На грани смерти

7

День был ясный, морозный, слепящий свежевыпавшим снегом. Сосны закрыли небо заснеженными кронами, которые нависли над землей. И казалось, вот-вот вся эта снежная тяжесть рухнет на землю.

Ядзя быстро пробежала по тропинке и очутилась у чума помощника командира отряда по разведке Александра Александровича Лукина. В нерешительности остановилась, постояла с минуту и осторожным движением распахнула дверь.

— Вы меня вызывали, товарищ подполковник? — спросила она нарочито громко.

Лукин посмотрел на нее удивленно, оторвав взгляд от бумаг, лежавших перед ним на столе.

— Меня зовут Ядзя… — теперь уже тихо произнесла девушка и тем самым выдала волнение, которое захлестнуло ее горячей волной.

— Ах да, Ядзя Мамонец. Вызывал. Ну как, не жалеешь, что в отряд пришла? Семью я вашу знаю. В Москву о ней докладывал… Привыкла у нас, обжилась?

— Спокойно здесь, в лесу. Бандиты, знаю, боятся партизан, да и немцы не очень-то охотно появляются в этих краях, — она смахнула с пряди волос подтаявший снег.

— Садись, Ядзя. Разговор долгий будет. Боятся нас, говоришь? А что, если мы поближе к ним подойдем?

Ядзя посмотрела на Лукина выжидающе.

— Сможешь нам помочь? — спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Хотим в Луцк тебя послать. Не одну, нет. С тетей твоей, Марфой Ильиничной. В Луцке живет твоя сестра, Прасковья, не так ли?

Ядзя молча кивнула головой.

— С мужем и двумя детьми? Ты с ней в каких отношениях?

— Если надо помочь, Пашуня поможет, — уверенно ответила Ядзя.

— Не спеши, Ядзя. Ведь пойдешь ты не просто как сестра-гостья, а как представитель партизанского отряда. А у нее двое детей. В таких случаях отношения меняются, и гарантий давать нельзя. Ты думала над этим?

— Я уверена, что Пашуня с Варфоломеем помогут нам. А если нет, то, во всяком случае, не предадут. За это я ручаюсь…

— Ну что ж, отлично, раз так. Собирайся в дорогу. Задание обсудим позже.

Через некоторое время к Лукину был вызван Ростислав Струтинский. Разговор длился не долго. Александр Александрович описал в общих чертах задание, главной целью которого был сбор разведданных. Выполнить его должна мать Ростислава — Марфа Ильинична и его двоюродная сестра Ядзя. Для сопровождения разведчиц в город направляется оперативная группа. В ее состав решено включить его, Ростислава, так как он когда-то работал в этом городе и знает его хорошо. Помощником командира группы назначается Мария Александровна Фортус. За ее плечами война в Испании и большой военный опыт. Старший группы — Фролов.

— Это все, — сказал Лукин в конце разговора. — И если ты согласен, иди к Середенко Саше, завхозу, пусть подберет для тебя какую-нибудь одежонку. Скажи — я приказал.

В ночь перед выходом из партизанского лагеря Марфа Ильинична, Ядзя и Ростислав долго готовились в дальнюю дорогу. Впереди лежал двухсоткилометровый путь, полный неожиданностей и опасности. Полевые и лесные незнакомые тропы, бездорожье, топкие болота, большие и малые реки…

Последнюю остановку группа сделала в районе Киверец, недалеко от села Сокиричи, в глухом лесу. Дальше разведчицы должны были идти одни, без прикрытия.

— Будем ожидать вас здесь, на этом же месте, — сказал Фролов на прощанье. — Не задерживайтесь.

Марфа Ильинична и Ядзя отправились в Луцк сами.

Благополучно миновав бывший райцентр, расположенный на железнодорожной магистрали Ровно — Ковель, они в конце того же дня прибыли в Луцк. В город вошли порознь. Сперва Ядзя, а затем — Марфа Ильинична.

