Не жалея жизни

1

Ночной дождь смыл с асфальта пыль и сажу. Раннее апрельское утро сверкало чистотой и свежестью. Яркие солнечные лучи слепили глаза. Чуть распустившаяся молодая листва огромных тополей окутала стены домов кисеей нежной зелени.

Шайдос шел по улице, оглядывая тополя и чему-то улыбаясь. Прохожих было мало. Сонливо и почти неслышно ползли по маршрутам редкие автобусы, будто тоже боялись нарушить волшебную красоту утра.

У здания Комитета госбезопасности Шайдос замедлил шаги и посмотрел на часы. Времени еще было предостаточно. Он повернул к скверу напротив. Сегодня старшему лейтенанту Шайдосу Канысбаеву не мешало посидеть немного в утренней тиши и привести в порядок свои мысли.

…Полтора месяца тому назад в Комитет госбезопасности позвонил некто Ляшкеров. Он потребовал, чтобы его немедленно принял кто-нибудь из начальства.

— По какой причине обращаетесь сюда? — спросил дежурный.

Ляшкеров ответил, что его разговор не для чужого уха и ему нужно говорить с начальником с глазу на глаз. Потом, помедлив, добавил:

— Если что-нибудь случится, сами будете виноваты. Я буду считать, что моя совесть чиста. Я не собираюсь больше носиться с этим проклятым золотом…

— Вы сказали — с золотом? — переспросил дежурный.

— Примут меня или нет?

— Подождите немного, не вешайте трубку. — Дежурный позвонил по внутреннему телефону майору Кирсанову и через минуту ответил Ляшкерову: — Вас будет ждать в комнате приема посетителей ответственный работник. Вход с улицы Виноградова. Когда прибудете?

— Через полчаса.

Он пришел точно в обещанное время.

— Проходите, — майор Кирсанов предложил посетителю стул. — Будем знакомы — моя фамилия Кирсанов, а это товарищ Канысбаев. Итак, расскажите, что за дело привело вас к нам.

— Я работаю на центральной электростанции. Слесарем. Фамилия моя Ляшкеров.

Кирсанов скользнул взглядом по сидевшему перед ним человеку. Сероглазый, светлолицый, вислые усы, одет в зеленое пальто из дорогого драпа с серым каракулевым воротником. В руке мнет шапку из такого же серого каракуля. На ногах новые хромовые сапоги.

— Да. Продолжайте.

— Я, товарищ начальник, неспроста попросился на прием. Я принес золото. Меченое, — Ляшкеров сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана сверток. Не спеша развернул тряпицу и протянул Кирсанову:

— Поглядите сами, здесь какие-то знаки, а что означают — не пойму.

На тряпице лежал прямоугольный красноватый брус с правильными гранями. Кирсанов и Канысбаев поочередно прикинули на руках вес слитка, внимательно осмотрели его. На поверхности бруска были явственно видны какие-то знаки. Несколько черточек в центре напоминали китайский иероглиф, а в косых солнечных лучах они принимали очертания трехглавого дракона. Под ними виднелись цифры — 09995. Канысбаев, не сводя глаз с цифр, спросил у Кирсанова:

— Что могут означать эти знаки, Сергей Епифанович?

— Подумать надо…

— И цвет у слитка какой-то странный.

— Похоже, что это очень чистое, червонное золото. Мало примесей, оттого и красноватый оттенок.

Ляшкеров был чрезвычайно доволен, что поверг в изумление таких занятых и серьезных людей. Он приободрился и теперь заговорил свободнее:

— Шучу, конечно, но старики не зря говорили: господь, создавая человека, сорок раз перекраивал его. Когда я собирался идти к вам, шайтан ну прямо вцепился мне в печенку: «Эй, Ляшкеров, не будь дураком! Что ты делаешь? Не разбрасывайся счастьем, оно под ногами не валяется! Ни одна живая душа не знает, что у тебя есть золото. Сбудешь его, и тебе на весь твой век хватит. Ни в чем нужды не будешь знать». А тут еще жена начала подпевать: «И что ты за дурень? Ну не украл же ты его! Что мы, не имеем права пожить в свое удовольствие?» Совсем я заморочился. Пилит проклятая баба, а совесть покоя не дает: «Смотри, не простые это знаки. Лучше сдай его! Здесь наверняка какая-то тайна».

Кирсанов повернул в руках слиток.

— А откуда у вас золото? Кто вам его дал?

— Кто дал? — Ляшкеров смущенно пожал плечами. — По правде говоря, не знаю.

— Как не знаете?

— Да так вот, товарищ начальник. Не знаю.

— Я вас что-то не пойму.

— Вы послушайте, как все началось. У меня есть машина. «Москвич» первого выпуска. Такой старый, что едва на ходу не разваливается. Два часа он меня возит, а потом два дня я с ним вожусь. Только и делаю, что запчасти ищу.

— Вы расскажите, где взяли золото!

— К тому я и веду речь, товарищ начальник. Так вот. Как-то поутру едем мы с женой с базара — лук там купили, овощи, в общем по хозяйству. И, как назло, заглох мотор на самом перекрестке. «Москвич» мой ни туда ни сюда. Глянул я вправо, а оттуда несется на нас огромный самосвал. Ну, думаю, все! Услышал, как завизжала жена, и зажмурился. Конец! Прижался к ней, считаю про себя, сколько еще жить осталось. Не успел досчитать до пяти, чувствую — кто-то дергает за плечо. Открываю глаза, а в кабину заглядывает какая-то рожа. Ухмыляется. Потом оказалось — шофер самосвала. Спрашивает: «Чего, дядя, перепугался? Не бойся, я еще никого не давил… Чего торчишь на перекрестке? Случилось что?» Тут я очухался, выбрался из машины и пошел вместе с парнем смотреть мотор. Подняли капот, а там лопнул этот проклятый ременный привод. Давай мы с ним возиться, а жена выскочила и кричит: «Чтоб ты сгинул, Канай! Чтоб ты пропал со своей машиной! В жизни больше не сяду с тобой!» — и бегом к остановке. Даже не обернулась. Хорошо, парень этот добрый человек оказался. Дотащил на прицепе до самого дома. Да еще пообещал достать кой-какие запчасти. Ну, а потом случилось самое главное. Кажется, в воскресенье, да, точно, в воскресенье, вышел я после ужина во двор. Вышел, значит, присел на крылечке, курю. Вдруг слышу — стучат в калитку. Подошел к ограде. Время было позднее, ничего не разглядеть. Спрашиваю: «Кто там?» — никто не отвечает. Потом вдруг слышу:

— Эй, хозяин, запчасти нужны?

Я от радости чуть не перепрыгнул через ограду. Кричу ему:

— Ой, айналайн, еще как нужны! — и бросился открывать калитку. Вижу стоит кто-то. В руках ничего нет. Спрашиваю:

— А где же твои запчасти?

— Не очень-то гостеприимны, аксакал, — отвечает тот. — Кто же гостя держит за порогом? — усмехнулся и прошел во двор. Прикрыл за собой калитку, огляделся по сторонам.

— Кто дома? Чужих нет?

— Кому чужому быть? Сидим вдвоем со старухой.

— Григорий привет вам большой передает.

«А, думаю, Григорий — тот шофер с самосвала», — и отвечаю:

— Спасибо. Как он сам, здоров? Он мне кое-что обещал. Жду не дождусь, когда пришлет.

— Григорий — человек слова. Дважды не обещает. Просил вот передать. Велел сказать, что это за прошлые рога, и чтобы присылали побольше, — гость сунул мне в руки вот этот самый сверточек.

Чувствую — сверточек хоть и маленький, а тяжелый. Только что это за рога? Какая-нибудь деталь машины? Почему я не знаю? Я решил расспросить подробнее и пригласил гостя в дом.

— Нет, аксакал, времени в обрез. На рассвете в путь, а мне еще кое-где побывать надо, — и он исчез в темноте. Уже из-за ограды спросил: — Что передать Григорию?

— Скажи, что не останусь в долгу.

— Хоп, до встречи!

— Счастливого пути!

Не терпелось побыстрее взглянуть, что мне такое прислали. В прихожей я развернул тряпицу. И чуть не ахнул. Сердце покатилось куда-то вниз. Колени задрожали — то ли от радости, то ли от испуга, — не разберешь. Кусок золота! В это время раздался крик жены, сидевшей за шитьем: «Когда в нашем доме будет мужчина? Ножницы — и те тупые!» Я сунул золото за пазуху, взял у нее ножницы и спустился в погреб — искать точило. Там припрятал сверток под разным барахлом в самом дальнем углу. С тех пор, как наступит вечер, теряю покой. Оглядываюсь на каждый шорох. Все кажется, что вот-вот заявится тот человек и потребует свое золото. Прошло две недели. Потом еще одна. Никто не приходит. Все дни я терпел, держал рот на замке. А есть у меня дурная привычка: разбалтываю все жене. Сколько раз жалел об этом! Но стоит проклятой бабе приласкать меня — куда все девается! В такую минуту я и проговорился насчет золота. Жена сначала вытаращилась на меня, не знала — верить или нет. Потом начала поправлять ворот моей рубашки. Улыбнулась ласково так и погладила по плечу. И начала упрашивать, чтобы я показал ей золото. «Теперь от нее не отделаешься», — подумал я и мигом слетал в погреб. Вернувшись, отдышался, развернул сверток и подал жене. Она осторожно посмотрела на золото и говорит:

— Это все?

Я чуть до потолка не подпрыгнул.

— Что ты мелешь, а? Дура! Я что — золото в огороде выращиваю? — и вырвал у нее из рук сверток. В другой раз она бы ни за что не спустила мне такое, а тут молчит. Даже внимания не обратила на мой крик.

— Ту-у, погоди немного, Канай! Кто ж его раньше видел, это золото? — И опять потянулась за свертков. — Вот, значит, оно какое? Обыкновенное, если б не блестело. Ой, Канашжан, и заживем мы с тобой теперь! Ты не беспокойся, я сама найду покупателя. Только надо узнать, почем его продают.

— Да ты в своем уме? Какая продажа? А если хозяин придет?

— До сих пор не заявился, значит, и не придет. Хозяева теперь будем мы. Даже если по дешевке продать, и то сколько денег будет! Перестанем считать дни до получки.

Что говорить, могла бы она меня уломать, но сама же, к счастью, повернула все другим боком. Пока я колебался, она разглядывала золото так и сяк, потом говорит:

— Что-то тут нарисовано — то ли змея, то ли дракон. Что это? — и этим вопросом укрепила во мне мысль, что надо сообщить куда следует о подарке какого-то Григория.

— Если бы эта мысль укрепилась в вас в тот же день! Если бы вы сразу сообщили нам, то загадка вашего золота была бы уже решена. А вы продержали его почти месяц. Опрометчиво поступили и себя в сложное положение поставили, — Кирсанов передал тряпицу со слитком Шайдосу. — Впрочем, нас тоже.

— Шутка ли, товарищ начальник, отказаться от такого богатства. Всю жизнь считал себя честным человеком, а тут словно ослеп.

— Ну, что ж, нам, товарищ Ляшкеров, нужны точные сведения. Кто к вам приходил? Откуда? Как выглядел? Понятно, что вы знать не знаете этого человека, но хотя бы назвать его приметы можете?

— Да какие тут приметы, товарищ начальник? Я ведь говорю, время было позднее, темно. Слона не разглядишь, не то что человека. И потом я совсем голову потерял от радости. Думал, запчасти. До лица ли тут было, до примет ли?

— Но все-таки?

— Дайте припомнить. Значит, так: вроде чернявый, плотный такой. Длиннолицый — это точно, так и стоит перед глазами. На голове, помню, кепка. Прощаясь, он приподнял ее за козырек. Одет то ли в полушубок, то ли в короткое полупальто. Что еще? Да! Брюки у него заправлены в сапоги. Кажется, все. А вот лицо так и не разглядел.

— Это все, что вы знаете?

— Все, товарищ начальник.

— Ну, хорошо. Теперь я вас попрошу: изложите письменно все, что вы нам рассказали.

Ляшкеров почесал затылок:

— Писать — для меня хуже не придумаешь. Наговорить-то я могу, а вот описать на бумаге…

— Ничего страшного. Напишите по порядку, как было. Договорились? — Кирсанов встал.

Ляшкеров вздохнул, не спеша снял пальто, уселся за стол и опять вздохнул:

— Дай-то бог суметь.

…К концу рабочего дня Кирсанов с заявлением Ляшкерова и слитком пришел на доклад к своему начальнику подполковнику Бессонову. Подполковник выслушал, не перебивая, очень внимательно. Повертел в руках слиток и спросил:

— Как вы думаете, Ляшкеров в самом деле не разглядел человека, с которым встретился лицом к лицу? Или что-то скрывает от нас? Верить ему можно?

Майор Кирсанов уже навел все справки о Ляшкерове. Звонил и на работу. В цеховом комитете дали прекрасную характеристику: слесарь высокой квалификации, в данной энергосистеме работает беспрерывно с 1932 года, не раз награждался ценными подарками и Почетными грамотами. В годы войны за ударный труд дважды удостоен правительственных наград, в коллективе пользуется уважением. За свою жизнь он лишь однажды выезжал за пределы Алма-Аты — отдыхал на курорте в Крыму. Да и то вернулся на работу на десять дней раньше, так и не догуляв свой отпуск. В работе аккуратен. Когда нужно, может сутками не покидать цех, не считаясь со временем.

— Выходит, человек безупречной репутации? Никаких «но»?

— Я докладываю о характеристике, данной администрацией и цеховым комитетом.

— А сами какого мнения?

— По-моему, бесхитростный, откровенный человек. Во всяком случае, рассказал он все без утайки.

Подполковник встал, походил по кабинету. Потом присел на стул напротив Кирсанова и заговорил в своей обычной, несколько ироничной, как считали мало знавшие его люди, манере:

— Сергей Епифанович, не сходятся концы с концами. Приходит вечером к Ляшкерову незнакомый человек, отдает за здорово живешь слиток золота. Не задал ни единого вопроса, не спросил даже, с кем имеет честь, так сказать… Ляшкеров же, проговорив с ним несколько минут, золото берет, а лица не запоминает.

Майор понял, что начальник отдела сомневается в Ляшкерове. Надо доказывать свое мнение более аргументированно.

— Товарищ подполковник, я убежден, что у Ляшкерова был не хозяин золотого слитка, а связной. Хозяин мог и не сказать, с кем тому предстоит встретиться. Обычно так и бывает. Кто торгует золотом, не афиширует сообщников. Иначе ниточка может потянуться к нему самому. Мне кажется, он указал адрес и велел отдать золото тому, кто отзовется на пароль. А ответы Ляшкерова прозвучали именно как отзыв. Конечно, совпадение невероятное, но бывает. Во время ужина Ляшкеров принял свои обычные сто граммов. Это, несомненно, сказалось на его наблюдательности.

— А он что, неравнодушен к этому делу? — подполковник с усмешкой щелкнул себя по кадыку.

— Я бы не сказал этого. Дело тут вот в чем: ему пошел шестой десяток, а у них с женой нет детей. В его возрасте это серьезная драма. Чтобы хоть как-то уйти от тяжелых мыслей, он вечером после работы позволяет себе выпить.

— Понимаю вас, Сергей Епифанович. Итак, Ляшкеров — честный человек, не способный на преступление?

— Я уверен в этом.

— Хорошо, я согласен с вами. Мы должны верить в честность людей. И в то же время не забывать, что наша профессия — это в первую очередь бдительность. В общем, резюмируем: меченое золото попало в руки того, кому не предназначалось.

— Именно так, товарищ подполковник. Сами знаете, город растет, старые дома сносятся, новые строятся. Многие улицы переименованы. Мне кажется, связной перепутал адреса.

— Согласен, Сергей Епифанович, но пока как с предположением. Исходя из него, давайте прикинем: с какими улицами можно по названию спутать улицу Яблочкова? Установите, какие улицы в городе переименовывались. На этих улицах необходимо выявить всех, кто проживает без определенных занятий. Во-вторых, не будем считать хозяина золота Крезом. Рано или поздно ошибка связного выяснится, хозяин хватится своего добра. Не думаю, чтобы он позволил уплыть из рук такому богатству.

— Все ясно, Леонид Леонтьевич. Я попросил Ляшкерова сообщать о каждом новом человеке, который начнет искать встречи с ним.

— Кому думаете поручить вести дело?

