Ненаследный сын императора. Часть 2. Смута

Глава 8

В столице стремительно серело. Зимние сумерки опустились на город. Ещё нерешительно, но с постепенно возрастающей скоростью разрозненные куски тьмы облизывали мостовые, подбирались к домам, заползали в окна… Пугаясь ярко освещённых залов и коридоров Зимнего дворца, они прятались в тайных переходах, скрытых от посторонних глаз. В одном таком плохо освещенном уголочке и располагалась неприметная дверца, из-за которой раздавались непонятные, но поражающие своей безысходностью и мукой стоны, изредка перемежающиеся приглушенными взрывами брани… И появись тут невольный свидетель, он бы испуганно замер, пытаясь понять, что за черное злодейство творится в этой заброшенной части дворца, забытой, похоже, и Богом, и людьми… И, возможно, набравшись храбрости, окутанный праведным гневом и желанием спасти несчастного мученика, ворвался бы этот нечаянный прохожий в маленькую каморку, и остановился бы в полном недоумении… Потому что картина, что предстала бы его растерянному взору, разительно бы отличалась от нарисованной в уме.

Не наблюдалось здесь ни ржавых цепей, ни жуткой дыбы, ни жестокого палача в окровавленных одеждах… Хотя прекрасные дамы, во имя которых хотелось бы совершить подвиг, имелись, в количестве аж двух штук.

Одна из темноволосых прелестниц, уперев руки в крутые бока, бесстрашно наступала на свою товарку, скривившись, будто съела недозрелый лимон.

— Я тебе сказала, снимай!

Скосив глаза, Светлана Оленина — а это была именно она — сдула непокорную прядь волос, застилающую обзор. И снова грозно уставилась на Тэйни. На лице индианки, обычно отличавшемся невозмутимостью и презрением ко всему окружающему, сейчас читалась немая мольба. Она вцепилась в чёрные брюки обеими руками, отступая от разъяренной графини и тряся головой. После бесчисленных часов примерок вороха разноцветных шелковых, атласных и бархатных платьев Тэйни умудрилась выбрать неведомо как попавший в эту живописную груду мужской костюм. Строгие брюки и белая свободная рубашка, расстегнутая до середины, сидели на дикарке как влитые, подчеркивая все достоинства её фигуры. И даже привередливая Светлана вынуждена была признать, что ни одно кружевное платье с оборками и рюшами так не шло загадочной наложнице императора, как этот мужской наряд. Но как, как можно было допустить, чтобы девушка, роль которой сводилась, по мнению Светланы, к одному — согреванию постели российского самодержца, щеголяла при дворе в мужском одеянии, подходившем, скорее, самому Алексею Второму?!

— Снимай, говорю! Или я сама сейчас тебя раздену! — угрожающе шагнула в сторону Тэйни графиня. Та сверкнула чёрными глазами и зашипела, оскалив белоснежные зубы. Светлана с опаской остановилась, в раздражении топнула ногой и завопила:

— Ну вот что с тобой делать?! Как же я устала! Ты не понимаешь? Это… — она аккуратно подцепила ноготками край рубашки, что была надета на Тэйни, — … носят только мужчины! Неприлично такое надевать девушке, выходя в свет, особенно той, что приближена к императору!

Тэйни презрительно фыркнула и отвернулась от Светланы. Та упрямо нахмурилась и решила не отступаться от своего. Рванув шнуровку корсета своего платья, она сноровисто скинула мягко прошелестевшую ткань, оставшись в одном нижнем белье. Изящные черные кружевные трусики оттеняли светлую кожу девушки, такой же лиф не скрывал, скорее подчеркивал пышную грудь, приглашающе её поднимая.

— Посмотри! Вот этот комплект особенно нравится Алексею! Неужели ты думаешь, что такое можно сочетать с мужским нарядом???

Краснокожая демонстративно сложила руки на груди, отвернувшись от фаворитки.

— Дочери своего отца не нужно заманивать мужчину блеском попугайского оперения!

Она презрительно пнула груду платьев, павших в неравной борьбе правил хорошего тона с обескураживающим своей прямотой дикарским характером Тэйни.

— Как в этих тряпках сражаться? А если дочери леса нужно будет догнать врага? Разве эти хвосты глупых павлинов помогут одержать победу над стремительным ягуаром? Или сделают дочь быстрой воды невидимой для хозяина леса?

Светлана снова громко застонала, обхватив себя руками.

— Какие ягуары?! Какие хозяева леса?! Единственный, над кем ты должна одержать победу — это император! Заставь его восхищаться тобой, позволь ему захотеть оберегать и защищать тебя — и ты займешь достойное место при дворе. А потеряешь его расположение — кто знает, чьей игрушкой ты станешь?

