Глава 3

…Дружину жали к реке, воины бились из последних сил, меся ногами красную жижу из грязи и крови убитых и раненых. Сотники отдавали команды, но с каждым мгновением русов становилось все меньше. Бой длился уже не один час, булгары превосходили по численности, но в силе уступали, и потому исход был не определен. Рослый воин бился в первом ряду, нанося удары своим мечом. Его лицо было окровавлено, а на левой ноге виднелся небольшой порез. Справа враг налегал сильнее, и потому русов затягивали в кольцо. Дружина пыталась прорваться через плотный строй, но усилия были напрасными. Воины стали смыкать щиты, не давая пройти противнику и сломать строй. Тот же воин потерял щит и был вынужден отбиваться одним мечом. Но вот удар, еще выпад, и он столкнулся с крепким и сильным врагом. Отбивая его удары, приходилось пятиться назад, но вот вдруг рядом упал насмерть сраженный рус, и справа появилась брешь для врага. Успев отбить удар справа, дружинник пропустил тяжелый удар в грудь и свалился наземь. Свет начал меркнуть, в лицо попали капли дождя, сверху упало мертвое тело, стало трудно дышать…

Данко резко открыл глаза. Его рубаха была насквозь мокрая от пота. Сон, что приснился ему, был его воспоминанием о походе в южные земли. В хате было еще совсем темно. Мать с отцом спали в другой комнате, и оттуда доносилось глухое похрапывание отца. Ратмир спал рядом, повернувшись к брату спиной и подложив ладони под голову.

Молодой воин не спеша сел на скамейку, огляделся, протер лицо ладонями. Ложиться спать он не собирался, да и сон не пошел бы уже. Встав, Данко потихоньку, чтоб никого не разбудить, направился на улицу. Во дворе стояла гробовая тишина, слышалось посапывание коня в стойле, и где-то далеко раздавались лай и грызня бродячих собак. Небо было звездное, а луна хорошо освещала землю. Постояв немного и подышав свежим прохладным воздухом, Данко подошел к бочке с чистой водой и умыл лицо и шею. Вода была прохладная, и бодрость мгновенно пришла к старшему сыну кузнеца.

Постояв еще немного, он услышал, как скрипнула дверь и раздались шаги в его сторону. За время, которое он провел в дружине, ему пришлось многому обучиться: различать шаги, вслушиваться в тишину, ведь это не раз помогало выходить живым из крайне сложных ситуаций. От таких осторожных и тихих действий зависела не только собственная жизнь, но и жизнь тех людей, которые стояли плечом к плечу с тобой, при надобности заслоняя тебя от удара, с которыми ты делил все тяготы и невзгоды походной жизни, когда дружина стала для тебя семьей и за каждое неправильное действие ты был в ответе не только перед старшими, но и перед самим собой, перед богами.

Обернувшись, Данко увидел идущего к нему младшего брата. Они молча поздоровались, пожав друг другу руки, и Ратмир направился к той же бочке с водой, чтобы умыться.

Младший брат выглядел более уставшим, видать, усталость была посильнее, и кратковременный отдых еще не восстановил сил молодого словенина. Ратмир умылся, и его лицо наполнилось энергией, свойственной его молодому и крепкому телу, и вся усталость тут же улетучилась.

— Скоро будет светать, надо бы нам уже выходить. — Присев на скамью возле хаты, Данко первым начал разговор.

— Вот-вот встанет отец, у нас все приготовлено, оденемся и выходим. — Ратмир посмотрел на старшего брата.

— Ну, хорошо, свои вещи я оставил во дворе под навесом. — Данко указал на место, где стоял его конь. — А ты, брат, иди одевайся, я буду ждать тебя во дворе.

После этого братья разошлись. Данко, зайдя под навес, где стоял конь, взял смотанную в шкуру одежду и размотал ее, достал кожаную рубаху, подвязал ее поясом, на ремень повесил свой походный боевой нож, с которым никогда не расставался, и вышел к хате. Там его уже ждал Ратмир. Братья переглянулись и взяли все то, что приготовили еще со вчерашнего вечера.

