Ненаследный сын императора. Часть 2. Смута

Глава 2

Мне показалось, что Тэйни и я выпали из окружающей реальности. Где-то рядом фоном звучали взволнованные крики, топот стражи, мчащейся к нам, возбужденный гомон ангомской делегации… Все было неважно. Мы пристально смотрели друг на друга. Надрессированный жестким и требовательным Черкасским, я, хоть и с трудом, но успел перехватить руку девушки. Потом, насмешливо глядя в её непроницаемые чёрные глаза, ослабил свою хватку, позволив кинжалу слегка прикоснуться к моему горлу. Тончайшее острие вдавилось на миллиметры в кожу, я чувствовал, как горячая капля крови скользнула по шее. Наслаждаясь приливом адреналина, я неожиданно осознал, что никогда ещё не ощущал себя настолько живым. На миг глаза Тэйни расширились от изумления, я видел, как она прилагает неимоверные усилия, чтобы вонзить-таки оружие в мое горло. Поняв, что ее попытки безуспешны, девушка расслабилась, выронив кинжал, и снова застыла каменным изваянием, всем своим видом выражая презрение к окружающим и к своей собственной дальнейшей судьбе.

Разорвав зрительный контакт с индейской воительницей, я вернулся к реальности. Звуки шумной волной нахлынули на меня, заставив поморщиться. Повелительно подняв руку, я остановил охрану, рвущуюся к девушке с угрожающими лицами. Обернувшись, заметил, что алгомцев взяли под стражу, нещадно скрутив руки и заставив опуститься на колени.

— Отпустить! — приказал я, подходя к живописной группе.

— Но, Ваше Величество… — растерянно попытался возразить Юрий, который несколько месяцев назад возглавил мою личную охрану. Сейчас он, раскрасневшийся, смотрел на меня виноватым взглядом, осознавая, что именно по недосмотру дворцового караула девушка смогла пронести в тронный зал оружие. Я понимал, что не могу позволить себе оставить этот случай безнаказанным, но решил ограничиться устным выговором. Несмотря на легкое болезненное ощущение в той точке, где кинжал проколол кожу, я не испытывал тех чувств, что бывают после неудавшихся покушений. Ни страха, ни желания отомстить поднявшим на тебя руку — и на прекрасную пленницу я поглядывал с ещё большим восхищением.

— Потом поговорим, Юрий, — обронил я и, заметив, как стремительно начало бледнеть его лицо, ободряюще ему улыбнулся.

Затем взглянул на главного посланника далекой Алгомы. В его прямом взгляде, устремленном на меня, мелькнула тень восхищения, но тут же сменилась невозмутимым спокойствием. Негромко, с трудом подбирая слова, он заговорил по-русски:

— В нашей стране юноша становится мужчиной и входит в круг воинов, только пройдя древний ритуал. Выпив особый напиток, его вайхель — дух-спутник — отправляется в путешествие. И пока дух не совершит трех деяний, он не вернется в спящее волшебным сном тело юноши. Победить своего злейшего врага, одолеть страх смерти и покорить гордую женщину. Только выполнив все три условия, можно обрести настоящее единение со своим духом-спутником в минуты опасности. Ты почувствовал это сегодня — когда нож был у твоего горла, мир обрел яркие краски, жизнь заиграла в твоих жилах древней песней ярости и упоением битвой.

— А что случается, если ему не удаётся выполнить все три деяния? — пристально глядя на индейца, спросил я.

— Он засыпает вечным сном. — бесстрастно ответил тот. — Наше племя слишком мало, чтобы позволять жить слабым духом. Каждый наш воин велик и силен.

Вождь сжал правую ладонь в кулак, стукнул по левой стороне груди и склонился:

— Приветствую вождя северных земель.

И отошел назад.

Я подобрал кинжал, который бросила Тэйни, решив рассмотреть его внимательнее позже, взял девушку за руку и сказал:

— Я принимаю ваш дар.

И краем глаза заметил, как блеснули гневом глаза моей императрицы, окруженной многочисленной свитой. На приеме она не присутствовала, сославшись на недомогание, но после поднятой тревоги примчалась в тронный зал, возможно, в надежде лицезреть мой хладный труп… Усмехнувшись своим мыслям, я подозвал лакея, велев прихватить пару гвардейцев и отвести Тэйни в мои покои. Как поступить с ней дальше — я решу потом.

Проводив с почестями и ответными подарками делегацию алгомцев, я отправился в кабинет императора. Долгое время я, занимая его, чувствовал себя не в своей тарелке. Каждый предмет мебели, каждая мелочь в интерьере напоминала мне об Александре Павловиче, о тех мрачных событиях, что происходили в этих стенах… Наконец, плюнув на преемственность и уважение к традициям, я велел полностью сменить обстановку. И первым делом избавился от монструозного письменного стола, за которым я ощущал себя пигмеем. По моему заказу мастер-краснодеревщик изготовил новый, аккуратный и легкий рабочий стол, удобные книжные шкафы, гостевые кресла и чайный столик. Все практичное, не перегруженное излишней роскошью, в светлых оттенках. Впервые зайдя сюда после столь кардинальной смены обстановки, я ощутил себя экзорцистом, сумевшим изгнать тени прошлого из этих стен. С того дня я с полным правом стал называть этот кабинет своим.

В Малой приемной я, злорадно ухмыляясь, велел установить круглый стол в стиле короля Артура. Именно здесь потом и проводил заседания Высшего совета империи, рассаживая вперемешку аристократов и купцов, великих князей и новоиспеченных дворян, ещё не привыкших к новому положению.

