой-то прилипчивый малец. "Ничего, как подойдет, отошью".

— Вот и я, — с бодрым смущением сказала девушка.

Малец остановился рядом и разглядывал Комова почти нагло. Он был в длинной мешковатой кенгурушке. Короче, видон еще тот. В довершение ко всему он держал подмышкой в меру грязную доску на колесах.

— Н-ну… — начал было Алексей, обращаясь к нему, но Лиза очень быстро успела добавить:

— Познакомьтесь, это Миша.

Миша сделал довольно противное лицо, на котором легко читалось: "Миша я, ну и что дальше?"

— Вы извините, Алексей, — сказала Лиза. — Его не с кем оставить, а одного надолго не рискую. Он у меня очень… живой.

При этих словах живой Миша заметно развеселился.

"Может это ее брат?" — в смятении подумал Комов, но Миша тут же рассеял сомнения, сказав грубым голосом закоренелого двоечника:

— Ма, я пойду на скейте погоняю.

— Нет, зачем же! — спохватился Комов внезапно простывшим голосом, судорожно прикидывая, во сколько может обойтись мальчик. — Мы все идем в кафе!

— Он не хочет! — поспешно сказала Лиза. — Он больше всего любит на своей доске гонять.

— Да уж это лучше, чем сидеть и трепаться, — с превосходством знающего человека подтвердил Миша.

— А мы мороженого возьмем…

— Нет, пусть погуляет, — сказала Лиза с неожиданной твердостью.

— Чего я там не видел? — поддержал ее мальчик. — Я на площадь пойду. Классно там!

"Вот и площадь пригодилась", — облегченно подумал Комов, для которого небольшая странность Лизы получила наконец ясное и законное объяснение.

— Не вспотей. Грязными руками за лицо не хватайся. Дай я тебе воротник поправлю…

— Ма-ам!..

Комов незаметно вздохнул, стараясь думать обо всем хорошем.

Вырвавшись из-под материнского крыла, Миша бросил доску на асфальт и вскочил на нее, тут же подрезав дорогу старушке. Лиза издала что-то вроде испуганного кудахтанья, а Комов сделал вид, что ничего не замечает.

На вывеске "бар ПИКАДИЛЛИ ресторан" был изображен голый человек с крыльями и с луком в руке, но без стрел. У Комова сердце стукнуло невпопад: Икар?.. Да нет, тот ведь безоружным летал… Прямо преследовало его в последнее время имя этого мифического юного грека, засевшее в таинственном названии: Икария…

Возле дверей пенсионер протянул им рекламный листок:

— Приглашаем на курсы чайной церемонии!

— Надо же! — воспользовался случаем Комов. — Меня впервые приглашают на такое интеллигентное мероприятие. Очевидно, благодаря вашему присутствию, Лиза. Обычно норовят сунуть насчет магазинов подержаной одежды.

Лиза улыбнулась и слегка порозовела, как от рюмки вина в мороз.

Помня об этикете, Комов вошел в заведение первым. Внутри возле дверей он увидел полного пожилого мужчину в очках и добротном пиджаке и, подозревая, что это швейцар, развязно сказал ему:

— Здрасьте, вот и мы!

Мужчина растерянно кивнул и ушел в глубь зала. Надо же, понял Комов, не швейцар, оказывается, а солидный, уважаемый посетитель.

Настоящий швейцар, он же по совместительству гардеробщик, скучал за стойкой в ожидании летнего дождя и в мечтах о прибыльном осенне-зимнем сезоне.

От смущения Комова спасла улыбчивая девушка в короткой черной юбочке, накрытой белым передником. Она уже была здесь с вежливым вопросом:

— Чего желаете?

— Пара мест у вас найдется? — фарисейски поинтересовался Алексей, обозревая полупустой зал. При этом он посмотрел в круглую дыру в потолке на ноги сидящих на втором этаже.

Девушка сразу предупредила:

— Наверху остались места только возле лестницы. Там заказывают.

Ах да, туда как раз поднялся ложный швейцар.

— Ладно, сядем здесь.

Увидев посреди зала покрытую масляной краской фигуру из античного наследия — вроде Венеры, но с руками — Комов воспрял. Но тут же его насторожила музыка: почти аристократический Эрик Клэптон, а не какой-нибудь привычно-дискотечный Рики Мартин или бодрые отечественные песни типа "От счастья не убежишь". "Беда!.."

Постепенно он разглядел: пестрый ковер и деревянные панели вдоль стен, зеленые занавески с золотыми узорами, высокую лампу с абажурчиком (на каждой — тот же крылатый, что и на вывеске) и — цветочек в вазочке на каждом столе.