— Старшему лейтенанту Канысбаеву.

— Не возражаю. Дельный парень. Где он сейчас?

— У себя. Перед приходом к вам мы обсуждали с ним кое-какие детали по делу.

Бессонов поднял трубку телефона, набрал номер Канысбаева. Тот ответил сразу, будто ждал звонка.

— Шайдос Канысбаевич, здравствуйте. Говорит Бессонов. Майор Кирсанов доложил мне о порученном вам деле. Меня интересует, сколько нужно вам времени, чтобы установить, кто и откуда приходил к Ляшкерову.

— Полтора месяца, товарищ подполковник.

Бессонов подумал и переспросил:

— Полтора месяца, говорите?

— Да. Разрешите соображения и обоснования по этому поводу доложить по истечении срока.

— Хорошо. Жду вас с докладом двадцатого апреля. Так и отмечаю в календаре.

2

И вот сегодня срок истекает. Шайдос, когда просил у подполковника Бессонова полтора месяца на розыск, строил расчеты на том, что неизвестный, приходивший к Ляшкерову, очень спешил: «…времени в обрез. На рассвете в путь…» Судя по этим словам, он собирается куда-то ехать. Сейчас весна. Экспедиции, которые выезжают на все лето, еще только готовятся. В других учреждениях и организациях командировки не бывают продолжительными. Выходит, через месяц в самом крайнем случае он должен вернуться в Алма-Ату. Вернется — узнает, что ошибся адресом, и постарается разыскать Ляшкерова. Но вот прошли полтора месяца, а никто к Ляшкерову не наведывался. Неужели связной исчез бесследно? Об этом и думал сейчас на скамейке в сквере старший лейтенант Канысбаев.

Ляшкерова подробно проинструктировали, как себя вести, что делать, если к нему обратится кто-нибудь незнакомый — кем бы он ни назвался. Может, конечно, оказаться и так, что тот не пойдет на открытую встречу. Ночной гость Ляшкерова при прощании говорил, что должен побывать еще кое-где. Куда он собирался? К кому? Там, может, и затаился сейчас?..

В кабинете Шайдос открыл сейф и достал папку, где лежало заявление Ляшкерова. Раскрыл ее, подержал на ладони, будто прикинул на вес, и бросил на стол. Несколько минут разглядывал бумаги в папке… Поверх исписанных Ляшкеровым листов лежало заключение экспертов. Меченый слиток в первый же день направили на экспертизу в специальную лабораторию. Эксперты заключили, что это золото пробы 999,5. Вес — 312,2 грамма. Специалисты предполагали, что слиток — из золотого запаса какого-либо государства. Метками зашифрована принадлежность слитка. Шайдос столько раз перечитывал текст заключения, что выучил почти наизусть. Золотой запас хранится в особо секретных условиях, и никто посторонний не имеет к нему доступа. Это исключено! Но как меченый слиток попал в частные руки? Как оказался в нашей стране?..

Зазвонил аппарат внутренней связи.

— Как дела, Шайдос? — интересовался Кирсанов. Майор последние дни был в командировке и вернулся только прошлой ночью. — Сегодня кончается срок. Что будем докладывать Леониду Леонтьевичу? Зайдите ко мне, посоветуемся.

Когда Шайдос вошел, Кирсанов отодвинул в сторону желтую потрепанную папку и заговорил без всяких предисловий:

— Позавчера я был в Панфиловском районе. Вместе с сотрудниками областной милиции ездил на центральную усадьбу колхоза имени Калинина, а затем в Хоргос. Ты, кажется, знаешь лейтенанта Майлыбаева из уголовного розыска? Он тоже там был. И вот что я хочу тебе рассказать. На днях вернулись на родину из Китая несколько сот семей. В основном казахи и уйгуры. Приезжают со всем домашним скарбом и скотом. К их приезду в Хоргосе объявился некий Жапаров. Тоже из Китая, но приехал раньше, году в пятьдесят пятом. Живет в нашем городе, на улице Подгорной. Занимается тем, что скупает всякую мелочь у приезжающих с той стороны. В прошлый приезд, например, купил спинки старой железной кровати. Некоторые любопытные посмеивались: зачем, мол, берешь металлолом, он же гроша ломаного не стоит. Жапаров ответил: «Бабка у меня, божья душа, любит старину всякую. Отнесу ей, пусть любуется, работа, сами видите, прямо-таки ювелирная». Ну, Майлыбаев и засомневался, прихватил с собой участкового, навестил любителя старины. И что же? Спинки те ржавеют в сенях, а про бабку Жапаров врал. Даже не мог вспомнить, когда она умерла. Майлыбаев и занимается с той поры «бабкиной кроватью». Я попросил его держать нас в курсе дела. — Кирсанов замолчал, заметив, что Шайдос насторожился.

— А на распил Майлыбаев эти спинки не проверял?

— Проверял. Никаких чудес — обыкновенная железная кровать. Что заслуживало внимания, так большие шары с обеих сторон над дужками. Откручиваются. Майлыбаев заподозрил, что в них перевезли наркотики. Тщательно проверил, но ничего не обнаружил, никаких следов. Так и не узнали, зачем Жапаров купил это старье. А у тебя какие новости? Чем порадуешь?

Трель телефонного аппарата на боковом столике прервала их разговор. Кирсанов поднял трубку:

— Слушаю вас, товарищ подполковник. Да, у меня. Хорошо. — Майор поднялся из-за стола, взглянул на Шайдоса. — Пойдем к начальнику.

Подполковник Бессонов был, похоже, в превосходном настроении. Он приветливо поздоровался, предложил садиться.

— Ну, как, Шайдос Канысбаевич, вернулся ваш путешественник?

— Нет, товарищ подполковник.

— Уверены, что нет, или предполагаете?

— Предполагаю, товарищ подполковник.

— А вы как считаете? — обратился Бессонов к Кирсанову.

— Трудно утверждать наверняка. Доказательств никаких.

Начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, потирая пальцем подбородок. Остановился перед сидевшим в кресле Шайдосом и заговорил, не поднимая головы, будто размышляя вслух:

— По-моему, тоже нет. И вот почему, — он улыбнулся, заметив нетерпеливое движение Шайдоса. — Насколько мне помнится, вы доказывали, что человек, приходивший к Ляшкерову, не знал, к кому он идет, потому что торговцы золотом стараются не распространять сведений о своих сообщниках. Я поддержал эту мысль. И правильно сделал — мысль стоящая. Теперь развиваю ее дальше: человек, принесший золото, выполнял роль маленького звена, посредника, и ему нечего бояться Ляшкерова. А если нечего бояться, то он мог бы прийти к нему вновь. Да, ваш путешественник еще не объявился. И вряд ли объявится скоро.

— Простите, Леонид Леонтьевич, — вмешался Кирсанов, — и что же дальше?

— Мы знаем качество золота и его происхождение. Оно очень высокой пробы и наверняка из золотого запаса какой-то страны. На вопрос, каким образом слиток мог появиться в нашей стране, ответ может быть один: контрабанда. Подобные действия рассматриваются как валютная диверсия против нашей экономики. Вспомните-ка: что говорил незнакомец Ляшкерову? «…еще кое-где побывать надо»! Значит, связи валютчиков обширны. — Бессонов немного помолчал. — Когда вы просили у меня полтора месяца сроку, я понял ход ваших рассуждений, но теперь скажу: ничего нам не дадут ни полтора, ни два и ни три месяца сроку. Время пока играет против нас. Поэтому надо выяснить в первую очередь — по каким каналам и в каком месте переправляется золото через границу, кто причастен к этому. Затем нужно выяснить скупщиков золота здесь, в городе. Контрабандисты, несомненно, связаны с ними — сплавляют свой товар через них. И еще вот что! Вы задумывались, что означают рога, о которых упоминал связной? — Бессонов взглянул на подчиненных. Не дождавшись ответа, продолжал: — Можно предположить, что речь идет о маральих пантах, скажем, о выручке за их продажу. Ценятся они высоко. И все-таки трудно представить, сколько нужно продать этих пант, чтобы получить за них такой слиток. Так что подумать есть над чем.

Шайдос осторожно предложил:

— Может, посоветоваться со специалистами?..

— Совершенно верно, — одобрительно отозвался Бессонов. — Поговорите с фармацевтами, учеными, специалистами в области народной медицины. Возможно, существуют еще какие-нибудь дорогостоящие рога. По-видимому, надо продумать во всех подробностях план разработки этой линии. Пока все, товарищи.

Кирсанов с Канысбаевым направились к выходу.

3

Зеленый базар с утра гудит, как пчелиный улей. Кто приходит сюда впервые, теряется от беспорядочного шума и гама над рядами, его одурманивает приторно-сладкий и в то же время терпкий аромат ранних фруктов.

Жапаров скользнул взглядом по привычным картинам базарной суеты, прошел по рядам и остановился возле любителей кумыса. Взял банку, приложился к ней, выпил залпом половину и поспешил в толпу. Повертелся между прилавками, выбрался на улицу Пастера, дошел до трамвайной остановки. Постоял немного и снова заспешил к базару, будто забыл там что-то. Сделал очередной круг и, сунув под мышку потрепанный черный портфель, который держал до этого в руках, неторопливо опустился на корточки рядом с человеком в полосатом халате. Тот сидел в тени, прислонившись спиной к стене высокого крытого ряда.

— Как дела, Самат? Рано ты пристроился в холодке. Не успела торговля разгореться, а ты уже устал?

Самат лениво поднял голову. По молодому еще лицу трудно было понять: то ли он проснулся, то ли собирается вздремнуть.

— А-а, Кожанияз, привет! — Самат встал, отряхнул полы халата и побрел в сторону. Он прошел метров десять, оглянулся и сделал еле заметный знак Жапарову.

Они вышли на окраину базара. В укромном местечке за туалетом Самат вытащил из-за пазухи коробку папирос «Казбек» и передал Жапарову. Видя, что тог нерешительно мнется, усмехнулся:

— Прячь скорей, все равно здесь не пересчитаешь. Да не бойся… без обмана. Не забудь — там и моя доля, за то, что сбыл товар. Я нашел тут одного человека. Очень богатый. На днях пристали одни, сплавь, мол, золотишко, так я отнес ему. Слова не сказал, взял все триста граммов и тут же отсчитал монеты.

— Он здешний? Где живет?

— Так не пойдет, Кожанияз. Не по правилам. Я назову его адрес, ты сам сговоришься с ним, а я останусь без своей доли?

— Что ты, Самат, я просто хотел узнать, верный ли он человек.

— Не твоя забота. Знай меня — и с тебя будет достаточно.

Жапаров достал из портфеля другую коробку «Казбека», боязливо оглянулся и шепнул на ухо Самату:

— Ладно, будь по-твоему. В этой коробке шестьдесят граммов. Деньги нужны сейчас. Буду ждать там, где ты сидел. Часа хватит?

— Ты что? Машины подо мной нет. Пока доберусь с одного конца города до другого, часа полтора пройдет. Жди через два часа.

— Далековато.

— Пешему не близко.

Самат сунул коробку за пазуху, провел по груди ладонью и зашагал к трамвайной остановке. Время от времени он осторожно озирался по сторонам. Почувствовав неладное, подошел к столбу, сделал вид, что читает объявления, и оглянулся в сторону базара. Увидел Жапарова, тот нагнулся над зажженной спичкой, прикуривая папиросу. Самат перешел на противоположную-сторону улицы, дошел до остановки и встал там. Отсюда весь базар был как на ладони. В густой толпе то тут, то там возникала макушка Жапарова. Похоже, он решил выследить, куда повезет коробку Самат.

Послышался звон, из-за поворота со скрежетом выполз трамвай. Не доезжая остановки, он затормозил, за ним замерли ехавшие следом машины. К задним дверям вагона хлынул людской поток, в нем трудно было заметить Самата, который кинулся к стоявшей «Победе», рванул дверцу и исчез в кабине. Трамвай загрохотал, тронулась с места вереница машин, обгоняя его.

Жапаров остановил такси и поехал за трамваем, думая, что Самат сел в вагон. Он доехал до самого кольца и понял, что одурачен, потому что Самат не вышел ни на одной остановке.

Самат в это время сидел в машине и посмеивался в душе над Жапаровым. Хозяин «Победы» Яков Данилович Тауб каждый день в условленное время приезжал на остановку возле базара. Самат еще раз посмотрел для верности в заднее стекло и повернулся к Таубу:

— Яков Данилович, побыстрее, пожалуйста. Езжайте по улице Восьмого марта, сделаем круг и вернемся на базар.

— Товар у него есть? — Тауб пролетел перекресток на желтый свет, не сбавляя скорости. — Сколько просит за грамм?

— Дал немного. Шестьдесят. Просит по восемнадцать рублей.

— Продает по частям? Значит, имеет запас. Проси еще. Пусть не боится.

— Он хочет встретиться с вами.

Тауб усмехнулся:

— Знаю. Ты не согласился, так?

— Так. Я и не скрываю. Между вами мне кое-что перепадает: червонец от вас, червонец от него — уже жить можно. А если вы сами столкуетесь, с чем я останусь? — Самат положил коробку «Казбека» на переднее сиденье рядом с Таубом. — Золотишко здесь.

— Смотрел?

— Стараюсь не смотреть.

— Почему?

— Боюсь сбиться с праведного пути.

Тауб захохотал:

— Уморил ты меня, Самат! Ну, ладно! Там сзади, за сиденьем, аптечные весы. Подъедем к Алматинке и взвесим твой товар. В нашем деле главное — точность. Тут каждый грамм — деньги, братец ты мой.

— Ни к чему это. Не обманет. А впрочем, дело ваше.

«Победа» затормозила на берегу речки. Самат выбрался из кабины, с тряпкой в руке обошел вокруг машины, внимательно поглядел по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, начал протирать стекло с таким рвением, будто это было кровное его добро.

Через некоторое время из кабины донесся голос Тауба:

— Поехали, Самат. Все в порядке. Ровно шестьдесят, — он обернулся к садившемуся сзади Самату, протянул коробку. — Деньги в коробке. Твоя доля отдельно.

— Что делать, Яков Данилович? Не отстанет Жапаров.

— Я тебе доверяю. Решай сам. Не влипни в какую-нибудь историю.

— Ладно.

— Если срочно понадоблюсь, найдешь меня возле железного мостика через Весновку. Буду ждать, как условлено.

Минут через сорок вернулись к Зеленому базару. Тауб высадил Самата у улицы Восьмого марта. Самат обошел весь базар дважды. Жапарова не было.

В это время откуда-то сбоку к нему протиснулся худой и высокий, загорелый до черноты старик в красивом халате, перетянутом в поясе белым платком.

— Самат, ты не забыл о моей просьбе? — процедил он сквозь зубы, даже не поздоровавшись. Слова его прозвучали совсем не просительно.

Самат озабоченно почесал затылок, будто забыл какую-то незначительную просьбу:

— О чем ты просил, Турсун-ака?

Турсун-ака нахмурился.

— Я говорил тебе — браслет. Очень ты забывчив, милый! Я не люблю повторять дважды!

— Что-о? Ну и катись! Только тебе, думаешь, нужны золотые браслеты? Некогда мне! — Бакиев разозлился, словно по-настоящему.

Он не просто набивал себе цену, он делал свою торговлю. Его дело — взять золото у одного и отдать ему деньги другого. На этом он и живет.

Опытный Турсун-ака сразу понял, что хочет Самат, и криво усмехнулся. Сунув большие пальцы за пояс, он по-прежнему холодно процедил:

— Добавлю еще пять рублей. Ты парень честный, тебе и давать не жаль. Слава аллаху, мой товар к вечеру разойдется. Вон те весы мои. Там и буду ждать…

У входа в крытый ряд Бакиев увидел Жапарова. Тот жадно пил газированную воду. По темно-коричневой шее и по морщинистому лицу катились ручьем крупные капли пота. Ворот белой рубашки потемнел от пыли и влаги. Самат подкрался сзади вплотную, сильно ткнул его в бок и прошипел:

— А ты, Кожанияз, скользкий тип. Зачем следил за мной? Боялся, что я исчезну с твоей паршивой коробкой? Заберешь сейчас деньги — и проваливай! Не попадайся мне больше на глаза! Мы с тобой незнакомы, понял?