Ратмир взял лук, а старший брат решил пойти с копьем. У обоих был заплечный мешок с нехитрой снедью, которую им положила мать. Данко взял кожаный бурдюк, набрал воды из бочки.

Все было готово. Солнце еще не встало, но петухи уже начали извещать народ Словенска о восходе солнца. Братья молча взглянули в ту сторону, где должно восходить солнце, тем самым как бы прося Велеса о хорошей охоте, и двинулись в путь.

Они направились туда, где в частоколе имелся ход, специально сделанный кузнецом для разных нужд. Об этом ходе знал и сам князь. Он лично разрешил Рату сделать его. Дружба Рата с Гостомыслом была крепка, и князь относился с уважением к семье кузнеца.

Ратмир подошел к ходу, снял засов с деревянной калитки и, навалившись плечом, открыл ее. Дверь наружу была сделана из бревен и потому была очень массивна. Ребенок или женщина не смогли бы открыть ее без чьей-то помощи. Следом за Ратмиром прошел Данко, и братья вместе задвинули обратно дверь. От прохода в изгороди шла небольшая тропка, которая сворачивала налево и уходила дальше к лесу. Этим проходом пользовался Рат вместе с сыном, матушка не нуждалась в проходе.

На горизонте уже начало розоветь, когда оба брата шли по тропке по направлению к лесу. Шли молча, наслаждаясь утренней тишиной и пением сверчков. Времени на разговоры хватало, но что-то мешало заговорить им обоим, может, это было какое-то неудобство, которое стесняло братьев, столько лет не видевших друг друга.

К лесу, не слишком густому, они подошли, когда солнце уже появилось на горизонте. Когда братья зашли в лес, та молчаливость, которая стояла между ними, надоела Данко, и он первый начал говорить с Ратмиром.

— Брат мой, с того момента, как я ушел из дома, прошло семь лет. Бьюсь об заклад, за это время в твоей жизни произошло много интересного, я бы с удовольствием послушал все это, — старший брат обратился к младшему, улыбаясь в усы.

Ратмир потупил глаза на тропинку, которая лежала под его ногами. В его душе было какое-то стеснение перед старшим братом. Желание рассказать ему все, что произошло за эти семь лет, было безграничным, но отсутствие брата столь долгое время сковывало все его желания.

Осмелев, младший брат все-таки поддержал разговор.

— Да, брат, долго тебя не было. — Младший брат покачал головой, не отрывая взгляда от тропы. — Если честно, то я и не ожидал тебя уже встретить на нашей земле.

— Ну, это ты зря, брат, рано ты меня к пращурам отправил.

— Новости от тебя приходили первые три зимы, потом мы расспрашивали купцов, но они не могли ничего рассказать о сыне кузнеца из Словенска. Отец тогда впал в глубокую задумчивость, сам не свой ходил, и, скорее всего, перестал верить, что ты вернешься.

Данко шел, нахмурив брови, его взгляд был устремлен вглубь леса. Тяжелы были для него эти слова, но и вес тех событий он тоже чувствовал, и потому в его сердце не было места обиде.

— Честно тебе скажу, что следом за отцом и я перестал верить, что увижу тебя. — Ратмир говорил это спокойно, но было видно, что он говорил о наболевшем. — Но в глубине души все-таки знал, что ты вернешься. Видимо, богам было угодно, чтобы ты жил и радовал свой род.

— Боги и вправду берегли меня все это время. — Данко кинул взгляд на младшего брата. — За то время, что я пробыл в дружине, я быстро перестал быть мальчишкой. Там, брат, никто не будет ждать, пока ты наберешься опыта. Ты либо быстро научишься выживать и беречь свою жизнь, либо отправишься к праотцам.

— Ну, не только выживанием ты добился успеха, я так понимаю. — Ратмир заулыбался, и брат понял намек.

