Непредвиденные происшествия в экспедициях

Колымская дорога на скелетах

Две недели мне довелось пробыть в командировке в Магадане. Конец августа и начало сентября — погода была прекрасной. С главным инженером предприятия Юрием Леонидовичем Мокроусовым мы посетили несколько полевых бригад на автомашине УАЗ-469, где дорог не было, пробирались по лесным зарослям пешком. В автомобиле оставался шофёр Владимир — опытный водитель, проработавший в этой должности несколько десятков лет; его отец тоже был шофёром, он отбывал в лагерях ГУЛАГа, работал там шофёром, поэтому выжил. Послабление для него было в отношении физических нагрузок, хотя работать приходилось днём и ночью. В процессе поездок водитель многое поведал о судьбе своего отца, который отбывал на строительстве Колымского тракта в годы сталинских репрессий.

В посёлке Ягодном мы задержались на два дня в бригаде инженера Валерия Бутакова. Его бригада состояла из четырёх рабочих и шофёра, у них имелась в распоряжении автомашина ГАЗ-66. Много лет назад по Колымской дороге была проложена высокоточная нивелирная трасса, теперь предстояло нивелирование выполнить повторно. Работа запланирована на следующий год. Бригаде Бутакова поручено проверить каждый нивелирный репер: если он сохранился, то восстановить и обновить оформление на местности, а если репер оказался утраченным по каким-то причинам, то заложить новый центр. Закладка требовала больших физических усилий. Копать землю в условиях вечной мерзлоты чрезвычайно трудно. Котлованы для закладывания нивелирных центров копались на глубину два метра. К сентябрю земля оттаяла на метр, а на южных склонах грунт растаял на полтора метра. Реперы располагались вдоль дороги через четыре-пять километров. Бригадир показал нам результаты проделанной работы, посетовав, что почти половина реперов оказались уничтоженными, поэтому приходилось закладывать новые. Меня заинтриговало описание грунтов. Дело в том, что на каждый репер составляется описание, чтобы имелась возможность отыскать репер на местности, хотя он оформлялся в виде небольшого кургана, а в основании выкапывалась канава. К описанию прикладывались кроки, на которых в крупном плане рисовалась схема расположения репера. В графе, указывающей грунт, меня удивила фраза: «Глина с песком вперемежку с костями».

Геодезист пояснил, что при раскопке котлованов часто встречаются человеческие скелеты. В вечной мерзлоте кости прекрасно сохранились; вначале рабочие отказывались от такой работы, начинали копать в другом месте, но когда стали попадать скелеты и в новом месте, то положение становилось безвыходным. Валера рассказал, как однажды они копали яму вблизи небольшого посёлка, в котором оставалось жить всего две семьи, — таких выживающих опустевших посёлков вдоль трассы огромное количество; подошла женщина скромно одетая, её задумчивое лицо было испещрено глубокими морщинами, она стояла поодаль и долго наблюдала за работой копавших рабочих. Бригадир приблизился к женщине, она очень была похожа на его бабушку — такая же сутулая с густой сединой выбивающихся из-под тёмного платка волос. Жительница обратилась к нему с просьбой не ворошить здесь землю, в которой покоятся трупы заключённых. Инженер рассказал, что в этом месте когда-то был закопан геодезический центр и оформлен был небольшим курганом. Женщина задумалась и через мгновение поведала, что такой бугорок был, но он располагался ближе к дороге и при расширении дорожного полотна попал под дорогу, поэтому оказался уничтоженным. Сельчанка рассказала, что сооружением Колымской трассы занимался специальный дорожно-строительный лагерь. Однажды в летний период в этом месте работающая группа заключённых попыталась совершить побег. Охранники открыли массированную стрельбу и всех арестантов поубивали, оставались раненые, их добивали тоже; потом пригнали новую группу заключённых, заставили выкопать ров вдоль дороги и трупы покидали в этот ров, зарыв их землёй. Женщина показала место, где заканчивался ров. Рабочие прекратили копать, забросав землёй начатую яму, и переместились в другое место, куда показала местная жительница. Бригадир поинтересовался у женщины, откуда у неё такая осведомлённость; она пояснила, что тоже в те годы находилась в заключении, их женский лагерь располагался за Бутугычагом, он назывался лагерь «Вакханка». Про это захоронение им рассказывали в женском лагере официально, стражи старались запугать заключённых, чтобы пресечь подобные попытки арестантов к бегству.

Мы с главным инженером забрали все кроки и журналы с пояснительными записями на вечер, чтобы убедиться в качестве оформления полевых материалов. Больше всего меня поразили кроки двадцатилетней давности, когда закладывались нивелирные реперы первоначально. В районе пересечения Колымской дороги с ручьём Немичан записано, что котлован пытались копать в двух местах, но на глубине одного метра натыкались на человеческие скелеты, пришлось отступить от проектируемого места закладки репера и сдвинуть раскопку котлована в сторону нежилого посёлка Стрелка. Несколько подобных сдвигов допущено при пересечении дорожной трассы с рекой Колымой. Ширина реки в этих местах достигала трёхсот метров. По причине подобных захоронений пришлось смещать закладку нивелирных реперов в посёлках: Бурхала, Сусуман, Усть-Хакчан и других.