Жапаров допил воду и, не оборачиваясь, ответил:

— Ты пугаешь меня, Самат? Не надо. Я брожу по свету с самой юности и привык опасаться людей. Иногда так боюсь, что начинаю со страха кусаться. Ненароком могу даже покалечить. Запомнил? А теперь говори — чего тебе надо? Денег? Так я отвалю тебе столько, сколько ты и за год не заработаешь. А ты устрой мне встречу с тем человеком. Зачем тебе крутиться между нами? Сгоришь ни за что, ни про что! Деловые люди должны встречаться с глазу на глаз, без свидетелей. Я тебя не принуждаю, я советую. Подумай.

— Ладно, Кожанияз, не кипятись. Хочешь, сведу тебя со старым шайтаном? Ему сейчас нужен золотом браслет. Я обещал достать, вот и сговорись с ним.

— Откуда он?

— Из Ташкента. Торгует свежими овощами.

— Нет, Самат, с ним разбирайся сам. А меня познакомь с тем.

— Ладно. Приходи завтра к гостинице у Оперного театра. Встретимся в семь.

Они побывали в туалете и разошлись в разные стороны, будто никогда не знали друг друга.

4

Наследующий день Бакиев разыскал Тауба возле условленного железного мостика. Тот мыл в речке машину. Увидел Самата, спокойно, чуть насмешливо спросил:

— Уломал-таки он тебя?

— Уперся как ишак. Хочет с вами встретиться и все тут. Я говорю — познакомлю с ташкентскими торгашами, а он их и знать не желает…

— Где он будет ждать?

— Сегодня в семь вечера возле гостиницы, рядом с Оперным театром.

— Ты, Самат, чем дальше, тем больше мне нравишься.

…За десять минут до назначенной встречи они проехали на машине Тауба мимо Оперного театра. Сделали круг, проехали еще раз вверх по улице Панфилова, свернули на улицу Калинина, остановились.

Было условлено, что Жапаров, увидев их машину, поднимет руку.

«Победа» постояла немного и мягко тронулась с места. Жапарова не было. Медленно проехали мимо ТЮЗа. Тауб свернул направо и опять сделал круг по улице Кирова и Панфилова. Возле гостиницы машина остановилась. Из нее вышел Бакиев и со скучающим видом огляделся. Достал папиросы, закурил, коротко и сильно затягиваясь. Жапаров не появлялся. Бакиев отплюнул в сторону измочаленный окурок и смачно выругался.

— Выродки все! Со стороны глянешь — слезу прошибает: забитые, несчастные, безответные. Иной — простачок простачком, а коснись — десять раз вокруг пальца обведет. Полюбуйтесь вот! Просил, умолял: познакомь да познакомь, хочу с глазу на глаз поговорить. А что вытворяет?..

— Может, он машину не узнал? Ты все объяснил?

— Конечно. И номер знает, и цвет.

— Так что же получается? Выходит, не верит он нам?

— А чего бы он совал мне свое поганое золото, если б не верил?

— М-да…

— А может, сидит в гостинице, боится нос высунуть? Пойду взгляну.

— Не задерживайся!

— Не беспокойтесь, сейчас вернусь.

На стоявшую перед гостиницей машину никто не обращал внимания. Только с балкона гостиничного ресторана на втором этаже с интересом наблюдал за ней щегольски одетый мужчина в темных очках. Приглядевшись повнимательнее к мужчине, можно было узнать Жапарова. Двадцать семь лет жизни в Кульдже научили его кое-чему, и в первую очередь осторожности. «Нет, думал Жапаров, отложим-ка пока встречу да посмотрим со стороны, что это за люди, с кем придется иметь дело… Как суетился Самат перед гостиницей! Тянул папиросу за папиросой, плевался… А сейчас рыщет по вестибюлю. Потерял выдержку, обозлился. Нет, проявлять чувства — непозволительная роскошь для настоящего делового человека…»

Через несколько минут Бакиев вышел из подъезда гостиницы. Постоял немного, подошел к машине.

— Нет его! Не пришел! — Самат хлопнул дверцей, выругался и откинулся на спинку сиденья.

Тауб был больше удивлен, чем встревожен:

— Что за выходки?

— Не знаю!

— Торчать здесь больше нельзя.

Отъехали подальше от центра города. Тауб остановил машину и, обернувшись, внимательно посмотрел на Бакиева:

— Ты завтра увидишь его на базаре?

— Не беспокойтесь. Этого артиста я завтра за шиворот к вам притащу!

— Не надо. Пусть приходит к мосту. Время то же самое. Объяснишь, как добираться.

Бакиев понял: Тауб избавляется от него.

— Яков Данилович, в чем я виноват? Что находил для вас клиентов? А как нашел стоящего, так меня, значит, в сторону?

— Самат, ты умный парень. И дело знаешь. Я тебя никогда не обделял. Так?

— Так.

— В чем же тогда дело? Разве я тебя гоню? Вовсе нет. Зачем нам обоим тратить время на одного Жапарова? Его золота вряд ли хватит надолго. Поэтому не теряй времени, подыскивай других людей, а доля твоя всегда за тобой. Неужели тебе надо объяснять такие вещи, Самат?

— Яков Данилович, о чем вы мечтаете?

— С чего это ты?

— Мне кажется — не мечтаете. Чего еще желать, когда имеешь столько денег? Ведь сколько золота прошло через мои руки, а вы все берете и берете…

— Стоп, дорогой! Не так круто! Не суй нос не в свои дела! Ты что, следователь?

— Обижаете, Яков Данилович! Я в жизни никого, кроме вас, на «вы» не называл. А почему? Уважаю — вот почему! Богатство ваше уважаю. Деньги — это главное. Есть деньги — все будет: и золото, и бабы… Все, что хочешь! Звенит в кармане монета — ты человек, а нет…

Тауб ухмыльнулся, перебил:

— Ладно, хватит. Пустые мечты в рай не приведут. Подумай-ка лучше, как завтра найти Жапарова.

Самат кивнул головой.

Расставшись с Таубом, Бакиев весь вечер бродил по улицам. Хотелось обдумать события сегодняшнего дня. Плохо, что Тауб отказывается от его помощи. Раньше такого не случалось. Тауб — денежный мешок, рядом с ним, как у бога за пазухой. Никогда не останешься на мели. Яков Данилович всегда выручал: давал денег, пусть взаймы, но давал, не отказывал. Как дальше быть?

Самат все ходил и ходил по улицам, пока не заметил, что забрел в знакомый переулок. Он улыбнулся — как же, вон в том доме живет та молодуха, Пашахан. Все к лучшему! Гулять — так гулять! А завтра разберемся, что к чему. Черт с ним, с Таубом! Самат без дела не останется. Найдутся и другие. Все равон им без Самата не обойтись.

Бакиев осмотрелся по сторонам. На улице было пустынно. За ним никто не следил. Он юркнул в низенькую калитку. Калитка не заперта — Пашахан ждет его!

5

В последние дни Шайдос был перегружен работой — никак не удавалось выкроить время для встречи с лейтенантом Майлыбаевым из областного управления внутренних дел. Только вечером созвонился с ним. Лейтенант пообещал ждать сегодня вечером в уголовном розыске.

В условленный час Шайдос пришел в УВД, постучался в кабинет Талгата Майлыбаева и, не дождавшись ответа, вошел.

— Какие у тебя новости?

— Пока уточняют. — Талгат открыл сейф, достал из него толстую папку, — Вот все материалы о Жапарове. Раньше я знал его как мелкого дельца. Он крутился на Зеленом базаре. Действовал, как правило, через посредника, Самата Бакиева. Сам оставался в стороне, в прямой контакт со скупщиками не вступал. А в последнее время резко изменился…

Майлыбаев рассказал о событиях последних дней, вплоть до встречи Жапарова с Бакиевым.

— После этого я потерял его из виду.

Шайдос положил на стол фотографию:

— Узнаешь?

Талгат долго рассматривал снимок, потом изумленно присвистнул:

— Неужели Жапаров? Где снимали? Не узнать, если не приглядишься.

— В прошлое воскресенье он отправился в ресторан «Иссык». Заказал столик на двоих. Посидел с час, велел горячие блюда принести попозже, а сам со скучающим видом вышел на балкон. Там мы его и фиксировали. Он кого-то ждал — это точно. Но кого? С кем собирался встретиться? Это интересует сейчас больше всего. Ты связи Жапарова знаешь. Помоги уточнить.

— Самая заметная фигура на базаре — Турсун-ака, матерый спекулянт. Бакиев разговаривал с ним, я видел. Но утверждать безоговорочно, что Бакиев посредничает между Жапаровым и стариком, я не могу, хотя, конечно, Бакиев не зря крутится возле них.

— А где остановился этот Турсун-ака?

— У своего приятеля. Некий Агапов. Турсун-ака гостил у него в прошлом году. И в этом году тоже. Уже с неделю.

— Дело Жапарова мы, пожалуй, возьмем себе. К тебе просьба. Когда будешь направлять материалы, охарактеризуй поподробнее и Агапова, и всех, кто у тебя на примете.

— Будет сделано.

6

Шайдос доложил Кирсанову обо всем, что выяснил в уголовном розыске. Тот ничему не удивился, протянул небольшую папку:

— Можешь ознакомиться с краткой биографией Жапарова.

Шайдос пробежал глазами бумаги, лежавшие в папке. Жапаров был уроженцем Джаркента. Родился в 1904 году. Казах. Окончил семь классов. Перед тем как перебраться в Китай, с 1926 по 1931 год нигде не работал. В Китае служил в магазине купца Нань Цзи-ю в городе Кульдже. Позже сам стал владельцем магазина. Через четыре года магазин продал и опять стал работать. В последнее время был заведующим магазином. В 1955 году вернулся в Советский Союз. Здесь купил дом. По-прежнему нигде не работает.

Последнюю строку Шайдос повторил вслух:

— Нигде не работает. На что же он живет? Торгуя разной мелочью, особняк не купишь. Значит…

— Значит, — перебил Кирсанов, — у Жапарова иной источник дохода. Вероятнее всего, он ведет крупные дела. Не зря, направляясь в ресторан, он до неузнаваемости изменил свою внешность. Хотел с кем-то встретиться, а встреча не состоялась. Почему? Может, спугнул кто?

— В гостиницу заходил Бакиев. Покрутился в вестибюле минут пять и вышел. Уехал на «Победе» — ждала на улице.

— Номер машины?

— ШД 01-94, частная машина.

— Он на ней же приехал?

— Мы заметили Бакиева уже в самой гостинице.

— Жапарову остерегаться его ни к чему, они раз десять на дню встречаются. По-моему, Жапаров ждал кого-то другого. И не мелкую сошку — вон как тщательно обставил встречу! Кого именно — вот в чем вопрос! Здешнего жителя или нет? Если да, то где тот живет? Вместе с тем проверьте линию Жапаров — Турсун-ака. Вряд ли Жапаров обойдет такого туза. Видите, число ваших подопечных растет, дело усложняется. Что, если привлечь в помощь Бортника? Толковый работник. Думаю, во многом сможет помочь вам.

— Согласен. Бортника знаю хорошо. Вместе участвовали в ряде операций, — обрадовался Шайдос.

— Вот и прекрасно. Значит, решено.

7

В понедельник вечером «Победа» ШД 01-94 подъехала к Оперному театру. В кабине никого, кроме водителя, не было. Бритоголовый, грузный, он некоторое время сидел, откинувшись назад, потом открыл толстую книгу и уткнулся в нее, делая вид, что читает. К машине подбежала молодая женщина с ребенком на руках. Она уже несколько раз пыталась остановить проезжавшие мимо такси, видимо, куда-то спешила. Женщина что-то говорила водителю «Победы», но он молча поднял стекло и отвернулся. Она зло крикнула ему что-то, он завел мотор и отъехал на угол улиц Калинина и Панфилова.

Через полчаса со стороны театра показался высокий человек в белом чесучовом костюме и белой соломенной шляпе. Он прошел мимо «Победы», повернул назад и прошел еще раз и только после этого подошел к машине. Стекло опустилось, он просунул в кабину голову, что-то сказал. Изнутри сразу же открылась задняя дверца. Человек в белом попятился назад, вытаскивая голову, чуть не уронил шляпу и, придержав ее рукой, нырнул в машину. «Победа» рванулась с места.

Шайдос внимательно наблюдал за этой сценой.

— Знаешь, кто сел в машину? — спросил он у капитана Бортника и, не дождавшись, ответил: — Жапаров.

— А машина чья?

— Владелец некий Тауб.

— Это он сидел за рулем?

— Да.

«Победа» увозила Жапарова в сторону Тастака. Домчавшись до улицы Баумана, она повернула вниз и остановилась возле ресторана. Из кабины выскочил Тауб и подошел к торговавшему шашлыком чернявому парню. Они поговорили минуты две, и Тауб заторопился назад. Жапаров отодвинулся подальше от окна. Видимо, и это показалось ему недостаточным. Он вытащил из кармана газету, развернул и закрылся ею. Тауб сел в машину, погнал ее назад, в центр. Они петляли по улицам с полчаса и, наконец, выехали на улицу Гайдара. Здесь остановились возле дома под зеленой крышей, утопавшего среди яблонь и груш. За зеленым забором хрипло заухала, будто в бочку, собака. Жапаров с Таубом вошли в калитку, навстречу бросился, громыхая цепью на длинной проволоке, огромный лохматый пес. Узнав хозяина, он запрыгал вокруг, припадая грудью к земле и виляя хвостом.

Примерно через час Жапаров вышел на улицу и засеменил к автобусной остановке. На первом же автобусе он доехал до улицы Пастера и зашагал к себе домой.

Так в этой истории появилось новое лицо — владелец «Победы» ШД 01-94 Тауб.

Бортнику поручили выяснить, что это за личность и что связывает его с Жапаровым. Никто не сомневался, что Тауб заслуживает самого пристального внимания. Вел он себя подозрительно. Каждый вечер, например, выходил из своего дома на улице Гайдара, доходил до улицы Болотникова и исчезал до утра в таком же особняке, утопавшем в огромном саду.

Узнав о встрече Жапарова с Таубом, подполковник Бессонов спросил:

— Какими данными о Таубе вы располагаете?

Данных было немало: Бортник поработал на славу. Кирсанов не стал докладывать все, сказал только основное. Тауб родился в Иране, в городе Шахпур. Нигде не работает. Имеет два дома — на улице Гайдара и на улице Болотникова. Второй, правда, записан на имя жены. Полуподвальные помещения в обоих домах сдаются квартирантам.

Бессонов неожиданно спросил Шайдоса:

— После той истории с рестораном Жапаров встречался с кем-нибудь?

— Нет.

— В таком случае, в ресторане он ждал Тауба.

— Да, сегодняшняя встреча подтверждает это. По всей вероятности, Жапаров при переезде из Китая сумел провезти немало ценностей и потихоньку сбывает их скупщикам. А Тауб один из них.

— Я думаю, Жапаров и сейчас связан со своими сообщниками за кордоном. Больше чем уверен, что старые кроватные спинки — одна из хитростей контрабандистов. Если мое предположение верно, Жапаров не ограничится Таубом, а будет искать других людей. Помнится, вы упоминали о Турсуне Абдуллаеве и Агапове. Что известно о них?

Кирсанов ответил:

— Агапов Михаил Федорович приехал из Китая в 1955 году. Ничем определенным там не занимался. В Алма-Ате жил некоторое время на квартире, но вскоре купил двухэтажный особняк. Нижний этаж сдает внаем, а наверху, в шести комнатах, живет сам, с женой и двумя детьми. Там же комнаты для гостей. Как выяснилось из разговоров с жильцами Агапова, никто, кроме квартирантки Строговой, с хозяевами близко не общается. А Строгова рассказала об одном интересном случае. Вот что мы записали с ее слов: «У хозяев часто бывают гости. Однажды приехал широкоплечий, коренастый человек лет тридцати пяти — сорока. Я поняла по разговорам, что это близкий родственник приятеля хозяев Турсуна-ака. Они называли его Мамаджаном. Когда он приехал, хозяева очень обрадовались, особенно Михаил Федорович. К ужину пригласили и меня. Я женщина одинокая, хочется иногда развеяться, и я согласилась. На кухне тихонько расспросила у Анны Максимовны — хозяйки, кто он такой. Анна Максимовна сказала, что это их старый приятель и что он сказочный принц, а не человек. На следующий день утром я заглянула к ним. Хозяева и гость сидели за столом и что-то рассматривали. Меня они не заметили, и я подошла поближе. На столе лежали какие-то блестящие куски, вроде медные. Я спросила, что это. Все вздрогнули и разом обернулись. Анна Максимовна даже побледнела. А Мамаджан спокойно завернул все, что было на столе, в белый платок и объяснил, что у Турсуна-ака прохудился старый самовар из редкой меди. По его просьбе Михаил Федорович с трудом достал медные брусочки такого же сплава, что и самовар. Как теперь обрадуется Турсун-ака!..»