В довершение в уши полез писк мобильников, доносящийся со всех сторон.

Сплошные признаки финансово-опасного места.

Что же, погибать, так со славой.

— Надеюсь, здесь не занято? — громким голосом слегка раздраженного принца спросил Комов, увидев столик возле залитого солнцем окна.

— Нет-нет, не занято, прошу вас! — почти нежно пропела ресторанная девушка.

Через три минуты, уже держа в руках меню, Алексей и Лиза поняли, что больше всего на свете мечтают пересесть куда угодно, только бы долой из этого слепящего пекла.

— Девушка! Можно мы вон туда сядем?

На сей раз Комовский голос был гораздо менее наглым.

— Минутку! — пообещала пробегавшая официантка. — Сейчас спрошу, это не мой сектор.

Чтобы разбавить тягостные секунды унизительного ожидания, Комов, скривившись от солнца и собственного остроумия, пошутил:

— Не понимаю, какое отношение имеет эта "Пикадилли" к лондонской Пикадилли? Я человек конкретный. Если, скажем, бар называется "Кактус", то у дверей должен стоять кактус, и не просто кактус, а такой, чтобы глаза колол! А тут какой-то мужик с крыльями на вывеске… Как вы считаете, Лиза?

— Давайте сразу на "ты", — сказала девушка из-под меню, которым она накрыла голову.

— Что?

— Давайте на "ты". Вы ведь все равно этого хотите, правда? А я девушка не такая уж законопаченная. Я понятливая.

Комову стало немного не по себе от этой заявленной понятливости.

В этот момент рядом оказался приятный молодой человек. Вместо юбочки с передником его украшали черные брюки и бабочка.

— Это вы хотели за вон тот столик? Пожалуйста!

И бросился отодвигать Лизин стул.

С облегчением они оказались в тени с видом на Ленинский проспект. Напротив делил одиночество с трелками и бутылкой вина человек с серыми от щетины щеками и выкаченными глазами. Издалека видно — какой-то "национальный вкладыш". Он сразу стал неотрывно смотреть на Лизу, что несколько восстановило Комовское самолюбие.

Предупредительный молодой человек снова принес пухлые и огромные бордовые меню. На стол он положил дощечки с изображением всё того же крылатого парня.

— Это кто такой? — тут же поинтересовался Комов.

— Не знаю… Человечек какой-то.

Какой-то, видите ли, человечек!

Лампы на высоких ножках и с маленькими абажурчиками были увенчаны такими же человечками. Нет, положительно, все хотели в этот день свести Комова с ума: и эти крылатики, и гвоздем засевшая в голове неведомая Икария, и Лиза, и меню, которое Комовская рука уже открыла.

В глазах сразу заплескалось: "Воскресный бранч! Всего за 700 рублей любое блюдо из меню!", "Суп "Дары моря": перед подачей заправляется водкой и черной икрой", "Горячие блюда… 375, 560, 1190, пиво бочковое… 120, в бутылках… 100"

Комов оторвался от цифр и с тоской посмотрел за окно, где через дорогу сияла яркая и наглая вывеска бара "Космополит". Самым дорогим удовольствием там наверняка был бутерброд с соленой рыбой за 18 рэ.

Пока он мечтал, Лиза деловито пролистала меню и категорически сказала:

— Я буду кальмаров.

Комов вздрогнул и снова нырнул в огромные листы со страшными цифрами. Увидев цену, проставленную напротив кальмаров, он почувствовал, что его симпатия к сидящей напротив девушке значительно укрепилась.

— Ну что ж, морепродукты спасают от инфаркта. Мне этот выбор тоже нравится. Но под кальмары нужно пиво.

— Правда?

— Я настаиваю.

— Милиционеры так богато живут?

Комов вздрогнул и чуть не уронил меню.

— Разве я сказал, что я милиционер?

— Не знаю, — сказала Лиза. — Мне так показалось. Во всяком случае, не журналист, верно?

— Уф! — сказал Комов. — Потрясающе. Неужели я так похож на милиционера?

— Ага. Вот только ресторан не очень милиционерский. По меню видно.

— Милиционер по должности не имеет права плохо жить. Если живет бедно — значит, честен, следовательно — опасен.

— А ты честный мент? Несгибаемый? Как Робокоп?

— У нас бы с Робокопа на второй день золотые контакты свинтитли, а остальное бы списали и сдали в металлолом.