Хищно раздувая ноздри, Тэйни повернулась к Светлане.

— Сама! — она красноречиво ткнула себя в грудь сжатым кулаком, — Сама защитить! Не игрушка! И мужчину выбирать сама!

— Сама… — передразнила её Светлана. И устало опустилась на небольшую кушетку. — Да что ты можешь сама… Здесь тебе не родные джунгли! И неужели ты думаешь, что Алексей недостоин твоего внимания?

Индианка пыталась сохранить невозмутимый вид, но заметно заинтересовалась. Подумав, она осторожно присела рядом с графиней. Помолчав немного, слегка смущаясь, попросила:

— Расскажи. Дочь своего отца желает знать, кто он. Почему достоин?

Светлана попыталась собраться с мыслями. Подбирая нужные слова, она медленно заговорила, не глядя на дикарку:

— С рождения он должен был постоянно бороться за место под солнцем. Младший сын, которому ничего не должно было достаться — ни любви близких, ни почета и уважения, ни власти. Его пытался убить родной брат, его ненавидели сестры, его презирал отец. Он был в изгнании, но вернулся — и добился признания и любви, доказал, что способен противостоять злу…

— Он сражался? — с жадным любопытством спросила Тэйни, подвигаясь ближе к Светлане.

— Он был на грани смерти — и выкарабкался. Он победил своего брата, что желал его гибели. Он отомстил за убийство любимой. Он стал императором, хотя сама возможность этого была мизерной…

— Но почему его брат хотел убить его? — недоуменно поинтересовалась индианка.

— Это долгая история неприязни, переросшей в ненависть. С самого детства Владимир, что должен был занять трон, был испорченным мальчишкой. Мучал животных, потом переключился на людей…

Понимающе кивнув, Тэйни произнесла:

— Злой дух подселился в его тело. Наши вожди обладают тайными знаниями, и особый ритуал мог бы изгнать духа из тела человека. Но только если дух человека был сильнее и противился влиянию зла.

Светлана горько усмехнулась.

— Боюсь, Владимир сам был злым духом, воплощением самых отвратительных пороков. Не к ночи будь помянуто его имя… И поверь, Алексей сделал мир чище, поспособствовав его кончине…

Светлана, вздрогнув от неприятных воспоминаний, прислонилась к дикарке, подсознательно желая ощутить человеческое тепло. Тэйни растерянно посмотрела на графиню, потом нерешительно опустила ладонь на её колено и чуть сжала. Некоторое время обе девушки провели в молчании, каждая думала о своём. Наконец индианка решительно встряхнула головой, её длинные косы зазмеились по спине, словно пробудившись от спячки. Тронув пальцем тонкое кружево лифа Светланы, что так и не оделась, Тэйни произнесла:

— Такое. Покажешь?

Светлана радостно захлопала в ладоши, подскочила с места и с энтузиазмом начала рыться в куче вещей, сваленных где попало… С восторженным воплем она вытащила нечто пенное, воздушное, кремовое и приложила к груди Тэйни…

— А к этому отлично подойдет вот это… — она выудила из вороха разноцветных тряпок очередной шедевр портняжьего искусства, — … и нужно велеть швее принести ещё что-нибудь интересное…

За спинами девушек раздался мучительный, дрожащий вздох, скорее напоминавший приглушенное рыданье. Оглянувшись, они увидели несчастную портниху, что принесла ещё одну партию нарядов из таинственных закромов… С самого утра она пыталась удовлетворить запросы графини, соотнеся их с пожеланиями странной краснокожей. И плохо соображая от усталости, именно она нечаянно прихватила мужской костюм, в котором сейчас красовалась индианка. Поняв, что марафон примерок в самом разгаре, портниха обессиленно привалилась к стене, мечтая переселиться в одну из жарких стран, где носят только бусы да юбочки из листьев…

С неохотой сняв брюки, Тэйни натянула комплект белья, что подобрала для неё графиня Оленина… С видимым подозрением рассматривая себя в зеркале, она недовольно морщилась. Шёлковые панталончики, украшенные нежными розочками и ленточками явно не поднимали ей настроение. Пытаясь устроить свою грудь в мягкое ложе полупрозрачного лифа, путаясь в многочисленных тесемочках и крючочках, она с отчаянием бормотала:

— Духи говорят — будут сильные и крепкие дети. Духи говорят, это воин, которому должна покориться дочь гордого народа… Тэйни будет терпеть!..

И она свирепо глянула на Светлану, потом на портниху, посеревшую от усталости и непреклонно заявила, указав на брюки:

— Но вот это — мое!