Подполковник Бессонов перебил Кирсанова:

— Вот это уже кое-что! Не напоминают ли кусочки Мамаджана золото, которое получил Ляшкеров, а?

— Да, по описанию Строговой «медяшки» похожи на меченый слиток. Но у нас пока что мало доказательств, товарищ подполковник. Правда, появилась немаловажная деталь. Агапов в последнее время ездит на своей машине за город, на трассу, ровно в половине одиннадцатого утра. Сначала мы думали, что он обкатывает свою новую «Победу», но насторожило, что он выезжает ежедневно и в одно и то же время.

— Ждет кого-нибудь?

— Стараемся узнать.

— Допустим, что Агапов, как и Жапаров, торгует золотом. Но невозможно же провезти через границу столько золота! Они не перестают торговать, значит, пополняют запасы золота со стороны. Вероятнее всего, из-за границы. Надо выяснить, каким образом и от кого. Задача, прямо скажу, нелегкая. Сработать нужно точно и безошибочно. Сегодня буду докладывать генералу Арстанбекову направление наших поисков, Думаю, вы согласитесь со мной, что дело одним Жапаровым или тем же Таубом не ограничивается. Корень лежит глубже. Как добраться до него? Подумайте.

— Я предупредил товарищей из Панфиловского района, чтобы сообщали о любой машине или другом транспорте, направляющемся из-за границы.

— Очень своевременно, — одобрил подполковник. — В Кульдже работают советские специалисты. Люди оттуда периодически приезжают в Алма-Ату. При необходимости свяжитесь с геологоуправлением, которое ими ведает.

— Мы уже думали об этом.

— Очень хорошо. Желаю успеха.

8

Из Панфилова поступило сообщение: некий Маркелов, шофер геологической партии, работающей в Кульдже, едет в Алма-Ату для получения грузов. Через границу проехал только с личными вещами. Таможенники при проверке ничего непозволительного в машине не обнаружили.

Майор Кирсанов направил в село Басши, навстречу Маркелову, капитана Бортника.

— Если удастся, вступи с ним в контакт. Разузнай, кто работает с ним, часто ли ездят в Алма-Ату, приезжал ли сюда кто-нибудь три месяца назад.

Маркелов в пути не останавливался. В полдень в селе Басши зашел в чайную пообедать. За стол к нему подсел молодой разговорчивый парень. Познакомились. Оказались тезками.

— И куда же ты путь держишь? — спросил с улыбкой Маркелов.

— В Алма-Ату. Здесь был в командировке. Работаю в Министерстве геологии.

— Что ты говоришь? В одной системе, значит.

— Ты один едешь?

— Один.

— Может, прихватишь с собой? Дорога дальняя, вместе веселей.

— Ладно. Уже немного осталось. Остановимся разок в Сарыозеке, отдохнем, а там рукой подать.

Когда немного отъехали, попутчик, между всякими побасенками, начал расспрашивать:

— Выехал-то откуда, из Панфилова?

— Не-ет, аж из самого Китая, из Кульджи. Там наши геологи. Помогаем китайцам.

— Как там жизнь?

— Да так себе. Богатый — богат, бедный — беден.

— А богачей не конфисковали?

— Не заметил. Может, попозже начнут. Мы в это не суемся. Наше дело помогать китайцам открывать месторождения.

— А скот ихние богачи держат?

— Еще как! Есть там один, Гуреев. Вот это богач! Ничего не скажешь!

— Он что, тоже китаец?

— Да нет, вроде бы русский. Говорят даже, из Казахстана, жил будто в Акмолинске.

— Надо же. Как его в Китай занесло?

— Похоже, из бывших. Бежал.

— Кто же пасет его скот?

— Пастухов держит, из казахов. По старой памяти. Они зовут его Гыргур-бай.

— Деловой человек.

— Да-а, умеет жить. И с китайцами ладит.

На перевале Алтынэмель лопнул задний скат машины. Пока возились с ним, наступила ночь. Рассвет встретили в горах. Тронулись дальше, когда солнце уже поднялось над вершинами. К обеду доехали до Сарыозека. Зашли в столовую.

Допивая чай, Маркелов вдруг сказал:

— Слушай, тезка, отсюда в Алма-Ату ходят автобусы. Добирайся дальше сам. А то у меня машина ненадежная, мало ли что в дороге может случиться.

Бортник понял, что Маркелов хочет избавиться от него. Попробовал уговорить:

— Что ты, Ваня? Столько проехали, а теперь оставить тебя одного? На полдороге? Нет, не могу! Два-три часа туда-сюда роли не играют. Доедем.

— Нет, нет. Мне надо еще заехать в совхоз «Сарыбулак». Так что ты езжай, — последние слова его прозвучали решительно.

На следующий день Бортник узнал, почему Маркелов отказался ехать с ним дальше. На перевале Архарлы, на одном из поворотов, произошла встреча Маркелова с Агаповым. Их заметили, когда Маркелов поднимался в кабину своего грузовика, а Агапов быстро удалялся на «Победе» к Сарыозеку. Обменялись они чем-нибудь или нет — установить не удалось.

В Алма-Ате Маркелов побывал в доме на улице Вишневского, на окраине города. Это был новый для чекистов адрес. Жил здесь Борис Матвеевич Газарх. Какие отношения имеет с ним Маркелов? Вдруг через него осуществляется связь между ним и кем-то в Кульдже?

В тот же день в архиве были переворошены десятки томов, но среди них дело Гуреева, бежавшего в Китай из Акмолинска, обнаружить не удалось. Зато всплыло имя миллионера Григория Матвеевича Газарха. Это была находка. Заняться Газархом подполковник Бессонов поручил лично Кирсанову. Дело Григория Газарха состояло из пяти толстенных томов. Кирсанов потратил на их изучение несколько дней. Перед его глазами ожили события далеких двадцатых годов. В обвинительном заключении следователи Акмолинской уездной ЧК Рыбалко и Богданов дали обстоятельную характеристику преступлений, совершенных Газархом. Преступлений было много, и они свидетельствовали о непримиримой натуре ярого врага Советской власти. Кто мог поручиться, что Газарх и теперь не продолжает пакостить Советскому государству?

Кирсанов доложил обо всем на оперативном совещании у генерала Арстанбекова. Присутствующие живо заинтересовались делом:

— Возможно ли, что Газарх скрывается под чужим именем?

— Есть ли основания утверждать, что золото и драгоценности, доставляемые контрабандой через границу, принадлежат ему?

— Какие можно принять контрмеры?

Кирсанов располагал сведениями, которые позволяли ответить на эти вопросы.

В Китае Газарх занимался своей обычной деятельностью. Сколотил в короткий срок огромный капитал. Занимался контрабандой. Спекулировал золотом. В августе 1941 года был арестован властями Синьцзяна. С тех пор фамилия Газарха бесследно исчезла. Появился Гуреев.

— Сейчас, — продолжал Кирсанов, — Гуреев один из богатейших торговцев Кульджи. Кроме двух тысяч голов крупного скота и пяти тысяч овец владеет несколькими ювелирными магазинами, держит лавки, где скупают кожу. Естественно, возникает предположение: не Гуреев ли хозяин меченого слитка, попавшего к Ляшкерову?

Сообщение Кирсанова дополнил Бессонов:

— На вопрос, как пресечь действия валютчиков, отвечу: необходим подробный, рассчитанный на длительный срок оперативный план. Разработку его предлагаю поручить группе майора Кирсанова.

…Такой план был составлен. Генерал Арстанбеков одобрил его, и группа Кирсанова приступила к выполнению.

9

У Канысбаева появилась новость, имеющая отношение к заявлению Ляшкерова. Перед обеденным перерывом кто-то позвонил в цех, где работает Ляшкеров. Трубку подняла подсобная рабочая Галина Никитина, спросила: «Кого вам нужно?» Ответили, что звонят из областного энергоуправления. Говорил мужчина: «С кем я разговариваю?» — «Вас слушает здешняя рабочая. Кого позвать?» — «Как идет работа? План выполним?» — «Я позову сейчас начальника цеха. Он где-то здесь». — «Не беспокойтесь. Дело вот в чем: мы заполняем наградные листы. Вы не подскажете фамилию одного вашего рабочего, знаете, такой усатый казах? Живет он, сейчас скажу, так-так-так, а, вот, на улице Яблочкова. А то в личном деле так написано, что не разберешь никак». — «А-а, наверное, Канай Ляшкеров?» — «Да, да, совершенно верно. А я прочитал — Ложкарев, как же, думаю, так? Спасибо большое», — и в трубке зазвучали гудки.

Канысбаев узнал о телефонном разговоре после обеда. Не мешкая, он отправился в облэнерго. Оказалось, что оттуда никто на станцию не звонил. В отделе кадров даже посмеялись:

— Было бы кого спрашивать, а то Ляшкерова! Да его биографию мы лучше его самого знаем! Он как от соски оторвался, так с тех пор у нас и работает!

Значит, звонил кто-то чужой. Майор Кирсанов как в воду глядел. Золото Ляшкерову принес посредник, он и сам не знал, к кому его посылают. Похоже, теперь он собирает сведения о Ляшкерове.

10

Маркелов не стал задерживаться в Алма-Ате. Быстро получил необходимый груз и выехал обратно в Кульджу. Но в день отъезда пришел рано утрам на Зеленый базар и разыскал Жапарова. Они поговорили, потягивая в стороне прохладный кумыс.

Результаты их переговоров объявились через два дня. Шайдосу позвонил по телефону перепуганный Ляшкеров:

— Проклятое золото сведет меня в могилу. Мало жены, так теперь и жулики покоя не дают. Сегодня подошел какой-то бандюга и говорит: «Не вернешь золото — каюк тебе. Принеси все до единого грамма!»

— Кто он? — спросил Шайдос. — Вы его знаете?

— Вы думаете, он мне представился? Говорю же, бандюга.

— Как он выглядит?

— Как самый что ни на есть бандюга. На глазах кепка. Чуб торчит. Зуб золотой. Вылитый бандюга.

— Куда он велел вам прийти?

— В рощу Баума.

— Что вы ему ответили?

— Что я отвечу? Ой-бай, говорю, милый, я в жизни в руках золото не держал. Спутал ты меня с кем-то. А он ни в какую. «Ты, говорит, Канай Ляшкеров?» Я, говорю. «На электростанции работаешь?» Да, говорю. «Тогда брось, говорит, мозги заливать. Сегодня же вечером, в десять, буду ждать, где сказал. Не придешь — пеняй на себя». И ухмыляется. Что мне теперь делать?

— Ничего. Идите, куда он велел. И не бойтесь. Вы будете в безопасности.

— Послушай, айналайн, может, кто из вас вместо меня пойдет, а?

— Так не годится. Он ведь знает вас в лицо. Сбежит.

— Ох, что же делать-то, что делать? Жена ведь со страху помрет.

— А вы ничего ей не говорите.

— Что с ней будет, если со мной что-нибудь случится?

— Ничего с вами не случится. Не волнуйтесь.

В десятом часу с автобуса соскочил Бакиев и быстро пошел в сторону рощи. Внимательно осмотрел каждый куст вокруг места предстоящей встречи. Парочки в укромных уголках Самату не помеха. Взять бы только золото, а дурню этому, Ляшкерову, нож в бок — и ходу отсюда. Свидетелей не будет, а без свидетелей кто найдет Самата в большом городе? По словам Маркелова, золото очень высокой пробы. Самат знает, сколько стоит грамм такого золота. Плевал он тогда и на Тауба и на Жапарова. Сделает подарок Пашахан. Бабенка вовсе недурна. И копейке счет знает. Не взять ли ее в жены? Надо подумать. Вдвоем они заживут — о-го-го…

Бакиев трижды чиркнул спичкой, прикуривая папиросу и давая знак Ляшкерову, который вот-вот должен появиться. Через несколько минут послышались боязливые шаги и осторожное покашливание. Это Ляшкеров. Он увидел огонек папиросы и неожиданно громко спросил:

— Эй, это ты, что ли? Чего-то не узнаю. Ну-ка освети лицо. Я не собираюсь за здорово живешь золотить ручки.

— Не дери глотку, старый черт, иди сюда! Поживее! — прошипел Самат.

Ляшкеров подошел. Самат протянул руку:

— Давай сюда!

— Эй, ты кто такой? Чего болтаешь!

— Ты что, облезлый шакал, вздумал смеяться надо мной?.. — правая рука Самата скользнула в карман.

Он выхватил ее с ножом, но уже не по своей воле. Будто клещи сжали его локти и резко вывернули назад. Охнув, Самат ткнулся лицом в землю. Дальнейшее походило на страшный бред. Он плохо помнил, как очутился в машине, как ехал, сжатый с обеих сторон чьими-то сильными плечами, как машина прошла в распахнутые железные ворота и остановилась. Самата ввели в комнату с низкими потолками и обыскали. Составили протокол личного обыска, дали расписаться. Бакиев раньше попадал раза два в милицию.

Первый допрос вел старший лейтенант Канысбаев.

— Кто сообщил вам о золоте у Ляшкерова? Кто поручил встретиться с ним?

— Гражданин следователь, я все скажу, все, ничего не скрою…

Бакиев рассказал, как встретился с Маркеловым, как тот пообещал отдать половину слитка, если удастся добыть его у Ляшкерова.

— А нож откуда?

— Не мой это нож. Маркелов дал.

— Зачем?

— Сказал: чем меньше будет свидетелей, тем лучше.

— Значит, вы собирались убить Ляшкерова?

— Нет! — взвизгнул дурным голосом Бакиев. — Нет, не хотел убивать, думал только припугнуть, и больше ничего. Не тронул бы его, честное слово.

— Откуда знаете Жапарова?

— Помогал ему сбывать золото, камушки.

— Много он вам платил за это?

— Самую малость, почти гроши.

— А с Таубом знакомы?

— С Яковом Даниловичем? Вы и про него знаете?

— Вопросы задаю я. Как вы с ним познакомились?

— Тауб человек непростой. Богат, как мало кто в этом городе, — Бакиев начал рассказывать обо всем, что знал (а знал он немало), подробно описал тех, с кем имел дело: кто, где, когда и сколько купил или продал золота.

После допроса ему дали расписаться под протоколом. Бакиев жалобно спросил:

— А со мной что будет?

— Это зависит от вас самого.

Бакиев посмотрел на следователя с недоумением и опустил голову.

11

Тауб, как было условлено, ждал Бакиева у моста. День выдался знойный. Рядом пляж, народу очень много, и Тауб от скуки стал рассматривать загорающих. Когда появится этот Самат? Он подогнал машину поближе к берегу и принялся расхаживать вокруг нее, чтобы как-то скоротать время. Вытер мокрой тряпкой нагревшийся кузов машины, протер стекла. Пляж постепенно пустел, а Бакиев так и не появился. Не пришел он и на следующий день. И лишь еще через сутки Тауб неожиданно столкнулся с ним нос к носу на базаре. Он уже узнал, что с Бакиевым встречался шофер, приезжавший из Кульджи. Человек оттуда не станет искать Самата просто так. Наверняка привез золото или камней, а этот прокопченный сатана продал их кому-то другому, чтобы досадить ему, Таубу, за случай с Жапаровым. Так по-своему объяснил Тауб исчезновение Самата и зло сощурился:

— Куда же ты, братец мой, исчез? Обиделся, что ли, на меня? Негоже так.

Бакиев уселся рядом в кабине и устало буркнул:

— Езжайте по окраине. Или поедем ко мне. Поговорим.

Тауба удивила разительная перемена. Прежде Самат был угодливо-почтительным. Тауб только и сказал:

— Я не знаю, где ты живешь. Куда ехать?

Раньше он встречался с Бакиевым на улице. Дома у него не бывал. И теперь обрадовался: Бакиев, видимо, хочет поговорить о вещах, привезенных шофером из Кульджи.

— Езжайте вниз по Сибирской. Там скажу, где остановиться.

— Чем собираешься порадовать?

— Какая радость у человека, вышедшего из КПЗ?