Заметив, что бабочки-меню сложили крылья, официант поспешил к ним, чтобы принять заказ.

— Пиво на ваш выбор, только не очень горькое, — сказал ему Алексей, опасаясь, что не сумеет правильно прочитать иностранные названия.

"Да, надо знать языки, а то попросишь где-нибудь за границей цыпленка-табака, а принесут сигареты…"

— Так какой ты милиционер? — вернулась Лиза к прежней теме. — С большими звездами?

— Не очень. Я точу гайку и не хочу быть начальником.

— Бедняжка! Не досталось громких дел?

Комов улыбнулся воспоминаниям.

— Одно могло быть громким.

— Правда?

— Представь себе.

— Расскажи.

— По большому счету ничего ужасного. За два года до развала Союза, прямо в "ондатровом заповеднике"… Ты знаешь, что такое "ондатровый заповедник"?

— Нет.

— Квартал в Кунцево, где жили работники ЦК. И вот, представляешь, там вдруг объявился пророк.

— Пророк? Настоящий?

— Потерпи, узнаешь. Вид этот пророк имел следующий: разумеется, усы и борода; добротно построенное габардиновое пальто и валенки, на которых было вышито: "Вперед к коммунизму!". В руке он держал посох, обклеенный фольгой от мороженого, на шее висел будильник, а вся грудь и шапка увешаны значками.

— Вот это да! — восхищенно сказала Лиза. — Действительно, настоящий пророк!

— Слушай дальше. Меня как молодого работника послали на это несерьезное дело: составить протокол и упечь, куда надо, этого явного душевнобольного. "Зачем же вы, гражданин, — спросил я его, — ведете себя так неадекватно общественному порядку?" А он отвечает: "Через два года Советская власть падет, я должен ее защитить". И рассказал мне — совершенно точно — как всё будет. Я его слова записал и предложил направить в ЦК. Начальство прочитало, сказало: "Страна идиотов, и сам ты — такой же!" Порвало мою записку и велело благодарить. Так я упустил возможность прославиться.

— Да… — протянула Лиза, — Я уже давно заметила, что вся жизнь состоит из упущенных возможностей.

Было интересно наблюдать, как удивительно быстро у нее меняется выражение лица: одну секунду задумчивое и беззащитное, другую — упрямое и своевольное.

Вежливый молодой человек принес тарелки, на которых лежали кольца, нарезанные из тел бедных кальмаров, а также давленные помидоры и дольки лимона. Следом появились две кружки пива со стекающей по запотевшей стеклянной щеке слезой. Алексей ощутил легкое головокружение от этого великолепия, приобретенного на деньги Марата.

— Ну, что же, — сказал он, взглянув на часы. — Пятнадцать тридцать. Кофе пить уже поздно, а чай еще рано. Будем пить пиво и рассказывать друг другу о себе.

Они отпили из кружек и принялись за бедных кальмаров, поливая их лимонным соком.

— Ну? — спросил через некоторое время Комов. — Обо мне, можно сказать, всё известно. Теперь давай послушаем о тебе.

— Боюсь, ты не услышишь ничего особенного. Я вполне самостоятельная, обеспеченная женщина. Всё есть…

"… кроме мужа", — подумал Комов.

— Кроме мужа, — сказала она и засмеялась. — Впрочем, давно прошли времена, когда было стыдно не иметь мужа. Теперь стыдно не иметь модных джинсов.

— А Мишка откуда? — задал Комов терзавший его вопрос.

— Оттуда. Продукт жизненного опыта. Для полного комплекта осталось только добавить собаку.

— Зачем?

— А зачем собак заводят, не знаешь? Мужчины заводят собак, потому что собаки вернее женщин, женщины — потому что собаки вернее мужчин.

— Понятно, — сказал Комов. — Можно было сформулировать проще: разведена.

— Я гляжу, ты хороший милиционер.

— Профессионал.

— Ну, за тебя!

Они еще выпили пива, и Лиза сказала:

— Ты сам напросился, и теперь знаешь, что пригласил в ресторан брошенную жену. Только не подумай, что я хочу поплакаться тебе в жилетку, ты и не такие истории видел, правда?

— Увы, — согласился Комов. — Оскорбление, ограбление, изнасилование — из этих понятий складывается мозаика нашей жизни. Во всяком случае, для милиционера.

— Только умоляю: не надо профессиональных разговоров! Мне еще в школе надоели политика и экономика с философией.

— Зачем тогда были вуз, диплом?