На улицах они не вызывали подозрений. Идут себе две женщины по своим делам. Кому может прийти в голову, что они разведчицы партизанского отряда, прибывшие в Луцк для сбора разведданных?

Марфа Ильинична немного успокоилась. Все будет в порядке. В этом городе их никто не знает. Ну, может, какая-нибудь случайность подведет, да и то вряд ли. От Ровно до Луцка около ста километров. Кто может здесь встретиться? Если и задержат, то никаких изобличающих материалов они при себе не имеют. Зачем в городе? Приехала сестру повидать. Никаких улик ни против нее, ни против Ядзи у гитлеровцев быть не может. Ядзя свернула, не оборачиваясь, в узенькую кривую улочку и направилась к маленькому особнячку, в котором жила ее сестра Пашуня. У самой двери она остановилась, оглядела дворик, сад и, заметив проходившую мимо Марфу Ильиничну, подмигнула ей, что означало: «Я буду здесь, в случае чего, разыскивайте меня в этом доме», — и постучала.

Марфа Ильинична, выбрав несколько ориентиров, запомнила этот переулок и домик. Вскоре она выбралась на улицу Кичкаровскую, к дому № 2, где у дочери Марии Обновленной проживала ее родная сестра Теофилия Ильинична. Марфа Ильинична постучала в дверь и подумала, что второй раз за время войны ее будут принимать в этой семье. А вот как примут Ядзю? Ведь она впервые идет к своей сестре.

Пашуня обрадовалась Ядзе до слез. Варфоломей Иванович по-мужски сдержанно, но искренне и радушно принял гостью. И только один вопрос, заданный Пашуней как бы невзначай, напомнил Ядзе о том, что эти люди прекрасно осознают, какую опасность таит в себе ее визит.

— Надолго ли к нам в город? — спросила Пашуня, хлопоча у плиты. В этом вопросе были и страх за детей, и тревога за мужа, и за нее, Ядзю. Но Ядзя и без того понимала, что все дела необходимо решить как можно скорее, чтобы покинуть этот дом и город.

Пашуня расспрашивала о родных — о матери, Петрике, отчиме. Ядзя отвечала сдержанно и, поймав удивленный взгляд Пашуни, показала глазами на детей, которые примостились возле тети и жадно ловили каждое ее слово.

— Люда, Володя, а ну быстренько одевайтесь и на воздух. Скоро ужин, а вы еще не гуляли. Давайте, давайте, побегайте во дворе. А увидите, что кто-то идет к нам, скажете.

Ядзя рассказывала о тех событиях, которые произошли на хуторе после убийства их брата Николая, о том, как семья перешла на нелегальное положение.

Варфоломей Иванович сидел мрачный, подавленный. Пашуня изредка кончиком платка вытирала слезы. И только когда дети вернулись с прогулки, она встрепенулась и воскликнула:

— О боже, Ядзя, ты же голодная! — и побежала на кухню.

А утром Ядзя попросила Варфоломея Ивановича, который работал участковым ветврачом, достать некоторые дефицитные медикаменты, перевязочные материалы, в которых так нуждались в отряде. Так семья Баранчуков начала помогать партизанам. Ими были собраны данные о злодеяниях фашистов в Луцке, о массовых расстрелах советских военнопленных в лагере, расположенном на территории средневекового замка Любарта, серой громадой повисшего над водами Стыри.

Но главное — были установлены связи с местным подпольем, которое успешно действовало в городе. Им руководили коммунисты Виктор и Вячеслав Измайловы. Через Антона и Надю Ковпак, Нину Карст Марфе Ильиничне и Ядзе удалось связаться с Измайловыми. Теперь подполье должно получить конкретные задания. Это помогло бы согласовать действия разрозненных групп и луцкого подполья с отрядом «Победители». Важный разведматериал собрала Марфа Ильинична с помощью Григория и Марии Обновленных.