Тауб чуть не выпустил из рук руль.

— Что-о? Что ты, дурак, болтаешь?

Бакиеву, несмотря на тяжесть преступлений, дали возможность исправить собственные ошибки. Его будущее впереди, он сможет и обязан стать полезным для общества человеком. И сейчас он должен помочь органам госбезопасности.

В ответ на вопрос Тауба Бакиев рассказал легенду, разработанную Канысбаевым.

— Вы не слышали, на днях в совхозе «Алатау» грабанули средь бела дня магазин? — спросил Бакиев, не обращая внимания, как наливается кровью лицо Тауба. — Продавщица, дура, сама виновата. Разве можно оставлять магазин открытым?

— А ты тут при чем?

— Вот об этом я и спросил в милиции. Да не волнуйтесь вы, я в проклятом магазине ни сном, ни духом не был. Виновата во всем моя рожа. Какая-то старуха видела, как те паразиты грузили в машину вещи. Она и описала милиции шофера, он, как на грех, оказался похожим на меня. Когда меня привели на смотрины, старая карга так и затряслась: «Он это, он, тот самый разбойник!» Пока я доказывал, что я это не я и машина не моя, продержали трое суток. Трое суток — это законно, ну, а потом, граждане милиционеры, подавайте обвинение, иначе добрый дядя прокурор заступится. Правда, к тому времени они и сами разобрались, что я натуральный безлошадный пролетарий.

— Где допрашивали?

— В милиции, где же.

— Ты дурочку не валяй. Где именно?

— А! В областном. Допрашивал лейтенант Майлыбаев.

— Раз попал в милицию, там любят заодно поворошить все, что за тобой имеется. Ничем больше не интересовались?

Бакиев почувствовал, что Тауб не верит ему:

— Я не такой дурак, как вы думаете. Понимаю, что к чему и на чем прижучить могут.

— Ладно. Кончим этот разговор. Отпустили — значит, все в порядке. О чем ты говорил с шофером из Кульджи?

— А вы что, следователь?

— Ну, ну, Самат. Мы же друзья. А у друзей не должно быть секретов друг от друга.

— Вы дохлому гусю мозги засоряйте, а мне не надо. Знаю я вашу дружбу. Себе кусок, а Самату трешницу, так, что ли? Не выйдет больше, хватит. Теперь буду делать свое дело — большое или маленькое, но свое.

— Много привез он золотишка?

— Я в этом деле человек новый. На первый раз дал только кой-какие поручения. Когда выполню, пообещал присылать, что требуется. Те, с кем он работал, надували при расчете. А я не такой. Сами знаете. Договорились делить барыш пополам. Вот это будет дружба!

— Повезло тебе. Поздравляю! И когда он собирается прислать гостинцы?

— Не знаю. Наверное, сообщит.

…В это время группа майора Кирсанова была занята другой работой. К Кристе Газарх — она тоже жила на улице Вишневского — приехала гостья из Синьцзяна, супруга известного купца Гуреева — Жанна Михайловна. Она приехала в Алма-Ату на лечение, с разрешения советского консула в Кульдже.

Свет в окнах дома Газархов горел до самого утра. А на следующий день к ним приходили разные люди. Какое имели они отношение к Гуреевой?

…Через неделю она уехала в горы, в санаторий «Турксиб» — укреплять свое здоровье. Кто-то заранее позаботился о путевке, потому что попасть туда трудно было не только летом, но и зимой.

Подлечившись, Жанна Михайловна возвратилась в город, но в Кульджу уезжать не спешила. Гостила поочередно у знакомых. И все дни ни на минуту не отпускала от себя Кристу. В их обществе видели и Жапарова с Агаповым. Ничего удивительного в этом как будто не было — они ведь и раньше общались в Кульдже с семьей Гуреевых.

За день до отъезда Жанны Михайловны все они побывали у Тауба. После их прихода туда потянулись люди в странных черных одеяниях…

12

Минул почти год. Из Синьцзяна переехал с семьей Гуреев. Поселился тоже на улице Вишневского, в высоком, просторном особняке с большим старым садом. Новый хозяин вставал рано утром и не спеша обходил сад. Крупнотелый, высоколобый, он подбирал сломанные ветром ветви, складывал в кучу, подметал двор, поливал деревья из длинного резинового шланга. Казалось, солидный возраст нисколько не тяготит его. Чуть позже Гуреев умывался и отдыхал в беседке, любуясь по привычке игрой бриллианта в перстне. Приходила Жанна Михайловна, приносила завтрак: холодную телятину и пахнущий жасмином китайский чай.

Этот распорядок не менялся. В доме всегда было тихо и благопристойно. Только однажды неожиданно нарушился установившийся уклад. Поздним воскресным вечером прибежала запыхавшаяся Криста в наскоро накинутом стареньком пальто. Собрались Борис и Аркадий Газархи. Все были озабочены, встревожены. В дом не заходили, стояли во дворе, горячо что-то обсуждали.

В это время пришел Григорий Матвеевич. Он припозднился в гостях у Жапарова. Криста выбежала ему навстречу.

— Григорий, вас ограбили, — всхлипнула она.

— Как ограбили?

Григорий Матвеевич схватил за руку стоявшую у порога Жанну Михайловну и вбежал в дом. Обошел все комнаты, таская за собой жену. Дверцы шкафов и гардеробов распахнуты настежь. Григорий Матвеевич начал что-то искать в них, в остервенении швырял под ноги какие-то тряпки. Выскочил во двор, обшарил кусты вдоль дорожки. Его била дрожь. За много лет совместной жизни он ни разу не повысил голоса на жену, а тут закричал:

— А ты? Где ты была? Где моя статуэтка? Черная статуэтка? — повторял он, словно глухой, и тряс ее за плечо.

Жанна Михайловна тихо ответила:

— Яков Данилович велел прийти помолиться… и я пошла…

— Тьфу ты, тоже мне святоша! — Григорий Матвеевич вышел в коридор.

Здесь, в углу у рукомойника, он увидел валявшуюся на полу статуэтку из черного камня. Гуреев облегченно вздохнул, поднял ее, прижал к груди и нежно, осторожно обтер рукавом. Обернулся к робко подошедшей жене, улыбнулся ей:

— Прости, дорогая. Ничего страшного не случилось. Бог с ним, с этим барахлом. Дело наживное. Да и много ли проку от него?

Жанна Михайловна заморгала глазами и ничего не ответила.

Аркадия удивила столь неожиданная перемена. Он посмотрел на Григория Матвеевича, на статуэтку, пожал плечами, буркнул:

— Чего мы стоим? Надо сообщить в милицию!

— Какой смысл? Возвратят украденное? А зачем нам опоганенные чьими-то грязными руками вещи? Было бы здоровье, а остальное приложится, — не давая никому возразить, он холодно закончил: — Идите спать, утром вам на работу, отдыхайте. И забудьте о том, что нас обокрали. — Статуэтку Григорий Матвеевич все так же нежно держал у груди.

Его спокойствие объяснялось просто. Еще в Кульдже Гуреев заказал известному мастеру статуэтку Будды. За большое вознаграждение деньгами и продуктами старый китаец отлил затейливую фигурку из чистого, червонного золота, полученного от заказчика. И покрыл несмываемой черной растительной краской. Статуэтка, весившая три килограмма двести граммов, стала похожа на мраморную. Предосторожность оказалась не излишней. Воры приняли статуэтку за каменную и бросили за ненадобностью. Если бы они знали, что все украденное ими не стоит и малой доли «каменного» идола!..

От соседей скрыть ограбление не удалось. Наутро приковылял кривоносый Арипбай. Бесцеремонно ввалился в дом, прошелся по пустым комнатам.

— Здравствуй, друг-тамыр. Слышал, беда тебя постигла, — глазки его так и шныряли по голым стенам, на которых раньше висели дорогие персидские ковры. — Да будет милостив аллах всемогущий, — шумно потянул носом Арипбай. — Были бы сами здоровы. А потерянное не вернешь, сколько ни оплакивай. Крепись, будь тверд!

Слова Арипбая звучали соболезнованием по покойнику. Гурееву это не понравилось, но он, сохраняя спокойствие, невозмутимо ответил:

— Верно говоришь, Арипбай. Дай нам бог всем здоровья. Чего плакать по тряпкам? Все прах на этом свете, и сам я гость на земле!

— О, молодец! — крякнул Арипбай. — Крепишься, гривастый ты мой лев-арыстан! — и хлопнул по волосатой руке Гуреева. — А я, тамыр, по делу пришел, по тому самому, о котором ты недавно говорил. Прошлой ночью охотники завезли мне целый мешок. Просят по пять рублей.

У Гуреева поднялись брови.

— Очищенные?

— Не знаю, не смотрел. Все равно не понимаю в них.

— Сейчас немного приберутся, и я зайду к тебе.

— Я велел приготовить манты. Пообедаешь у нас, — Арипбай заковылял к себе, довольный, что к нему прибудет сам Григорий Гуреев.

13

Теперь перенесемся в один из московских аэропортов. В длинной очереди на регистрацию билетов терпеливо стоит человек, о котором мы уже вскользь упомянули. Человек держит в руках пестрый журнал и делает вид, что читает, но ему это плохо удается. Он то и дело посматривает вперед, на девушку, которая принимает багаж пассажиров. Человек этот — Заурум Шарф, тот, что предлагал Кристе Газарх уехать вместе. Ему разрешили выезд из страны. Когда-то он окончил школу в Алма-Ате, учился в вузе, стал инженером-строителем и работал научным сотрудником в одном из проектных институтов. Вскоре женился на девушке, работавшей вместе с ним. После свадьбы молодожены получили прекрасную двухкомнатную квартиру в центре города. Через несколько лет купили «Москвич». Заурум Шарф зарабатывал хорошо, на работе его ценили как прекрасного специалиста, на собраниях он порой сидел в президиуме, его имя упоминали среди лучших. Казалось бы, жизнь налажена. Но вернувшись с одной вечеринки, он разоткровенничался с женой:

— Лариса, на Западе с моими способностями мы были бы богаты и знамениты. Путешествовали бы, ездили по свету… Мне надоела, наскучила серая жизнь с вечными собраниями, планами, профсоюзами.

Жена непонимающе взглянула на него:

— Ты о чем? Разве мы плохо живем? Все у нас есть: телевизор, холодильник, ковры, мебель. Машину купили. Чего тебе еще надо?

— Глупости! Ты не видишь дальше своего носа! Твое счастье умещается в четырех стенах. Вот лежал бы у тебя на счету в банке миллион долларов, так смеялась бы над своими словами.

— Кто даст тебе миллион?

— С моим талантом за границей запросто можно сколотить состояние.

…И вот Шарф уезжает за границу за долей западного счастья. Жена не поехала с ним. Осталась с сыном. Ее решение не огорчило Заурума, он опасался только, что его, «знающего, талантливого инженера», не отпустят. Опасения оказались напрасными. Лишь жена умоляла: «Заурум, ты же собственными руками ломаешь наше счастье! Одумайся!» Муж не одумался.

Багаж Шарфа невелик: черный кожаный чемодан и блестящая красивая дорожная сумка с продуктами. К чему тащить с собой тряпки? На Западе все есть, всего вдоволь! Взял лишь пару приличных костюмов на первое время.

Очередь двигалась быстро. Девушка у весов не задерживала никого и быстро оформляла документы. Вот и Шарф положил вещи на весы. Девушка привязала бирку к чемодану, сняла с весов и, возвращая сумку, неожиданно спросила:

— Тяжелая у вас сумка. Что в ней?

— Можете взглянуть, только продукты. У меня больной желудок, и я взял с собой необходимые продукты.

— Пройдите, пожалуйста, в эту комнату, — вежливо попросила девушка.

В комнате за длинным полированным столом мужчина и девушка в в форме таможенников. Они встретили Заурума приветливо, будто своего доброго знакомого:

— Сядьте, пожалуйста, вот сюда. Наша процедура вас не задержит. Начнем с сумочки. Тяжеловата. Так и ручки оторваться могут. Вещи в ней ваши?

— Чьи же, по-вашему? Конечно, мои.

— Вы позволите? — спросил мужчина извиняющимся тоном и начал выкладывать на стол содержимое сумки. Достал почерствевший батон, взвесил его на руках и вдруг разломал пополам. На стол посыпались со звоном тускло заблестевшие монеты. То же произошло и с кругом копченой колбасы. Таможенники аккуратно собрали золотые монеты и драгоценные камни, обнаруженные в продуктах «желудочника».

— Вы знаете, что нашими законами карается незаконный вывоз за пределы страны драгоценных металлов и камней?

Шарфу объяснили, что его задерживают до выяснения обстоятельств, при которых он приобрел эти драгоценности. Шарф заплакал.

— Я не виноват, вещи не мои. Клянусь богом. Их передал Гуреев для своего брата в Канаде. Он просил меня, обещал вознаграждение. И зачем я связался с ним?

— Гуреев, говорите?

— Да. Он недавно приехал из Китая. Это загадочный человек. Его настоящей фамилии не знает никто. Только я знаю, и то потому, что уезжаю за границу. Он мне сам сказал. Ради бога, отпустите меня. Я сам все расскажу…

Заурум Шарф рассказал в следственных органах все, что знал.

…Меньше чем через неделю сотрудники Комитета государственной безопасности Казахской ССР получили протоколы допросов Шарфа, Гуреев к этому времени так и не заявил в милицию об ограблении своего дома.

Генерал Арстанбеков собрал группу майора Кирсанова и сотрудников отдела подполковника Новягина. Он одобрительно отозвался о работе оперативников по выявлению крупных валютчиков и сказал:

— Мы включаем в это дело работников следственного отдела. Настало время работать вам вместе. Ясно, что в руках торговцев золотом сконцентрированы немалые запасы. Об этом свидетельствуют результаты оперативной группы. Еще яснее, что валютчики свое золото по доброй воле не выложат. Будут выкручиваться, скрывать тайники, а мы должны изъять все до единого грамма, до последнего камешка. Пора прикрыть эту лавочку. Что за люди эти валютчики? — генерал повернулся к Кирсанову. — Охарактеризуйте подробно каждого. Пусть новые товарищи получат о них полное представление.

Майор Кирсанов начал сообщение со случая, когда рабочий электростанции Ляшкеров принес слиток меченого золота. С того времени повели розыск подпольных торговцев золотом, другими благородными металлами, драгоценными камнями. Первыми были выявлены крупный торговец золотом Кожанияз Жапаров и скупщики Тауб и Агапов. Торговля между ними быстро оживлялась. В 1961 году, например, Тауб за четыре с половиной тысячи рублей купил у Жапарова довольно крупный золотой слиток и уже через неделю продал его в Ташкенте за полторы цены. В том же году купил, опять у Жапарова, семь золотых вещиц и перепродал с немалым для себя барышом. Узнать обо всех подробностях подпольной торговли помог их бывший сообщник Самат Бакиев. Пока не выявлена полностью линия Агапов — Турсун-ака. Можно надеяться, что она прояснится во время следствия.

— Мы долго терпели преступные действия Жапарова и Тауба, потому что хотели узнать, какими путями и от кого доставлялось из-за границы меченое золото. Интересовало и происхождение золота. Теперь можно ответить: золото привозили шоферы Анатолий Горошко и Иван Маркелов. Кто хозяин золота — оставалось тайной. После задержания Шарфа наши подозрения подтвердились. Хозяин, можно считать, стал известен. Но нельзя забывать о необходимости подкрепления наших предположений и умозаключений конкретными, вещественными доказательствами. Я надеюсь, что товарищ Новягин и его сотрудники помогут нам успешно продолжить дело, — закончил Кирсанов.

Генерал Арстанбеков поддержал его:

— Я не сомневаюсь, Николай Петрович, что ваши подчиненные успешно завершат долгий труд оперативников. Кому вы думаете поручить дело?

Новягин, чуть помедлив, ответил:

— Товарищ генерал, вы же знаете, мои следователи сейчас заняты той историей, о которой я вам докладывал. Только-только начали распутывать клубок…

— Не исключено, что новое дело поможет вам разобраться в прежнем. По-моему, между ними есть какая-то скрытая связь, — предположил генерал.

— Возможно. Все выяснится после допроса Гуреева, — согласился Новягин. — В таком случае следствие по делу сумеют провести лучше других Кадамшин, Нуканов и Григорьевский. Они имеют опыт подобных дел.