— Это ты верно подметил, но и не так быстро боги стали благоволить мне. Сперва я попал в новгородскую дружину обычным ратником, ничего особенного. Дружина собиралась в поход, и я отправился вместе с ними. Мы ушли вниз по реке от Новгорода и отправились в южные земли. Пришлось нам столкнуться со степняками. — Старший брат, как бы окунаясь в свои воспоминания, начал повествовать о том, как жизнь его протекала вдали от отчего дома. — Поход оказался удачным, мы набрали много добра да и посеклись на славу. Меч держать отец меня научил, но опыта у меня не было никакого. Но все же я славно рубился, и это заметил один из старых варягов. Вот тут, мой брат, боги взяли меня в свои руки.

Братья все дальше углублялись в лес по тропинке, но еще не сходили с нее. Ратмир знал все тропы и знал, что крупного зверя в последнее время не встретишь так близко к людям, надо углубляться дальше в лесную чащу. К полудню сыновья кузнеца должны были выйти к лощине, спустившись в нее, пойти по оврагу дальше, там и начинались урочища крупного зверя.

Лес стоял молчаливо и величаво. Высокие шапки деревьев качались высоко над головами двух молодых русов. Листва еще не полностью опушила деревья, но в лесу все равно стоял небольшой сумрак, солнце слабо пробивало мощные кроны зеленых великанов.

Двое братьев шли друг за другом. Они были заняты беседой, которой так не хватало им обоим. Первым шел старший, сзади следовал младший. Данко вел рассказ о том времени, когда он отсутствовал в родительском доме, когда он ушел и Мать Судьба преподала ему хороший урок, но не сгубила, а наполнила именно той силой, которая и нужна была молодому русу, чтобы прожить достойную жизнь.

Данко рассказал своему брату, как после первого похода его заметил старый варяг Хоральд и взял под свое крыло. Старик объяснил ему все хитрости походной жизни, забрал в свою дружину, состоявшую почти полностью из варягов, ну и еще немногих крепких молодых русов. У Хоральда была строгая дисциплина, он берег своих людей и обучал их всему, что знал сам. Старый воин научил Данко держать меч так, чтобы он настигал свою цель и не был выбит крепкой рукой. Все, что знал словенин, он узнал от варяга.

Каждый раз дружина уходила в какой-нибудь поход, и с каждым разом опыт дружины возрастал. Молодые воины крепчали, получали первые шрамы, и, как говорили у варягов, только с первой раной, полученной в бою, юнец становился мужчиной.

— Многому научил нас Хоральд, — рассказывал Данко. — Из нашей дружины всегда набирали отряд разведки, ибо никто лучше нас не мог пробраться в тыл врага без шума, взять пленных и уйти незаметно. Нас знали во многих землях, и если честно, то нас побаивались даже бывалые рубаки.

Незадолго до последнего похода дружины Хоральд назначил сына кузнеца из Словенска старшим в дружине. Никто не воспротивился его решению, и все внимали командам молодого словенина с должным уважением.

— Но вот последний поход для дружины стал почти роковым, — продолжал Данко. — Видать, боги решили дать нам испытание, с которым мы с трудом справились.

Поход был на земли булгар. Дружина насчитывала семь сотен пеших и две сотни конных людей. Мы хотели быстрым грабежом взять свое и уйти, но, взяв свое, уйти было не так-то просто. Нас накрыло подоспевшее войско, которое было готово к встрече с нами. Оно превосходило нас численностью. На одного нашего насчитывалось пять булгарских воинов. Завязалась битва, нас жали к реке, но в бой еще не вступала наша конница, которая и не знала о том, что мы рубимся. Нас славно сминали ряды булгарских воинов, но и мы давали им достойный отпор. Казалось, мы не выберемся из этого пекла, но на выручку уже шла конница, хотя, как она ударила в спину, я уже не увидел. Славный воин из булгар хорошо приложился к моей груди своей палицей, я упал чуть живой и очнулся только уже в возе с ранеными, которые отправлялись к нашим ладьям.

В том походе полегло немало добрых молодцев, которые были мне как братья. Долго пришлось поправляться после той битвы. Дружина сильно поредела, и старый Хоральд начал набирать и обучать юных молодцев. Я же, поправившись, решил отправиться в родительский дом, уж больно затосковала душа по родной земле.

За время рассказа братья почти подошли к лощине, где нужно было прекращать разговоры и переходить к охоте. Ведь охота любит тишину, терпение и выносливость.