Настало время отправляться в обратный путь, который был намного опаснее, чем путь сюда. Теперь сумки женщин наполнены медикаментами, а это прямое доказательство их связи с партизанами. Главное — выйти незамеченными из города и добраться до Киверец, где их должна ожидать группа Фролова. В условленное место Марфа Ильинична и Ядзя добрались без опоздания. Их встретили Семен Еленец, Павел Банацкий, Ростислав Струтинский и Сигизмунд Котиевский.

— Остальные наши под руководством Фролова за несколько часов до вашего прихода срочно направились выполнять полученное по радио задание командира, — сообщили партизаны. — Мы оставлены, чтобы сопровождать вас в отряд.

Всю ночь шли лесом, часто останавливаясь, прислушиваясь, не идет ли кто следом. А с рассветом группа вышла к одинокому лесному хутору, на котором никого, кроме хозяев, не оказалось.

Пока хозяйка варила картошку, партизаны принесли несколько охапок мягкой соломы, расстелили в хате, приготовив все к отдыху. Позавтракав и назначив посменно дневальных, улеглись спать.

Отдежурив свое время, Павел Банацкий передал пост Ростиславу, а сам направился к дому, намереваясь сразу же уснуть. Он еле стоял на ногах. Обернувшись вполоборота, чтобы закрыть за собой дверь в сенях, Ростислав вдруг заметил между деревьями женщину, бегущую к хутору. Весь ее вид с растрепанными волосами, какие-то нелепые движения были настолько необычны, что Ростислав подумал — сумасшедшая. Никакой видимой опасности не было, поэтому он ничего не предпринимал. Вбежав во дворик, женщина крикнула:

— Немцы! Спасайтесь!

Ростислав внимательно присмотрелся к деревьям и увидел, как короткими перебежками к хутору приближались немцы, окружая его со всех сторон.

— Гитлеровцы! — что есть мочи закричал он.

В сени выбежал Банацкий, не успевший даже прилечь.

Ростислав прицелился и выстрелил в крайнего гитлеровца. Из дома застрочил пулемет.

— Отходить! — скомандовал Банацкий. — Живьем собираются нас взять.

— Женщин прикроем, пусть уходят задворками, — крикнул Ростислав.

Гитлеровцы заняли позицию за ближними кустами и стреляли, боясь ближе подойти к хутору. Вдруг пулемет в хате смолк.

— Почему они не стреляют? Что случилось? — прокричал Банацкий с тревогой.

— Убиты Еленец и Котиевский… — сообщил Ростислав. — Будем прикрывать женщин, а затем уйдем сами…

Они еще отбивались некоторое время, сдерживая натиск карателей, иногда оглядывались, ушли ли мать и Ядзя. Затем пробежали через поляну, спрятались на мгновение за скирдой соломы, а там — в лес, спасительный лес…

Опускались сумерки. Лес наполнялся тенями, и деревья с кустарниками сливались в темную массу. Банацкий и Ростислав сидели молча на поваленном дереве.

— Надо искать их, пока не стемнело, — нарушил тишину Ростислав.

Банацкий пристально посмотрел на него:

— Кого их?

— Мать и Ядзю.

Банацкий молчал. Что было делать? Как сказать Ростиславу, что его мать — Банацкий сам это видел — погибла во время перестрелки. Но сказать надо, иначе Ростислав не уйдет отсюда — будет ждать, будет искать…

— Мать не ищи, Ростислав… Она там осталась…

— Где там? — испуганно спросил Ростислав. — Я же видел собственными глазами, как они с Ядзей к скирде бежали!

— Там, у скирды, ее и подкосило… Я видел…

Над лесом зависла ночь. Куда идти, где искать Ядзю? Вдруг они услышали треск валежника под чьими-то осторожными шагами.

— Ростик, слышишь, вроде кто-то идет… — насторожился Павел.

Неподалеку опять раздался легкий треск веток. Павел приложил палец к губам и бесшумно опустился на землю, изготовившись к бою.

Ростислав последовал его примеру. Слышно было, как кто-то шел, останавливался и снова трогался с места.

— Каратели в одиночку не пойдут, — сказал Павел. — Может, окликнем?

— Ядзя, — позвал негромко Ростислав.