— Вы и подполковник Бессонов будете непосредственно руководить операцией. Докладывайте мне обо всех новых обстоятельствах. Когда узнаем первоначальное происхождение меченого золота, прояснится и многое другое. Желаю успеха! — генерал поднялся с места, давая понять, что совещание окончено.

14

Кто же все-таки Гуреев? Почему скрывает настоящую фамилию? Шарфу он назвался не Газархом, а совсем по-другому. И как тогда объяснить близкие отношения между Гуреевым и Газархами? Чтобы ответить на эти вопросы, было решено начать расследование с Жапарова и Тауба. С теми все более или менее ясно. Преступление налицо. Бакиев может подтвердить многие их сделки, вплоть до дня и часа. Жапаров и Агапов долгое время жили в Кульдже. Знакомы с Гуреевыми. Возможно, через них удастся раскрыть Гуреева.

Брать Жапарова и Тауба решили на месте преступления, с поличным.

Они чаще всего встречались на берегу озера у моста, подальше от центра города. Вот и сегодня Тауб ждет здесь Жапарова.

В прошлый раз Жапаров обмолвился, что имеет особое золото, очень высокой пробы, меченое. Тауб вцепился в него, умолял: «Продай! Мы друзья! Не постою за ценой!» — и уломал-таки заартачившегося было приятеля, посулив переплатить в полтора раза. Сегодня Жапаров обещал принести золото, и Таубу не терпелось.

Жапаров пришел часам к трем. Присел у воды, завернул рукава, снял шляпу и сполоснул лицо. Отдышался немного, подошел к лежавшему в машине Таубу. Усмехнулся, сморщил нос:

— Заждался, бедняга?

Тауб вскочил, ничего не ответил, начал собираться. Натягивая рубашку, зло прошипел:

— Мы же договаривались в двенадцать! Не можешь прийти — предупредил бы. Целый день сижу, как на привязи.

— Э, дружище, надо думать и о завтрашнем дне. Барыш идет к барышу. Иначе деньги, что вода: пропустишь меж пальцев — и нет их. По пути к тебе увидел случайно машину возле дома Агапова. Турсун-ака приехал. Старый хрыч совсем рехнулся. Мало того, что унизал все пальцы молодой токал[103] золотыми кольцами, так теперь захотел сменить ей на золотые все зубы. За этим и приехал. И что мы с Агаповым проделали? Я купил у него золото хорошей пробы, а старику взамен продал свое, похуже. Ему все, что ни блестит, — золото.

— Двух зайцев одним выстрелом?

— Агапов начал вилять — неудобно, мол, надувать знакомого человека. А когда я ему денежки чистоганом выложил — заткнулся. И в самом деле, кто будет заглядывать в рот той бабенки, пробу искать? Мы золото не рожаем. Даем, что имеем.

— Ладно, хватит соловьем заливаться. Принес?

— Деньги захватил?

— В машине. Отсчитаю до копейки.

Сели в машину, поехали в сторону Тастака. Их догнала светлая «Победа». Некоторое время следовала бок о бок, затем ушла вперед. На первом же перекрестке сотрудник ГАИ приказал остановиться. Мотоцикл его стоял в сторонке. Тауб чуть проехал и остановил машину у обочины. Выругался:

— И где только ни торчат эти сволочи! Угораздило же не вовремя.

Жапаров зашептал:

— Не связывайся с ним. Сунь в лапу. Можешь за мой счет.

— Сам знаю, что делать. А вдруг заупрямится?

— Договорись! Сделай что-нибудь! Сейчас нельзя попадаться, пропадем!

— Ладно ты, сиди тихо!

Милиционер внимательно рассмотрел водительское удостоверение Тауба, повертел в руках, положил в карман и строго сказал:

— Вы грубо нарушили правила эксплуатации машины. Пройдемте к моему мотоциклу, составим акт.

Возле мотоцикла два дружинника с повязками на рукавах вдруг крепко схватили Тауба за локти.

Он рванулся, но один из дружинников предупредил:

— Без фокусов! Вы арестованы.

В ту же секунду рядом с машиной Тауба остановилась недавняя «Победа». Из нее выскочили люди и с двух сторон быстро подошли к машине Тауба, где сидел бледный, перепуганный Жапаров…

Конвоир ввел Тауба в кабинет следователя. Тауб сразу же визгливо закричал:

— Я протестую! Вы ответите за произвол…

Григорьевский не дал ему высказаться.

— Сядьте! — сдержанно приказал он. Отпустил конвоира и поднял глаза на Тауба: — В вашей машине во время обыска обнаружен в баночке золотой слиток с меткой. Где вы его взяли? — он положил перед Таубом слиток.

— Не понимаю, о каком слитке идет речь. Золото не булыжник. Нормальный человек не станет хранить его в жестянке. Во всяком случае я так делать не стал бы. Возможно, кто-то подбросил его…

— Значит, признаваться не намерены?

— В чем?

Григорьевский взял бланк протокола.

— Итак, ваша фамилия, имя, отчество? На какие средства приобретены дома?

— Продал дом в Тбилиси на улице Энгельса — отсюда и деньги.

— Стоимость двух домов в Алма-Ате намного превышает то, что вы выручили в Тбилиси. Последние пятнадцать лет нигде не трудились. Откуда у вас такие сбережения?

— Господь не оставляет заботами преданного слугу своего.

— Можете не отвечать, это дело ваше. Давно вы знакомы с Жапаровым?

Тауб побледнел, откинулся назад и хрипло ответил:

— Знать такого не знаю. Если вы о том человеке, который сидел в моей машине, так он попросил подбросить его, я и согласился. Ничего больше.

Григорьевский открыл лежавшую перед ним папку и прочитал вслух:

— «Это было в 1961 году. Я пошел на Центральный колхозный рынок. При себе имел слиток золота. Необычный. Толщиной со спичечную коробку, продолговатый и с меткой посередине. Когда я продал его, об этом узнал Тауб. Тауба я знал и раньше. Он попросил меня продать и ему такой же слиток. Я сказал, что больше нет, но он не поверил. Потом я как-то проболтался, что имею еще такой же слиток. Он уговорил продать его за четыре с половиной тысячи рублей». Это, гражданин Тауб, показания Кожанияза Жапарова.

— Не знаю никакого Кожанияза Жапарова. Первый раз слышу это имя.

— Вам лучше говорить правду. Вы же имели с ним не одну сделку, как можете не знать его?

— Еще раз отвечаю, что не знаю никакого Жапарова. И не имел с ним никаких сделок.

— Жапаров в своих показаниях утверждает, что неоднократно продавал вам золото и золотые вещи. Хотите, прочитаю?

— Не трудитесь. Я снова утверждаю, что никакого Жапарова не знаю и никакими сделками не занимаюсь.

Григорьевский записал все в протокол и дал расписаться Таубу. Затем положил протокол в папку, отодвинул ее на край стола.

— На сегодня достаточно. Если вы собираетесь отрицать все и дальше, то допросов больше не будет. За вас скажут свидетели и факты. И тогда будет поздно. Подумайте об этом.

Конвоир увел Тауба. Григорьевский позвонил начальнику и попросил разрешения зайти.

— Заходи. Я как раз собирался вызвать тебя. Хорошо, что позвонил.

Новягин был чем-то доволен. Он весело спросил Григорьевского:

— Ты чего такой хмурый? Дело идет к концу, операция почти завершена. Что случилось?

— Тауб не признается.

— Ну и что? Наше оружие — материалы доказательства. Не будем спешить. Жапаров и Агапов тоже отрицали сначала связь с Гуреевым, а сегодня Жапаров признался, что меченый слиток получил именно у Гуреева.

— Значит, хозяин меченого золота все-таки Гуреев?

— Погоди, мы будем свидетелями еще многих интересных открытий. Пока что эти показания надо, подтвердить фактами. Ты знаешь, как Кадамшин допросил Жапарова? Отослал домой! Да, да! Сказал без всяких обиняков, что тот обвиняется в подрыве экономики страны, и велел принести все спрятанное золото, если ему, конечно, хочется облегчить свою участь. Жапаров и принес. Почти два килограмма золота! Редкий случай в следственной практике. Ануар, конечно, рисковал неоправданно. Как понять, кто сидит перед тобой, какие у него мысли? Тут надо быть исключительным психологом. А вот Жапаров теперь не знает, кого клясть. Растерялся, говорит. Трудно было заставить его признаться, да теперь не отвертится. Показания Заурума Шарфа против Гуреева можно было оспаривать, но Жапаров и Агапов — свидетели солидные, да и факты у них неопровержимые. Теперь есть основания для ареста Гуреева. А перед этим я хочу еще раз допросить Жапарова. Будешь присутствовать. Сейчас придут Нуканов и Кадамшин, — он увидел входящих Калаубая и Ануара и кивнул в их сторону: — А вот и они, легки на помине. Начнем, пожалуй.

Поднял трубку внутреннего телефона и приказал:

— Введите арестованного из шестой камеры.

Ввели Жапарова. Сухощавый, остроглазый, он прямо-таки буравил взглядом сидящих. Новягин указал на стул.

— Предупреждаю: ваши показания будут записаны на магнитофон, — Новягин нажал на клавишу.

Вопрос: — С какого времени вы знакомы с Гуреевым? Где и при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство?

Ответ: — С Гуреевым я познакомился в 1943 году в Кульдже. Он был известен в Синьцзяне под именем «Гыргур-бай». Так казахи переделали имя «Григорий». Сам я молюсь одному богу — золоту. Богатый человек неподвластен мелочной суете жизни, он свободен. Как мы встретились? Я держал небольшой магазинчик. Торговля шла плохо, в убыток, и я чуть не разорился. Так бы, наверное, и пошел по миру, если бы не помощь Григория Матвеевича. С тех пор я почитаю и уважаю этого человека.

Вопрос: — Его настоящая фамилия — Гуреев?

Ответ: — В Кульдже его знают под этой фамилией.

Вопрос: — До сорок третьего года вы с ним встречались?

Ответ: — Нет.

Вопрос: — Значит, были до того незнакомы?

Ответ: — Да.

Вопрос: — Скажите, вы знаете его настоящую фамилию?

Ответ: — (Неуверенно). Не знаю.

— А вспомните, ведь Гуреев говорил вам: «Мы нужные друг другу люди. Давай договоримся держать язык за зубами!», — и вы поклялись молчать, а за это получили ту самую помощь. Так?

Жапаров растерянно вытаращил глаза.

— Кто вам это рассказал?

Новягин заметил:

— Вопросы задаю я. Вы отвечаете.

Жапаров опустил голову.

— Не хотите отвечать? Не надо, — Новягин выключил микрофон. Жапарова увели. Новягин позвонил Кирсанову.

— Сергей Епифанович, это я, Новягин. Только что снова допросил Жапарова. Похоже, он боится Гуреева. А чем изволит заниматься «Гыргур-бай»?

— Час назад к нему пришла Криста Газарх. До сих пор не выходила.

— Она часто бывает у них?

— Да, она приятельница Жанны Михайловны. Гуреева, когда приезжала сюда, была все время с ней.

— Как там обстановка?

— Гуреев, чувствуется, растерян. Несколько раз выходил из дому, куда-то направлялся, а потом возвращался с полпути. Наверно, узнал об аресте Жапарова и Агапова.

— Когда приступим к завершению вашего «генерального» плана?

— Какой сегодня день?

— Двадцатое июня 1962 года.

— Если не возражаете, сегодня ночью все и закончим.

15

Гуреев в тот день был и в самом деле в полнейшем замешательстве. К еде не притронулся, не стал любоваться даже игрой камня в перстне. Все время размышлял о чем-то. Достал из кладовки две жестяные банки, сделанные по его заказу жестянщиками на Никольском базаре, и закрылся с ними в дальней комнате. Потом ходил по саду, по двору, заглядывал во все уголки, притопывал ногой, словно пробовал, удержит ли его земля. Жанна Михайловна подошла к мужу:

— Отец, что с тобой сегодня? На тебе лица нет. Ты напуган чем-то?

Гуреев ворошил в это время ногой кучу прелых листьев и веток. Не поднимая головы, буркнул:

— Агапова и Жапарова арестовали.

Жанна Михайловна побледнела и прикрыла ладонью рот.

— Что ты говоришь? Когда?

— Недели две назад. Вместе с Таубом.

— И Тауба тоже? Его-то за что? Откуда ты узнал?

— Заходил Арипбай. Принес записку от Аркадия. Они встретились случайно на улице.

Жанна Михайловна тяжело вздохнула:

— Давай уедем отсюда. Аркадий нам поможет. Жапаров, может, натворил что-нибудь, он давно здесь, а мы приехали недавно, живем тихо-мирно…

— Так тебя и отпустили сразу! Вдруг начнут докапываться как мы оказались в Китае? Доберутся до моих грехов. Их на нескольких хватит.

— Отец, кто помнит о твоем прошлом?

— ЧК, милая, когда захочет, все найдет, что надо.

— Отец, зачем ты меня пугаешь? Десятки лет прошли. Кости недругов твоих давно сгнили. Тебе бояться нечего! И некого!

— Не знаю, не знаю. Чувствую, что надвигается опасность. Сердцем чувствую. Не успокаивай меня, мать. Позови лучше Кристу. Позвони ей. Пусть придет вечерком, да на глаза пусть никому не попадается.

Кристу Газарх сотрудники КГБ заметили возле дома Гуреевых.

Когда Криста вошла в дом, Григорий Матвеевич поднялся ей навстречу.

— Никто не видел, как ты вошла?

— Что случилось?

— Арестовали Агапова и Жапарова.

Криста ойкнула и опустилась на стул. Немного погодя спросила:

— Они знают твою биографию, Григорий?

Гуреев вздохнул:

— Кульджа — городок небольшой. Трудно скрыть что-нибудь. Жапарова я не боюсь. Умеет молчать. А Агапов… двуличен и труслив. Он погубит меня. Ну, ладно, не будем терять времени. Мне нужно поговорить с тобой, Криста, наедине. Мать, поди-ка на кухню.

Жанна Михайловна вышла и прикрыла за собой дверь. Гуреев принес из ванной и сунул в руки Кристе две жестяные запаянные банки.

— Жить мне, сестрица, осталось недолго. Нет, я смерти не боюсь. Пожил неплохо, видел и зло, и добро. Спину ни перед кем не гнул, делал всегда так, как считал нужным. Похоже, наступила пора рассчитаться за прошлое. Хотелось пожить еще на родной земле да повидать брата в Канаде. Не суждено, значит… В этих банках золото. Не пугайся. Отнеси их и спрячь. У тебя вряд ли станут искать. Я отдаю все это тебе и двум моим внукам. Держи язык за зубами, а я никогда не проговорюсь. Никто не заставит меня открыть эту тайну. Помни: пока в руках есть золото, человек не зависит ни от людей, ни от властей. Теперь иди. Даст бог, может встретимся еще.

Криста была уже у дверей, когда он окликнул ее:

— Погоди! Мать, где ты там? Иди сюда! Надень плащ и платок Кристы. Выйдем вместе, будто ты Криста, а я ее провожаю. А ты, Криста, пройди на улицу через сад. Света там нет. Вряд ли следят с той стороны. Завтра в десять утра я позвоню тебе. Спрошу: «Как себя чувствуешь?» Если все нормально, ответишь, что хорошо. Ну, счастливого пути!

Однако в условленное время звонка не последовало. 20 июня 1962 года прокурор республики дал санкцию на арест Гуреева.

…Расположение комнат оказалось необычным. Первый этаж занимала столовая, на втором разместились спальни и гостиные. По длинному коридору тянулась широкая ковровая дорожка.

При появлении в столовой незнакомых людей все растерянно поднялись со своих мест. Арипбай быстро сунул что-то за пазуху и попытался выскользнуть на улицу. Его остановил Бортник:

— Прошу задержаться.

Арипбай отступил назад, опустился на стул.

Канысбаев предъявил Гурееву постановление на арест. Тот довольно спокойно сказал:

— А что я успел натворить? В чем меня обвиняют?

— Это вам лучше знать.

Арипбай засопел:

— Ух, а я испугался, думал, опять грабить пришли. Оказывается, свои ребятки, — он повернулся к Гурееву: — Тамыр, ты не пугайся. Милиция у нас ни с того ни с сего никого не трогает. А ты ни в чем не виноват. Если надо, могу быть свидетелем.