Ратмир все это время шел молча и смотрел прямо, вслушиваясь в рассказ своего старшего брата. Каждое слово, сказанное Данко, было интересно, и в глубине своей словенской души младший брат желал о том же: он также хотел участвовать в походах, ходить на ладьях к другим народам и добывать славу в бою. Но желание Ратмира не шло по одной тропе с желанием его отца. После того как младший сын Рата прошел, как и все юноши Словенска, службу на заставе и познал, что такое меч и щит, для чего они нужны, отец заметил в глазах сына тот азарт, что когда-то был в нем самом. Кузнец строго запретил покидать отчий дом, и рвение Ратмира стало биться в его молодой и пылкой душе, постепенно угасая.

Братья остановились перед спуском в лощину. Первым заговорил Ратмир.

— Надо нам пойти врозь. Я буду заходить слева, а ты, мой брат, двинешься прямо. — Он указал направление ладонью. — Я не так давно видел в этом месте хорошего молодого оленя, но пойти за ним не было возможности, я так его и оставил.

— Что ж, придется нам все это исправить. Пусть Велес поведет нас по нужному следу, а мы ему вознесем хвалу после удачной охоты.

После этих слов оба двинулись по намеченному пути. Теперь все выглядело совсем иначе, чем до того, как они шли по еле заметной тропе. Сейчас каждый из двух охотников не издавал ни малейшего звука, а их внимание было полностью напряжено. Охотники двигались аккуратно, ступая среди валяющихся ветвей, чтобы ненароком не спугнуть животное.

Спустя небольшое время оба брата уже не могли видеть друг друга. Каждый исчез за стволами деревьев и был недосягаем для глаза. Старший брат медленным, но уверенным шагом двигался средь зарослей. Было видно, что его охотничье мастерство было выше, чем у Ратмира. Глаз его, как молния в грозу, рыскал по лесу в поисках жертвы. В руках Данко сжимал копье, которым он весьма неплохо владел как на охоте, так и в бою. Шаг его был похож на рысий, нога ступала бесшумно и плавно. Воин хорошо усвоил уроки старого варяга и был ему за это благодарен.

Все дальше углублялся в зеленую мощь деревьев старший брат. Его голова сейчас была почти пуста от мыслей, но все же что-то таилось в глубине. Он сам начал вспоминать то, о чем только что рассказал своему брату. Воспоминания все сильнее отвлекали его от охоты, и словенин понемногу становился рассеянным. Но его внимание резко привлек свежий след от копыт. Присев на колено, охотник внимательно всмотрелся в него и ощупал землю. След оставил, по-видимому, молодой олень, причем совсем недавно. Данко поднял голову и осмотрел землю впереди. На покрытой небольшим слоем наполовину перегнивших листьев почве были отчетливо видны следы от копыт. Охотник встал с колена и, немного пригибаясь, чтобы лучше было видно след, пошел по нему.

След уходил все дальше и дальше, и словенин крался по нему как волк, учуявший добычу. Азарт овладел воином, и все остальные мысли покинули голову. Глаза сузились и читали след, как надписи на выделанных шкурах. Ловкость воина позволяла ему быстро идти и не терять ниточку из оленьих следов. Видать, сам Велес направлял охотника, и богу охоты самому был интересен исход этой невидимой погони за жертвой.

Тем временем младший брат более медленно двигался меж зарослей, аккуратно отодвигая ветки и вслушиваясь в каждый шорох спокойного леса. Густота ветвей не позволяла молодому словенину вскинуть лук и наложить на него тетиву, и поэтому он надеялся на то, что выйдет к добыче на более просторное место. Любопытные птицы наблюдали сверху за парнем, удивленно вылупив на него свои маленькие глазки.

Ратмир любил охоту, и, поскольку отец был против того, чтобы он нес службу на заставе, охота немного заменяла ему военное ремесло. Как и все юноши, он прошел обучение ратному делу на границе, где была расположена застава словен. Там его обучили владеть мечом, знать, для чего он предназначен, научили уметь биться в ратном строю и многому другому. И поэтому младший брат тоже был сноровист и ловок, но все же уступал мастерству старшего брата.