Через несколько дней мы возвращались обратно по Колымскому тракту и вновь увидели бригаду Бутакова, рабочие жгли огромный костёр вблизи дороги. Они поведали, что наполовину котлован выкопали, а дальше началась вечная мерзлота, вот они и приспособились разогревать мерзлоту костром. Дров сухих много, недалеко располагались бараки бывших заключённых, которые в своё время были сооружены из дерева. В этой северной местности произрастает только лиственница, — её древесина является самыми лучшими дровами для костра. Мне захотелось посмотреть на бараки, в которых прозябали бывшие арестанты. Шофёр предложил заехать к баракам в другом месте, где постройки ещё сохранились, потому что вблизи тракта они разграблены и большинство сожжено.

Володя повёз нас по ухабистой дороге, которая удалялась вглубь лесных массивов. Он рассказал, что к этим баракам он иногда заезжал потому, что в одном из них когда-то ютился и его отец. Заключённые этого лагеря занимались добычей золота. Когда подъехали к потемневшим гигантским низеньким постройкам с разбитыми маленькими в торцах оконцами, сделалось жутковато. Бараки были построены из лиственниц, но имелись и каркасные, засыпные, которые арестанты называли клоповниками. Володя здесь для нас был настоящим экскурсоводом. Он изучил всё досконально, вначале ездил сюда с отцом много раз, а потом привозил даже своих детей. Зрелище весьма грустное, печальное, унылое. Вдали от трассы бараки сохранились; зашли в первый — он был бревенчатым, потолки низкие, высота два метра двадцать сантиметров, внутри мрак, слабый свет еле проникал с двух торцовых окон. Всего два небольших окна на весь барак, который вытянулся на шестьдесят метров. Мы посчитали в этом бараке количество нар, их оказалось сто двадцать восемь. Покосившиеся нары все были спаренные, двухэтажные. В середине барака сохранилась проржавевшая железная бочка, которая использовалась в качестве печки. Имелись столы со скамейками. Стены изрезаны фамилиями и именами, из-за полумрачного освещения порой трудно было прочесть надписи. Кое-где написаны были целые куплеты и фразы. На затоптанном грязном полу валялись обрывки серой солдатской шинели с раздавленными потемневшими жёлтыми пуговицами. Около печки, словно замер, огромный ботинок с разинутой пастью оторвавшейся подошвы, из которой торчали ржавые гвозди. Поблизости прислонился к нарам остаток изношенного серого валенка. Здесь же поблёскивала изогнутая пряжка от солдатского ремня. Под нарами среди мусора разбросаны клочки бумаги.

Володя показал крайние нары, на которых когда-то прозябал его отец. Нары были очищены от мусора; он поддерживал около нар чистоту, следил, как на кладбище ухаживают за могилой своих родственников. Над изголовьем значилась фамилия его отца. Володя поведал, что место отца находилось с краю, потому что ему часто приходилось вставать раньше всех, иногда приходили и поднимали его, когда требовалось увозить груз или доставлять очередную партию заключённых. Зимой, в лютые морозы, машину завести можно было через несколько часов, отец разжигал костёр, грел воду, с дровами тоже была проблема. Небольшой запас дров отец постоянно хранил в кузове, а растопку прятал в кабине.

Посмотрев барак, мы отправились за его пределы, Володя показал покосившиеся сторожевые вышки и кладбище, на котором было захоронено огромное количество арестантов. Кое-где стояли столбики с номерами, на некоторых по несколько номеров. На душе появилась такая тревога, что я попросил отправиться в путь.

В дороге Володя рассказал, что отец однажды попал в перестрелку, был ранен, но выжил. Отец был за рулём, ехал по этой дороге, рядом сидели два вооружённых охранника. В кузове, рядом с кабиной, находились два сторожевых работника с автоматами. На деревянных скамейках сидели заключённые. Ехали в центр лагерного руководства в посёлок Оротукан, который располагался на Колымском тракте. Дорога от бараков до основного тракта осталась такой же ухабистой, поэтому машина продвигалась медленно. Вдруг в кузове раздались выстрелы. Отец резко затормозил автомобиль. Часть арестантов вылетела из машины. В кузове один охранник был обезоружен, автомат находился у заключённого. Выскочившие из кабины сотрудники открыли беспорядочную стрельбу. В той перестрелке погиб один охранник, второй был ранен. Восемь застреленных арестантов осталось лежать на дороге, некоторые из них были ранены, их пристрелили. Оставшихся семь заключённых уложили в кузов между скамейками, топтали ногами, после этого поехали дальше. Отец в этой перестрелке был ранен. Пуля у него осталась в плече, так и жил он с ней до конца жизни.

Жутких историй наслушался и насмотрелся я во время командировки в Магадан. Прошло много лет, но как вспомню про Колымскую дорогу, на душе становится тоскливо.