Глава 3

С Громовым мы напоминали двух сапёров, идущих навстречу друг другу по минному полю. Каждый шаг был выверен и осторожен, требовал предельной концентрации внимания. Ибо любое неосторожное движение могло вызвать грандиозный взрыв. Но пока нам удавалось преодолевать этот путь без потерь. Не все мои нововведения и решения получали одобрение со стороны старого политика. Тем не менее, до сих пор мы ухитрялись находить компромиссы на почве общей любви к России, как бы пафосно это не звучало.

С сомнением восприняв мою идею создания Высшего совета, указывая мне, что устоявшиеся столетиями традиции деления общества на классы, преодолеть по щелчку пальцев невозможно, Громов с пессимизмом расценивал перспективы такого органа власти. Но при этом влился в рабочий процесс с относительной легкостью, подавая пример другим аристократам. Если уж сам великий канцлер, глава одного из древнейших русских родов, не гнушается общением с простыми торгашами и ремесленниками, прислушиваясь к их мнению, куда было деваться остальным!

Поэтому и сейчас, столкнувшись с назревающей внешнеполитической проблемой, я хотел сначала посоветоваться с Владимиром Алексеевичем. В ожидании его прихода, я снова и снова перечитывал строчки письма Елизаветы, отмечая места, которые следовало озвучить Громову. За этим занятием меня и застал стук в дверь.

Канцлер ворвался в кабинет стремительным порывом грозового ветра. Зная, что я не стал бы беспокоить его по пустяковым капризам, он выжидательно смотрел на меня, устроившись в гостевом кресле. Я, махнув рукой на предосторожности, молча пододвинул ему листки, покрытые убористым бисерным почерком сестры. Быстро пробегая глазами письмо, он заметно мрачнел. Закончив, он положил порядком измятые листы бумаги на мой стол, и, задумчиво потирая высокий упрямый лоб, глухо поинтересовался:

— И что Ваше Величество предполагает предпринять?

Я пожал плечами:

— Вы же понимаете, Владимир Алексеевич, что сестер я приму, обратно не вышлю. Более того, если я узнаю, что им причинили какой-либо вред, подвергли хоть малейшим оскорблениям — я этого так не оставлю!

Громов поморщился и произнес:

— В вас, Алексей Александрович, говорят сейчас эмоции. Родственные чувства, так сказать… — он с усмешкой глянул на меня. Я почувствовал, как заалели мои уши.

— Тем не менее, давайте трезво взглянем на ситуацию. Если австрийцы выдвинут требования вернуть беглянок в семьи, нам нужны веские причины им отказать. И в этой ситуации было бы даже желательно, чтобы княжнам действительно причинили какой-то вред — и они предоставили бы неопровержимые доказательства этого! Я так понимаю, что возвращаются они с детьми?

Я почувствовал, как мое сердце ухнуло куда-то в пропасть. Почему я сам об этом не подумал? Переживая за сестер, я совсем забыл о самом главном… А если?.. Да нет, не может быть!

— Вероятно… — промямлил я, не поднимая глаз на канцлера.

— Хорошо… — проговорил он задумчиво, — хорошо, что это девочки… Роди они сыновей, возможных наследников, битва за них развернулась бы нешуточная… А так — шансы есть.

Приняв решение, он твердо взглянул на меня:

— Вашу точку зрения я понял, Ваше Величество. И в общем, с ней согласен. Княжны всегда были девушками умными, наблюдательными и весьма практичными. И если они считают, что разузнали что-то, представляющее интерес для Российской империи, я склонен им верить. Если позволите, сейчас я отправлюсь к Долгорукому, мы начнем готовить документы для начала бракоразводного процесса, обдумаем обращение к австрийскому императору. Позднее мы предоставим все проекты вам на рассмотрение…