В кабинете меня ожидали письма, доставленные из Австрийской империи. Официальное, изложенное в довольно холодном тоне, поздравление от самого императора Франца Второго я, пробежав глазами, отложил в сторону. И с гораздо большим интересом схватил письма от сестер — Елизаветы и Екатерины. Вскоре после коронации они отправились к своим женихам, младшим сыновьям императора. Первые послания от них были легкими, жизнерадостными. Встретили хорошо, пышная свадебная церемония описывалась с восторженными эпитетами на нескольких листах мелким, убористым почерком. Но с течением времени тон писем сестер менялся. Видимо, не все было гладко в доме Габсбургов. Мужья Кати и Лизы, Карл и Иосиф, часто отсутствовали, участвуя в военных конфликтах между мелкими княжествами. Империя, напоминающая лоскутное одеяло, расползалась по частям, раздираемая межнациональными распрями. Политика германизации, проводимая Францем Вторым, встретила резкое сопротивление со стороны народов, имевших древнюю историю собственной государственности — венгров, чехов, поляков… На фоне неурядиц внутри Австрийской империи все больше ощущался холод и во внешнеполитических отношениях с Россией. Мой давнишний отказ от сотрудничества, прозвучавший в приватном разговоре с фон Урихом, который, как позже оказалось, работал на австрийскую разведку, сыграл в этом не последнюю роль.

Тем временем, и в посланиях сестер все чаще проскальзывали нотки отчаяния. С тоской они вспоминали родные края, наши совместные тренировки, а между строк явственно читалась грусть от разлуки со мной. О том, что обе в положении, они упомянули нехотя и вскользь, старательно обходя эту тему и в последующих письмах. Так и не сложившиеся отношения с мужьями усугубились тем, что обе княжны разрешились от бремени раньше должного срока. И можно было бы списать такой исход недоношенностью младенцев, но девочки родились на диво крепкими, крупными и здоровыми. Узнав об этом, я долго сидел в оцепенении за своим столом. Глядя невидящим взором куда-то вдаль, я пытался тогда отогнать от себя страшные подозрения. Задать прямой вопрос девчонкам я так и не решился, малодушно решив, что пока не стоит об этом думать, раз никто не предъявляет мне каких-либо обвинений…

Поэтому сейчас я с особым трепетом разворачивал листки, мелко исписанные родным почерком:

«Милый Алексей! Понимаю, что не ко времени придет это послание, в разгар торжеств и поздравлений, посвящённых годовщине твоего правления… Хотелось бы мне иметь возможность обнять тебя, порадоваться вместе с тобой и за тебя, поговорить по душам, как мы имели обыкновение делать ранее! Но сейчас, перед тем, как я сообщу тебе последние новости, я должна напомнить тебе об одной беседе, что состоялась между нами однажды. Когда ты обещал нам, что не позволишь никому замышлять чего дурного против нас и гарантировал свою защиту. Помнишь, как тогда ты сказал — сегодня, быть может, моя защита многого не стоит, но кто знает, что будет завтра? Твои слова оказались пророческими. И сегодня для нас с сестрой ты остался единственной надеждой, опорой и поддержкой… Все складывается так, что нет возможности у нас откладывать решение, что назревало давно…

Я прервал чтение, вызвал лакея, велел принести крепкого чаю. В ожидании нервно тарабанил пальцами по столу, то и дело бросая взгляды написьмо, что глядело в ответ на меня с немой укоризной. Смочив пересохшее горло глотком ароматного напитка, я снова взялся за листки:

… Отношения с нашими мужьями испортились окончательно, о причинах этого рассказывать долго, да и лучше при личной встрече. Продав тайком часть наших украшений из тех, что ты вручил нам перед отъездом, мы нашли одного верного человека, что готов устроить наш побег из Австрийской империи. Поверь, Алеша, только крайняя необходимость толкает нас на такой отчаянный шаг! И если на одной чаше весов будет наша репутация, а на другой — жизнь, то мы предпочтем остаться на этом свете, пусть и с дурной славой неверных жен, оставивших своих мужей. А неугодные жены кронпринцев, к сожалению, имеют обыкновение подхватывать смертельные болезни и тихо угасать, освобождая место для новых. Поэтому, когда ты будешь читать это письмо, мы с Екатериной уже будем в пути. Так хочется домой, Алеша, так рвется душа на родину!

Понимая, что теперь тебе придется как-то объяснять наш поступок, решать дипломатическим путём возникшие из-за этого проблемы, мы и решили, что нужно предупредить тебя, дать время все обдумать. Судя по той накаленной обстановке, что царит в Австрийской империи, войны не миновать, Алеша. И будет горько сознавать, что наш с сестрой побег может стать последней каплей, подточившей камень. Но поверь, если хрупкий мир между нашими державами рухнет, то не столько из-за строптивости двух твоих непутевых сестер! Есть множество коварных подводных течений, скрытых от глаз наших представителей здесь. Наши послы в империи Габсбургов, вынуждена отметить, не отличаются особым желанием вникать во все хитросплетения местной политики… А ведь есть и те, кто нашел подход к императору, нашептывая всякое, подталкивая к принятию решений, выгодных нашим недругам! Но об этом мы расскажем тебе в подробностях при личной встрече, которая, как мы надеемся, состоится очень скоро…»

Отложив письмо Лизы в сторону, я вскочил из-за стола и нервными шагами принялся мерить кабинет. Что бы сестры не натворили — я буду на их стороне! И каждый, кто посмел их обидеть, ответит за это! Предупрежден — значит, вооружен — мрачно решил я. Остановившись, я вызвал секретаря и отдал распоряжение разыскать канцлера, князя Громова…