Пробравшись через заросли кустов, молодой словенин вышел на более открытую территорию, расположенную между тяжелыми стволами деревьев. Оглядевшись по сторонам, юноша взял в руки лук и наложил на него тетиву. Выбрав направление, Ратмир ровным шагом направился в сторону небольшого оврага, где неторопливо протекал ручеек. Он шел с ровной спиной и вглядывался вдаль. Подойдя к оврагу, молодой охотник присел и в полуприседе двинулся к небольшому обрыву. Юноша вдруг подумал, что зверь мог бы спуститься в овраг, чтоб испить воды, тогда сверху охотнику открывалась бы удобная цель. Но он ошибся. У воды никого не было. Аккуратно спустившись к воде, словенин увидел достаточно много следов от оленьих копыт, и, что самое главное, вода была не совсем чистой, что означало недавнее присутствие зверя.

Внимательно рассмотрев следы и выяснив, куда примерно могло пойти животное, Ратмир прищурил глаза и посмотрел в сторону тянущегося следа. Встав, охотник вскарабкался на пригорок и аккуратно выглянул из-за него. Взору открылась довольно-таки большая территория, но зверя нигде не наблюдалось. Набравшись терпения, юноша выскочил из оврага и, стоя во весь рост, осмотрел местность. Постояв еще немного и присмотревшись, Ратмир свернул влево и тихой поступью двинулся дальше в лес. Охота уже начала рвать терпение парня на маленькие кусочки, его шаг становился все быстрее. Внимательность, с которой он вошел в лес и начал охоту, исчезла вместе с терпением, и молодой словенин понял, что надо сделать небольшой привал.

Остановившись и сделав пару глотков из кожаной фляжки, юноша немного поостыл. Он присел на старое сломанное дерево и начал ровно дышать. После того, как он просидел так совсем немного, его внимание привлекло резкое трепетание сойки. Посмотрев в ту сторону, откуда кричала птица, Ратмир ничего не заметил, но что-то подсказывало, что надо двигаться именно в ту сторону. Спрятав фляжку в мешок и взяв в руки лук с наложенной тетивой, охотник двинулся, полагаясь на свое чутье.

Так он прошел версту, а может и полторы. Чем ближе он подходил, тем тревожнее становились птицы. Сын кузнеца хорошо умел замечать встревоженных животных, идти по их следу, слышать голос леса. Но молодость не всегда хороший спутник терпения, и потому зачастую Ратмир просто этого не замечал.

Лук словенина стал понемногу натягиваться, а шаг становился все более аккуратным, звериным.

Пройдя еще немного, парень увидел широкую спину своего старшего брата, которую обтягивала кожаная рубаха. Тот спокойно сидел на старом бревне и всматривался в лесную чащу. У его ног лежал молодой олень, в шее которого торчало копье, которым, как видимо, Данко сразил зверя.

Ослабив тетиву и убрав лук, Ратмир направился к брату. Но, только он приблизился к нему, Данко первым подал голос, не оборачиваясь.

— Похоже, брат, что мы все-таки взяли того оленя, про которого ты говорил. — Если бы Ратмир в этот момент смотрел на лицо брата, то увидел бы широченную улыбку в его усах.

— Велес помог нам в этой охоте! Хотя я уже и не надеялся сегодня увидеть добычу.

Молодой словенин обошел бревно и приблизился к убитому зверю. Точный удар копья пробил молодому оленю сразу артерию и горло, сраженный зверь упал замертво через минуту.

Всматриваясь в своего младшего брата, Данко не удержался от маленькой усмешки в его адрес.

— А ты, Ратмир, не особо терпелив, как я заметил. — Старший брат с улыбкой и любовью посмотрел на младшего, тот кинул незлой взгляд в его сторону и промолчал.

— Хороший зверь! — проговорил Ратмир.

— Да, Велес послал нам добрую добычу!

Они оба сидели на старом бревне. Ратмир достал флягу с водой и протянул брату. Испив живительной влаги, братья пребывали в молчании. Видать, охота немного уморила обоих, и голод, который не ощущался в азарте охоты, теперь начал напоминать о себе. После утомительной охоты человеку надо пополнить силы какой-нибудь снедью, чтобы к вечеру силы не иссякли.