Отпустив Громова, я в раздумьях подошел к зеркалу в резной деревянной раме, висящему на стене. Внимательно рассматривая своё отражение, я воскрешал в памяти черты сестер. В принципе, в нашей внешности было много сходства — светловолосые, тонкокостные — усомниться в нашем родстве было сложно. Поэтому, даже если девочки, рожденные сестрами, все же не только мои племянницы, но и дочери, их возможная похожесть на меня, вряд ли бросится кому-то в глаза, как нечто противоестественное… Вздохнув, я отвернулся от зеркала, выбрасывая лишние мысли из головы. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Очередная из них уже поджидала меня в коридоре. Низко присев в почтительном реверансе, одна из доверенных фрейлин Марго передала просьбу моей супруги посетить её покои «для обсуждения чрезвычайно важного государственного дела»… Хмыкнув, я кивком отпустил девушку и нехотя отправился в сторону комнат жены. Я примерно представлял, какое такое государственное дело занимало прелестную, но взбалмошную головку императрицы — Тэйни. И дело было вовсе не в ревности, как могло показаться со стороны. Самым страшным для Маргарет было потерять лицо перед подданными, выглядеть смешно или жалко. А мой явный интерес к прекрасному дару индейцев был очевиден всем присутствующим на приеме, став очередным вызовом для жены.

Подходя к покоям Маргарет, я испытал ностальгию. После нашей свадьбы она заняла комнаты, в которых прежде жила Софья Андреевна. Для Марго это представлялось своеобразным символом её воцарения на троне. Мне же долгое время было тяжело, приходя сюда, не находить того тепла и понимания, что дарила мне матушка…

Двор молодой императрицы был весьма большим. Прибыв из Великобритании, она привезла с собой своих фрейлин и штат личной охраны. Здесь к ней определили и наших девушек. Стараниями Светланы в свиту новоиспеченной императрицы попали именно её осведомительницы. Своенравная англичанка считала себя умнее и прозорливее всех, поэтому, когда обер-гофмейстерина представляла ей кандидаток, выбрала именно тех, на ком Оленина не заостряла внимания. Зато девушек, удостоившихся высшей оценки и похвалы со стороны Светланы, Маргарет с явным злорадством отвергла. Как, собственно, и рассчитывала хитрая графиня. Накануне, томно потягиваясь в моей постели после бурных ласк, она с усмешкой поделилась со мной своими планами, которые получили полное и безоговорочное одобрение с моей стороны.

Войдя в малую гостиную, я, к своему удивлению, не увидел здесь своей жены. Когда юная фрейлина с поклоном повела меня в сторону спальни, я понял, что сегодня Маргарет решила пустить в ход тяжёлую артиллерию. Несмотря на все наше противостояние, супружеский долг я отдавал часто и с удовольствием. То самое слияние силы, что поразило нас при первом знакомстве, играло в этом главную роль. Ни разу мы не испытывали даже тени нежности и любви к друг другу, а короткие, но насыщенные любовные объятия напоминали, скорее, схватки — жаркие, дикие, животные, на грани ненависти, когда каждый пытался доминировать, испытывая партнера на прочность… После подобных встреч на супружеском ложе я был измотанным и обессиленным в такой степени, какой ни разу не удавалось добиться суровому Черкасскому на наших занятиях.