— Для папы. А по жизни — мне бы вопросы попроще. У нас во дворе делали клумбу, а грязь не убрали. Почему? Вот мой главный философский вопрос.

— Да ладно! — сказал Комов. — Я же вижу, что ты не такая. Ты на себя наговариваешь.

— А какая? Ты мне напоминаешь одного доктора наук из института, где я работала, пока его не закрыли. Он говорил: это противоречит моей диссертации, поэтому быть не может.

— Кстати, — оживился Комов, — как так получилось, что институт закрыли? Такое солидное научное заведение — и паршивая частная контора его съела… Не Прыгунов же ваш опереточный, верно?

— Конечно не он. Приезжает иногда один человек, перед которым все слетятся.

— И кто он?

Увы, Лиза не догадывалась о тайных планах, которые были по отношению к ней у Алексея. Ниточка, ведущая к Петросорокину, оборвалась, и теперь он прямо-таки горел желанием кое о чем расспросить девушку, пившую с ним сейчас пиво.

— Не знаю. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

"Ай-яй-яй! — подумал Комов. — Неужели так и не удастся ничего разведать? Ради чего же принесены в жертву несчастные кальмары?"

Не очень-то хорошо, скажу я вам, он знал женщин. Да и откуда было знать, когда времени не хватало даже на то, чтобы сходить в театр на новую нашумевшую постановку "Трубадура"!

Тут его осенило: почему бы не сэкономить, выстрелив по двум зайцам сразу?

— Лиза, давай сходим в театр.

— В теа-атр? — задумчиво сказала Лиза. — Может лучше в кино?

— Я имею в виду музыкальный театр. Оперу.

— Опер, который любит оперу, — развеселилась Лиза. — А я думала, что милиционеры одни только детективы читают.

— Во-первых, я не опер, я следователь…

— Для меня слишком тонкое различие.

— …а во-вторых, я детективов не люблю.

— Почему?

— Много там чуши напридумано. В жизни всё гораздо проще и пошлей.

Заметив, что тарелки опустели, официант напомнил о себе и о меню.

— Что хотите на десерт?

О десертах Комов имел смутное представление.

— А что есть?

— Есть торт, есть мороженое.

Лиза замотала головой.

— Никаких калорий!

— Тогда кофе? — не унимался официант.

Кофе Лиза тоже не хотела.

— Ну давай хоть чай возьмем, — сказал Комов. — Поможем человеку. Видишь, он тоже профессионал.

— Давай чай, — согласилась она.

— Рекомендую с бергамотом, — сказал официант.

— Несите с бергамотом. Гулять так гулять!.. Слушай, а что такое "с бергамотом"? — спросил Комов у Лизы, когда молодой человек отошел.

— Кажется, грушевый чай.

— Надо же! А ты заметила, там, в меню еще был салат из листьев айсберга. Это что?

— Наверное, какая-то трава.

— А соус "Манчестер"?

— Не знаю.

— Черт возьми, сколько в мире неизведанного, верно?

— Ты извини, но по твоему ремню и ботинкам это было нетрудно понять.

— Что?

— Что ты не прожигатель жизни.

Кажется, Комов покраснел.

— Ты что! Я всё могу!

Неужели он оправдывался? О, позор!

— Конечно. Ты всё можешь. Осталось только воплотить это в жизнь, — сказала она с улыбкой скорее милой, чем ехидной.

Что ж, Комов, разве ты не догадывался, что психология женщины — это тебе не примитивная психология преступника? — мрачно заметил сам себе Алексей и поднял палец, привлекая внимание официанта.

— Счет, пожалуйста.

Лизина ладонь легла на его руку.

— Разреши, я оплачу хотя бы часть.

Комов замотал головой.

— Это исключено. Мы не в Америке.

— Понятно. Гордый орел хочет летать за свои деньги.

Комов сжал зубы и отсчитал бумажки.

— Не обижайся, — сказала Лиза. — Просто что-то нервы расшалились. Разные воспоминания…

— Да я и не обижаюсь, — буркнул Комов.

Совершенно не вырисовывалось, как теперь он спросит у нее то, что хотел. А спросить, как уже упоминалось, надо бы непременно. Ах, старайтесь никогда не смешивать служебное с личным!

Снаружи всё еще пылал и сверкал день. Так не хотелось портить этот пейзаж чернилами казенного протокола! Но Комов всё же решился.

— Лиза, я догадываюсь, что ты сейчас рассердишься, но мне всё-таки надо знать, кто тот главный босс, о котором ты говорила.

Она остановилась так резко, что показалось — вместе с ней на миг остановилась вся улица.