Туша оленя была хорошая, пудов на семнадцать-восемнадцать. Одному охотнику целиком ее не унести. Но и разделывать не хотелось, нести было не в чем. Срубив длинную и добрую в обхвате жердь, братья пристроили убитого зверя к ней, привязав ноги оленя к верху жерди, а тело при этом свисало вниз.

Словене двинулись к тому месту, где протекал небольшой ручеек, откуда Ратмир выбрался на поляну, где и заметил брата. Шли средним шагом, для двоих крепких русов восемнадцать пудов общего веса не были тяжелыми. Быстро пройдя расстояние от места, где был сражен зверь, до оврага, братья аккуратно спустились вниз и уложили тушу на небольшой каменный бережок. Воды в ручье было достаточно, и за прошедшее время она успела отстояться, стать прозрачно чистой. Умывшись и испив прохладной влаги, Данко собрал немного хворосту и начал высекать огонь. Тем временем Ратмир собрал достаточное количество дров, чтобы получились добрые угли. Тушей занялся старший из братьев. Своим ножом он аккуратно вспорол бедро животного так, чтобы не испортить шкуры. Полностью разделывать зверя не стали, решив донести целиком до дома. Жары еще сильной не было, и с мясом ничего не случилось бы. Разделавшись с мясом, оба брата сели у костра, устремив свой взгляд на пламя. Огонь приятно потрескивал, и вокруг пахло костром.

Пламя манило и захватывало дух охотников. Что-то таинственное было в этом загадочном танце. Пляшущие языки пламени казались огненными лошадьми, подгоняемыми самим отцом и дедом русов, Сварогом. Все таинственнее и таинственнее казалась им эта пляска. Каждый из братьев был погружен в свои тайные мысли, в свою Судьбу, которая по-разному справедлива к человеческому роду. Но все же в этом было что-то живое, дышащее силой. Смотря на пламя, хотелось жить, в душе разгорался огонь, и даже, наверное, сама холодная смерть отступала от этого огненного танца.

Поленья, каждый раз подбрасываемые одним из братьев, прогорели, и уже чувствовался хороший жар, исходящий от углей. Тогда брат Ратмира, взяв два добрых куска мяса, вырезанных из ляжки оленя, осыпал их небольшой щепоткой пряных трав, взятых из дома, и совсем небольшой щепоткой соли и занялся приготовлением кушанья. Любой русич мог легко разобраться с мясом и поджарить его на костре. Но Данко делал это с особым усердием: видать, годы, проведенные в дружине, научили словенина всему, чему только можно, и приготавливать мясо на углях было одним из тех вещей, которые он умел делать безупречно. Переворачивая добрые куски пряного мяса, старший брат смотрел, чтоб ни одна часть куска не подгорела. Он вкладывал всю душу в приготовление. На огне скворчали капельки жира, падающие в раскаленные угли.

Пока русич готовил мясо, время подходило к вечеру. Обратный путь наметили на утро следующего дня. Подвязав убитого оленя повыше от земли, братья сели есть. Добрые куски жареного мяса издавали очень аппетитный запах. Даже тот, кто был бы не особо голоден, не устоял бы перед этими кусками жареной оленины. Братья ели с наслаждением: отрезая ножом небольшие кусочки, они вкушали нежное мясо. Двух кусков, отрезанных Данко, было достаточно для того, чтобы наесться двум крепким русам.

Вечера были еще прохладные, и спать на устланной одними листьями земле было холодно и зябко. Поэтому братья наломали сосновых веток и сделали из них хороший настил. Сосна хорошо сохраняла тепло и, бывало, спасала в жуткие стужи. Аккуратно уложили ее, получилось мягкое ложе, и иголки почти не тревожили тело.

На лес уже накинулась тьма. Деревья скрыли солнечные лучи, и наступила темень. Сытые и немного заморившиеся от погони за зверем братья свалились на сосновый настил, подкошенные усталостью.