Вежливо постучав, я переступил порог спальни Маргарет. Хозяйка комнаты в полупрозрачном пеньюаре, который больше подчёркивал, чем скрывал, сидела в изящной позе на краю огромной кровати, скрестив стройные ноги. Её белокурые локоны свободно ниспадали, обрамляя нежное личико, огромные зеленые глаза пристально следили за каждым моим движением. Моя стихия, словно большой, мощный зверь, шевельнулась внутри, почуяв свою пару… Увидев блеск во взгляде Марго, я понял, что и в ней сейчас просыпается игривая страстная кошка — воплощение силы магии. Нервно сглотнув, я неторопливо, с грацией крадущегося хищника, стал приближаться к постели, на ходу расстегивая мундир. Издав сдавленный полувсхлип-полустон, Маргарет, не сводя с меня напряженного взгляда, откинулась на ворох одеял и медленно начала ласкать себя, оглаживая руками нежное тело, сжимая округлую грудь с розовеющими сосками, которые, казалось, вот-вот порвут тонкую ткань… Одним рывком стянув с себя оставшуюся одежду, я с низким горловым рычанием набросился на неё, подминая под себя, жадно исследуя её горячее тело… Почувствовав раздражающую преграду, я нетерпеливо рванул ткань пеньюара, которая с возмущенным треском расползлась под моими руками в лоскуты, бесстыдно открыв все прелести Марго моему взору. Она вскрикнула, обхватила меня ногами, притягивая к себе, потом попыталась перевернуть меня на спину, чтобы оказаться сверху. Но я извернулся, скинув её с себя, опрокинул на живот, уверенно пристроился сзади, крепко ухватившись за её полные, манящие ягодицы… Зверь внутри меня требовал покорить эту самку, взять её грубо, заставив признать наше превосходство. Втянув со свистом воздух сквозь сжатые зубы, я одним мощным рывком вошёл в неё, заставив издать громкий крик наслаждения. Выйдя, я помедлил, горящим взором окинув будоражащую кровь картину перед собой — Маргарет прогнулась немыслимым способом, приподняв влекущую попку, широко раздвинув ноги… Почувствовав, что я не спешу продолжать, она протестующе воскликнула что-то и, двинув бедрами, сама насадилась на меня с победным воплем. Дальше сдерживаться я уже не мог, отдавшись упоительному жесткому ритму, заданному её жаждущим телом…

Позже, когда мы, пытаясь отдышаться, обессиленно рухнули на кровать, Маргарет вдруг ласково положила мне руку на грудь и нежно промурлыкала:

— Алекс, милый, может, ты сегодня останешься со мной до утра?

Я недовольно поморщился и убрал её руку. Поднялся с постели и начал собирать свою одежду, в беспорядке валявшуюся вокруг. Марго села, прижимая к себе одеяло, в её глазах вспыхнуло возмущение:

— Почему? Ну почему ты всегда оставляешь меня? Надо мной, наверное, смеется весь двор!

Глубоко вздохнув, она попыталась взять себя в руки и, сменив тон на просительный, потянула:

— Ну по-о-ожалуйста! Я… Я… Я боюсь! Мне приснился страшный сон, я не хочу оставаться одна!..

Чем больше и горячее она меня уговаривала, тем сильнее во мне крепло убеждение, что здесь что-то нечисто. Лишь раз я остался с ней до утра — и понял, что когда схлынуло возбуждение, она стала меня раздражать. То, как она натягивает на себя одеяло, как сопит во сне, да просто её присутствие рядом — все выводило меня из себя! Наверное, чтобы с удовольствием просыпаться утром с женщиной и умиляться каждой мелочи вроде её растрепанных волос и заспанных глаз, нужно испытывать к ней что-то более глубокое, чем чувство долга… Устало вздохнув, натягивая мундир, я сказал:

— Мадам, исключительно ради вашего спокойствия я прикажу усилить охрану ваших покоев. Оставаться я не намерен, прежде всего, щадя ваш отдых. Я очень неспокойно сплю, могу храпеть и вообще… Боюсь, что потревожу вас и лишу полноценного отдыха. А сейчас позвольте откланяться — мне необходимо сделать распоряжения насчет караула… Бросив на жену прощальный взгляд, я заметил, как в её глазах начало закипать бешенство. Прикрыв за собой дверь спальни, я услышал, как в нее с жалобным хрустальным звоном врезался какой-то предмет. Очередная хрупкая безделушка, пала смертью храбрых в нашем с Марго противостоянии… Я усмехнулся и отправился к себе, отметив, что необходимо-таки разузнать, почему моя драгоценная женушка так стремилась удержать меня возле себя.

Загрузка...