Пригласили понятых, в их присутствии описали все вещи. На небольшом столике посередине комнаты стояла пепельница, по виду чугунная. Шайдос подбросил ее на ладони:

— Запишите и это, — и поставил пепельницу перед Кадамшиным.

Гуреев заерзал в углу, вытянул шею, нервно хохотнул:

— О господи, неужели для ЧК и пепельница в диковинку? Зачем она вам?

Кадамшин, не поднимая головы, ответил:

— Тяжеловата. А вы человек разборчивый. Не станете зря тащить из самой Кульджи.

Гурееву подали для подписи протокол обыска. Кадамшин спросил:

— Гражданин Гуреев, что можете добавить к этому?

— Чего вы еще хотите от одиноких стариков? Хватит, наверное.

— В Кульдже вас считали самым богатым человеком. А по нынешней обстановке этого не скажешь. Она не соответствует вашей громкой славе. Нет шифоньера с инкрустацией из слоновой кости…

— Завистливый люд всякое сбрехнуть может.

— Он был отмечен в таможенной книге. Здесь все описано в вашем присутствии.

— Сам вижу.

— Тогда собирайтесь.

…Подполковник Новягин срочно выехал в Москву. Он возвратился только через две недели. Сразу же по прибытии ознакомился с описью вещей Гуреева и протоколами допросов. Допросы вели поочередно Кадамшин и Нуканов. Новягин подытожил:

— Гуреев хитрит. Пытается сбить нас с толку. Если следствие и дальше пойдет так же, в этом году его не закончим. Во время обыска у него обнаружили три килограмма семьсот девяносто четыре грамма золота в слитках и изделиях и восемьдесят граммов бриллиантов. Откуда у него столько ценностей?

Нуканов четко ответил:

— Отлитые из золота пепельницу, подсвечник и фигурку архара он приобрел в разное время у разных людей. Но отрицает, что сам торговал золотом. То же говорят обвиняемые Агапов и Жапаров.

— Калаубай Нуканович, давайте уточним, есть ли у Гуреева припрятанное золото. А торговал им или нет — дело уже другое.

Что-то черкая на листе бумаги, Ануар заметил:

— Люди Кирсанова предполагают, что запасы у Гуреева должны быть. Недавно я разговаривал с Канысбаевым, он сказал: «У Агапова и Жапарова и то по четыре килограмма изъяли, а они по сравнению с Гуреевым мелкие сошки».

— А как ты сам думаешь, Ануар?

— Я согласен с оперативниками. Не зря в последний вечер приходила к Гурееву Криста. И уйти постаралась незаметно, через сад. От Гуреева она пошла к брату, Борису. Думаю, что и Борис Газарх причастен к этой истории.

Подполковник подошел к окну. Отодвинул шторы, несколько секунд смотрел на улицу. Повернулся к Нуканову:

— Калаубай Нуканович, вызовите завтра Газархов в качестве свидетелей. Допрашивать Гуреева будем после них.

— Есть!

16

Подполковник Новягин вызвал Нуканова и попросил его присутствовать на допросе Гуреева.

Ввели Гуреева. Он долго усаживался, ерзал, чувствуя на затылке пристальный взгляд Нуканова.

Новягин чуть подался вперед, облокотился о край стола и сказал:

— Надеюсь, будете говорить правду?

Гуреев пожал плечами:

— А чего мне скрывать? Вам и без того все известно.

— Гражданин Гуреев, назовите свои настоящие фамилию, имя, отчество.

— Гуреев Григорий Матвеевич, место рождения — Акмолинск. Всякий раз начинаете допрос с моей фамилии. Не надоело?

— Вы обещали говорить правду. Как ваша прежняя фамилия?

— Не понимаю вас, гражданин начальник. Фамилия моя Гуреев. Вся наша семья Гуреевы, и дед, и прадед. В Акмолинске нас все знали.

— Вы знаете, что говорить. В Акмолинске, действительно, жил когда-то Гуреев, ваш приказчик. В 1922 году он бесследно исчез. Его никто не хватился, подумали, что он отправился на заработки. Но он был убит. Да, да, убит. Для того, чтобы вы всю жизнь могли скрываться под его фамилией.

— Не рассказывайте мне, ради бога, про такие ужасные вещи. Я не то что людей резать, я одного вида крови боюсь.

Стоявший сзади Гуреева Нуканов спросил:

— Куда же девался ваш приказчик?

— Не брал греха на душу. Господом богом клянусь. Он попросил расчет перед самым моим арестом. Я его рассчитал. Малый он был честный.

— Гуреев — его фамилия?

— Да. Я слышал, что он умер от тифа.

— Когда слышали?

— Когда сидел в тюрьме, по-моему.

— Кто сказал вам об этом?

— Сейчас не помню.

Новягин опять спросил:

— А все же, как ваша настоящая фамилия?

— Моя фамилия… — Гуреев криво усмехнулся. — Надо же! Даже выговорить трудно, непривычно как-то. Будто чужая.

— Отвечайте на вопрос!

— Газарх. Га-зарх, Григорий Матвеевич.

— Вот теперь, гражданин Газарх, продолжим наш разговор. И опять коснемся двадцать второго года. За что вы были арестованы органами ГПУ?

— Ну как вам сказать? За что? Время было такое — смутное, недоброе. Чуть что не так, кричали: «Буржуй, кулак, саботажник, контра!» В политике я разбирался слабовато, шумел тоже, по неразумию своему…

— Я вижу, вам никак не хочется говорить правду.

— С тех пор немало лет прошло. Человеку в моем возрасте немудрено запамятовать.

— Если хотите, могу напомнить: в 1918 году в Акмолинске был совершен белогвардейский переворот, и не без помощи местных купцов-воротил Моисеева, Газарха, Кривина и других.

— Не спорю. Может, и так. В то время мы и думать не думали, чем обернется для нас бескорыстная помощь бедствующим братьям своим.

Новягин по-прежнему спокойно продолжал:

— Как вы оказались в Китае? Кто помог вам?

— В те годы было проще. Никаких виз не требовалось. Кто хотел уехать, мог пробраться в Китай с любым попутным караваном.

— Гражданин Газарх, вы опять говорите неправду. Как же вы забыли про одного сотрудника китайского консула?

Газарх опустил глаза и сидел, поглаживая ладонью колено.

— Почему же, я не забыл про того сотрудника, — вздохнул он. — Жить тогда было трудно. Голод, холод, все стоило дорого. В Ташкент часто прибывали караваны из Кашгарии, Кульджи и других соседних областей. С их приездом разгоралась торговля на черном рынке. Спекулянтов больше интересовали не золото и побрякушки, а сукна да ситец: на них выгодно было менять продукты. Однажды им повезло с караваном из Кульджи: хозяин груза умер в дороге. Мы вскрыли мешки, а там оказались вещи. В укромном местечке мы поделили добро меж собой. Среди нас был и тот сотрудник. Так мы познакомились. Он знал наперед о караванах, вышедших из Китая, и заранее предупреждал об этом нужных людей.

— Внесем поправку. Хозяин груза не умер, а был убит вашими «нужными» людьми, и вы знали наперед, что в мешках.

— Я ничего заранее не знал! Говорю, как на духу.

— За что посадили вас в тюрьму китайские власти?

— Я поднакопил немного добра. А кое-кому это, видимо, пришлось не по нутру. Меня оговорили, будто я наживаюсь на спекуляции золотом.

— Вам не делали каких-нибудь предложений, перед тем как выпустить из тюрьмы?

— Не припомню.

— Как же так? Не вы ли согласились с утверждениями, что Советская Россия не устоит перед Гитлером, что, пока не поздно, надо оказывать посильную помощь гитлеровцам, настраивать людей в Синьцзяне против Советов, сеять смуту среди советских граждан, работавших там? Таким образом, вы и вдалеке от нас продолжали борьбу против Советского государства!

— Признаюсь, ошибался.

— Вы сказали, что искупили свои ошибки. Да, в свое время вам оказали снисхождение и освободили от большой ответственности. Советская власть надеялась, что вы поймете гуманность и справедливость нашего строя. Вам заменили расстрел тюрьмой. Но вы не сделали выводов, вы продолжали свои преступления. В Ташкенте занялись контрабандой и связались с иностранной агентурой. Молодостью или незнанием вам уже было не отговориться. Вы должны были ответить за все сполна… А ваша антисоветская деятельность в тяжелые годы войны? И опять наше государство проявило гуманность, разрешило вам вернуться домой. Вернуться и собственными глазами убедиться, какова Советская власть! Можно было, наконец, понять свои ошибки, предубеждения! И утихомириться, пора уже, ан нет, вы опять взялись за свое, за старое… — Новягин включил магнитофон. — Предупреждаю, ваши дальнейшие показания будут записаны на пленку. Повторяю вопрос: вы признаетесь в преступных действиях, направленных против Советского государства?

— За прошлые грехи Советская власть простила, а нынче я перед ней чист. После возвращения из Китая мы с женой ведем самый скромный образ жизни.

— Во время обыска у вас дома обнаружены золотые слитки и ценности. Где и когда вы их приобрели?

— Я купил их еще в Китае. В 1952 году я сдал частям китайской армии две тысячи голов овец и семьдесят коней, за что получил от представителя армии тридцать тысяч деньгами и два с половиной килограмма золота. В общей сложности я имел девять с половиной килограммов золота. Два с половиной я передал через шофера Маркелова брату своему Борису Газарху, рассчитывая, что они понадобятся здесь, если мне разрешат вернуться. А два килограмма двадцать граммов самолично сдал, уже приехав сюда, и получил денежную компенсацию.

— Откуда у вас драгоценные камни?

— В Кульдже у меня был знакомый ювелир, я покупал их у него. Камушки в общей сложности весили девятьсот девяносто граммов и обошлись мне в кругленькую сумму.

— Куда вы девали эти камни?

— Нам со старухой надо было на что-то жить. Большую часть драгоценностей я продал проезжему торгашу. Это был первый и последний случай, когда я занимался незаконной торговлей.

— Кому именно вы продали камни?

— Я не страдаю любопытством. Мне незачем было знать, кто он такой.

— Вы знаете Жапарова?

— Кожанияза? А как же? В Кульдже мы жили с ним по-добрососедски. И сейчас дружны.

— Вы не передавали ему золото для реализации?

— Такого разговора на моей памяти не было. Я и предыдущему следователю не раз говорил, что спекуляцией не занимаюсь. Во время обыска у меня изъяли все, что было в наличии. Советы отхватили неплохой куш.

— Советское государство не нуждается в вашем золоте. Вы нарушили законы нашей страны о валютных операциях, что квалифицируется как преступление. За это вам и придется отвечать.

— Я еще раз говорю, что ни в чем новом перед Советской властью не провинился.

— Вы утверждаете, что больше не имеете скрытых запасов золота?

— Во время обыска вы забрали все. Другого золота у меня нет.

— Вы знакомы с Заурумом Шарфом?

— Впервые слышу это имя.

— У вас есть родственники в Канаде?

— После революции люди бросились бежать кто куда. Мой младший брат жил у тетушки, она увезла его с собой во Францию. Где он сейчас, я не знаю.

— Кому же вы передавали золото?

— Какое золото? Не понял.

— Ваш брат проживает в Канаде под девичьей фамилией вашей матери. Вы прекрасно знаете об этом. Правда, обещанного он так и не получил — Шарф не сумел провезти «продукты» для него. Сколько золота вы передали Шарфу?

— Я не знаю никакого Шарфа, и никакого золота, естественно, передавать ему не мог.

— Кем приходится вам Криста Газарх?

— Она моя родная сестра.

— Вы дружны?

— Я ни с кем никогда не ссорился. Ее я очень уважаю и люблю.

— Как она относится к вам?

— По-моему так же. А что?

— С какой целью приходила к вам Криста Газарх вечером двенадцатого июня?

— Криста — врач. Жанне Михайловне в тот вечер нездоровилось, и Криста, кажется, принесла ей какие-то лекарства. Я точно не знаю, что за дела были у женщин.

— Зачем вы заказывали жестянщику две банки? — вмешался Нуканов.

— Моя супруга большая любительница цветов. Они ей понадобились.

— А где сейчас эти банки?

— Я не занимаюсь домашними мелочами. Это можете узнать у моей жены.

— Хорошо вернемся к прежнему, — Новягин напомнил: — Почему Криста ушла от вас скрытно, через сад, если приходила, как вы утверждаете, с лекарствами?

— Этого я не знаю. В детстве она страдала тяжелым недугом, была лунатиком.

— Лунатики гуляют по ночам. Не надо так примитивно лгать.

— Мой возраст не позволяет мне лгать. Не хочу грешить перед господом богом.

— Получив разрешение на въезд в СССР, — уточнил Нуканов, — вы продали прежнюю прекрасную немецкую мебель и заказали новые шифоньеры из красного дерева. Где они?

— Я сжег их, надоели.

— Когда?

— Сейчас уже не помню.

— Может, вы сожгли их после того, как вас ограбили?

— Меня никто не грабил. Вы же сами видели, что в доме все на месте.

— Мы знаем, почему вы не заявили об ограблении. Об этом поговорим позже. А сейчас я скажу, почему вы сожгли прекрасные шкафы. У них были двойные стенки и дно. Вы заказали их, чтобы провезти через границу золото. После ограбления вы испугались, что в следующий раз грабители обнаружат ваши тайники, и перепрятали все в те жестяные банки.

— Я не склонен к фантазиям. Вышел из такого возраста.

— Чуть вопрос заденет вас, — вновь взял инициативу Новягин, — прикрываетесь преклонным возрастом. Раньше спасались тем, что ссылались на молодость. Теперь рассчитываете избежать наказания, прикрываясь старостью?..

— Я уже сказал, что не знаю новой вины перед Советской властью.

— Я прочитаю вам показания Кристы Газарх. Вот пожалуйста: «…вечером двадцатого июня, часов в семь, мне позвонила Жанна Михайловна и попросила прийти. Я спросила: «Что случилось?» Она ответила: «Это не телефонный разговор. Григорий хочет тебя видеть. Приходи быстрее». Когда я пришла, Григорий отослал жену и передал мне две банки, сказав, что в них семь килограммов золота…»

Газарх вскочил с места, выкрикнул:

— Это ложь! Она врет! Хочет утопить меня!

— Сядьте! — спокойно приказал Новягин.

— Простите, — Газарх тяжело опустился на стул. — Не могу поверить, что Криста могла сказать такое. Прошу очной ставки с ней.

— Вы признаетесь, что передали золото Кристе Газарх на сохранение?

— Я никому ничего не передавал.

— Через кого переправляете за границу сайгачьи рога?

— Какие еще рога? Что это такое?

— Ну, хорошо. На сегодня достаточно, — Новягин выключил магнитофон. — Гражданин Газарх, скоро месяц, как мы бьемся с вами. Вы увиливаете от правдивых объяснений. Неужели вам не приходит в голову, что вы только усугубляете свое и без того тяжелое положение? Ваши соучастники точно помнят, когда, в какое время суток, сколько золота получили они от вас. Я прочитал показания вашей сестры, а вы отрицаете их.

Газарх, чуть поколебавшись, спросил:

— Этот разговор не для протокола?

— Нет. Я говорю с вами просто как с человеком.

— Хорошо. Пусть Криста во всем призналась. Но почему в таком случае вы не разрешаете свидания с ней? Может, вы прочитали мне не ее показания?

— Отвечу: хочу оставить вам возможность признаться и тем самым облегчить вашу участь. Но если будете упорствовать, то и этой возможности лишитесь. Подумайте над этим!

— Нечего мне думать. Не ребенок. Уговорами меня не возьмете.

Новягин нажал кнопку вызова и приказал конвоиру:

— Уведите!

17

Подполковник Новягин внимательно прочитал объяснительную Бориса Газарха и спросил:

— Как считаете, правду пишет Газарх?

— Мы перерыли почти весь переулок. Банок нет. Обнаружили несколько старых ям, но Газарх не знает точно, какая его. Неделю впустую провозились, — ответил Нуканов.

Кадамшин добавил:

— Газарх вроде бы ничего не скрывает, подробно описывает визит Кристы. Но не задумал ли он раскрыться в малом и утаить большое?