Ратмир моментально окунулся в мир грез. Крепкий запах сосны делал сон молодого словенина еще крепче. Но к старшему брату сон никак не шел. Переворачиваясь с боку на бок, Данко понял, что этой ночью сна не будет. Небо стало уже полностью черным, и в этом безмерном пространстве сквозь ветви деревьев проглядывали маленькие огоньки. Перевернувшись на спину и подложив обе руки под голову, словенин внимательно разглядывал звезды. Ему был интересен тот мир, откуда эти светлые огоньки наблюдали за ним, за его семьей и остальными русами, которые ходили по земле. Внимательно вглядываясь в небо, Данко рассмотрел несколько созвездий, которые ему показывал еще старый варяг. Он рассказывал молодому русу, как варяжские ладьи ходили по звездам в другие земли, как они ходили по большой воде и возвращались с большой добычей. Даже пробовал объяснять, как это происходит, но дело требовало практики, и старый воин не стал углубляться дальше.

Лес стоял безмолвный. Лишь иногда раздавалось уханье совы, нарушавшее тишину леса. Данко смотрел на звезды, мерцающие огоньки завораживали его, мысли переплетались, воспоминания о прошлом сливались с мыслями о будущем. Словенин, смотря на звезды, представлял себя, строил свою тропу судьбы, по которой он хотел бы идти.

Каждый русич думал о том, как прожить отведенное ему время достойно: укрепить свой род, дать жизнь детям. Мужчина должен был быть сильным в такое время, где каждый момент мог стать опасным. Воспитывая детей, мать учила дочек, как им вырасти настоящими девушками славного рода русов, а сыновей отец учил быть настоящими мужчинами, так, как его самого учил его отец: беречь и защищать свою землю, свой дом, идти по стезе Прави, чтить предков.

Обо всем этом размышлял старший сын кузнеца, Данко. Годы его были уже хорошие, и в его возрасте почти каждый имел по несколько детей-подростков. Но у этого руса жизнь шла не по такому руслу. Он побывал в разных местах, видел другие народы, и все равно, где бы он ни был, судьба не давала ему ту, которая подарила бы ему сына и сделала бы его счастливым. Когда был в походах или же постоянно в каких-то делах, это особо не замечалось, но, когда оставался один, мысли накидывались как крылатые вороны, терзали и требовали ответов.

Данко не был стар и жениться всегда успел бы, но сердце щемило непонятное чувство. Это началось с того момента, когда однажды в Новгороде он повстречал одну девицу. Красота ее показалась молодому воину необычной. Черноволосая, с красивыми зелеными глазами, милыми чертами лица, она как будто заворожила парня. Он не мог оторвать глаз от ее стройной талии, большой упругой груди, нежных и в то же время сильных рук. Каждый раз словенин не упускал шанса пересечься с ней, полюбоваться ее красотой, ловкостью ее движений. Тогда Данко прознал, как ее зовут, и ему открылось светлое имя Берислава, что означало «будь славен со мной». Она была на одну зиму моложе Данко, детей не имела, но была замужем. Это огорчило парня. И даже одно время он перестал приходить на базар, чтоб полюбоваться ею. Но когда он все-таки решил сходить, ибо душу рвало изнутри, то опоздал. Оказалось, что она ушла вместе с мужем в словенские земли на торг. После этого молодой ратник так ее и не видел. Прошел слух, будто на обоз, в котором шла Берислава, напали по пути и всех перебили, но как ни старался Данко узнать точные новости, никто не мог сказать ничего конкретного. Совсем отчаявшись, он ушел в поход и не щадил себя в нем: первым в строю стоял, первым в разведку уходил и возвращался последним, когда уже сменялось по несколько отрядов. Уходил в тыл к врагу, приводил пленных, сильно рискуя жизнью. Смотрел в глаза смерти и, смеясь, дерзко бросал ей вызов. За это Морана пощадила его в последнем сражении, хоть и проучила — как мальчишку, который пытался похвастать перед сверстниками, но, не получив одобрения у старших, получил подзатыльник. Но последний поход для словенина оказался крайне неудачным: едва выжив в последнем сражении, Данко принял решение отправиться в родной дом, на родную землю, к своему отцу. Так и было сделано: оправившись от ран, Данко двинулся в родные края с мыслями, которыми он еще не делился ни с кем.