— Ах, вот как! Значит, ресторан был просто предисловием к допросу!

— Нет, Лиза, не предисловием, но мне очень надо знать…

— Жалко, я была не в курсе, что гуляем на милицейские средства, а то бы не церемонилась!

— Лиза, клянусь тебе…

— Уходи! — прошипела она. — Считаю до трех: раз, два, три!

Комов остался на месте.

— Ты уйдешь или нет? Считаю снова: раз, два, три!

Ее оскорбленно поднятые плечи опустились. Она взяла его под руку и обреченным голосом сказала:

— Ладно, не обращай внимания. У каждого свой психоз. Или, выражаясь современным языком, взгляд на жизнь. Наверное, тебе действительно это очень надо?

— Действительно, — сокрушенно кивнул Комов. — Так как его зовут?

— Кажется, Смагин.

— А можно как-нибудь узнать хотя бы его телефон?

Лиза вздохнула.

— Все мужики сволочи.

— А женщины? — не сдержавшись, полюбопытствовал Комов.

— А все бабы — стервы. Подожди здесь.

Лиза отошла к телефону-автомату, набрала номер и довольно долго говорила — один раз Комов даже услышал ее переливчатый смех. Вернулась она почти пунцовая, с листком в руке.

— Держи, сыщик.

Почти дрожащими пальцами Алексей засунул драгоценную бумажку в нагрудный карман.

— Ну что, поедем к тебе? — спросила она.

У Комова перехватило дыхание. Каждая симпатичная девушка всегда казалась ему соблазнительной и недоступной, словно закатанная в асфальт монетка. А может, он просто был романтиком, и ему хотелось, чтобы так казалось. Не знаю. Он промямлил что-то насчет служебных обязанностей. Хотя, между нами говоря, он конечно всё давно разглядел: и аккуратный задик, и ляжки, крепкие как у зебры, и груди острые, как английская буква дубль ве. В конце концов, только в античной скульптуре почему-то принято считать, что у женщины между ногами ничего нет.

— Я тебе обязательно позвоню на-днях, как только будет время.

Она постаралась не обидеться.

— Ну тогда пойдем за Михаилом.

— А как же… — поразился Комов и почти подавился той мыслью, которая лезла на язык. — Как же он… если бы мы…

— Он может кататься на своей доске хоть весь день, — спокойно сказала Лиза.

— Но он даже не ел ничего!

— Когда он катается, он ничего не ест, не пьет и главное — не думает.

— Почему это — главное?

— Потому что, когда он думает, его мысли могут быть опасными.

— Для кого?

— Для него и для окружающих.

Издалека было видно, как Мишка бесстрашно летит на доске с гранитного цоколя памятника вождю мирового пролетариата и приземляется на неровные плиты площади.

— Клевое место! — сообщил он. — Тут как раз чуфаны собираются.

— Кто это — чуфаны? — не понял Комов.

— Это значит: дети, — поспешно объяснила Лиза.

— Понятно. Дети, которые тоже на досках с колесами.

— Да они тут еле пелёхают, — сообщил Мишка. — Я им показал класс — они коробки раскрыли и прокисли!

Втроем они дошли до метро и там расстались.

— Забегай, — пригласил Комова Мишка.

— Непременно, — сказал Комов. — Я уже твоей маме обещал.

Лиза снова вздохнула. Стало ясно, что любовь носится в воздухе, на кого-то свалится и придавит.

Через час в своем кабинете Комов уже набирал номер, добытый с такими финансовыми и морально-психологическими затратами. Телефон оказался прямым. Эх, Комов, если бы ты был женщиной, насколько легче тебе бы порой было работать!

— Игорь Матвеевич Смагин?

— Да, я.

— С вами говорит следователь Комов Алексей Петрович. Нам нужно срочно встретиться по одному неотложному вопросу.

— Обратитесь к моему адвокату.

— Значит, вы предпочитаете, чтобы я вызвал вас к себе?

— Ого! Вы и Березовского будете повесткой вызывать?

— Надо будет, и его вызову.

На том конце помолчали. Потом Смагинский голос сказал:

— Ладно. Заходите утром во вторник.

Комов положил на стол чистый лист бумаги и заметными буквами написал на нем: "Следить за информацией о Смагине и его компаньонах". Подумал — и написал еще: "Обратить внимание на происшествия необычного характера".

Завтра он потребует, чтобы ему предоставляли подробные сводки о первом и втором. О Смагине и о случаях необычных. Самых невероятных. Вплоть до таких, которых, в сущности, быть не может.