— Похоже, так, — Новягин хлопнул ладонью по столу. — Обратите внимание на слова: «…скажу, что банки исчезли, буду слезно уверять, что их кто-то украл. Может, поверят, оставят в покое…» Я думаю, Борис Газарх проделывает этот фокус и с нами. Верить ему нельзя. Он готов ради золота отречься от родных брата и сестры. Старший лейтенант Григорьевский собирается еще раз допросить Тауба и устроить ему очную ставку с Газархом-Гуреевым и его женой Я дал добро. А вы приступайте снова к поискам банок. Не забудьте и о доме Григория Гуреева. В его хозяйстве, по-моему, можно еще кое-что раскопать. Будут новости — сообщите немедленно.

Кадамшин и Нуканов ушли. Подполковник позвонил Григорьевскому:

— Новягин говорит. Какие новости? — немного послушав, перебил: — Хорошо, сейчас буду. Ты Жанну Михайловну Газарх пригласил? Ну, хорошо, иду.

В комнате для допросов Новягин кивнул поднявшемуся навстречу Григорьевскому:

— Продолжайте, пожалуйста.

Тауб еще больше съежился, втянул голову в плечи.

Григорьевский продолжал:

— В прошлом году вы купили у гражданина Жапарова шестьдесят граммов золота. В апреле того же года купили опять у Жапарова триста граммов золота в слитках и семь золотых монет: две достоинством в пятнадцать рублей, а пять — червонцы. Заплатили за них две с половиной тысячи рублей, а перепродали за полторы цены. Вы признаетесь в том, что занимались спекуляцией золотом?

— Эта сволочь Жапаров нарочно подсовывает меня под удар. Выходит, что я ненасытный скопидом! А на самом деле эти золотые вещички я коллекционирую. Да, да, не удивляйтесь. Собирают же люди значки, монеты, марки? Так и я. Не могу удержаться, как увижу красивую вещь. Надоест одна — покупаю другую. Вы же сами изъяли их у меня. Факт, так сказать, налицо. А Жапаров врет, все врет…

Григорьевский достал из ящика стола небольшую коробочку. В ней сверкал на шелку крупный перстень. Он положил коробочку перед Таубом.

— Узнаете перстень? Ваши ответы будут записаны на магнитофон — предупреждаю.

Ответ: — Я еще в прошлый раз сказал, что это перстень покойной жены, мой свадебный подарок ей.

Новягин подошел ближе и спросил, разглядывая перстень.

Вопрос: — Перстень с бриллиантом. Сколько каратов в нем?

Ответ: — Я купил подарок и понятия не имею, сколько там каратов.

Вопрос: — Может, это не ваш перстень?

Ответ: — Я еще не выжил из ума, слава богу. Свои вещи знаю. Перстень мой.

Вопрос: — За сколько вы его купили?

Ответ: — Покупал еще в Иране. Не помню.

Новягин сделал знак Григорьевскому, чтобы тот выключил магнитофон, и сказал:

— Разобраться с перстнем помогут свидетели. Вызовите Газарха-Гуреева.

Тауб замахал руками.

— Вы хотите что-то сказать?

— Н-нет.

Конвоир ввел Газарха-Гуреева.

Григорьевский подвинул перстень к нему:

— Вы узнаете этот перстень?

Газарх вскинул изумленно брови:

— Откуда он у вас? Это самый дорогой мой подарок Жанне Михайловне! Он лежал обычно в шкатулке и был украден вместе с другими вещами..

— А вот гражданин Тауб утверждает, что это его перстень, свадебный якобы подарок жене…

Тауб буркнул, не поднимая головы:

— Вот именно. Может, он и похож на чей-нибудь перстень. Спутать недолго: все они сделаны человеческими руками.

— Вот как! Чуяло мое сердце — кто-то из своих ограбил нас! Чуяло! В подвале, в сундуке, хранились два рулона китайского шелка. О них знали только близкие. Рулоны тоже исчезли. Значит, это ты, поганец?.. Я прошу, гражданин следователь, вызвать мою жену! — повернулся к Григорьевскому Газарх-Гуреев. — Она тоже признает свой перстень.

Григорьевский отправил Газарха и пригласил из соседней комнаты Жанну Михайловну. Она медленно подошла к столу, бросила испуганный взгляд на Тауба.

— Садитесь, Жанна Михайловна, — пригласил Григорьевский. — Скажите, вы хорошо знаете гражданина Тауба?

— Конечно. Он почтенный человек, почитающий бога. — Жанна Михайловна вынула из сумочки платок, вытерла выступившие на глазах слезы. — Неужели и до него добрались злые языки?

— Вы видели раньше эту вещь?

Она только теперь обратила внимание на перстень.

— О господи, где вы нашли? Его украли. Григорий Матвеевич жалел о нем больше всего. В бриллианте восемь каратов, а золото червонное. С внутренней стороны выгравированы мои инициалы. Их видно через увеличительное стекло. Григорий Матвеевич заказывал перстень в Синьцзяне очень искусному ювелиру, заплатил две коровы и мешок риса.

— Перстень нашли в доме гражданина Тауба во время обыска. Он утверждает, что это перстень его покойной жены…

Раздался хриплый голос Тауба:

— Ложь, я не говорил этого. Я впервые вижу перстень. Его не было в моем доме!

— Вы, оказывается, не только вор, но и лжец! — Григорьевский включил магнитофон, и раздался голос Тауба, записанный на пленку:

«…Я еще в прошлый раз сказал, что это перстень покойной жены, мой свадебный подарок ей…»

У потрясенной Жанны Михайловны вырвалось:

— Боже мой, что он говорит? Давно ли вы, Яков Данилович, шептали мне на молении, что камень в перстне чист, как живая вода! Оказывается, в руках у вас библия, а за пазухой камень!

Тауб сжал кулаки:

— Гражданин следователь, избавьте меня от этой истерички! — лицо его в ярости исказилось. — Не надо больше свидетелей. Я сам все расскажу. Да, я ограбил Газарха, я спекулировал золотом, да, я руководил сектой, да, я, я, я…

После допроса Новягин улыбнулся Григорьевскому:

— А ты говорил, что Тауб — кремень, никогда не раскроется. Он сам согласился давать показания. Когда следующий допрос?

— Пусть поразмышляет. Вызову к вечеру.

— Правильно, — одобрил Новягин. — Еще одну шараду разгадали.

Сосед Газарха-Гуреева Арипбай показал, что Григорий скупал через него сайгачьи рога. Но куда он их прятал или кому продал — никто не знал. Во время следствия Газарх-Гуреев отрицал все, а обыск в его доме не дал результатов. Переправить последнюю партию рогов через границу он не мог: все машины, проезжавшие на ту сторону, тщательно проверялись. Где же спрятаны рога?

В дальнем углу гуреевского сада стояла когда-то клетушка. От нее остались только фундамент да полуразрушенная стена. Стена обвалилась, обломки кирпича валялись в густой нетоптанной траве. Здесь давно уже никто не ходил. Шайдос осмотрелся по сторонам и направился к сидевшим под яблоней Ануару Кадамшину и Калаубаю Нуканову. Он услышал голос Ануара:

— Борис Матвеевич, вы же взрослый человек. Зачем играть в прятки? Совершенно ясно, что вы знаете, где спрятано золото. Знаете и молчите.

— Ну что вы меня мучаете? Сами видели, что банки кто-то украл? Откуда мне знать, кто это сделал? — запричитал стоявший тут же Борис Газарх. — Никакой вины за мной нет. Золотом я не торговал, у государства не крал.

— Не крали, так скрываете краденое.

— У меня нет ничего!

— Поймите, вы же никогда не сможете воспользоваться этим золотом! Будьте уверены!

Борис Матвеевич прищурился, помолчал и спросил осторожно:

— А верно, что человек, нашедший клад, получает призовые проценты?

— Хотите получить проценты с краденого?

— Нет, просто интересуюсь. Ведь это удивительно: когда кто-то находит клад, его не спрашивают, украден он был или нет.

Ануар не сомневался, что Борис перепрятал золото и теперь лихорадочно соображает, как выкрутиться.

— Процентов вам никаких не предвидится, а отвечать перед законом придется.

Солнце клонилось к западу. Косые закатные лучи осветили сад, и в ярко заблестевшей траве вдруг проявились темные полосы, тянувшиеся к старой клетушке. Они походили на заросшие тропинки. Шайдос схватил лом, чуть не бегом направился к развалинам. Остатки стены рухнули от первого же удара. Под кирпичами показалась деревянная крышка. Шайдос приподнял ее, заглянул в люк. В подвале было прибрано, к стене аккуратно прислонена лестница. Шайдос крикнул товарищам:

— Идите сюда!

Подбежали Ануар и Калаубай:

— Что случилось? Что такое?

Шайдос поднял голову:

— Тут подвал, ребята.

Он спустился вниз. Через несколько минут вытащил небольшой брезентовый мешок, передал товарищам.

— Там еще два таких же.

В мешках оказались сложенные один к другому сайгачьи рога. Шайдос и Калаубай не поленились пересчитать их. Две тысячи семьсот штук. Значит, Газарх-Гуреев собирал эти рога, а потом переправлял готовыми партиями на ту сторону границы.

— Зачем вам столько рогов? — спросили Гуреева.

Он вздохнул:

— Это чистое золото. Сайгачьи рога ценятся в Синьцзяне не меньше золота. Китайцы почитают и уважают того, кто имеет их. Никакое обвинение не устоит перед парой отростков. Из рожек вырабатывают удивительное лекарство, омолаживающее человека. Я возлагал на них большие надежды. Думал восполнить позже все потерянное. Не суждено…

Нуканов — допрашивал он — покачал головой:

— Живут ведь люди и без этих рогов. Неужели вам не надоела такая жизнь? Неужели не хочется спокойствия?

— Трудно отвыкнуть. Я занимаюсь торговлей с самого рождения.

— Кто вывозил их? Маркелов? В последний раз заезжал к вам он.

— Да.

— А почему таможенники их не обнаружили?

— Мало ли хитростей человеческих? Прятали в запасном бензобаке. Правда, Маркелов был напуган до смерти. Видно, почуял, что его зацепили.

— Дорога у него неблизкая. Как же он поехал без запаса бензина?

— Его ждали сразу за границей.

— Кто?

— Не знаю.

— Какие у вас отношения с братом, Борисом Матвеевичем?

— Я почти сорок лет не виделся с родными, поэтому мои чувства к ним понятны.

— А как он относится к вам?

— Думаю, он не так двуличен, как Криста.

— Криста Газарх помогла вам сознаться в совершенном. Вы должны быть благодарны ей.

— Удивляюсь, как она додумалась сочинить такое. Откуда у меня могло взяться столько золота?

— Вы сможете узнать голос брата?

— Конечно.

— Тогда послушайте. — Нуканов включил магнитофон. Раздался торопливый, захлебывающийся голос Бориса Газарха:

«…Я спросил, что это такое, она ответила: «Григорий передал. Просил спрятать. Тут полно золота… Зачем старому бродяге столько золота?..»

Газарх-Гуреев побледнел, закрыл ладонями лицо и упал головой на стол.

— Вы узнали голос брата?

— Он мне не брат, не брат! — простонал Газарх. — Хуже врага. Хотел родного брата, подлец, обмануть!

Нуканов спокойно сказал:

— Значит, правда, что вы передали Кристе Газарх две банки с золотом? Так я вас понял?

— Да. В одной банке было четыре, а в другой три килограмма. Золото такое же, как в слитках. Пусть подлец вернет все до единого грамма!

— В двух банках ровно семь килограммов? Ни больше, ни меньше?

— Когда имеешь дело с золотом, счет идет на граммы.

— Вы помните вес и пробу каждого из золотых слитков и предметов, найденных у вас?

— Да. Слитки в виде браслетов весят по 161,1 грамма, проба — 939,2. Пять слитков в форме пиалы, проба — 974,9. Слиток с меткой «1000» весит 311,9 грамма, проба — 990,2. И самородок весит 55,2 грамма.

Зазвенел звонок. Калаубай поднял трубку.

— Нуканов слушает.

— Калаубай, мы нашли банки! Веди быстрее Газарха-Гуреева. Пусть опознает. Сейчас придут эксперты. Да вот уже и идут, — ликовал Кадамшин.

18

У Новягина Тауб прикинулся глуповатым, запуганным человеком.

Подполковник пристально смотрел на него:

— С кем ограбили вы дом Гуреева?

— Сговорился с прихожанами. Как только привезли вещи, тут же поделили. Каждый забрал свою долю.

— Значит, у вас не молитвенный дом, а притон? Давно занимаетесь кражами?

— Впервые нечистый попутал.

— Как же он вас «попутал»?

— Жаден Гуреев. Ох, жаден. Даже Борис Матвеевич как-то сказал, что неплохо бы проучить его.

— Значит, вы последовали его словам?

— Они послужили толчком.

— Много вещей вывезли?

— Одних ковров семнадцать штук.

— Борис Газарх знал, что вы ограбили его брата?

— По-моему, догадывался.

— Вы знали Заурума Шарфа?

— Не очень близко.

— Неправду говорите, гражданин Тауб. Вот письмо Шарфа к жене. Она передала его нам. Послушайте: «…Идет уже третий месяц, как я здесь, а все еще хожу без работы. Боюсь умереть с голоду. Лариса, меня сбил с толку подлец Тауб. Ты знаешь его. Никак не могу понять, как окрутил он меня. Да что поделаешь?..» А вы говорите, что плохо знали Шарфа, — Новягин отложил письмо в сторону.

— Странные пошли люди. Этот Шарф — человек образованный, институт окончил, а как попал по глупости в беду, так сразу Тауб виноват.

— Вы ведете среди молодежи вредную пропаганду. Толкаете молодых людей на скользкий путь. Когда-то вы жили в Иране. Забыли, каким прибыли сюда? Забыли заботу Советского государства?

— Гражданин начальник, я никого не подстрекал. Кто просил совета, тому я говорил, что думаю. Но никаких своих мыслей не навязывал. Может, я ошибался, не знаю.

Тауба увели.

Подполковник Новягин вызвал Газарха-Гуреева, холодно сказал ему:

— Вы просили принять вас. Слушаю.

— Гражданин начальник, вы заставили меня вспомнить о всех моих преступлениях. Да, моя жизнь прошла в ненависти к Советской власти. И в страхе перед ней. В двадцатые годы я не жалел средств, лишь бы ее свергли. В Китае тоже не сидел сложа руки. Ну и все прочее. Я попросил принять меня, чтобы задать один вопрос. Меня расстреляют?

— Я ничего не могу сказать. Это решит суд.

Через два дня генерал Арстанбеков собрал в кабинете сотрудников отделов подполковника Бессонова и подполковника Новягина.

— Я пригласил вас, — начал он по обыкновению неторопливо, — затем, чтобы подвести итоги проделанной работы в ходе осуществления операции «Меченое золото», поделиться мыслями, вытекающими из накопленного опыта по пресечению контрабанды и нарушений советских законов о валютных операциях. Теперь очевидно, что затраченные нами усилия и средства не были напрасными, наоборот, разоблачение этой банды преступников и удар по ним были своевременными.

Контрабанда, малая она или крупная, касается ли она золота, серебра, драгоценных камней, весьма дефицитных товаров, лекарственного сырья — такого, например, как рога сайгака — всегда наносит прямой политический и экономический ущерб нашему государству. Она нарушает неприкосновенность государственной границы СССР и установленный Советским правительством порядок перемещения грузов через границу, то есть нарушает интересы политической охраны границы и вместе с тем посягает на интересы монопольной внешней торговли.

Генерал встал и, прохаживаясь от стола к окну, открывавшему вид на сосновый парк, продолжал:

— Нарушение правил о валютных операциях является не менее тяжким государственным преступлением. Только Госбанку СССР принадлежит исключительное право на совершение на территории СССР сделок с золотом и другими валютными ценностями. В данном конкретном случае мы имели дело с крупной шайкой контрабандистов, оперировавшей за границей и у нас в стране; осуществлявшей здесь, в Алма-Ате, незаконные сделки с золотом и другими валютными ценностями..

Изложив обстоятельно размеры ущерба, нанесенного преступниками государству, генерал затем тепло отозвался о работе каждого сотрудника Комитета госбезопасности республики из числа принимавших участие в данной операции. Объявив всем им благодарность по службе, он призвал строго охранять границу Советского государства, без промедлений пресекать подрывную деятельность контрабандистов и валютчиков, злостно нарушающих правила о валютных операциях…

Уйдя с совещания, Шайдос и Ануар направились домой, оживленно комментируя отдельные места из речи генерала…

Перевод с казахского Р. Петрова и Н. Аргимбекова.