За всю ночь Данко так и не сомкнул глаз. Разбираясь со своими мыслями, путаясь с прошлым и будущим, словенин пролежал все ночное время, глядя на звезды и не сводя с них глаз. Костер догорел, и в серой золе уже не было видно красненьких угольков. На листву выпала прохладная роса, но на сосновых ветках росы особой не было, они были почти сухие. Встав с соснового ложа, старший брат потянулся и, подойдя к ручью, окатил из широких ладоней всего себя прохладной водой. Дрожь пробежала по коже, сразу стало свежее. От шума проснулся Ратмир. Умывшись, братья решили перекусить. В мешке осталось немного хлеба. Съев по куску и запив водой, они двинулись к дому.

В лесу еще стоял утренний мрак. Солнце только вставало и не могло освещать лес. Но оба словенина знали дорогу домой и без труда ступали по тропинке, ноги сами находили правильный путь. Шли молча, особо не разговаривая, лишь иногда перекидываясь несколькими вопросами и воспоминаниями детства. Вспоминали, как отец показывал все хитрости леса и рек, как обучал выживанию, учил законам жизни, без которых русич не имел бы смысла существования на земле, без которых пращуры не приняли бы его к себе. Обоим было что вспомнить: и то, как лупили друг друга, и как Данко не раз заступался за младшего, беря вину на себя. И как было тяжело Ратмиру, когда старший брат решил покинуть отчий дом и уйти в дружину. Как жизнь без опоры брата пошла по-другому. Пришлось становиться самостоятельным и отвечать за свои поступки самому. Но младший брат справлялся со сложностями, ведь он был внуком Сварога, бога русов, а значит, он был обязан пройти эти испытания и выйти из них победителем.

Так и шли всю дорогу, то смеясь, то впадая в воспоминания, от которых немного щемило душу. Путь обратно лег быстрее, чем на охоту, ноги сами несли к родному дому. И, когда солнце осветило деревья, братья уже выходили из леса. При выходе из леса на небольшую полянку вдали был виден дымок от Словенска. Люди уже встали и трудились. Ведь каждый русич жил трудом, без труда не было бы смысла жизни. С раннего утра и до того момента, когда солнце начинало садиться, люди трудились.

Шли старой дорогой к той двери в частоколе. Подойдя, братья увидели, что дверь закрыта на засов. Видать, отец, поняв, что сыновья не вернутся к ночи, решил закинуть засов обратно. Данко постучал своим довольно-таки немаленьким кулаком в дверь. Внутри ничего не происходило, только был слышен отдаленный стук кузнечного молота. Поняв, что отец находится во дворе, словенин с еще большим усердием приложился к двери. Стук молота затих, и за частоколом послышались шаги. Рат без труда откинул засов и впустил детей во двор. Увидев, что братья вернулись с добычей, он направился под навес, чтобы взять инструмент для освежевания туши.

Ратмир вместе с братом присел на скамейку, хотелось перевести дыхание и испить воды. Вскоре отец вернулся с маленьким ножом, чтобы снять с оленя шкуру и разделать тушу. Но старший брат решил заняться сам этим делом, и отец отправился обратно в кузницу доделывать работу. Матери во дворе и в доме не было, видать, она отправилась в городище по каким-то делам. Данко взял остро наточенный нож и начал аккуратно снимать шкуру с убитого животного. А Ратмир отправился за бочкой и засолом, чтобы поместить туда срезанное мясо. Так оно лучше хранилось и долго не пропадало, хотя очень быстро употреблялось в пищу.

Во дворе каждый из трех мужчин был занят своим делом, и это напоминало Данко его детство, когда отец приходил с охоты и они с братом помогали ему с разделкой тушек. На душе было приятно, хотелось жить и радоваться каждому дню, и не было места для печали в этот момент. Он был рад возвращению домой, какое-то необычное действие оказывала на него родная земля. Не хотелось ничего: ни походов, ни ратных подвигов, просто хотелось быть дома — там, где он вырос, там, где был его отчий дом.

Загрузка...