— Я… — отозвался приглушенный женский голос.

Это была Ядзя. Две недели пробирались они, обессилевшие, загнанные, к отряду «Победители».

Весна на Волынь в этом году пришла рано. Уже в марте на деревьях набухали почки, белым ковром стелились подснежники, весело щебетали птицы. Просыпалась от зимней спячки земля, украшаясь нежной зеленью.

Основная часть отряда «Победители» в конце марта 1943 года передислоцировалась в район Цуманских лесов. Стоянку облюбовали в старом сухом бору, где сосна изредка перемежалась с дубняком, березой и ольхой. Невдалеке пролегала узкоколейка, петлявшая промеж лесистых болот к лесопильному заводу.

Партизанские подразделения, ознакомившись с обстановкой, приступили к сооружению жилья. Нас — меня, Володю Ступина и Петра Мамонца — послали в разведку.

Мы скакали на оседланных конях в юго-восточном направлении. Сверяясь с картой, установили, что в нескольких километрах от стоянки отряда лес кончается и дальше простирается небольшое село Пендыки. Курс взяли напрямик и вскоре очутились на опушке леса.

Путь нам преградило болото, покрытое осокой, порослью ольхи и ивняка, кое-где виднелись раскидистые кусты калины. За болотом лежало вспаханное поле, разделенное межами. А вдали, в самом конце этого поля, должны были быть хаты.

Но перед нами предстала ужасающая картина: мы увидели дым от догорающего села и печные трубы.

— Вот оно… село… Пендыки, — с горечью в голосе проговорил Мамонец. — Эх, как же свирепствуют сволочи!

— Кто? — спросил Володя.

— Оуновцы, — пояснил Петр. — Наверное, село оказывало помощь советским партизанам… Вот он «новый порядок».

— Давайте ближе подойдем, — предложил Ступин. — Может, кто остался в живых?

Мы почти одновременно вскочили в седла и поскакали рысью по чуть заметной тропке, вьющейся через открытую заболоченную местность. Въехав в село, мы никого из жителей не встретили. По обеим сторонам на бывшей улице дымились пепелища, во дворах лежали окровавленные трупы детей, седобородых стариков, женщин. Жалобно выли собаки…

— Настоящая варфоломеевская ночь, — проговорил Мамонец, ни к кому из нас не обращаясь. — И сколько еще так будет продолжаться?

Подобного никто из нас раньше не видел. По возвращении в отряд обо всем этом было доложено командованию.

— Значит, понимаете, товарищи, сложность обстановки, в которой мы очутились, — резюмировал Лукин. — Наша бдительность должна быть утроена. Обстановка в здешних местах еще не разведана, и мы даже не можем предугадать, какая опасность таится в этих краях…

После доклада Лукин, отпустив моих товарищей, велел мне остаться.

— Ну как, Николай, готов? — спросил он, когда все вышли. — Завтра ты и Ядзя должны уйти в Луцк.

— Конечно. Помню, готов, — ответил я. Всего два дня назад Александр Александрович говорил мне о новом задании, возложенном на нас с Ядзей.

Володя Ступин, Юзеф Курята и другие партизаны сопровождали меня и Ядзю до хутора Бодзячив, расположенного в лесу невдалеке от бывшего районного центра Киверцы. Договорившись со Ступиным и Курятой о бесконтактных пунктах связи, мы с Ядзей здесь остановились и готовились к дальнейшей отправке в Луцк. Теперь только вдвоем.

Станислав, новый наш подпольщик, житель этого хутора, запряг пару лошадей, мы с Ядзей уселись на заднем сиденье, вымощенном ржаной соломой и застланном домотканым ковром.

Благополучно миновав все дорожные посты, мы вскоре добрались до Луцка. На подступах к городу вдоль шоссе тянулись двухэтажные казармы, в которых, как пояснил Станислав, проживали гитлеровские летчики. Мы пересекли линию железной дороги и въехали в город.

— А вот и железнодорожный вокзал, — показал на кирпичное здание Станислав.

В этот момент впереди, на повороте, мы заметили офицера гестапо, стоящего с двумя чемоданами на краю тротуара. Мы явно привлекли его внимание, и как только приблизились к нему, он взмахом руки приказал остановиться. Станислав натянул вожжи. Офицер что-то сказал ему, указывая рукой на чемоданы. Зная, кого везет, Станислав испуганно взглянул на нас, но, увидев наше спокойствие, соскочил на тротуар, схватил оба чемодана и уложил их аккуратно между сиденьями. Я понял, что должен уступить место офицеру, и пересел на переднее сиденье. Гестаповец уселся рядом с Ядзей и сразу же завопил:

— Ехайт! Давай, ехайт!

Станислав стегнул кнутом лошадей. Не успели мы проехать и сотню метров, как я вдруг ощутил легонький толчок в спину. Обернулся назад и увидел прямо перед собой круглые от ужаса глаза Ядзи. Я ничего не понял. Тогда она, выбрав момент, когда офицер отвернулся, взглядом указала на мой пояс. И тут меня обдало холодом: я понял, что из-под моего полушубка выглядывает оружие.

Я был одет под сотрудника СД: хромовые сапоги, брюки-галифе, пиджак из черного сукна, а сверху — овечий полушубок с разрезом сзади. К ремню брюк были прикреплены две кобуры. Во время езды они сдвинулись к разрезу и теперь стали видны всем, кто сидел позади меня, в частности нашему новому пассажиру. Мне стало не по себе. Вот так влип…

Как бы невзначай я посмотрел несколько раз назад и убедился, что офицер действительно вглядывается в мою поясницу.

Вдруг у меня мелькнула счастливая мысль: «Я же сотрудник СД из «столичного» города Ровно!» И я быстро и непринужденно, глядя гестаповцу прямо в глаза, приподнял одной рукой свой полушубок и поставил кобуры на место. Ядзя одобрительно подмигнула.

В самом центре города фашист что-то пробормотал, Станислав, понимавший немецкий, остановил лошадей. Офицер соскочил с повозки, сам снял свои чемоданы, поблагодарил нас и подался переулком. Мы же, с облегчением вздохнув, молча смотрели друг на друга. Пронесло…

— Ну и нервы у вас! Железные, — прервал паузу Станислав. — На всю жизнь запомню эту встречу.

— Ничего. Мы, наконец, добрались, а это главное. Теперь возвращайтесь обратно, Станислав. Спасибо, дорогой…

Простившись с нашим возницей, мы быстро миновали центральную площадь и спустились к деревянному мосту на старице Стыри.

— Этой же дорогой, Николай, я шла тогда, вместе с твоей мамой, тетей Марфой, — тихо сказала Ядзя. — Вот и Монополевая. Я иду направо, вон в ту хатку… — указала кивком головы.

— Понял. Вечером, как только стемнеет, выходи и прогуливайся здесь. До встречи…

Не прощаясь, мы разошлись.

В этот раз Ядзя шла к своей сестре уверенно — она знала, что найдет там поддержку и помощь. Я же впервые шел к Григорию и Марии Обновленным, у которых раньше побывала моя мать. Они, наверное, не знают еще, что она погибла.

Опасения мои оказались напрасными. Я всегда буду помнить, как и меня, и Ядзю приняли тогда в семьях Григория Обновленного и Варфоломея Баранчука.

В Луцке Ядзя являлась моим самым близким помощником. Она выполняла все партизанские поручения, вместе с Пашуней и Варфоломеем занималась разведкой, доставала медикаменты. Тут нам удалось восстановить связь с подпольщиками Антоном и Верой Ковпаками, братьями Измайловыми — Виктором и Вячеславом, женой Вячеслава — Линой, Борисом Зюковым, Ниной Карст, Олегом Чеповским и многими другими.

Однажды Ядзя, возвратившись с Бодзячивского маяка, передала мне записку от Лукина. В ней нам предлагалось оставить город и прибыть в отряд.